Пущин и Пушкин

Иван Иванович Пущин, автор "Записок о Пушкине", в первый раз встретился с Пушкиным при поступлении в Лицей, на приемном экзамене, 12 августа 1811 года.

Оба уже при первом знакомстве почувствовали друг к другу какую-то безотчетную симпатию. Завязавшаяся между ними вскоре дружба укрепилась за время совместного пребывания в Лицее и сохранилась навсегда.

Иван Иванович Пущин - "Жанно", как его называли товарищи,- был на год старше Пушкина (он родился 4 мая 1798 года, а Пушкин - 26 мая 1799 года). Главным его свойством была рассудительность. В отчете о поведении воспитанников за 1812 год о нем говорилось: "С весьма хорошими дарованиями, всегда прилежен и ведет себя благоразумно; благородство, воспитанность, добродушие и скромность, чувствительность с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность суть отличные его свойства; в обращении приятен, вежлив и искренен, но с приличною разборчивостью и осторожностью".

Среди товарищей Пущин пользовался общей любовью. Лицеист граф Корф, впоследствии сановник, приближенный Николая I, писал о нем: "Иван Иванович Пущин, со светлым умом, с чистою душою, с самыми благородными намерениями, был в Лицее любимцем всех товарищей". Так Корф, убежденный монархист, писал в 1854 году о Пущине, когда тот находился еще в ссылке в Сибири. Он прибавлял при этом: "Но излишняя пылкость и ложный взгляд на средства к счастью России сгубили нашего любимца. Он сделался одним из самых деятельных участников заговора, вспыхнувшего 14 декабря 1825 г.".

Если так отзывался о Пущине холодный вельможа граф Корф, то можно представить себе, как привязался к нему юный Пушкин, с его пылкой, любящей душой. Прямой и открытый характер Пущина, его спокойная рассудительность и твердые моральные правила внушали его другу-поэту не только любовь, но и глубокое уважение. Пушкин вообще легко сходился с самыми разными людьми, и друзей у него было много, но дружба с Пущиным выделялась среди всех этих дружеских отношений особой серьезностью. В его стихах, обращенных к Пущину, всегда слышатся глубокие сердечные ноты. Как только речь заходит о Пущине, у него точно меняется голос. Так в "Пирующих студентах" (1815):

 Товарищ милый, друг прямой, 
 Тряхнем рукою руку...

Имя Пущина в стихах Пушкина всегда сопровождается ласковым "мой":

 ...Поэта дом опальный, 
 О Пущин мой, ты первый посетил; 
 Ты усладил изгнанья день печальный, 
 Ты в день его Лицея превратил... 
          ("19 октября", 1825)

 Мой первый друг, мой друг бесценный! 
 И я судьбу благословил... 
            ("И. И. Пущину", 1826)

В Пущине с ранних лет чувствовался уже будущий общественный деятель, последовательный и убежденный сторонник свободы. Это было то общее, что роднило его с Пушкиным. Его ровный характер и благоразумие давали ему возможность играть роль старшего (он и в самом деле был на год старше), и юный поэт часто поверял ему в ночных беседах через перегородку, разделявшую их комнатки, свои огорчения, а тот утешал и успокаивал чересчур впечатлительного и увлекающегося друга. Однако не надо думать, что Пущин был этакий молодой старичок, который только и делал, что читал наставления. Нет, это был живой мальчик - он умел и повеселиться и пошалить, хотя и в меру. И, как это обыкновенно бывает между мальчиками, дружба его с Пушкиным не обходилась без маленьких ссор. Вот, например, что записано 18 ноября 1812 года о Пушкине в журнале о поведении воспитанников: "18-го толкал Пущина и Мясоедова, повторяя им слова, что если они будут жаловаться, то сами останутся виноватыми, ибо я, говорит, вывертеться умею".

Пушкин-мальчик на дереве (в лицейском саду). Рисунок Я. П. Ульянова. Уголь, 1936 г.

Иногда и "Жанно" был зачинщиком. Сохранился один листок из журнала с такой записью от 31 марта 1813 года: "Господа Малиновский, Пущин и Илличевский во время прогулки в саду поссорились с Пушкиным и под видом шутки толкали его и били по спине прутом. Сей их поступок доведен был до сведения директора, который, сделавши им строгое увещание, приказал оставить их без ужина". Бывали и более серьезные ссоры, но это были, как писал Пушкин в стихотворении "В альбом Пущину" (1817), "размолвки дружества", которые давали только лучше чувствовать "сладость примирения". Об этом Пушкин упоминает и в "Пирующих студентах":

 Нередко и бранимся, 
 Но чашу дружества нальем 
 И тотчас помиримся.

Взаимная любовь не нарушалась этими кратковременными "размолвками".

Но вот наступила весна 1817 года - момент окончания Лицея. Пути друзей разошлись: Пушкин поступил в Коллегию иностранных дел, а Пущин - в гвардию, в конную артиллерию.

Еще будучи в Лицее, он был "частым гостем", как он рассказывает, в "артели", устроенной И. Г. Бурцевым (декабристом) в гусарском полку, а затем стал членом "Союза благоденствия". Вступление в тайное общество заставило его строже взглянуть на себя. Он как будто вырос в собственных глазах. Между тем Пушкин после лицейского затворничества увлекся полученной свободой и предался удовольствиям светской жизни. Казалось, он совсем забросил серьезные занятия: мало кто замечал ту внутреннюю творческую и умственную работу, которая шла в нем, несмотря на рассеянный образ жизни. Не замечал этого и Пущин. Строгий к самому себе, он так же строго судил и своего друга. Он откровенно, по старой лицейской привычке, выговаривал ему, например, за то, что он будто бы "вертится" среди знати. Пушкин не оправдывался, не спорил - он только бросался его щекотать, что всегда делал, когда видел, что возражать бесполезно: все равно не переубедишь. Потом, вспоминая обо всем этом в своих записках, Пущин сам признавал, что был слишком придирчив. "Видно, нужна была и эта разработка,- писал он,- коловшая нам, слепым, глаза".

Участие в тайном обществе положило между ним и Пушкиным известную преграду, мешавшую полной откровенности. Пушкин замечал, что "Жанно" что-то от него скрывает, и догадывался, в чем дело. Со своей стороны, и Пущину неприятно было молчать о благородных целях, которым он посвятил всю свою жизнь, и он не раз думал о том, чтобы принять Пушкина в тайное общество. Почему это не осуществилось, Пущин откровенно рассказывает в своих записках.

В мае 1820 года Пушкин был сослан на юг, и друзья расстались на целых пять лет. Они свиделись только зимой 1825 года, когда Пущину удалось навестить Пушкина в новом месте его ссылки, в Михайловском. Это было последнее свидание друзей перед вечной разлукой. День, проведенный вместе в Михайловском, запечатлелся в их памяти до конца жизни. Этот день - 11 января 1825 года - подробно, с любовью описан Пущиным в его записках.

Многое изменилось в положении обоих друзей за пять лет, прошедших до этой встречи. Пушкин был уже знаменитый поэт. В тиши Михайловского вполне созрел его гений. Он работал здесь над своими главными созданиями - "Борисом Годуновым" и "Егением Онегиным", изучал историю, записывал народные сказки и песни. Перед ним вставал вопрос о роли народной массы в революции, о значении "мнения народного" - вопрос, о котором мало думало большинство декабристов.

Пущин же в это время успел преобразиться из блестящего гвардейского офицера в скромного судейского чиновника. В 1823 году он бросил военную службу и по примеру поэта-декабриста Рылеева, служившего в суде, занял судейское место в Уголовной палате - сначала в Петербурге, а потом в Москве. По тем временам это был гражданский подвиг, так как дворяне смотрели на судейских чиновников с презрением. В суде служили люди неродовитые, бедные, необразованные, жившие взятками. А Пущин принадлежал к знатной дворянской фамилии: его дед был адмирал екатерининских времен, отец - генерал-лейтенант.

Задачей Пущина было облагородить судейское ведомство, искоренить взятки, защитить простой народ от притеснений. Во всем этом сказались принципиальность Пущина и его благородный характер. Пушкин гордился подвигом своего друга. В черновом наброске стихотворения "19 октября" (1825) он писал:

 И все прошло - проказы, заблужденья... 
 Ты, освятив тобой избранный сан, 
 Ему в очах общественного мненья " 
 Завоевал почтение граждан...

Теперь, в Михайловском, Пущин больше не опасался сказать Пушкину о существовании тайного общества, потому что все равно Пушкин, находившийся в ссылке, под надзором, не мог бы принять в нем участия. Вероятно, Пущин тогда же сообщил ему о предстоящем восстании, которое намечалось на лето 1826 года. Этим, может быть, и объясняется предсказание Пушкина в стихотворении "19 октября":

 Промчится год, и я явлюся к вам!

В январе 1825 года Пущин расстался с Пушкиным, а в декабре того же года вспыхнуло давно подготовлявшееся восстание. Пущин был в Москве, когда умер Александр I. Наступило междуцарствие: сначала присягали Константину, а потом назначена была присяга младшему брату, Николаю. Пущин понимал, что тайное общество не может пропустить такой случай, и бросился в Петербург - на место предстоящих событий. "Если мы ничего не предпримем,- писал он в Москву одному из членов тайного общества,- то заслуживаем во всей силе имя подлецов". Он был на собрании 13 декабря у Рылеева, когда решено было восстание, и 14 декабря один из первых пришел на Сенатскую площадь. Князя Трубецкого, выбранного начальником, на площади не было. Пущин вместе с Рылеевым отправился к нему и потребовал, чтобы он явился на площадь. Но Трубецкой, потерявший веру в успех, так и не явился. Пущин, хотя и был в гражданском платье, принял участие в командовании. Он действовал хладнокровно и энергично и оставался на площади до самого конца - до картечных выстрелов. Его шуба была прострелена картечью в нескольких местах.

Князь Горчаков, лицейский товарищ Пущина, привез ему вечером 14 декабря заграничный паспорт и предлагал устроить побег, но Пущин отказался: он считал нечестным спасаться самому, бросив товарищей в беде. На другой день, 15 декабря, он был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. Начался суд под руководством нового императора - Николая I, который сам допрашивал арестованных. Пущин вел себя на суде с необыкновенным достоинством: никого не выдавал, не старался выгородить себя, не сваливал вину на других. Он был причислен к первому разряду виновных и первоначально приговорен к смертной казни "отсечением головы". Потом казнь была отменена. По указу Николая I велено было его "по лишении чинов и дворянства, сослать вечно в каторжные работы в Сибирь".

Нечего и говорить, как поразила Пушкина судьба декабристов и в особенности судьба его "первого друга". "Повешенные повешены,- писал он князю Вяземскому,- но каторга ста двадцати друзей, братьев, товарищей ужасна". Он не забывал Пущина до последнего дня свой жизни и помянул его в те часы, когда умирал от полученной на дуэли раны. "Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского,- говорил он, преодолевая страдания,- мне бы легче было умирать".

Точно так же и Пущин хранил любовное воспоминание о Пушкине. Родной голос друга, доходивший в мрачную сибирскую каторгу, был для него отрадой, и когда замолк навсегда этот голос, он был потрясен до глубины души. Он писал бывшему лицеисту Малиновскому: "Кажется, если бы при мне должна была случиться несчастная его история, роковая пуля встретила бы мою грудь - я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России".

Тянулись долгие годы каторги (срок которой был сокращен), и только через двенадцать лет, в 1839 году, Пущин был выпущен на поселение. В Сибири он, как и в Лицее, пользовался общей любовью как среди товарищей-декабристов, так и среди окрестного населения. Он помогал нуждающимся, боролся с притеснениями и несправедливостью. Годы не охладили его. По-прежнему он всей душой был предан родине и благу народа. Из своей сибирской дали он следил за событиями литературной и общественной жизни. По-прежнему источником всех несчастий он считал деспотическое управление. "Пока дело общее (res publica) будет достоянием немногих,- говорил он в одном из писем,- до тех пор ничего не будет. Доказательство - нынешние обстоятельства".

Умер Николай I, и в 1856 году декабристы получили наконец свободу. Пущин вернулся из Сибири больной - ссылка подорвала его здоровье. Въезд в обе столицы ему был запрещен, и он поселился под Москвой, в селе Марьине, имении вдовы декабриста М. А. Фонвизина, на которой вскоре женился. Умер он в апреле 1859 года, шестидесяти лет.

Свои воспоминания о Пушкине Пущин записал в последний год жизни по настоятельным просьбам Евгения Ивановича Якушкина, сына декабриста И. Д. Якушкина. Е. И. Якушкин (1826-1905) ездил в 1853 году в командировку в Сибирь и в Ялуторовске близко сошелся с проживавшим там Пущиным, который очень его полюбил. Рассказы Пущина о Пушкине так заинтересовали Е. И. Якушкина, что он уговорил его их записать и таким образом сохранить для потомства. И в самом деле, если бы не было этого "немудрого рассказа", как скромно называл Пущин свои записки, то мы лишились бы самого важного, самого драгоценного источника для истории лицейских лет Пушкина, не знали бы многого, что открыто было только глазам любящего друга-товарища, глядевшего в самую душу поэта, в самые глубокие тайники его великого сердца.

Записки Пущина дают такие сведения, каких мы не найдем нигде в другом месте. Здесь подробно описывается весь распорядок дня в Лицее, рассказывается о встречах с Пушкиным в Петербурге, картинно изображается его образ жизни в Михайловском. Пущин не справлялся ни с какими документами, а писал то, что удержалось в сердечной памяти. Он сам предупреждает вначале: "Я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ". В этом-то и главная прелесть его записок. Он не украшал свой рассказ, не прибегал к красноречивым рассуждениям, а писал так, как если бы дело шло не о знаменитом поэте, а о добром товарище детства, которого хорошо знаешь и любишь. И чем проще и естественнее его рассказ, тем яснее и живее выступает перед нами образ Пушкина. Пущин не думал о литературном достоинстве своих записок - и именно поэтому они стали прекрасным литературным произведением, которое читается легко, с захватывающим интересом.

А. Слонимский