а) "И дружбе легкие послания пишу..."
В связи с вышесказанным значительный интерес приобретает и жанр стихотворных посланий, их место и роль в творчестве Пушкина в Молдавии.
Как нам кажется, эта тема еще не нашла глубокого исследования в пушкиноведении. А ведь жанр посланий занимает в творчестве поэта в кишиневский период и количественно и качественно довольно значительное место.
Так, из 90 стихотворений этого времени 30 являются стихотворениями-посланиями! И выяснить, почему этот жанр занял столь значительное место в кишиневской лирике Пушкина, и исследовать произведения этого жанра - все это важно.
Итак, прежде всего, нужно ответить на вопрос: чем вызвано обращение Пушкина к жанру посланий, преобладание этого жанра в кишиневский период?
Думается, что это связано у Пушкина с глубоко переживаемым им чувством одиночества, его нравственными страданиями как "жертвы клеветы и мстительных невежд", стремлением поэта рассказать своим как старым петербургским, так и новым кишиневским друзьям о себе, об окружающих его людях, о новой жизни, поделиться своими мыслями, чувствами, переживаниями не только с друзьями, с близкими по духу людьми, но и с читателями. И по большинству этих посланий мы не только видим, как Пушкин рассказывает "о времени и о себе", но (и это, пожалуй, главное!) как дает самооценку своей жизни в прошлом и настоящем, свидетельствует о больших нравственных переменах, происходящих в нем, о той духовной, идейной эволюции, которая преобразует его как человека, поэта, гражданина.
И, думается, что в основе этой эволюции лежит переход Пушкина "от мятежной младости", для которой характерна высокая гражданственность идей и творчества, под, влиянием друзей типа Чаадаева, и "утраченные годы" светской жизни,- переход от всего этого к одиночеству "ссылочного невольника", потерявшего своих лучших друзей ("Один, один остался я... Померкла молодость моя" ("Таврида"). Но присущая Пушкину жизнеутверждающая сила духа, его любовь к жизни, людям, труду - все это было той спасительной силой, которая помогла поэту преодолеть его "духовный кризис", "духовную драму" и стать на путь нового творческого подъема, новых страстных исканий и борьбы. В этом ему помогли, во-первых, тесное общение с молдавским народом, во-вторых, общение с кишиневскими декабристами, а также и то, что он нашел новых друзей в лице таких людей, как писатели А. Ф. Вельтман, В. П. Горчаков, К. Стамати, К. Негруци, чиновник Н. С. Алексеев и им подобные.
И здесь необходимо сказать о связи этих посланий с философской лирикой Пушкина.
Русская философская лирика имеет давние традиции, беря свое начало в медитативной лирике, лирике философских размышлений Ломоносова, Державина.
Но особый расцвет философская лирика нашла в поэзии так называемых "любомудров" 20-х гг. XIX века, связанных с натурфилософией Шеллинга, его идеями познания мира как всеобщего целого, "Универсума". Во главе этой философской поэзии находился Д. В. Веневитинов, а затем Ф. Тютчев, в творчестве которых наиболее ярко выразились идеи натурфилософии Шеллинга. "Истинные поэты всех веков и народов, - писал Д. Веневитинов, - были глубокими мыслителями, философами".
Пушкин, следуя традициям русской философской лирики, также обращался к темам жизни и смерти, дружбы и любви, природы, поэта-пророка и т. п. Однако его философская лирика носила совершенно иной характер, отличалась от принципов изображения этих нравственно-философских тем в поэзии "любомудров", Ф. Тютчева. Новаторство философской лирики Пушкина раскрывается очень ясно при сопоставлении ее с философской лирикой предшественников и современников Пушкина: Жуковского, Батюшкова, Веневитинова. -Это дает возможность увидеть новаторство Пушкина в его философской лирике прежде всего в том, что если эти поэты, "любомудры" особенно, шли от философско-нравственных идей к воплощению их в поэзии, то Пушкин в своей философской лирике шел от жизни к нравственно-философским обобщениям. Поэтому у Пушкина, быть может, не так четко, зримо, так открыто проявляются в лирике его нравственно-философские, эстетические и другие философские взгляды.
Эволюция, история развития духовной жизни Пушкина в этот период, процесс его духовного созревания и становления как поэта, гражданина, человека - все это наиболее ярко и зримо отражено в одном из первых посланий к друзьям его юности - в послании "Чаадаеву" (20 апреля 1821 г.). В этом послании явственно выражены мысли, чувства, настроения, которые владели Пушкиным в первое время пребывания в Кишиневе: чувство одиночества, острое ощущение потери своих лучших друзей, благодарность им за дружеское участие и в то же время сожаление о годах, растраченных среди пустого петербургского общества. Но поэт пишет и о новой жизни, жизни, наполненной осмысленным трудом, в чем он видит единственное счастье и утешение.
Стихотворение проникнуто чувством глубокой дружбы, единственного, что осталось ценного и важного в жизни одинокого пока еще поэта.
В стране, где я забыл тревоги прежних лет, Где прах Овидиев пустынный мой сосед, Где слава для меня предмет заботы малой, Тебя недостает душе моей усталой.
И далее Пушкин развивает ту же мысль о тяжести потери друга:
Но дружбы нет со мной. Печальный вижу я Лазурь чужих небес, полдневные края; Ни музы, ни труды, ни радости досуга - Ничто не заменит единственного друга.
Какую же роль сыграл Чаадаев в духовной жизни юного Пушкина, каково было значение его дружбы для Пушкина? Прежде всего, Чаадаев оказывал на Пушкина политическое влияние в свете высоких гражданских, декабристских идей.
Об этом Пушкин свидетельствует еще в своем первом широко известном послании "К Чаадаеву" 1818 г. ("Любви, надежды, тихой славы"). Эти же мысли Пушкин развивает и во втором послании, уже из Кишинева.
Ты сердце знал мое во цвете юных дней...
.....................................
Во глубину души вникая строгим взором,
Ты оживлял ее советом иль укором;
Твой жар воспламенял к высокому
любовь;
Терпенье смелое во мне рождалось вновь;
Уж голос клеветы не мог меня обидеть,
Умел я презирать, умея ненавидеть.
Как известно, когда Пушкину угрожала ссылка в Сибирь за его вольнолюбивые стихи, Чаадаев как адъютант генерала И. В. Васильчикова, близкого к царю Александру I, просит Васильчикова "замолвить слово за Пушкина". Об этом с благодарностью упомянул Пушкин в своем стихотворении-послании:
Я тайно изнывал, страдалец утомленный; В минуту гибели над бездной потаенной Ты поддержал меня недремлющей рукой; Ты другу заменил надежду и покой...
Высоко оценивая роль и значение дружбы Чаадаева, Пушкин одновременно с горечью вспоминает об утраченных годах мятежной молодости, проведенных в пустом, ничтожном светском обществе, "где праздный ум блестит, тогда, как сердце дремлет".
Оставя шумный круг безумцев молодых, В изгнании моем я не жалел об них; Вздохнув, оставил я другие заблужденья, Врагов моих предал проклятию забвенья, И, сети разорвав, где бился я в плену, Для сердца новую вкушаю тишину.
И здесь поэт создает свои знаменитые строки, которые свидетельствуют о том, что его спасли от тоски, одиночества, отчаяния, помогли преодолеть "духовный кризис" и вновь обрести самое главное, значительное - любовь к жизни, к труду, жажду мыслить и творить.
В уединении мой своенравный гений Познал и тихий труд, и жажду размышлений, Владею днем моим; с порядком дружен ум; Учусь удерживать вниманье долгих дум; Ищу вознаградить в объятиях свободы Мятежной младостью утраченные годы И в просвещении стать с веком наравне.
Но все же поэт завершает стихотворение строчками, в которых просит Чаадаева
Одно желание: останься ты со мной!1
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 11, с 187 188)
А в черновиках этого стихотворения поэт пишет: "Чаадаев верный друг... Тебя недостает моей душе усталой - Тебя, хранителя (спасителя) моих душевных сил"1.
1 (Там же, т 2, с 659 - 660)
В стихотворении "К моей чернильнице" Пушкин также вспоминает о Чаадаеве. Вначале поэт пишет творческом труде, в чем он видит смысл и значение своей жизни.
Подруга думы праздной, Чернильница моя, Мой век разнообразный Тобой украсил я. Как часто друг веселья С тобою забывал Условный час похмелья И праздничный бокал; Под сенью хаты скромной В часы печали томной Была ты предо мной С лампадой и мечтой. В минуты вдохновенья К тебе я прибегал И музу призывал На пир воображенья...
Сокровища мои На дне твоем таятся...
С глупцов сорвав одежду, Я весело клеймил Зоила и невежду Пятном твоих чернил... Но их не разводил Ни тайной злости пеной, Ни ядом клеветы. И сердца простоты Ни лестью, ни изменой Не замарала ты.
Раскрыв в этих строках суть и значение своего творческого труда, Пушкин завершает стихотворение пожеланием, чтобы после его смерти чернильница перешла к друзьям, и выражает надежду, что
Чедаев, друг мой милый, Тебя возьмет, унылый; Последний будь привет Любимцу прежних лет. - Иссохшая, пустая, Меж двух его картин Останься век немая, Укрась его камин. Взыскательного света Очей не привлекай, Но верного поэта Друзьям напоминай.
Пушкин, живя в Кишиневе, вспоминает не только о Чаадаеве, но и о всех друзьях своих юных лет. Вот почему поэт пишет ряд проникновенных поэтических посланий, обращенных к Дельвигу, Гнедичу, Ф. Глинке, Баратынскому, Катенину, Вяземскому, Д. Давыдову, Я. Толстому и другим.
Во всех этих посланиях поэт вспоминает о своих друзьях, о беседах с ними, о дружеской их поддержке в его беде, о "вечном союзе дружбы". Но в этих стихотворениях есть и рассказ о своей жизни, о своем творчестве, о Кишиневе, о Молдавии, о новых друзьях, т. е. о том, что постепенно будет входить в жизнь Пушкина, что будет постепенно делать эту жизнь более содержательной, определять ее сущность, направление и значение, о том, что, наконец, поможет поэту преодолеть чувство тоски, одиночества, пессимизма, позволит ему стать "в просвещении с веком наравне", будет содействовать его возмужанию как человека, поэта, гражданина.
Среди этих стихотворений поэта, обращенных к друзьям своей юности, первым является стихотворное послание к лицейскому сотоварищу - другу и поэту А. Дельвигу.
Но это стихотворение скорее всего напоминает разговор поэта об искусстве, о своем творчестве.
Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я больше был бы рад. Ты знаешь сам: в минувши годы Я на брегу парнасских вод Любил марать поэмы, оды... ...................... Бывало, что ни напишу, Все для иных не Русью пахнет; Об чем цензуру ни прошу, Ото всего Тимковский ахнет1
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2, с 168)
Эти же жалобы на цензуру, особо притеснявшую Пушкина, мы видим и в знаменитом "Послании цензору", где Пушкин не только клеймит туполобый деспотизм царской цензуры, но и требует уважения к писателям как выразителям духовной жизни народа, его высоких гражданских идей, как идущих во главе умственной жизни народа.
Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой, Сегодня рассуждать задумал я с тобой.
Пушкин, представляя себе идеал цензора, требует от него быть справедливым и благоразумным.
Но цензор гражданин, и сан его священный; Он должен ум иметь прямой и просвещенный... ........................................ Полезной истине пути не заграждает, Живой поэзии резвиться не мешает, Он друг писателю, - пред знатью не труслив, Благоразумен, тверд, свободен, справедлив.
А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами? Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами; Не понимая нас, мараешь и дерешь; Ты черным белое по прихоти зовешь...
Но свободолюбивые произведения доходят до народа помимо цензуры:
Радищев, рабства враг, цензуры избежал, И Пушкина стихи в печати не бывали; Что нужды? Их и так иные прочитали.
Напоминая о том, что Фонвизин "сатирик превосходный, невежество казнил в комедии народной", что "Державин бич вельмож", а "Хемницер истину с улыбкой говорил", - Пушкин видит в этом значение и победу разума над тупостью и заявляет: "На поприще ума нельзя нам отступать"1.
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2, с 267, 270)
Среди кишиневских поэтических посланий Пушкина к друзьям его юности необходимо отметить еще и такие наиболее значительные по содержанию, как послания к Ф. Глинке, Я. Толстому, Н. Гнедичу, Е. Баратынскому.
Ф. Н. Глинка - участник Отечественной войны, описание которой он дал в известных "Письмах русского офицера", декабрист, руководитель декабристского литературного "Вольного общества любителей российской словесности", издатель журнала этого общества "Соревнователь просвещения и благотворения" (или "Труды вольного общества любителей русской словесности"). Будучи знаком с Пушкиным, Глинка оказал влияние на гражданственное направление его поэзии в духе декабристской литературной программы. Находясь на службе у петербургского генерал-губернатора Милорадовича, Ф. Н. Глинка сделал все, чтобы облегчить участь Пушкина, которого Милорадович вызвал к себе по указанию царя. Милорадович действительно сумел в какой-то мере реабилитировать Пушкина в глазах царя.
Все вышесказанное о роли Ф. Н. Глинки в судьбе Пушкина поэт отобразил в своем кишиневском послании к "Ф. Н. Глинке".
Когда средь оргий жизни шумной Меня постигнул остракизм, Увидел я толпы безумной Презренный, робкий эгоизм... ........................... Но голос твой мне был отрадой, Великодушный гражданин! Пускай судьба определила Гоненья грозные мне вновь... ............................ Они ничтожны - если буду Тобой оправдан, Аристид1.
1 (Пушкин А. С. Указ соч. т 2, с 273)
Пушкин был также хорошо знаком с Я. Н. Толстым, одним из основателей литературного, близкого к декабризму общества "Зеленая лампа", при свете которой его члены собирались в доме театрала Никиты Всеволожского. Пушкин был участником этого общества, где велись беседы не только на литературные, но и на политические темы. Членами "Зеленой лампы" были декабристы С. П. Трубецкой, Я. Н. Толстой, Ф. Н. Глинка, писатели (кроме Пушкина) А. Дельвиг, Н. И. Гнедич, А. Г. Родзянко и др.
Вспоминая об этих днях, Пушкин писал 26 сентября 1822 г. "Я. Н. Толстому" (не зная, что общество "Зеленая лампа" прекратило существование осенью 1820 г.).
Горишь ли ты лампада наша. Подруга бдений и пиров?.. ............................ В изгнанье скучном, каждый час Горя завистливым желаньем, Я к вам лечу воспоминаньем, Воображаю, вижу вас: Вот он приют гостеприимный, Приют любви и вольных муз, Где с ними клятвою взаимной Скрепили вечный мы союз, Где дружбы знали мы блаженство, Где в колпаке1 за круглый стол
1 (Имеется в виду фригийский красный колпак французских революционеров)
Садилось милое Равенство... .......................... И разгорались наши споры От искр и шуток и вина1.
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2, с 264)
В черновых строках этого стихотворения мы читаем:
Молвой покинутый изгнанник В степях Молдавии забыт.
И еще:
Вдали друзей вольнолюбивых, Теснимый хладною толпой, Певец любви, опальный странник...1
1 (Там же, т 2 (2), с 774, 776)
С Н. И. Гнедичем, известным писателем, автором свободолюбивых стихов, переводчиком "Илиады" Гомера, Пушкин был близко знаком тоже по обществу "Зеленая лампа". Стихотворное послание к "Н. И. Гнедичу" отличается от других кишиневских посланий к друзьям юности поэта прежде всего тем, что в этом послании Пушкин пишет не только, как обычно, о своих настроениях "ссылочного невольника", не только о делах литературных, но и, впервые, повествует о жизни и людях, окружающих его в Кишиневе, - о декабристах, о молдаванах и т. п.
В стране, где Юлией венчанный И хитрым Августом изгнанный Овидий мрачны дни влачил. Где элегическую лиру Глухому своему кумиру Он малодушно посвятил: Далече северной столицы Забыл я вечный ваш туман, И вольный глас моей цевницы Тревожит сотых молдаван. Все тот же я - как был и прежде, С поклоном не хожу к невежде, С Орловым спорю, мало пью, Октавию - в слепой надежде - Молебнов лести не пою, И дружбе легкие посланья Пишу без строгого страданья...1
1 (Там же. с. 170)
К этому стихотворению необходимо дать несколько примечаний. Эпитет "сонные" молдаване относится не к молдавскому народу, а к тем надутым, важным, медлительным молдавским боярам, к той "бояр орде", которых как угнетателей молдавского народа ненавидел Пушкин. Орлов - кишиневский друг Пушкина, декабрист, генерал М. Ф. Орлов, Октавий - Александр I.
О пробудившемся у Пушкина интересе к Кишиневу, к Молдавии, ее истории свидетельствует, ставшее теперь широко известным в Молдавии, стихотворное послание к поэту Е. Баратынскому - "Баратынскому из Бессарабии" (1822 г.).
Сия пустынная страна. Священна для души поэта: Она Державиным воспета1
1 (В оде "На взятие Измаила")
И славой русскою полна. Еще доныне тень Назона Дунайских ищет берегов...1
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т. 2, с 235)
Читатель, видимо, уже обратил внимание на то, что в ряде кишиневских посланий (как и в некоторых иных произведениях этого периода) Пушкин обращается к образу древнеримского поэта Овидия Назона. Это связано с тем, что Пушкин сближал свою судьбу "ссылочного невольника" с судьбой "изгнанного певца". Вот чем и вызвано написание глубоко прочувственного стихотворения Пушкина "К Овидию", которое, несмотря на ряд исследований, нуждается еще в дополнительном изучении.
З. А. Бориневич-Бабайцева в своем докладе "Овидиев цикл в творчестве Пушкина", прочитанном на I объединенной конференции пушкиноведов Одессы и Кишинева в 1954 г.1, говоря о постоянном интересе Пушкина к Овидию, убедительно раскрыла эволюцию Пушкина в идейно-творческом осмыслении Овидия от певца любви (в творчестве Пушкина в лицейские годы) к поэту-изгнаннику (в творчестве кишиневского периода). В этом же докладе З. А. Бориневич-Бабайцева отметила и интерес к Овидию молдавского писателя К. Стамати, современника и знакомого Пушкина по Кишиневу2.
1 (См сб Пушкин на юге/Труды пушкинских конференций Кишинева и Одессы Кишинев, 1958, с 164 178.)
2 (См.: Предание об Овидии, записанное в Молдавии К. Стамати и опубликованное им в "Записках общества истории и древностей". Отд. 2-е и 3-е, 1850, с. 809. (Публий Овидий Назон (родился в 43 году до н. э.. умер в 17 году н. э.), известный древнеримский поэт, автор "Метаморфоз", поэмы "Наука любви", "Писем с Понта", - был сослан римским императором Августом на берег Понта (Черного моря) в г Томи (Томис), где теперь находится город Констанца. В Констанце есть памятник Овидию.)
Однако относительно места ссылки Овидия существовали различные гипотезы. П. Свиньин (издатель "Отечественных записок"), посланный правительством в 1815 г. для "обозревания и описания Бессарабской области", считал местом ссылки Овидия Аккерман1, А. Ф. Вельтман - Дон, При-донье2, Л. С. Берг - город Томи (теперь здесь Констанца), находившийся недалеко от устья Дуная, на берегу Черного моря (Понта)3. Ряд молдавских историков и, в частности, Дм. Кантемир считают, что этим местом является современная Килия.
1 (Свиньин П. Воспоминания о степях Бессарабских Отечественные записки 1821, январь, с 7 - 10 см его же статью о Бессарабии. "Естественное описание Бессарабской области - Отечественные записки, 1818, с. 184 - 187)
2 (Вельтман А. Ф. Дон. Место ссылки Овидия Назона./Чтения в императорском обществе истории древностей Российских при Московском университете, 1866, кн II, апрель - июнь, с 1 - 61)
3 (Берг Л. С. Бессарабия Страна люди хозяйство Птрг, 1918, с. 14)
Пушкин, который хорошо ознакомился не только с историей края, но и биографией Овидия и его эпохой, вполне основательно считал местом ссылки Овидия именно берега Дуная.
"Еще доныне тень Назона Дунайских ищет берегов" ("Баратынскому из Бессарабии") и "жил он на брегах Дуная" (поэма "Цыганы"). (В обоих случаях выделено мною. - Б. Г.). А в примечании к стихотворению "К Овидию" (которое было вначале в одном из вариантов белового автографа, а затем включено в качестве примечания к VIII строфе I главы "Евгения Онегина" при его первом издании), Пушкин пишет: "Мнение, будто (бы) Овидий был сослан в нынешний Аккерман, ни на чем не основано. В своих элегиях он ясно (описывает) назначает место своего пребывания город Томи (Томы) при самом устье Дуная"1. Липранди также указывает, что "местом ссылки любимого им поэта... если он и не определяет места, то ищет его на брегах Дуная, а не Днестра".
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2 (I), с 235, т 4, с 186, т 6, с. 653. т. 2 (2), с. 728.)
Пушкин проявлял особый интерес к Овидию, его жизни, судьбе и произведениям. "Первое сочинение им у меня взятое, - свидетельствует И. П. Липранди, - был - Овидий"1.
1 (Липранди И. П. Из дневника Русский Архив, 1866, стб. 1261.)
Этот интерес нашел свое отражение уже в письме к Н. И. Гнедичу от 24 марта 1821 г., где поэт указывает, что живет "в стране, где Юлией венчанный и хитрым Августом изгнанный, Овидий мрачны дни влачил..." Об Овидии Пушкин говорит также в стихотворных посланиях к Чаадаеву ("В стране, где я забыл тревоги прошлых лет, где прах Овидиев пустынный мой сосед") и Е. А. Баратынскому, в 8-й строфе I главы "Евгения Онегина" и в поэме "Цыганы" (рассказ старика-цыгана). Но особенно ярко образ поэта-изгнанника был воссоздан в стихотворении Пушкина "К Овидию" (написанном 26 декабря 1821 г.), в котором поэт обращается к нему, намекая на свою ссылку: "...участью я равен был тебе". Однако Пушкин подчеркивает разницу между собою, свободолюбивым поэтом, и Овидием, просящим милости у императора Августа. В беловом автографе были строки, исключенные поэтом по цензурным соображениям:
Но не унизил ввек изменой беззаконной Ни гордой совести, ни лиры непреклонной1
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2 (2), с 728)
Все стихотворение проникнуто глубоким лиризмом, основанным на сближении своей судьбы с судьбой Овидия, такого же "ссылочного невольника", каким называл себя с горечью Пушкин, в свою очередь чувствовавший себя, как и Овидий, "изгнанным певцом". Тема поэта-гражданина, преследуемого тираном-царем, лично прочувствованная, стала в стихотворении "К Овидию" обличительной. Пушкин ценил это стихотворение. Он пишет брату Льву из Кишинева (30 января 1823 г.): "Каковы стихи к Овидию? Душа моя, и "Руслан", и "Пленник", и "Ноэль" и все дрянь в сравнении с ними". Но именно политическая заостренность этого стихотворения заставила Пушкина бояться, что его не пропустит цензура. В одном из писем к А. Бестужеву (от 21 июня 1822 г.) поэт замечает: "Предвижу препятствия в напечатании стихов "К Овидию".
Стремясь к исторически правдивому отображению облика древнеримского поэта, Пушкин просит в письме к брату Льву (от 4 сентября 1822 г.): "В послании к Овидию перемени таким образом:
Ты сам дивись, Назон, дивись судьбе превратной, Ты с юных дней, презрев (тревоги) волненья жизни ратной .............................................. Привыкнув и проч."1
1 (Там же, т 8, с. 8 и с 27, 38, 39, 45, 56.)
Интересно отметить, что в критической статье, посвященной анализу стихотворений поэта В. А. Теплякова "Фракийские элегии", Пушкин, разбирая одно из них, где изображается Овидий, указывает Теплякову на искажение образа древнеримского поэта, которого Тепляков представил воинственным. "Песнь, которую поэт влагает в уста Назоновой тени, - указывает Пушкин, - имела бы более достоинства, если бы г. Тепляков более соображался с характером Овидия, так искренно обнаруженным в его "Плаче". Он не сказал бы, что при набегах гетов и бесов поэт
Радостно на смертный мчался бой.
Овидий добродушно признается, что он и в молодости не был охотник до войны"1...
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 12, с 85)
Стихотворение "К Овидию" значительно для нас и тем, что в нем Пушкин дал (о чем мы писали выше) яркие картины природы Молдавии. Из этого стихотворения и взяты известные строки: "Здесь лирой северной пустыни оглашая, скитался я...", которые высечены на пьедестале памятника Пушкину в Кишиневе.
Таким образом, как об этом свидетельствуют кишиневские послания Пушкина к друзьям его юности, а также и все творчество этого периода, Пушкин, постепенно освобождаясь от настроений одиночества, тоски, под влиянием окружающей его новой жизни, новых людей, общения с Молдавией, ее народом, с новыми друзьями, в первую очередь с кишиневскими декабристами, а также с представителями передовой молдавской и русской интеллигенции, - под влиянием всего этого Пушкин преодолевает свой "духовный кризис" и возвращается к активной жизни как человек, поэт и гражданин.
Все это находит свое яркое отражение в его посланиях и, в первую очередь, к кишиневским друзьям-декабристам. О посланиях Пушкина поэту, другу-декабристу В. Ф. Раевскому мы уже подробно писали выше. Но среди этих дружеских посланий особо, важно выделить послание к декабристу, владельцу имения в Каменке В. Л. Давыдову (о котором мы уже писали выше). Стихотворное послание "В. Л. Давыдову" значительно тем, что, рассказывая в нем "про Кишинев и про себя", Пушкин не только характеризует жизнь Кишинева, но и свидетельствует о своих (даже более, чем в юный период жизни в Петербурге) сильных и ярких свободолюбивых чувствах и мыслях, смелых революционных и атеистических настроениях, безусловно порожденных общением с кишиневскими декабристами, в лице которых он обрел новых идейных друзей и соратников, близких по духу друзьям его юности в Петербурге,
........................... Вот эвхаристия другая, Когда и ты, и милый брат, Перед камином надевая Демократический халат, Спасенья чашу наполняли Беспенной, мерзлою струей, И за здоровье тех и той До дна, до капли выпивали!.. Но те в Неаполе шалят, А та едва ли там воскреснет... Народы тишины хотят, И долго их ярем не треснет, Ужель надежды луч исчез? Но нет - мы счастьем насладимся, Кровавой чаши причастимся - И я скажу: Христос воскрес1.
1 (Пушкин А. С. Указ соч., т 2, с 178 - 179.)
В черновиках строка "И долго их ярем не треснет" читалась: "И долго власть царей не треснет". В стихотворении некоторые слова нуждаются в пояснении. "Те и та": "Те" - итальянские карбонарии, участники неаполитанской революции в июле 1820 г. "Та" - политическая свобода.
В заключение важно отметить, что Пушкин, с присущим ему социальным оптимизмом, выражает в конце стихотворения уверенность в победе свободы, в то, что наступит светлый праздник ее воскресения.
Вот почему Пушкину, проникнутому идеями активной борьбы за свободу, претили всякие, половинчатые идеи, попытки подменить решительные меры в борьбе с произволом и насилием, трусливыми идеями частичного улучшения общественного строя. Этим и было вызвано послание Пушкина к руководителю кишиневской масонской ложи генералу П. С. Пущину, в котором (как мы писали уже выше) Пушкин иронически осудил либерально-просветительскую направленность, которую придал кишиневской масонской ложе П. С. Пущин. У Пушкина в Кишиневе были и еще друзья, не декабристы, но люди, близкие ему по духу, понимавшие и глубоко уважавшие поэта. Среди них были офицеры Генерального штаба, занимавшиеся топографической съемкой Бессарабии, такие, как офицеры и писатели А. Ф. Вельтман, В. П. Горчаков, а также В. Кек, А. П. и М. А. Полторацкие и другие. В феврале 1822 г. Полторацкие, как и В. П. Горчаков, уезжали из Кишинева, и Пушкин посвятил их отъезду прочувственное стихотворное послание "Друзьям" (15 февраля 1822 г.). В рукописи стихотворение имело заглавие: "Кеку, Полторацким и Горчакову".
Вчера был день разлуки шумной, Вчера был Вакха буйный пир... ............................. Так! Музы вас благословили, Венками свыше осеня, Когда вы, други, отличили Почетной чашею меня...1.
1 (Пушкин А. С. Указ, соч., т 2, с 241)
В. П. Горчакову, с которым Пушкин был в особо дружеских отношениях, поэт посвятил специальное послание, которое сохранилось только в воспоминаниях о Пушкине В. П. Горчакова под названием: "Из письма В. П. Горчакову" (январь 1823 г.).
Ряд стихотворных посланий Пушкин посвятил своему близкому кишиневскому другу, чиновнику Николаю Степановичу Алексееву. О Н. С. Алексееве и его взаимоотношениях с Пушкиным мы довольно подробно говорили выше. Здесь мы напоминаем о нем лишь в связи с посланиями Пушкина.
В послании "Алексееву" (1821 г.) Пушкин ставит целью успокоить своего влюбленного и ревнивого друга, поступая, как всегда, в соответствии со своей благородной и чуткой к дружбе душой.
Мой милый, как несправедливы Твои ревнивые мечты: Я позабыл любви призывы И плен опасной красоты...
Теперь уж мне влюбиться трудно, Вздыхать неловко и смешно...
И, внимая страстным словам влюбленного и ревнивого друга, поэт пишет:
И говорю: так было прежде Во время оно и со мной1.
1 (Там же, с. 228.)
Предположительно к Алексееву относят и послания Пушкина "Мой друг, уже три дня..." и "Сегодня я поутру дома".
Последнее послание представляет всего лишь картинку, нарисованную беглым пером Пушкина.
Сегодня я поутру дома И жду тебя, любезный мой. Приди ко мне на рюмку рома, Приди - тряхнем мы стариной. Наш друг Тардиф1, любимец Кома,
1 (Тардиф - петербургский ресторатор)
Поварни полный генерал,
Достойный дружбы и похвал...1
1 (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 2, с. 247)
Более содержательным, ярко рисующим жизнь Пушкина в Кишиневе, его отношение к генералу Инзову, "спасителю молдаван" и вражду поэта к молдавской "бояр орде", было послание "Мой друг, уже три дня..."
Мой друг, уже три дня Сижу я под арестом И не видался я Давно с моим Орестом. Спаситель молдаван, Бахметьева наместник, Законов провозвестник, Смиренный Иоанн1,
1 (И. Н. Инзов.)
За то, что ясский пан1,
1 (Боярин Балш.)
Известный нам болван Мазуркою, чалмою, Несносной бородою - И трус и грубиян - Побит немножко мною, И что бояр пугнул Я новою тревогой, - К моей канурке строгой Приставил караул...1
1 (Пушкин А. С. Указ, соч., т 2, с. 247)
Среди стихотворных посланий Пушкина можно еще отметить такие, как "Д. Давыдову" "певцу-гусару" и ему же "Недавно я в часы свободы...", где Пушкин отмечает "резкие черты неподражаемого слога" Давыдова. Интересны также стихотворные послания вдове грека-героя, погибшего в бою за свободу, "Гречанка верная, не плачь - он пал героем" и "Гречанке", посвященное гречанке Калипсо, возлюбленной Байрона, жившей в Кишиневе.
Мы исследовали более половины интересных кишиневских стихотворных посланий Пушкина. Значение их заключается не только в том, что они составляют большую часть лирики Пушкина кишиневского периода, но и в том, что в них отражены духовная, творческая жизнь поэта, их эволюция в это время, отражены жизнь и люди Молдавии, среди которых находился долгое время великий русский поэт.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://a-s-pushkin.ru/ 'Александр Сергеевич Пушкин'