1819

      * * * 

 Милый мой, сегодня 
 Бешеных новес 
 Ожидает сводня, 
 Вакх и Геркулес. 
 Бахус будет дома, 
 Приготовил он 
 Три бутылки рома 
 С бочкою.

              * * * 

 Лаиса, я люблю твой смелый, вольный взор, 
 Неутолимый жар, открытые желанья, 
      И непрерывные лобзанья, 
      И страсти полный разговор. 
 Люблю горящих уст я вызовы немые, 
      Восторги быстрые, живые.

              * * * 

 За старые грехи наказанный судьбой, 
 Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке, 
 С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке - 
 Я стражду - Эскулап ручается собой.

  Послание к А. И. Тургеневу 

 В себе все блага заключая, 
 Ты наконец к ключам от рая 
 Привяжешь камергерский ключ.

О. С. Павлищева, урожденная Пушкина, сестра поэта. Неизвестный художник. Карандаш. 1833

  Элегия 

 Воспоминаньем упоенный, 
 С благоговеньем и тоской 
 Объемлю грозный мрамор твой, 
 Кагула памятник надменный. 
 Не смелый подвиг россиян, 
 Не слава, дар Екатерине, 
 Не задунайский великан 
 Меня воспламеняют ныне... 
 . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . 

  27 мая 1819 

 Веселый вечер в жизни нашей 
 Запомним, юные друзья; 
 Шампанского в стеклянной чаше 
 Шипела хладная струя. 
 Мы пили - и Венера с нами 
 Сидела, прея, за столом. 
 Когда ж вновь сядем вчетвером 
 С <- - ->, вином и чубуками?

  Мансурову 

 Мансуров, закадышный друг, 
    Надень венок терновый! 
 Вздохни - и рюмку выпей вдруг 
    За здравие Крыловой. 

 Поверь, она верна тебе, 
    Как девственница Ласси, 
 Она покорствует судьбе 
    И госпоже Казасси. 

 Но скоро счастливой рукой 
    Набойку школы скинет, 
 На бархат ляжет пред тобой 
    <- - - - - - ->

              * * * 

 Позволь душе моей открыться пред тобою 
 И в дружбе сладостной отраду почерпнуть. 
 Скучая жизнию, томимый суетою, 
 Я жажду близ тебя, друг нежный, отдохнуть... 
 Ты помнишь, милая,- зарею наших лет, 
      Младенцы, мы любить умели... 
      Как быстро, быстро улетели 

 В кругу чужих, в немилой стороне, 
 Я мало жил и наслаждался мало! 
 И дней моих печальное начало 
 Наскучило, давно постыло мне! 
 К чему мне жизнь, я не рожден для счастья, 
 Для радостей, для дружбы, для забав избежав,
 Я хладно пил из чаши сладострастья.

          * * * 

 Нет, нет, напрасны ваши пени, 
 Я вас люблю, все тот же я. 
 Дни наши, милые друзья, 
 Бегут, как утренние тени, 
 Как воды быстрого ручья. 
 Давно ли тайными судьбами 
 Нам жизни чаша подана! 
 Еще для нас она полна, 
 К ее краям прильнув устами, 
 Мы пьем восторги и любовь, 
 Для нас надежды, наслажденья, 

 Как новы заблужденья! 
 Мы наслаждаемся, цветем, 
 Но память ищет оживляться, 
 Но сердце тихим сном 
 В минувшем любит забываться.

  На Стурдзу 

 Вкруг я Стурдзы хожу, 
 Вкруг библического, 
 Я на Стурдзу гляжу 
 Монархического.

  Юрьеву 

 Здорово, Юрьев именинник! 
 Здорово, Юрьев лейб-улан! 
 Сегодня для тебя пустынник 
 Осушит пенистый стакан. 
 Здорово, Юрьев именинник! 
 Здорово, Юрьев лейб-улан! 

 Здорово, рыцари лихие 
 Любви, свободы и вина! 
 Для нас, союзники младые, 
 Надежды лампа зажжена. 
 Здорово, рыцари лихие 
 Любви, свободы и вина! 

 Здорово, молодость и счастье, 
 Застольный кубок и бордель, 
 Где с громким смехом сладострастье 
 Ведет нас пьяных на постель. 
 Здорово, молодость и счастье, 
 Застольный кубок и бордель! 

  Денису Давыдову 

 Красноречивый забияка, 
 Повеса, пламенный поэт.

            * * * 

 Ты мне велишь открыться пред тобою - 
 Незнаемый дерзал я обожать, 
 Но страсть одна повелевала мною.

            * * * 

 Там у леска, за ближнею долиной, 
 Где весело теченье светлых струй, 
 Младой Эдвин прощался там с Алиной; 
 Я слышал их последний поцелуй. 

 Взошла луна - Алина там сидела, 
 И тягостно ее дышала грудь. 
 Взошла заря - Алина все глядела 
 Сквозь белый пар на опустелый путь. 

 Там у ручья, под ивою прощальной, 
 Соседних сёл пастух ее видал, 
 Когда к ручью волынкою печальной 
 В полдневный жар он стадо созывал. 

 Прошли года - другой уж в половине; 
 И вижу я - вдали Эдвин идет. 
 Он шел, грустя, к дубраве по долине, 
 Где весело теченье светлых вод. 

 Глядит Эдвин - под ивою, где с милой 
 Прощался он, стоит святой чернец, 
 Поставлен крест над новою могилой, 
 И на кресте завялых роз венец. 

 И в нем душа стеснилась вдруг от страха. 
 Кто здесь сокрыт? - читает надпись он. - 
 Главой поник... упал к ногам монаха, 
 И слышал я его последний стон...

      * * * 

 Все призрак, суета, 
    Все дрянь и гадость; 
 Стакан и красота - 
    Вот жизни радость. 

    Любовь и вино 
    Нам нужны равно; 
    Без них человек 
    Зевал бы весь век. 

 К ним лень еще прибавлю. 
 Лень с ими заодно; 
 Любовь я с нею славлю, 
 Она мне льет вино.

              * * * 

 Напрасно, милый друг, я мыслил утаить 
 Обманутой души холодное волненье. 
 Ты поняла меня - проходит упоенье, 
       Перестаю тебя любить... 
 Исчезли навсегда часы очарованья, 
       Пора прекрасная прошла, 
       Погасли юные желанья, 
       Надежда в сердце умерла.

          * * * 

 Оставь, о Лезбия, лампаду 
 Близ ложа тихого любви.

          * * * 

 "Tien et mien, - dit Lafontaine, - 
 Du monde a rompu le lien". 
 Quant a moi, je n'en crois rien. 
 Que serait ce, ma Glimene, 
 Si tu n'etais plus la mienne, 
 Si je n'etais plus le tien? 

 "Твой и мой, - говорит Лафонтен,- 
 Расторгло узы всего мира". 
 Что до меня, я этому отнюдь не верю. 
 Что было бы, моя Климена, 
 Если бы ты больше не была моей, 
 Если б я больше не был твоим! (франц.)

  Баллада 

 Что ты, девица, грустна, 
   Молча присмирела, 
 Хоровод забыв, одна 
   В уголку присела? 
 "Именинницу, друзья, 
   Нечем позабавить. 
 Думала в балладе я 
   Счастье наше славить. 
 Но Жуковский наш заснул, 
   Гнедич заговелся, 
 Пушкин бесом ускользнул, 
   А Крылов объелся". 

 Вот в гостиной стол накрыт - 
   Поскорее сядем, 
 В рюмках пена закипит, 
   И балладу сладим; 
 Вот и слажена она - 
   Нужны ли поэты? - 
 Рюмки высушив до дна, 
   Скажем: многи леты 
 Той, которую друзьям 
   Ввек любить не поздно! 
 Многи лета также нам, 
   Только с ней не розно.

  На Аракчеева 

 В столице он - капрал, в Чугуеве - Нерон: 
 Кинжала Зандова везде достоин он.

          * * * 

 Мы добрых граждан позабавим 
 И у позорного столпа 
 Кишкой последнего попа 
 Последнего царя удавим.