Вещи А.С. Пушкина

Во Всесоюзном музее А. С. Пушкина находится и экспонируется подавляющее большинство сохранившихся до нашего времени личных и памятных вещей Александра Сергеевича Пушкина.

Некоторые из своих вещей Пушкин подарил друзьям, другие после его смерти остались в распоряжении семьи.

Вещи поэта помогают понять отдельные моменты его биографии, глубже изучить его жизнь, коснуться тайн его творчества. Эмоциональное воздействие этих вещей на многочисленных посетителей пушкинских музеев и выставок чрезвычайно велико.

Личные и памятные вещи великого русского поэта из собрания Всесоюзного музея А. С. Пушкина представлены в Государственном музее Пушкина в Москве, в Пушкинском заповеднике в селе Михайловском Псковской области, в селе Болдине Горьковской области и в других пушкинских музеях страны.

В последней квартире А. С. Пушкина на Мойке, 12, представлена большая часть сохранившихся вещей поэта. Особенное впечатление оставляет письменный стол, на котором рядом с томами журнала "Современник" и копиями рукописей стоит бронзовая чернильница с фигурой арапчонка, лежат гусиное перо поэта, нож для разрезания бумаги, колокольчик для вызова слуги, визитная карточка. Здесь же в кабинете - масляная лампа, на стене и на книжных полках висят портреты А. А. Дельвига, Е. А. Баратынского, В. А. Жуковского. Внимание привлекает сабля в серебряных позолоченных ножнах, напоминавшая Александру Сергеевичу о путешествии на Кавказ в 1829 году. Неподалеку от стола стоят старинное "вольтеровское" кресло и низкая рабочая конторка, а возле полок с книгами - палка и трости Пушкина.

Семья поэта после его смерти очень недолго жила в квартире на Мойке, уже 16 февраля 1837 года Наталья Николаевна с детьми уехала в Полотняный Завод. Для устройства дел семьи 11 февраля 1837 года было учреждено опекунство над малолетними детьми и имуществом А. С. Пушкина. Возглавил опеку родственник Пушкиных граф Григорий Александрович Строганов, членами были друг поэта композитор Михаил Юрьевич Виельгорский, друг и учитель Пушкина поэт Василий Андреевич Жуковский, писатель и издатель Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков. Среди других обязанностей они взяли на себя и заботу о сохранении библиотеки и вещей поэта. Все имущество было описано в присутствии двух свидетелей - Петра Андреевича Вяземского и коллежского асессора Павлина Ивановича Отрешкова. В одном из первых протоколов заседания опеки (от 25 февраля 1837 года) отмечалось, что "все движимое имущество, найденное на квартире покойного Пушкина, состоя из домашних весьма малоценных и повседневно в хозяйстве употребляемых вещей и платья, предоставлено употреблению первые его семейству, вторые розданы вдовою служителям". Н. Н. Пушкина, по всей вероятности, еще до своего отъезда из Петербурга раздала на память многие вещи своего мужа его друзьям по их просьбе.

Оставшуюся в квартире мебель, предметы убранства и книги (они были разобраны и описаны в кабинете Пушкина) по распоряжению опеки упаковали и положили на хранение в кладовую купца Подломаева в Гостином дворе. После того как в феврале 1841 года было выкуплено у сонаследников имение Пушкиных Михайловское, "естественной опекунше" детей, вдове поэта, было предложено взять некоторые предметы имущества, находившиеся на сохранении у опеки, "избавив тем сие от излишних расходов по сбережению их". Тогда же сданы были Наталье Николаевне "под расписку" книги из библиотеки Пушкина в двадцати четырех запечатанных ящиках. Отправкой вещей из квартиры поэта в Михайловское руководил Иван Бочаров (доверенное лицо Н. Н. Пушкиной).

Собирание пушкинских реликвий началось более ста лет назад, когда в библиотеку Александровского лицея в Петербурге стали поступать первые приношения. Лицеисты свято хранили память о выпускнике первого курса Александре Пушкине. В лицейскую библиотеку в юбилейном 1879 году к 19 октября от потомков и современников Пушкина поступило много книг, картин, портретов, личных и памятных вещей Пушкина. В 1917 году собрание пушкинских материалов Александровского лицея было передано Пушкинскому дому.

После Великой Октябрьской революции - в 1920-х и особенно в 1930-х годах, накануне столетия со дня гибели поэта, туда же от частных лиц, библиотек и различных организаций стали поступать пушкинские мемории, рукописи, предметы изобразительного искусства. Некоторые личные и памятные вещи Пушкина передавались непосредственно на Всесоюзную пушкинскую выставку 1937 года в Москве. В 1938 году материалы выставки были закреплены за организованным на ее базе Государственным музеем А. С. Пушкина, слившимся впоследствии со Всесоюзным музеем А. С. Пушкина в Ленинграде. В дни празднования стопятидесятилетия со дня рождения поэта продолжалось поступление вещей, принадлежавших Пушкину и его семье. В 1953 году Пушкинский дом передал Всесоюзному музею А. С. Пушкина все имевшиеся в его собрании личные и памятные вещи поэта.

Как уже отмечалось, больше всего личных вещей Пушкина и его семьи, а также памятных вещей поэта представлено в экспозиции музея "Последняя квартира Пушкина", входящего в состав Всесоюзного музея А. С. Пушкина. Личные вещи поэта находятся также среди реликвий основной экспозиции музея в церковном флигеле Екатерининского дворца (г. Пушкин - бывшее Царское Село). Некоторые особенно ценные вещи Пушкина хранятся в запасниках музея.

Работа по собиранию вещей поэта продолжается и в настоящее время. До сих пор не обнаружено местонахождение некоторых реликвий, хорошо известных по печатным и архивным источникам, а также по воспроизведениям в различных изданиях. Так, бесследно пропал перстень-талисман Пушкина с восточной надписью на темно-красном камне, исчез сюртук поэта, бывший на нем в день дуэли, потерялся клетчатый халат (архалук). Неизвестно местонахождение дуэльных пистолетов Пушкина, исчезли серебряные туалетные принадлежности поэта (мелкие вещи, по воспоминаниям камердинера Пушкина, находившиеся в кабинете, были сложены в большую шкатулку, переданную затем Наталье Николаевне). Эти предметы находились в начале XX века у старшего сына Пушкина - Александра Александровича. А. А. Пушкин владел и при- ясизненным портретом своего отца работы О. А. Кипренского (в настоящее время этот портрет А. С. Пушкина представлен в экспозиции Государственной Третьяковской галереи). Портрет этот, заказанный близким другом поэта Антоном Дельвигом, был куплен Пушкиным через П. А. Плетнева у Софьи Михайловны Дельвиг и с тех пор всегда висел в квартире, где жил поэт.

Портрет Пушкина работы Кипренского, как и портрет Натальи Николаевны Пушкиной работы А. П. Брюллова, стоявший; по всей вероятности, в кабинете ее мужа, с полным основанием могут считаться личными вещами поэта. Предметом особого рассмотрения, не входящим в задачи данной книги, является личная библиотека поэта, хранящаяся ныне в Институте русской литературы АН СССР.

Письменный стол Пушкина, на котором при его жизни, как теперь, лежали беловые и черновые рукописи, книги, тома журнала "Современник", издававшегося Пушкиным с 1836 года, останавливал на себе внимание многих посетителей поэта. Поэт Облачкин, побывавший у Александра Сергеевича незадолго до его смерти, писал о кабинете: "Посреди стоял огромный стол простого дерева, оставлявший с двух сторон место для прохода, заваленный бумагами, письменными принадлежностями и книгами, а сам поэт сидел в уголку в покойном кресле". Стол, за которым поэт редактировал журнал "Современник", заканчивал "Капитанскую дочку", работал над документами по истории Петра I, писал письма и стихи, очень прост. Он фанерован светлым красным деревом, верхняя доска крыта темной кожей; спереди и сзади наполовину ширины стола имеются выдвижные доски, которые позволяют сильно увеличить его размеры (вероятно, именно поэтому он показался Облачкину "огромным"); с боковых сторон стола выдвижные ящики.

На прикрепленной к столу медной дощечке выгравировано: "Письменный стол А. С. Пушкина. 1837". По преданию, он после смерти поэта был подарен Натальей Николаевной П. А. Вяземскому и вместе с другими личными вещами Пушкина многие годы хранился в подмосковном имении Вяземских и Шереметевых - Остафьеве. Здесь его видел писатель И. А. Белоусов, побывавший в Остафьеве незадолго до Великой Октябрьской социалистической революции; он посетил комнату - "Карамзинскую", - в которой последний владелец Остафьева С. Д. Шереметев, глубоко чтя память живших в этом имении русских поэтов и писателей, продолжал бережно хранить некогда принадлежавшие им вещи. "По каменной лестнице, - пишет Белоусов, - мы поднялись во второй этаж, прошли темный коридор, свернули направо и очутились в светлой просторной комнате. С каким волнением я входил туда... у окна, выходящего в сад, стоит простой стол с врезанной в нем медной дощечкой с надписью "Это был стол Пушкина"". Из Остафьева стол Пушкина вместе с другими личными вещами поэта передали Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина в Москве, а через несколько лет - в 1936 году - он поступил в Пушкинский дом.

Чернильница с арапчонком стоит на письменном столе Пушкина, как и при его жизни. Такие массивные бронзовые чернильницы, с небольшими вариантами в деталях, были распространены в начале 30-х годов прошлого века. Основанием чернильницы служит книга; в центре - изваянная из черной, частично позолоченной бронзы фигура обнаженного до пояса юного негра-матроса, опирающегося на якорь; по обеим сторонам от него два тюка клади - футляры чернильницы и песочницы. Впереди, около желобка для перьев, два держателя свеч. Свечи предназначались для разогревания сургуча, которым запечатывали письма.

Чернильницу подарил Пушкину на Новый, 1832 год один из его самых близких друзей - Павел Воинович Нащокин. Известный всей Москве барин и хлебосол, он хорошо знал о глубоком интересе поэта к романтической истории своего прадеда. Отправляя подарок, Нащокин писал Пушкину в декабре 1831 года: "Посылаю тебе твоего предка с чернильницами, которые открываются и открывают, что он был человек a double vue^*..." Поэт ответил ему в январе 1832 года: "Очень благодарю тебя за арапа". Подарок Нащокина нравился Пушкину. Позже чернильница хранилась у старшего сына поэта, где ее видел в 1911 году корреспондент "Московской вести", посетивший А. А. Пушкина и поместивший об этом заметку в газете. Затем она находилась у А. П. Араповой. После ее смерти в 1919 году реликвия была передана в Пушкинский дом, а затем во Всесоюзный музей А. С. Пушкина.

^* (С двойным зрением, проницательный (франц.).)

Гусиные перья со стола Пушкина. Их два. Оба пера короткие, обгрызанные сверху, со следами чернил, их едва можно было держать в пальцах. Гусиными перьями писали тогда все. Но, глядя на эти перья, невольно вспоминаешь рассказы современников о том, что Пушкин, работая, часто вставал, ходил по комнате, грызя перо, или размахивал им, как бы отбивая такт. Перья взял со стола Пушкина Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков - один из членов опеки, распоряжавшийся в квартире Пушкина после отъезда Натальи Николаевны с детьми из Петербурга.

Наркиз Отрешков, по словам П. А. Вяземского, попал в опеку, "как Отрепьев на русский престол",- он, несомненно, был связан с III отделением императорской канцелярии, хотя и сумел создать себе репутацию ученого и литератора. Пушкин познакомился с Н. И. Тарасенко-Отрешковым в 1832 году, когда искал сотрудника для издания политической и литературной газеты под названием "Дневник". Издание не состоялось, но пробный номер, набранный в типографии, сохранился до настоящего времени.

Тарасенко-Отрешков после смерти поэта расхитил часть его библиотеки и присвоил некоторые рукописи Пушкина. Впоследствии он все же подарил их Публичной библиотеке в Петербурге.

Оба пера поэта Н. И. Отрешков прикрепил крепкими нитками к листам плотной бумаги и опечатал сургучной печатью с оттиском дворянского герба. На листах он сделал надписи. О пере поэта с надписью "Ето перо взято с письменного стола Александра Сергеевича Пушкина 25-го февраля 1837 г. Наркиз Атрешков" долгие годы не было ничего известно. Лишь в 1925 году оно было передано Ленинградским управлением государственных академических театров в Академию наук, а затем по распоряжению президиума академии поступило в Пушкинский дом. Кому некогда передал Отрешков это перо, у кого находилось оно на протяжении почти девяноста лет - неизвестно. Сейчас перо заняло свое прежнее место на письменном столе А. С. Пушкина в его последней квартире.

Другое перо с надписью "Перо, взятое с письменного стола А. С. Пушкина 20 марта 1837 года" Тарасенко-Отрешков передал литератору И. Т. Калашникову. На задней стороне листа (бумага имеет следы сгибов) рукою того же Отрешкова написано: "Его Высокоблагородию Ивану Тимофеевичу Калашникову". А. С. Пушкин был знаком с Калашниковым, отвечал на его письма. В 1830-х годах Калашников пользовался большой известностью как романист, он подолгу жил в Сибири и в своих произведениях описывал ее жителей и ее природу. Его романы "Дочь купца Жолобова" и "Камчадалка" нравились Александру Сергеевичу.

Калашников благоговейно относился к Пушкину, считал его смерть величайшей утратой для русского народа. Вероятнее всего, Калашников сам попросил подарить ему на память перо поэта. Перо было представлено на пушкинской юбилейной выставке в Академии наук в 1899 году. В каталоге выставки оно значилось как "собственность Ник. Ив, Кирьякова в Феодосии" с пометой: "Продается". Было ли перо куплено кем-нибудь на выставке - неизвестно. Известно лишь, что после Кирьякова пером владел Николай Порфирьевич Немезидин - артист, много лет игравший в Иркутске. По завещанию Немезидина после его смерти перо в 1932 году поступило к члену Общества политкаторжан Павлу Владимировичу Васильеву, который в том же году пожертвовал реликвию в Музей каторги и ссылки Общества политкаторжан в Москве. В марте 1935 года перо было передано Государственному литературному музею, оттуда в 1938 году оно поступило в музей А. С. Пушкина. В настоящее время перо экспонируется в Государственном музее А. С. Пушкина в Москве.

Лакированная шкатулка. Рядом с пером на письменном столе в квартире Пушкина на Мойке, 12, находится небольшая деревянная темная шкатулка, обтянутая внутри голубой шелковой материей. Шкатулка имеет маленький внутренний замок. После смерти Пушкина шкатулка принадлеясала Аркадию Осиповичу Россету, старшему из братьев известной Александры Осиповны Россет-Смирновой, приятельницы поэта. Аркадий Россет в 1830-х годах был "домашним человеком" у Пушкина, - его многостороннее образование, ум и горячая преданность России нравились поэту. По свидетельству современников, Пушкин перед смертью "велел подать ему шкатулку, вынул из нее бирюзовое кольцо и, подавая его Константину Данзасу, сказал: от нашего общего друга". Это кольцо заказал П. В. Нащокин для Пушкина, оно должно было спасти поэта "от насильственной смерти". По свидетельству В. А. Нащокиной, это кольцо Данзас впоследствии обронил зимой на улице, снимая перчатку. Кольцо упало в сугроб, найти его не смогли.

В 1870-х годах в Москве Аркадий Осипович Россет подарил черную шкатулку, некогда переданную ему В. А. Жуковским с согласия Натальи Николаевны Пушкиной, Франциску Адамовичу Корчак-Михневичу, жившему с ним в одном доме, большому другу семьи Россетов. Передавая эту дорогую для него вещь Михневичу, Аркадий Осипович вспомнил, что она стояла на письменном столе Пушкина, и просил всячески беречь ее. Впоследствии шкатулка Пушкина находилась у дочери Корчак-Михневича - Анастасии, а затем у его внучки - ленинградки Софьи Казимировны Островской. В 1969 году Всесоюзный музей А. С. Пушкина приобрел у нее шкатулку Пушкина вместе с гербовой аметистовой печаткой Россетов.

Конторка красного дерева стоит недалеко от письменного стола в кабинете поэта и сейчас. Пушкин часто работал за нею полулежа на диване, стоявшем в кабинете у книжных полок. Низкая конторка с откидной крышкой, обитой сверху кожей с тисненым рисунком, с подвижным верхом на полозках и выдвижной доской, имеет несколько ящиков и ящичков. В них складывали мелкие вещи, книги и листы писчей бумаги. Эту конторку передала в Пушкинский дом А. А. Петрова со следующим сопроводительным письмом: "Конторку красного дерева с ящиками, выдвижным верхом и поднимающейся крышкой я унаследовала от матери моей... Надежды Егоровны Волькенштейн, рожденной Враской, которая получила названную конторку в подарок от своего родного дяди (брата матери ее Анны Михайловны Враской, рожденной Загряжской), Александра Михайловича Загряжского, друга Александра Сергеевича Пушкина и свекра (вернее, тестя. - Авт.) Льва Сергеевича Пушкина, как вещь, принадлежавшую покойному поэту. 30 июля 1928 г. Петрова Антонина Александровна".

В Государственном музее А. С. Пушкина в Москве экспонируется сейчас другая конторка, подобная стоящей в кабинете Пушкина на Мойке, 12. Она почти ничем не отличается от конторки, принадлежавшей А. М. Загряжскому. Только на обратной стороне скатной крышки натянута темно-фиолетовая кожа, и на ней крестообразно набит голубой шнур. Эта конторка приобретена Пушкинским домом в 1918 году при посредстве пушкиниста П. Е. Щеголева. Можно предположить, что это та самая конторка, которую Александр Александрович Пушкин передал на юбилейную выставку в Москве в 1899 году, но точными данными об этом мы не располагаем.

Кресло красного дерева. В счете мебельщика Ариста Гамбса от 25 мая 1835 года, предъявленном для оплаты опекунству над детьми и имуществом Пушкина, упоминается "вольтеровское" кресло с пюпитром, обитое красным сафьяном. Большое, тяжелое, с откидной спинкой, низкими подлокотниками, выдвигающейся скамеечкой для ног, оно стоит теперь, как и при жизни Пушкина, в его квартире на Мойке, в кабинете, рядом с письменным столом. Спинка и сиденье кресла мягкие, волосяные, кресло обито полосатой материей, возможно сменившей износившийся сафьян. Подставка для книг (пюпитр), ранее прикрепленная к подлокотнику кресла, утрачена. Это удобное рабочее кресло было, очевидно, привезено в Михайловское вдовой поэта в 1841 году вместе с другими вещами из квартиры Пушкина. Оно было зарисовано в период подготовки юбилейных торжеств 1880 года. Рисунок вместе с многочисленными видами Михайловского поступил в собрание Всесоюзного музея А. С. Пушкина из архива известного педагога, члена Общества любителей российской словесности, председателя комиссии по проведению пушкинских торжеств в 1880 году Л. И. Поливанова. В 1912 году кресло было передано в музей Александровского лицея, а затем вместе со всем собранием Лицея поступило в 1917 году в Пушкинский дом.

На письменном столе поэта лежал нож для разрезания бумаги. Сейчас нож находится в квартире Пушкина на Мойке, 12. Он был передан в Пушкинский дом в 1911 году пушкинистом Борисом Львовичем Модзалевским. Этим тот исполнил завещание известного писателя и драматурга Ивана Леонтьевича Леонтьева (Щеглова), друга семьи Ольги Сергеевны Павлищевой. Нож представляет собой узкую пластинку слоновой кости, слегка расширяющуюся к концу до половины ее длины. Нож ДВОЙНОЙ, конец его обгрызан, ручка вырезана в виде кисти руки, сжимающей шар. На обеих сторонах ножа надписи черными чернилами, сделанные племянником Пушкина Львом Николаевичем Павлищевым: "Принадлежал моему дяде Александру Сергеевичу Пушкину. Л. Павлищев"; "Многоуважаемому Ивану Леонтьевичу Щеглову. 9 августа 1899 года".

В сопроводительном письме Л. Н. Павлищев писал: "Этот ножик был подарен моей покойной матери Ольге Павлищевой летом 1836 года на Каменноостровской даче ее братом Александром Сергеевичем Пушкиным. Самый ножик был им вложен в подаренную им же книгу "L'astronomie par Montemont"^* (в четырех томах). Ножик обгрызай был Пушкиным".

^* (Albert Montemont. Lettres l'astronomie (Альберт Монтемон. Письма об астрономии).)

Бронзовый колокольчик для вызова слуги имеет форму чашечки цветка с чеканным орнаментом на наружной стороне и ручку в виде цветов и листьев причудливого растения. Колокольчик передала в Пушкинский дом в 1924 году внучатая племянница Пушкина Елена Осиповна Кун (внучка О. С. Павлищевой) вместе с другими вещами Пушкина, находившимися у его сестры.

Нож и колокольчик сейчас находятся в музее-квартире А. С. Пушкина на Мойке, 12.

У младшего сына поэта Григория Александровича в Михайловском хранились некоторые личные вещи А. С. Пушкина, которые сейчас также входят в экспозицию музея на Мойке.

Жестяная настольная масляная лампа с масленкой полусферической формы, высоким цилиндром с вкладышем для фитиля и решетчатым колпаком-абажуром расписана коричневой краской с золотом, словно морозными узорами. Когда в 1880 году в Петербурге организовалась юбилейная пушкинская выставка, Григорий Александрович передал устроителям выставки эту лампу с такой аннотацией: "Лампа Пушкина, при свете которой он работал в с. Михайловском". Уезжая из Михайловского в 1899 году в Маркутье, Г. А. Пушкин оставил лампу своей сестре А. П. Ланской-Араповой, и уже на юбилейной пушкинской выставке 1899 года эта реликвия выставлялась как ее собственность. А. П. Арапова завещала лампу Пушкинскому дому. После ее смерти лампа некоторое время хранилась в музее при Археологическом институте в Петербурге (б. дом Шереметевых на Фонтанке) и в 1919 году передана хранителем музея Н. Пиотровским "по принадлежности" в Пушкинский дом. В сопроводительном письме на обороте фотографии лампы Пиотровский изложил ее историю.

Сабля Пушкина. Свою поездку на Кавказ в 1829 году Пушкин, как известно, описал в "Путешествии в Арзрум". На Кавказе в это время служили брат поэта Лев Сергеевич, старый знакомый и друг Пушкина генерал-майор Н. Н. Раевский, лицейский товарищ поэта, член Союза спасения и Союза благоденствия, привлекавшийся по делу декабристов, полковник В. Д. Вольховский, а также младший брат одного из самых близких друзей Пушкина, участник восстания декабристов Михаил Иванович Пущин. Под Арзрумом Пушкин принимал участие в операциях русских войск под командованием генерала И. Ф. Паскевича против турок. "Я прибыл туда в самый день перехода через Саган-лу, - писал Пушкин в официальном письме шефу жандармов А. X. Бенкендорфу,- и, раз я уже был там, мне показалось неудобным уклониться от участия в делах, которые должны были последовать; вот почему я проделал кампанию в качестве не то солдата, не то путешественника".

Друзья восхищались смелостью и бесстрашием Пушкина. Михаил Пущин в своих воспоминаниях об этих событиях описывает несколько примечательных эпизодов: "...мы поскакали его искать и нашли отделившегося от фланкирующих драгунов и скачущего, с саблею наголо, против турок, на него летящих. Приближение наше... заставило турок в этом пункте удалиться, - и Пушкину не удалось попробовать своей сабли над турецкою башкой... Через несколько дней, в ночном своем разъезде, я наткнулся на все войско сераскира, выступившее из Гассан-Кале нам навстречу, - продолжает мемуарист. - По сообщении известия об этом Пушкину в нем разыгралась африканская кровь, и он стал прыгать и бить в ладоши, говоря, что на этот раз он непременно схватится с турком; но схватиться опять ему не удалось, потому что он не мог из вежливости оставить Паскевича, который не хотел его отпускать от себя не только во время сражения, но на привалах, в лагере и вообще всегда..."

"Другая интересная особенность кампании 1829 года,- вспоминал сосланный на Кавказ декабрист Александр Семенович Гангеблов,- это участие в ней поэта Пушкина. Паскевич очень любезно принял Пушкина и предложил ему палатку в своем штабе; но тот предпочел не расставаться со своим старым другом Раевским - с ним и занимал он палатку в лагере его полка, от него не отставал и при битвах с неприятелем. Так было, между прочим, в большом Саганлугском деле... Паскевич наблюдал за ходом сражения. Когда главная масса турок была опрокинута и Раевский с кавалерией стал их преследовать, мы завидели скачущего к нам во весь опор всадника: это был Пушкин, в кургузом пиджаке и маленьком цилиндре на голове. Осадив лошадь в двух-трех шагах от Паскевича, он снял свою шляпу, передал ему несколько слов Раевского и, получив ответ, опять понесся к нему же, Раевскому. Во время пребывания в отряде Пушкин держал себя серьезно, избегал новых встреч и сходился только с прежними своими знакомыми, при посторонних же всегда был молчалив и казался задумчивым".

В память об участии Пушкина в Арзрумском походе Паскевич подарил ему стальную саблю турецкого образца, украшенную накладным серебром с чеканкой. На клинке надпись светлой бронзой: "Арзрум. 18 июля 1829". Серебряные, некогда позолоченные, ножны также украшены чеканным узором. В пятой главе "Путешествия в Арзрум" поэт вспоминает об этом событии: "Граф подарил мне на память турецкую саблю. Она хранится у меня памятником моего странствования во след блестящего героя по завоеванным пустыням Армении".

Сабля, подаренная Пушкину Паскевичем, как эмблема храбрости и отваги, хранилась в Михайловском у Григория Александровича в специальном футляре с выгравированной на серебряной пластине надписью. Эскиз пластины Г. А. Пушкин подробно обсуждал с петербургским мастером серебряных и золотых изделий П. А. Овчинниковым. Вместо гравировки золотом мастер посоветовал использовать темно-синюю эмаль. В результате Г. А. Пушкин заказал массивную серебряную пластину со следующим текстом: "Турецкая сабля, подаренная на память гр. Паскевичем Александру Сергеевичу Пушкину 19 июля 1829 г. в Арзруме". Сабля была представлена на пушкинской юбилейной выставке 1899 года в конференц-зале Академии наук в Петербурге. После смерти Григория Александровича она находилась у его родственников и в 1920-х годах была передана ими в Пушкинский дом.

Занавесь с одного из окон последней квартиры поэта в Петербурге. Всесоюзный музей А. С. Пушкина получил ее в 1968 году в дар от Сергея Лифаря. Занавесь сшита вручную; красивая розово-алая шелковая ткань с вытканным золотой нитью рисунком на тонкой светлой коленкоровой подкладке. Уже упоминалось о том, что Наталья Николаевна Пушкина в 1841 году привезла с собой в Михайловское мебель и вещи из последней квартиры, переданные ей опекой. В числе этих вещей, по всей вероятности, были и занавеси. Они остались в Михайловском и, когда имение перешло к Г. А. Пушкину, находились у него. Переехав в 1899 году с женой Варварой Алексеевной в Маркутье, Григорий Александрович привез с собой из Михайловского некоторые вещи, в том числе и занавеси.

После смерти Г. А. Пушкина его вдова подружилась с соседкой по имению, сестрой коллекционера Сувчинского. Желая оказать ей внимание, она подарила ей занавесь, сказав, что эта реликвия вместе с другими вещами была вывезена в свое время из Михайловского. Унаследовав занавесь после смерти сестры, Сувчинский уже за границей передал ее С. Лифарю. Последний в один из своих приездов в нашу страну привез часть занавеси (половину он оставил себе) в Ленинград и подарил музею.

У сестры поэта, Ольги Сергеевны Павлищевой, и ее потомков хранились прибор рубинового стекла, принадлежавший некогда А. С. Пушкину, его ножницы и серебряные ложки. В семье Льва Сергеевича Пушкина были курительная трубка поэта и старый письменный стол, за которым он работал в дни своих приездов в Болдино.

Прибор рубинового стекла с золочением по граням, состоявший из графина с притертой пробкой, четырех рюмок и подносика с бортиком, был вместе с Пушкиным во время его ссылок на юг и в Михайловское.

История этого прибора изложена в письме племянника Пушкина, Льва Николаевича Павлищева: "Пушкин... купил его вместе с принадлежностями, а именно, четырьмя рюмками (три из них позднее были утрачены. - Авт.) и подносом в Кишиневе, в 1822 году, когда поэт находился на службе при новороссийском генерал-губернаторе Инзове в качестве чиновника Попечительного комитета о колонистах южной России. Из этого графина мой дядя наливал в те же рюмки и себе и посещавшим его знакомым любимое свое вино мадеру и хранил весь прибор, как воспоминание о Кишиневе, у себя, до замужества в 1828 году своей сестры, покойной моей матери; тогда-то он и подарил ей означенный прибор по случаю ее свадьбы, наполнив при этом графин той же любимой поэтом живительной влагой. Затем весь прибор - графин, рюмки и поднос - моя мать, Ольга Сергеевна Павлищева, подарила мне в 1856 году, когда я окончил курс наук в С.-Петербургском университете, ректором которого в то время, - кстати замечу,- был друг поэта - покойный Петр Александрович Плетнев, и я счастлив, что мог преподнести этот графин многоуважаемому Ивану Леонтьевичу - искреннему почитателю угасшего достославной памяти Пушкина... 1902 г. Лев Павлищев".

В 1911 году известный пушкинист Б. Л. Модзалевский, в качестве душеприказчика скончавшегося тогда же в Кисловодске писателя И. Л. Леонтьева, передал Пушкинскому дому "по завещанию покойного" графин и рюмку рубинового стекла, принадлежавшие некогда Пушкину. В том же году К. В. Рышкова (предположительно - из семьи драматурга В. А. Рышкова) передала туда же и поднос.

Стальные ножницы с пилочкой были представлены на пушкинской выставке 1880 года в Петербурге. В каталоге выставки о них говорилось: "Ножницы Пушкина, подаренные им сестре, Ольге Сергеевне Павлищевой, и доставленные ее сыном в лицейскую библиотеку". После окончания выставки Л. Н. Павлищев передал эти массивные ножницы в кожаном футляре в музей Александровского лицея. Через несколько лет, 27 октября 1898 года, в статье об этом музее газета "Новое время" писала: "Из числа вещей, принадлежавших Пушкину, в музее замечательны... ножницы, подаренные им своей сестре О. С. Павлищевой в 1836 г. Эти ножницы - для ногтей, но столь основательной величины и толщины, что ими можно было бы остричь ногти гейневскому Атта-Тролля". На металле посередине выгравирована фамилия мастера: "F. Kulinski".

Серебряные ложки попали к поэту, очевидно, из наследства его дяди - артиллерии подполковника Петра Львовича Пушкина (старшего брата Сергея Львовича), умершего в 1825 году и оставившего свою часть нижегородских имений отцу Пушкина.

Приехав в 1830 году в Болдино для вступления во владение половиной села Кистеневка Сергачского уезда Нижегородской губернии (200 душ крепостных крестьян), выделенной ему отцом перед женитьбой, поэт стал и владельцем некоторых вещей из барского дома. В официальной описи движимого имущества П. Л. Пушкина, составленной в 1828 году опекунством, среди многих вещей упоминаются и серебряные ложки.

В 1918 году в Пушкинский дом была передана Ольгой Петровной Павлищевой (женой Л. Н. Павлищева) массивная разливательная ложка с гравированной монограммой "Р. Р." (лат.) и датой "1796" в клейме московского мастера. В 1924 году Елена Иосифовна Кун передала туда же небольшую столовую ложку с гравированными начальными буквами имени и фамилии заказчика - "Р. Р." (Петр Пушкин) - под дворянской короной. Эта ложка сделана уже петербургским мастером в 1800 году. Серебряные ложки Пушкина и сейчас находятся в буфетной его последней квартиры на Мойке.

Курительная трубка. В семье Льва Сергеевича Пушкина хранилась курительная трубка поэта. В 1914 году ее передала в Пушкинский дом М. Н. Стоюнина. Трубка пенковая, с барельефными изображениями (мужским и женским) в парадной одежде XVIII века и рельефными украшениями в виде гирлянд цветов. М. Н. Стоюнина сопроводила свой дар следующими пояснениями, написанными на ее визитной карточке: "Пенковая трубка, принадлежавшая Александру Сергеевичу Пушкину, была подарена Верой Анатольевной Пушкиной (дочерью Анатолия Львовича, племянника поэта. - Авт.) Марии Николаевне Стоюниной (привезена из с. Болдина)".

Поэт, как и многие его современники, курил в минуты отдыха. "Пушкин больше не корчит из себя жестокого,- пишет старшая дочь генерала Раевского, Екатерина Николаевна, брату Александру в 1821 году,- он очень часто приходит к нам курить свою трубку и рассуждает или болтает очень приятно". Находясь в ссылке в селе Михайловском, Пушкин в ноябре - декабре 1824 года вкладывает в одно из писем к брату в Петербург записку с перечнем вещей, которые были ему необходимы, среди них упомянуты табак, спички и глиняная трубка с черешневым чубуком.

Бывая у П. В. Нащокина в Москве, поэт любил, сидя у него "на диване, с трубкой в зубах", изливать своему другу все, что "скопилось" у него на душе за время разлуки.

Трубка, подаренная М. Н. Стоюниной Пушкинскому дому, вложена в футляр, обтянутый сверху зеленым сафьяном; на серебряном ободке трубки выгравированы буквы "П. Н." под дворянской короной (возможно, это начальные буквы имени и фамилии дарителя трубки, по предположению - Павла Воиновича Нащокина).

Стол чинарового дерева из Болдина. В зале Всесоюзного музея А. С. Пушкина, посвященном творчеству поэта в Болдине, можно увидеть простой письменный стол чинарового и красного дерева, сделанный в конце XVIII века, по всей вероятности, крепостным мастером. Верхняя доска стола крыта темной кожей, спереди пять выдвижных ящиков (один посередине, два по бокам от него). За этим столом работал Пушкин болдинской осенью 1830 года, а также в другие свои приезды в Болдино.

27 апреля 1911 года состоялось постановление Совета министров о "Приобретении бывшего имения А. С. Пушкина при селе Болдине в казну". В 1912 году стол был передан из Болдина в Пушкинский дом.

Портреты Джорджа Ноэля Гордона Байрона и Фридриха Шиллера. К личным вещам Пушкина относятся и находившиеся у него портреты поэтов-современников - его соотечественников и иностранцев.

Известно, как высоко ценил Александр Сергеевич талант знаменитого английского поэта, которого современники, по словам Пушкина, видели "на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции". Поэзия Байрона, самое его имя, как символ революционно-романтического направления в литературе, имели большое влияние на Пушкина в определенный период его жизни. В годовщину смерти Байрона, 7 апреля 1825 года, Пушкин и Анна Николаевна Вульф (старшая дочь П. А. Осиповой-Вульф) заказали "за упокой души" обедни "в обеих церквах Тригорского и Воронича". В июле того же года Пушкин просил Анну Николаевну прислать ему из Риги последнее издание произведений Байрона.

Несколько позже Пушкин подарил Анне Николаевне портрет лорда Байрона, приобретенный им, очевидно, через А. И. Тургенева или П. А. Вяземского (а возможно, подаренный ему кем-либо из его друзей). Он представляет собой большую красивую гравюру с глубокими темными бархатистыми тонами, исполненную так называемой черной манерой (меццотинто). Автор гравюры - английский мастер Чарлз Турнер, работавший по оригиналу известного американского художника Вильяма Эдворда Веста. Сам Байрон считал портрет, созданный В.-Э. Вестом в Пизе в 1822 году, "лучшим своим портретом". Уже после смерти Байрона этот портрет был опубликован в Лондоне в январе 1826 года.

Портрет сохраняется в старом серо-коричневом с голубой, серебряной и черной полосками паспарту с факсимильной надписью на наклейке: "Noel Byron". На обороте подаренного Пушкиным портрета П. А. Осипова надписала: "Presente par Alexandre Pouchkine a m-lle Annette Woulff. L'ean 1828" (Подарен Александром Пушкиным девице Анне Вульф. 1828 год).

В 1917 году Светлана Николаевна Вревская, жена внука Евпраксии Николаевны Вульф-Вревской, передала портрет в Пушкинский дом. В настоящее время он экспонируется в кабинете поэта в доме-музее А. С. Пушкина в Михайловском.

Также семье П. А. Осиповой Пушкин подарил принадлежавший ему портрет великого немецкого поэта и драматурга Фридриха Шиллера. Влияние его поэзии на Пушкина ощущалось с лицейских лет, романтическая душа юного поэта воспламенялась "поэтическим огнем" Шиллера и Гете. Драмы Шиллера, как известно, Пушкин просил прислать ему в Михайловское в период работы над "Борисом Годуновым".

На портрете, гравированном Массолем по рисунку Геофила Бехагеля, немецкий поэт изображен в профиль, в парике, с локонами, в рубашке с отложным воротником и жабо (как на медали работы Барра 1819 года), на плечи накинут плащ. Портрет сделан после смерти поэта по прижизненным оригиналам. Внизу надпись рукой П. А. Осиповой: "От А. С. Пушкина, 1833". Он находился затем у внучки П. А. Осиповой Софьи Борисовны Вревской (дочери Е. Н. Вревской), которая подарила его в 1902 году Б. Л. Модзалевскому. Модзалевский передал портрет в Пушкинский дом. В настоящее время он находится в запаснике Всесоюзного музея А. С. Пушкина.

Литографированные портреты поэтов Е. А. Баратынского, В. А. Жуковского и А. А. Дельвига. Портреты эти висят, как и при жизни Пушкина, в его кабинете.

Евгения Абрамовича Баратынского Пушкин считал "одним из первоклассных наших поэтов". "Он превзойдет и Парни и Батюшкова - если впредь зашагает, как шагал до сих пор", - писал Пушкин Вяземскому из Кишинева в январе 1822 года; в другом письме (А. А. Бестужеву из Одессы в 1824 году): "Боратынский прелесть и чудо". В заметках, напечатанных в альманахе "Северные цветы" на 1828 год, Пушкин отмечал: "Никто более Боратынского не имеет чувства в своих мыслях и вкуса в своих чувствах". В статье, написанной в связи с выходом в свет поэмы Баратынского "Бал" в том же 1828 году (она издавалась вместе с поэмой Пушкина "Граф Нулин" под общим заглавием "Две повести в стихах"), и в заметке о Баратынском 1830 года Пушкин не скупился на самые восторженные описания различных сторон его поэтического таланта: "Гармония его стихов, свежесть слога, живость и точность выражения должны поразить всякого хотя несколько одаренного вкусом и чувством".

Очевидно, тогда же Баратынский подарил Пушкину свой портрет - литографию работы поручика Александра Францевича Тернберга (на листе монограмма художника: "А. Т."). Портрет был напечатан в 250 экземплярах и теперь встречается довольно редко. Литография Тернберга очень нравилась Баратынскому. На этом портрете 1828 года, висящем сейчас в кабинете Пушкина в красивом старинном паспарту, Евгений Абрамович изображен в светлом сюртуке, белом жилете, в высоких воротничках, на плечах темный плащ со светлой клетчатой подкладкой.

После смерти Пушкина портрет был подарен его сестрой лицейскому товарищу поэта С. Д. Комовскому. В 1917 году муж дочери Комовского, Ольги Сергеевны,- Аркадий Аркадьевич Журавлев - принес портрет Баратынского в дар Пушкинскому дому.

Василий Андреевич Жуковский, искренний друг Пушкина до последней минуты его жизни, был всегда "добрым гением" для великого поэта. 19 сентября 1815 года Жуковский с величайшим волнением писал о юном Пушкине П. А. Вяземскому: "Я сделал еще приятное знакомство! С нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Я был у него на минуту в Сарском селе. Милое живое творение!.. Это надежда нашей словесности... Нам всем надобно соединиться, чтобы помочь вырасти этому будущему гиганту, который всех нас перерастет. Ему надобно непременно учиться и учиться не так, как мы учились!.. Он написал ко мне послание, которое отдано мне из рук в руки, - прекрасное! Это лучшее его произведение! Но и во всех других виден талант необыкновенный! Его душе нужна пища! Он теперь бродит около чужих идей и картин! Но когда запасется собственными - увидишь, что из него выйдет!.."

Понимание необыкновенности дара Пушкина, восторг перед ним будут еще не раз звучать в высказываниях Жуковского. "...Ты создан попасть в боги, - писал Жуковский Пушкину в 1824 году, - вперед. Крылья у души есть! вышины она не побоится, там настоящий ее элемент! дай свободу этим крыльям, и небо твое. Вот моя вера, когда подумаю, какое можешь состряпать для себя будущее, то сердце разогреется надеждою за тебя". Свой портрет, литографированный Е. Эстеррейхом в 1820 году, Жуковский подарил Пушкину в день, когда им была закончена поэма "Руслан и Людмила". Внизу под изображением надпись: "Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму "Руслан и Людмила". 1820, марта 26, Великая пятница".

П. В. Анненков, сосредоточивший в своих руках многочисленные документы, относящиеся к Пушкину, довольно точно описывает это событие: "Батюшков проездом в Неаполь... находился в Петербурге и слышал первые песни "Руслана и Людмилы" на вечерах у Жуковского, где они обыкновенно прочитывались. Известно, что после чтения последней из них Жуковский подарил автору свой портрет..." Пушкин испытывал глубокую признательность к одному из своих учителей. Через несколько лет после выхода в свет "Руслана и Людмилы" А. С. Пушкин, отдавая дань лучшим сторонам дарования Жуковского, писал Вяземскому из Михайловского: "Я не следствие, а точно ученик его, и только тем и беру, что не смею сунуться на дорогу его, а бреду проселочной. Никто не имел и не будет иметь слога, равного в могуществе и разнообразии слогу его".

Пушкин очень ценил подарок Жуковского, портрет "побежденного учителя" всюду сопровождал "победителя-ученика". Литератор и историк Погодин в своих "Замечаниях на "Материалы для биографии Пушкина" Анненкова" вспоминал, что этот портрет он видел в 1827 году, во время пребывания Пушкина в Москве, висящим в его комнате "над письменным столом во флигеле, что по переулку дома г-жи Лобковой на Собачьей площадке..." После смерти Пушкина портрет молодого Жуковского с дарственной надписью в рамке с золотым узорным тиснением на подставке находился у П. А. Вяземского и хранился в Остафьеве. Из Остафьева он вместе с другими вещами был передан в библиотеку имени В. И. Ленина, а затем, в 1938 году, в Музей А. С. Пушкина.

Антона Дельвига Пушкин очень любил, его хладнокровие и рассудительность нравились пылкому поэту. Друг поэта с лицейских лет, Дельвиг - "парнасский брат" Пушкина - оставался им до конца жизни. "Никто на свете не был мне ближе Дельвига", - писал Пушкин Плетневу, узнав о смерти друга. "Гостеприимный, великодушный, деликатный, изысканный, он умел осчастливить всех его окружающих. Хотя Дельвиг не был гениальным поэтом, но название поэтического существа вполне может соответствовать ему, как благороднейшему из людей", - вспоминала о Дельвиге Анна Петровна Керн. В своих письмах, особенно к брату Льву, Пушкин постоянно упоминал о Дельвиге. О поэтическом таланте Антона Пушкин был высокого мнения. "Ты все тот же - талант прекрасный и ленивый, - писал Пушкин из Кишинева 23 марта 1821 года. - Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки... Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая - твой истинный удел..."

Портрет Дельвига из кабинета Пушкина, подаренный его сестрою С. Д. Комовскому и переданный в 1917 году в Пушкинский дом А. А. Журавлевым, - литография, подобная приложенной к альманаху "Царское Село" на 1830 год. Литография была сделана по рисунку выпускника второго курса Царскосельского лицея Валериана Платоновича Лангера. Лангер - приятель Дельвига, один из первых русских литографов. О портрете Дельвиг писал одному из издателей альманаха - Егору Федоровичу Розену, драматургу и поэту, автору либретто оперы Глинки "Иван Сусанин": "Лангер рожу рисует мою и, кажется, трафит". Весь альманах посвящен Дельвигу.

В альманахе было помещено четверостишие Пушкина, имеющее подзаголовок: "При посылке бронзового Сфинкса". Сфинксом Пушкин назвал свой подарок Дельвигу неточно. В Древнем Египте сфинкс - существо с телом льва и головой человека. Согласно мифу сфинкс опустошал страну. Он задавал прохожим неразрешимые загадки и пожирал их. Только фиванскому царю Эдипу удалось отгадать загадки сфинкса и сбросить его со скалы.

 Кто на снегах возрастил Феокритовы нежные розы? 
 В веке железном, скажи, кто золотой угадал? 
 Кто славянин молодой, грек духом, а родом германец? 
 Вот загадка моя: хитрый Эдип, разреши!

Пушкин восхищался идиллиями Дельвига, его описанием "золотого" века. "Идиллии Дельвига, - писал он, - Для меня удивительны. Какую силу воображения должно иметь, дабы так совершенно перенестись из XIX столетия в золотой век, и какое необыкновенное чутье изящного, дабы так угадать греческую поэзию... эту роскошь, эту негу, эту прелесть более отрицательную, чем положительную, которая не допускает ничего напряженного в чувствах..." Характер подарка вполне импонировал этой стороне творчества Дельвига. Двоюродный брат Дельвига, А. И. Дельвиг, в своей книге "Полвека русской жизни", изданной много лет спустя после смерти обоих поэтов, писал: "...Пушкин высоко ценил гекзаметры Дельвига и в 1829 г., посылая ему в подарок бронзового сфинкса, приложил четверостишье под заглавием "Загадка"". Это название, данное стихотворению, очевидно, издателями, сочетается с загадочностью посылаемого предмета.

Бронзовый пресс-грифон. Грифон - крылатое существо с головой орла и телом льва на тяжелом бронзовом основании; такие небольшие изящные настольные украшения из бронзы были распространены в первой трети XIX века. Пресс впоследствии хранился у А. А. Барановой, рожденной Баратынской, родственницы Софии Михайловны Дельвиг по второму мужу. От Барановой пресс перешел в Государственный музей, а затем, в 1938 году, - в Музей А. С. Пушкина.

К личным вещам Пушкина относятся его трости, палки, часы, бумажник, визитные карточки, жилеты и кольца. Пушкин при жизни имел довольно много палок и тростей, свое пристрастие к этим "игрушкам" он, по воспоминаниям писателя В. А. Сологуба, называл шутя "бабьей страстью". Сохранились три палки Пушкина и одна трость. На одном из прижизненных портретов - из альбома художника-любителя Платона Ивановича Челищева 1830-х годов - Пушкин изображен идущим по Невскому проспекту с этой палкой в руке.

Палка темного, почти черного, дерева с набалдашником из слоновой кости и сбитым наконечником. На белой кости набалдашника вырезано: "А. Пушкин". С этой палкой Пушкин, по свидетельству его потомков, гулял в Летнем саду.

Сведения о том, у кого была палка после смерти Пушкина, несколько противоречивы. На первой большой пушкинской выставке 1880 года в Петербурге эта палка экспонировалась как подаренная Жуковским Ивану Петровичу Шульгину - в прошлом учителю географии и истории в младших классах Царскосельского лицея (1816 - 1817), затем профессору, а с 1835 по 1839 год ректору Петербургского университета. Но есть свидетельства и о том, что черная пушкинская палка продолжительное время находилась у близкого друга Пушкина - профессора и ректора Петербургского университета Петра Александровича Плетнева. Автор статьи о Петербургском университете 1830 - 1840-х годов писал, что Плетнев "имел обыкновение приносить с собой на лекцию какую-то черную трость, которую, вовсе не нуждаясь в ней, не выпускал из рук; уверяли, что эта трость досталась ему на память от Пушкина". Возможно, что черная пушкинская палка после смерти П. А. Плетнева перешла к И. П. Шульгину и была передана его потомками в Александровский лицей. В 1917 году эта палка поступила из пушкинского лицейского музея в Пушкинский дом.

Железная палка Пушкина. Он носил ее, держа в руке или положив на плечо. Она хорошо запомнилась друзьям и знакомым поэта, жившим в начале 1820-х годов в Кишиневе или Одессе и видевшим Пушкина разгуливающим с этой палкой по городу. Иногда он подбрасывал ее вверх.

Один из одесских старожилов, Михаил де Рибас, в рассказах, собранных В. А. Яковлевым, так говорил о Пушкине этих лет: "В нем меня более всего поразили его арабский профиль... его кудрявые волосы и его тяжелая железная палка". Эта палка появилась у поэта весной 1822 года; знакомый Пушкина И. П. Липранди в своих известных воспоминаниях, говоря о дуэльных столкновениях Пушкина и о своем отъезде из Кишинева, пишет: "Когда я возвратился, то Пушкин не носил уже пистолета, а вооружался железной палкой в осьмнадцать фунтов весу". По виду палка несколько напоминает букву "Т", в сечении она круглая, с рукояткой такой же формы, к концу суживается и заканчивается четырехгранным острием.

История этой вещи такова: после отъезда Пушкина из Одессы его железная палка находилась у профессора Московского университета и поэта Алексея Федоровича Мерзлякова - автора стихов, ставших народной песнью "Среди долины ровныя...". Он в 1820-х годах жил в Одессе. Затем палка досталась поэту А. И. Подолинскому, а позднее - сыну полковника Ягницкого, бывшего адъютантом графа М. С. Воронцова. Ягницкий подарил ее одесскому жителю Ивану Мартыновичу Донцову, у которого она находилась в течение почти тридцати лет. В 1880-х годах один из членов известной в Одессе семьи Тройницких, Михаил Григорьевич, получил пушкинскую палку от Донцова и в 1887 году передал ее в Одесский музей истории и древностей. В 1938 году из Одесского художественного музея (б. Музея истории и древностей) железная палка перешла в Государственный музей А. С. Пушкина.

В настоящее время она экспонируется в доме-музее А. С. Пушкина в селе Михайловском.

Тонкая, светлого дерева трость с вделанной в набалдашник бронзовой пуговицей Петра I (на пуговице - вензель из двух переплетенных букв "Р I Р") хранилась долгое время у П. А. Вяземского в Остафьеве. Известный краевед И. А. Белоусов рассказывает о ней в своей книге: "На столе письменные принадлежности и камышовая гладкая трость, сверху перевязанная шелковым плетеным шнуром с двумя кисточками, шелк уже выцвел и вместо коричневого стал светло-серым. В верхнем конце трости вделана золоченая пуговица с мундира Петра Великого. Эта пуговица подарена Петром Великим арапу Ганнибалу - прадеду Пушкина". О ней упоминает и С. Д. Шереметев (последний владелец Остафьева), описывая комнату, которая "должна была составлять музей предметов, являющихся дорогими воспоминаниями времени": "В этой комнате стоит письменный стол Пушкина с надписью на медной доске, тут и трость его, и пуговица Ганнибала, принадлежавшая Петру Великому..."

Журналист А. А. Краевский, сотрудничавший у Пушкина в "Современнике" и разбиравший после смерти поэта его библиотеку, в письме к члену опеки В. Ф. Одоевскому просил отдать ему эту трость на память. "Мне хочется иметь на память от Пушкина, - писал Краевский, - камышовую желтую его палку, у которой в набалдашник вделана пуговица с мундира Петра Великого. Если опекуны не уважут моего чувства привязанности к покойному, то пусть дадут мне палку за тот долг, который Пушкин всегда считал на себе относительно меня за "Современник"..." Трость, однако, досталась Вяземскому. Из Остафьева она была передана в Государственную публичную библиотеку имени В. И. Ленина в Москве, а в 1938 году поступила в Музей А. С. Пушкина.

Палка орехового дерева с аметистовым набалдашником. Хранилась до поступления в Музей А. С. Пушкина в 1938 году в Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. После смерти А. С. Пушкина она была подарена его родными доктору Ивану Тимофеевичу Спасскому. Доктор Спасский, домашний врач Пушкина, пользовавшийся большим уважением и доверием поэта, оставил воспоминания о двух последних днях жизни Пушкина. Тонкая красивая палка с золотым ободком в месте соединения дерева с аметистом была в числе других вещей поэта на выставке 1880 года в Петербурге. В каталоге выставки о ней писалось: "Палка с сердоликовым набалдашником, перешедшая по смерти Пушкина к его врачу И. Т. Спасскому, а по смерти его доставшаяся мужу его воспитанницы, библиотекарю Имп. Публичной библиотеки Беккеру, которым подарена библиотеке". На самом деле набалдашник палки выточен из аметиста.

Сафьяновый бумажник. В развернутом виде он имеет форму четырехугольника со срезанными углами. Зеленый сафьян украшен полосками золотого тиснения, а на лицевой части, как в раму, вставлена вышивка разноцветной синелью на белом шелке. Бумажник легко складывается и закрывается на металлический замочек.

Приехав последний раз в Москву в мае 1836 года, Пушкин остановился у Павла Воиновича и Веры Александровны Нащокиных, живших тогда в доме Ивановой "у церкви старого Пимена" (именно этот адрес сообщает поэт своей жене в письме от 4 мая из Москвы). Через много лет В. А. Нащокина, передавая бумажник Пушкина А. А. Корзинкину, писала: "Удостоверяю, что подаренный мною глубокоуважаемому Александру Андреевичу Корзинкину старинный зеленого сафьяна с шитьем из шелка бумажник принадлежал, в свое время, незабвенному поэту А. С. Пушкину и перешел к его другу, а моему покойному мужу, Пав. Воин. Нащокину при следующих, насколько я припоминаю, обстоятельствах... В мае 1836 года Пушкин гостил у нас в Москве у церкви старого Пимена в доме Ивановой. Мой муж всякий день почти играл в карты в Английском клубе, и играл крайне несчастливо. Перед отъездом в Петербург Пушкин предложил однажды Павлу Воиновичу этот бумажник, говоря: "Попробуй сыграй с ним на мое счастье". И как раз Павел Воинович выиграл в этот вечер тысяч пять. Пушкин тогда сказал: "Пускай этот бумажник будет всегда счастьем для тебя". 1890 г. Сентября 3 дня. Вдова гвардии поручика Вера Александровна Нащокина".

А. А. Корзинкин вскоре подарил бумажник поэта вместе с письмом В. А. Нащокиной старшему хранителю Исторического музея в Москве А. В. Орешникову. Последний в 1892 году принес эту реликвию в дар своему музею. Из Исторического музея бумажник в 1938 году поступил в Государственный музей А. С. Пушкина. Теперь эта вещь находится в одной из комнат последней квартиры А. С. Пушкина.

Визитные карточки. Пушкин заказывал их в английском магазине; они были разного размера и вида. В делах опеки сохранился счет английского магазина за "печатку и гравировку" с апреля 1835 по январь 1837 года 1000 визитных карточек, несколькими партиями, с разных досок. В собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина - две визитные карточки Пушкина - на русском и французском языках. Одна из них - с надписью "А. С. Пушкин" на глянцевой бумаге размером 6,5х3,5 - поступила в Пушкинский дом в 1917 году от П. М. Шаликова-Каткова и в настоящее время находится в собрании музея. Вторая получена Пушкинским домом от Ленинградского управления государственных академических театров в 1925 году. Именно ее, с гравированной надписью "А. S. Pouchkine" (размер 6,7X3,5), можно увидеть на письменном столе поэта в его последней квартире на Мойке. Несколько визитных карточек Пушкина, найденных в его бумагах, находятся в архиве Института русской литературы АН СССР (Пушкинском доме). По сравнению с визитными карточками из собрания Всесоюзного музея А. С. Пушкина они большего размера.

Каминные бронзовые часы в виде готической башенки с гравированной надписью "Pons 1654" находились после смерти поэта у его камердинера. Часы эти, по всей вероятности, из тех вещей, которые сразу же после гибели Пушкина "были розданы вдовою служителям". В делах опеки сохранился также счет от часового мастера Формана за починку золотых и бронзовых столовых часов. Счет был написан уже после смерти поэта, 13 февраля 1837 года, и оплачен опекою в мае того же года. На одной из деталей механизма часов надпись: "Paris".

Тяжелые, изготовленные во Франции и приобретенные, по всей вероятности, Пушкиным в Петербурге, часы хранились у ленинградца Б. Е. Бухе. Передавая их в 1946 году в Пушкинский дом, он написал следующее сопроводительное письмо: "Каминные часы в форме готической башенки, принадлежавшие А. С. Пушкину, были приобретены Федором Федоровичем Бухе вскоре после смерти великого поэта у его камердинера для своего племянника Александра Федоровича Бухе, бывшего в то время еще мальчиком, - восторженного почитателя таланта великого поэта. Часы эти находились у А. Ф. Бухе почти до самой его смерти... и в 1914 году перешли к его сыну, Евгению Александровичу Бухе, и затем уже к его внуку, Борису Евгеньевичу Бухе, где они и находились по настоящее время". Часы экспонируются в музее-квартире А. С. Пушкина.

Золотые швейцарские карманные часы. Изготовленные в 1810-х годах с гравированным сельским видом на циферблате и цепочкой, они были, по всей вероятности, получены Пушкиным от императрицы Марии Федоровны (через поэта Нелединского-Мелецкого) в лицейские времена. В 1816 году на бракосочетание великой княгини Анны Павловны и принца Оранского Пушкину были заказаны стихи. Стихи распевались на празднике в Павловске во время свадебного ужина. По воспоминаниям лицеиста С. Д. Комовского, за стихотворение "Принцу Оранскому" Пушкину были "дарованы золотые с цепочкою часы при всемилостивейшем отзыве".

Эти плоские открытые часы с металлическим циферблатом, длинной массивной золотой цепочкой (которая впоследствии была утрачена), и двумя нижними крышками долгое время находились у потомков одной из родных сестер Н. В. Гоголя. В 1901 году село Яновщина (старое название - Васильевка), где жила родная сестра Гоголя, Ольга Васильевна Головня, и семья другой его сестры, Елизаветы Васильевны (в замужестве Быковой), посетил по поручению Киевского университета Всеволод Чаговец. Он видел хранившиеся здесь как реликвия золотые часы и заинтересовался их историей.

Через год в статье "На родине Гоголя" Чаговец подробно изложил историю золотых пушкинских часов, положив в основу своего рассказа сведения, полученные от О. В. Головни. По словам сестры Гоголя, Жуковский, находившийся у постели умирающего Пушкина, "принявший от него последний вздох", сразу же после смерти великого поэта "взял со стола принадлежавшие Пушкину часы, остановил их на минуте смерти поэта и сохранил их себе на память о таком горестном и печальном событии".

Через несколько лет после смерти Пушкина Жуковский и Гоголь встретились за границей, во Франкфурте-на-Майне. Гоголь обратил внимание на карманные золотые часы, висевшие на стене в комнате Жуковского. Василий Андреевич, зная, как велика была любовь Гоголя к Пушкину, как глубоко писатель был потрясен смертью поэта, торжественно передал ему эту драгоценную реликвию. Н. В. Гоголь надел цепочку на шею, а часы, остановленные на минуте смерти Пушкина, положил в карман и не расставался с ними до возвращения на родину. Приехав в Васильевку, Гоголь передал часы сестре и просил беречь их как зеницу ока. Долго они хранились у Ольги Васильевны, а затем, после смерти Гоголя, перешли в семью другой сестры Гоголя - Елизаветы Васильевны, вышедшей замуж за Быкова. Ее сын - племянник Гоголя - Н. В. Быков женился на внучке Пушкина - Марии Александровне Пушкиной. В семье Быковых, где потомки родных Гоголя породнились с потомками Пушкина, часы находились как реликвия, связанная с этими двумя именами.

Правнучка А. С. Пушкина (дочь М. А. Пушкиной и Н. В. Быкова), ныне здравствующая Софья Николаевна Данилевская, дополняя рассказ Чаговца, подтверждает, что она с самого раннего детства помнит эти часы. Они лежали под стеклянным колпаком на письменном столе отца в имении Васильевка - Яновщина. В семье все знали, что после смерти великого поэта часы его были отданы Жуковским Н. В. Гоголю, который хранил их особенно бережно; затем они достались ее отцу, как старшему племяннику и одному из наследников Н. В. Гоголя, вместе с другими вещами писателя.

После Октябрьской революции семья Быковых (по инициативе внучки Пушкина - Марии Александровны) передала часы в деревянном лакированном футляре, украшенном металлической розеткой тульского литья, в Государственный Полтавский краеведческий музей. В 1938 году они поступили в Государственный музей А. С. Пушкина.

Серебряные часы английской фирмы Тобиас 1820-х - 1830-х годов, на 13 камнях, с крышками, украшенными гравированным узором со следами синей эмали, были приобретены Всесоюзным музеем А. С. Пушкина в 1957 году у инженера А. С. Соколова. Часы, вероятно бывшие у поэта с собою в день дуэли, заводятся ключом. На механизме - богатая ручная гравировка.

В сопроводительном письме А. С. Соколов так излагал историю этих часов: после смерти поэта они были переданы В. А. Жуковским Павлу Воиновичу Нащокину, от него перешли к М. И. Семевскому, редактору и издателю "Русской старины". Затем часы находились у племянницы и наследницы имущества Семевского Евгении Николаевны Вороновой, муж которой, Павел Николаевич (редактировавший журнал после смерти Семевского), и она сама были друзьями семьи Соколова, составляя один дружеский литературный кружок. Членами этого кружка были А. Ф. Кони, М. А. Бутлеров, Ц. А. Кюи и другие деятели культуры и искусства.

Во время собраний кружка у Вороновых показывали часы Пушкина, они вызывали особый интерес у маленького Андрея Соколова, ему всегда хотелось подержать их в руках, рассмотреть их поближе. Перед смертью П. Н. Воронов (он умер в 1923 году) передал А. С. Соколову драгоценные часы в деревянном, обтянутом сафьяном футляре с тиснеными буквами "А. П." на крышке.

Из письма Натальи Николаевны Пушкиной Нащокину от 6 апреля 1837 года известно, что она подарила ему часы своего мужа, "которые он носил обыкновенно", и архалук, "который был на нем в день его несчастной дуэли". Сам П. В. Нащокин в письме к М. П. Погодину (1840-е годы), говоря о вещах поэта, бывших у него, подтверждает, что "часы, которые он (Пушкин. - Авт.) носил, тоже были мне отосланы и мною получены...". Правда, в том же письме Нащокин пишет, что часы Пушкина он подарил Гоголю, "у которого они еще и теперь находятся", архалук у него украли, а 75 рублей ассигнациями, переданные ему вместе с книжником (бумажником) поэта, он израсходовал. Жена Нащокина в своих воспоминаниях, написанных шестьдесят лет спустя после смерти Пушкина, так же сообщает, что "после смерти Пушкина Жуковский прислал моему мужу серебряные часы покойного, которые были при нем в день роковой дуэли, его красный с зелеными клеточками архалук, посмертную маску и бумажник с ассигнацией в 25 рублей и локоном белокурых волос... Впоследствии Павел Воинович часы подарил Гоголю, а по смерти последнего передал их по просьбе студентов в Московский университет, маску отдал Погодину, архалук же остался у нас. Куда он девался - не знаю". Некоторое несовпадение деталей истории часов с воспоминаниями Нащокиных (о том, что часы Пушкина, по свидетельству В. А. Нащокиной - серебряные, были переданы Гоголю П. В. Нащокиным) не меняет сути дела - и те и другие часы принадлежали Пушкину. Эту "неясность" можно объяснить неточностью воспоминаний самого Нащокина, который, растеряв к этому времени вещи Пушкина ("нет меня виноватее", - писал он в уже упомянутом письме Погодину), не знал, где находятся переданные ему серебряные часы Пушкина, и некоторыми ошибками в "Рассказах о Пушкине" В. А. Нащокиной, которая к этому времени была глубокой старухой.

Из одежды поэта до настоящего времени сохранились только два его жилета. Хорошо известно, что после смерти Пушкина знакомый поэта, врач и писатель Владимир Иванович Даль через Жуковского получил простреленный на дуэли черный сюртук Пушкина; П. В. Нащокину был передан, как уже говорилось, клетчатый архалук его друга, а крепостной камердинер поэта Никита Козлов после отпевания принес Н. И. Тарасенко-Отрешкову камер-юнкерскую шляпу своего господина, лежавшую на крышке гроба; в настоящее время эти вещи считаются утраченными.

Что же известно о пропавших вещах? Черный сюртук Пушкина с небольшой, "в ноготок", дырочкою был у В. И. Даля еще в 1856 году, когда, возвращаясь из Сибири, к нему заехал в Нижний Новгород Иван Иванович Пущин. По словам Пущина, Даль хотел принести его в дар академии или публичной библиотеке. Однако Владимир Иванович передал сюртук Пушкина писателю и историку М. П. Погодину. Романист Мельников-Печерский слышал от Погодина предположение, что когда будет воздвигнут памятник поэту в Москве, то нужно положить сюртук под памятником в приличном вместилище, "на память грядущим поколениям". Хранил его Погодин дома в незапирающейся тумбе под бюстом Пушкина. В день смерти историка (1875 год) сюртук исчез.

Существует другая версия пропажи сюртука - о ней рассказывает старый москвич, воспитанник Московского университета Леонтий Федорович Снегирев, который в 1882-1883 годах встречался с сыном Погодина - Дмитрием Михайловичем. Однажды они поехали в знаменитые Челышевские бани, а затем зашли в трактир Тестова. У Д. М. Погодина, по словам Снегирева, был с собой, кроме белья, таинственный сверток - сюртук Пушкина, который Погодин хотел кому-то показать. Сверток этот потерялся, и все поиски оказались напрасными.

Архалук Пушкина в красную и зеленую клетку, в котором он изображен на портрете работы К.-П. Мазера (в архалуке позировал для художника в 1839 году Нащокин), как уже отмечалось, доверялся в доме Нащокина.

Камер юнкерскую шляпу Пушкина Н. И. Отрешков подарил помещице села Прошкова Боровичского уезда Вере Петровне Пономаревой-Головиной; она находилась у нее до конца XIX века, затем попала к местному пастуху, и следы ее затерялись. Во Всесоюзном музее А. С. Пушкина имеется лишь фотография этой шляпы, сделанная в селе Прошкове П. Лукиным.

Черный суконный жилет Пушкина, который был на нем в день дуэли, взял себе на память Петр Андреевич Вяземский; он хранил его в Остафьеве в настольной застекленной витрине вместе со своей перчаткой, парной той, которую бросил в ящик с гробом поэта, и со свечой от отпевания. Вещи вместе с удостоверяющими записками Петра Андреевича прикреплены ко дну витрины шнурами, опечатанными гербовой печатью князей Вяземских.

На листке, приложенном к жилету, Вяземский написал: "Для хранения в Остафьеве. Жилет Александра Сергеевича Пушкина, в котором он дрался 27 января 1837 года. Свеча с отпевания его. Перчатка моя - другая перчатка была также брошена в гроб его Жуковским. Александр Тургенев был отправлен с гробом". А. И. Тургенев, вспоминая о поступке Вяземского и Жуковского, с грустной иронией пишет своему брату Н. И. Тургеневу: "Даже донесли, что Жуковский и Вяземский положили свои перчатки в гроб, когда его заколачивали, и в этом видели что-то и кому-то враждебное".

И. А. Белоусов, видевший витрину с жилетом Пушкина в Остафьеве, оставил ее описание: "Тут же, на столе, ящик со стеклянной крышкой, на которой прикреплен карандашный рисунок места дуэли Пушкина с Дантесом, а в самом ящике жилет А. С. Пушкина, снятый с него после дуэли; в этом жилете он был смертельно ранен. Жилет из черного сукна, двубортный, с воротником, один бок разорван и грубо зашит побелевшими нитками; пуговицы роговые, гладкие, черные, воротник и подкладка под жилетом довольно потертые; спина жилета вместо пряжки туго стянута шелковой тесьмой".

Петр Андреевич Вяземский, сердце которого, по словам Александра Ивановича Тургенева, "исстрадалось от болезни и кончины Пушкина", сохранил для потомков эту реликвию. Перчатка, парная брошенной Жуковским в гроб Пушкина, не сохранилась.

Из Остафьева жилет Пушкина вместе с другими его вещами поступил в Государственную публичную библиотеку имени В. И. Ленина в Москве, откуда в 1936 году был передан Пушкинскому дому. Суконный жилет поэта экспонируется в его последней квартире.

Бархатный жилет Пушкина, двубортный, с яркой набойкой, передал в Пушкинский дом в 1926 году писатель Сергей Александрович Семенов (первый директор Пушкинского заповедника в селе Михайловском). В сопроводительном письме он сообщил: "Получил жилет от знакомого крестьянина, живущего около Три- горского на хуторе (фамилию забыл), а тот, в свою очередь, от сына камердинера Пушкина, живущего около Михайловского, Вещь хранилась в семье как реликвия". Впоследствии было установлено имя крестьянина - Евгений Иванов. Интересно отметить, что в счете из английского магазина за 1834-1835 годы среди различных предметов, приобретенных Пушкиным, перечисляются меры бархата - 1,5 аршина, 2 аршина, достаточные для раскроя жилета.

Известно, что Пушкин верил - так во всяком случае утверждали некоторые современники - в таинственную силу колец. Поэт любил носить их, называя "талисманами". На одном из самых известных портретов Пушкина - работы В. А. Тропинина (1827 год) - на правой руке поэта хорошо видны два перстня: толстый золотой с изумрудом и другой - витой формы - знаменитый пушкинский талисман с восьмиугольным красным камнем и надписью на древнем языке, подаренный поэту в Одессе Е. К. Воронцовой в 1824 году.

У Пушкина было несколько колец, кроме упомянутых. Золотое кольцо с бирюзой, заказанное для поэта П. В. Нащокиным и доставшееся К. К. Данзасу, кольцо, подаренное поэту А. П. Керн, золотое кольцо с резным сердоликом и другие. Сохранились только два из них - перстень с изумрудом и кольцо с резным сердоликом.

Золотой перстень с изумрудом квадратной формы долгое время находился у наследников врача и писателя Владимира Ивановича Даля, особенно сблизившегося с Пушкиным в последние годы жизни поэта и присутствовавшего, как известно, при последних минутах жизни Пушкина.

В. И. Даль в своих воспоминаниях пишет: "Мне достался от вдовы Пушкина дорогой подарок: перстень его с изумрудом, который он всегда носил последнее время и называл - не знаю почему - "талисманом"..." В письме В. Ф. Одоевскому от 5 апреля 1837 года Даль подчеркивает значение для него этого подарка: "Перстень Пушкина... для меня теперь настоящий талисман... Как гляну на него, так и пробежит по мне искорка с ног до головы и хочется приняться за что-нибудь порядочное".

Этот массивный перстень поэта с пятью каплевидными вмятинами на золоте справа и слева от камня экспонировался на интересной московской пушкинской выставке 1880 года, куда был доставлен дочерью В. И. Даля - О. В. Демидовой. Затем он находился у президента Академии наук великого князя Константина Константиновича и был завещан им академии. В 1915 году после его смерти перстень поступил в Пушкинский дом.

Золотое кольцо с сердоликом. В 1915 году С. М. Волконский, внук Марии Николаевны Волконской (Раевской), передал в Пушкинский дом тонкое кольцо, на камне которого вырезаны три амура в ладье. Кольцо сопровождалось письмом на имя Б. Л. Модзалевского: "Прошу Вас принять и передать в дар Пушкинскому Дому при Императорской Академии наук прилагаемое кольцо, принадлежавшее Александру Сергеевичу Пушкину. Оно было положено поэтом в лотерею, разыгранную в доме Н. Н. Раевского и выиграно бабушкой моей - Марией Николаевной, впоследствии княгиней Волконской, женой декабриста, и подарено мне моим отцом кн. Мих. Серг. Волконским, когда я кончил гимназию... в 1880 г. ..." М. Н. Волконская хранила кольцо Пушкина как великую драгоценность, носила его во все время своего пребывания в Сибири и перед смертью передала сыну.

В собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина находится ряд вещей, считающихся пушкинскими или по традиции, или на основании легенды, не всегда подтвержденной документально. О принадлежности этих вещей Пушкину нельзя пока сказать с полной определенностью, так как истоки традиций или основания легенд определить подчас очень трудно. Возможно, что документы, подтверждающие подлинность этих вещей, или утрачены, или пока не обнаружены, дальнейшие розыски таких материалов - одна из задач исследователя в этой области.

К этой группе вещей относится прежде всего неоднократно воспроизводившийся в различных изданиях дубовый, времен царя Алексея Михайловича, ларец, обитый полосами кованого железа с узорными железными скобами на углах и массивными железными ручками по бокам. Передал его в 1911 году в Пушкинский дом ученый-пушкинист Модест Гофман. При передаче он сделал следующее заявление: "...довожу до сведения Императорской Академии наук, что я совершил поездку в г. Ригу с целью собирания материалов по Пушкину. При сем препровождаю ларец времен Алексея Михайловича, в котором А. С. Пушкин хранил свои бумаги. Настоящий ларец составляет собственность Софии Владимировны Прутченко (жены попечителя Рижского учебного округа), которая поручила мне пожертвовать его (согласно моему ходатайству) в Академию наук".

Можно предположить, что С. В. Прутченко - потомок петербургского вице-губернатора, управляющего Петербургской губернией Бориса Ефимовича Прутченко, хотя свидетельств современников поэта или его потомков, подтверждающих правильность такого предположения, пока не найдено. Сын Б. Е. Прутченко, Михаил Борисович, бывший псковским губернатором в 1870-х годах, вел переписку с тогдашним владельцем Михайловского сыном поэта Григорием Александровичем Пушкиным и его старшим братом Александром Александровичем. Губернатора беспокоило состояние памятника на могиле поэта, он даже сделал предварительные расчеты для его реставрации.

В настоящее время старинный ларец входит в интерьер кабинета Пушкина в его квартире, ставшей музеем.

Настольная подставка для книг, представленная сейчас в основной экспозиции Всесоюзного музея А. С. Пушкина, некогда хранилась у Вяземских в Остафьеве с другими реликвиями. Эта подставка-пюпитр красива и оригинальна: основную ее часть составляет бронзовая фигура дельфина, на изогнутом, поднятом вверх хвосте которого укреплена доска, облицованная полированным ореховым деревом и покрытая кожей. Голова дельфина лежит на бронзовом круге с зубчатыми краями, внизу постамент серого мрамора. Эта вещь была передана из Остафьева в Государственную библиотеку имени В. И. Ленина в Москве, а в 1938 году поступила в Государственный музей А. С. Пушкина. Пушкинской подставка-пюпитр считается условно.

Вышитый бисером кошелек находился в коллекции редактора журналов "Русское слово" и "Русское обозрение", доцента Московского университета, профессора Анатолия Александровича Александрова.

А. А. Александров был страстным пушкинистом. В 1899 году, являясь уже редактором газеты "Сельский вестник", он обратился к крестьянам с призывом написать обо всем, что они знают о Пушкине. Редакция получила около тысячи очень интересных крестьянских писем, небольшая часть которых была опубликована. В настоящее время коллекция этих писем хранится в архиве Академии наук СССР.

В семье Александровых существовало предание о том, что небольшой бисерный кошелек с металлическим замочком был вышит Натальей Николаевной и подарен ею А. С. Пушкину. Возможно, что А. А. Александров - брат Веры Александровны Александровой, жены Анатолия Львовича Пушкина (племянника поэта), - получил кошелек от родственников поэта. Возможно так же, что бисерный кошелек попал к Александрову другими путями.

В 1930 году вдова Александрова передала бисерный кошелек Загорскому историко-художественному музею. В 1938 году Государственный музей А. С. Пушкина получил его вместе с пояснительной запиской от Загорского музея; в ней утверждалось, что этот кошелек принадлежал Пушкину. Одновременно был передан и другой кошелек, меньшего размера, также вышитый бисером, принадлежавший, по преданию, жене поэта. Оба кошелька находятся теперь в экспозиции спальни Пушкиных в музее-квартире поэта.

Мебель красного дерева русской работы конца XVIII - начала XIX века была приобретена Всесоюзным музеем А. С. Пушкина в 1958 году у профессора Н. А. Кожина. Шесть кресел с мягкими сиденьями и прорезными спинками, две банкетки, диван с высокой прямой спинкой и круглый стол на одной тумбе с доской, фанерованной красным и черным деревом. По сообщению владельца, эта мебель была привезена из болдинского имения Пушкиных. История ее такова. В бытность свою в нижегородском поместье А. С. Пушкин подарил эту мебель жительнице села Болдина Февронье Ивановне Виляновой. Вилянова, переехав в Арзамас, увезла туда и подарок. Позже мебель находилась у племянника Февроньи Ивановны, который продал ее арзамасскому купцу Бебешеву. От купца она перешла к художнику А. Д. Иконникову, а после его смерти - к последнему владельцу.

Легенда, рассказанная Н. А. Кожиным, подтверждается до некоторой степени воспоминаниями самой Февроньи Ивановны и ее племянниц, живших в Арзамасе в 1890-х годах. Ф. И. Вилянова, находившаяся уже в очень преклонном возрасте, и ее родственницы говорили посещавшим их пушкинистам о дружбе семьи Виляновых с Пушкиным, о том, что Пушкин заходил к Виляновым в Болдине "пить мед" и даже хотел освободить от крепостной зависимости "дедушку Ивана Степановича" (отца Ф. И. Виляновой). "А как дедушка помер - бабушка переехала в Арзамас, купила себе дом... и в этом доме мы живем уже пятьдесят лет", - рассказывала одна из племянниц Ф. И. Виляновой. В настоящее время мебель передана во временное пользование Государственному музею-заповеднику А. С. Пушкина в селе Болдине Горьковской области.

Кроме мебели из Болдина в собрании музея имеются раскладной стол, маленький круглый столик и кресло XVIII века, по преданию принадлежавшие А. С. Пушкину.

Раскладной стол красного дерева пожертвовала Пушкинскому дому Е. А. Толмачева-Карпинская. Он, по свидетельству дарительницы, был приобретен ее предками на аукционе как стол, принадлежавший Пушкину. Других доказательств подлинности стола нет.

Маленький круглый столик красного дерева с ободком вдоль края крышки, на одной ножке. Стол определяется как пушкинский на том основании, что в делах опеки над имуществом и детьми Пушкина имеется оплаченный счет мастера-мебельщика А. Гамбса 1832 года, в котором упоминается такой столик. От кого он поступил в Пушкинский дом - неизвестно.

Раскладной стол и маленький круглый столик находятся сейчас в музее-квартире А. С. Пушкина в Ленинграде.

Мягкое кресло XVIII века, покрытое плотным слоем белой краски и позолотой, с сиденьем, спинкой и подлокотниками, обитыми красным репсом, считается креслом Пушкина условно. Известно только, что оно из Михайловского. "Петербургская газета" в 1912 году (заметка "Пополнение Пушкинского музея") писала: "В последнее время Пушкинский музей (речь идет о музее Александровского лицея. - Авт.) обогатился многими новыми предметами... стулья и кресло из домика Пушкина в селе Михайловском". Сейчас это кресло является составной частью интерьера основной экспозиции Всесоюзного музея А. С. Пушкина и находится в зале, где рассказывается о жизни и творчестве поэта в период ссылки его в Михайловское.

Из вещей, принадлежность которых Пушкину требует еще дополнительных подтверждений, можно назвать также старинную подзорную трубу, переданную ее последним владельцем москвичом Н. Д. Протасовым на Всесоюзную пушкинскую выставку в 1937 году. Протасов утверждал, что, по семейному преданию, эта вещь принадлежала поэту. Среди рисунков Пушкина в черной тетради 1824 - 1827 годов (так называем мой третьей масонской) имеется рисунок подобной подзорной трубы. Можно предположить, что Н. Д. Протасов - потомок Васильчиковой-Протасовой, родственницы Н. Н. Пушкиной и старшего сына поэта - Александра Александровича. Подзорная труба сейчас украшает одну из книжных полок в кабинете Пушкина в его квартире на Мойке.

По словам близкого друга поэта П. А. Плетнева, Пушкин "лежал и умер в кабинете на своем красном диване подле средних полок с книгами". Теперь в квартире-музее, в кабинете поэта, стоит большой диван, обитый красным сафьяном. Этот диван получен в 1936 году из Государственного Эрмитажа. По устному преданию, "красный диван" первой четверти XIX века был привезен из Михайловского тогдашним ученым секретарем Эрмитажа Марком Дмитриевичем Философовым - родственником Григория Александровича Пушкина (племянником его жены).

Особую группу пушкинских реликвий составляют предметы, связанные со смертью и похоронами поэта, часть последней из трех Михайловских сосен, воспетых Пушкиным, и вещи, которые нельзя назвать "личными" в прямом смысле этого слова.

В последней квартире поэта можно увидеть локон темно-русых с рыжеватым оттенком волос в серебряном медальоне. Записка Ивана Сергеевича Тургенева, приложенная к реликвии, свидетельствует: "Клочок волос Пушкина был срезан при мне с головы покойника его камердинером 30-го января 1837 года, на другой день после кончины. Я заплатил камердинеру золотой. Иван Тургенев. Париж. Август 1880". Серебряный медальон с надписью "А. С. Пушкин. 29 января 1837 г." работы П. И. Сазикова сделан к выставке 1880 года в Петербурге, на которой локон волос Пушкина был представлен вместе с запиской И. С. Тургенева. Иван Тургенев в начале 1837 года был "третьекурсным студентом С.-Петербургского университета (по филологическому факультету)", учился у профессора русской словесности Петра Александровича Плетнева. "Пушкин был в ту эпоху для меня, - отмечал Тургенев в "Литературных и житейских воспоминаниях", - как и для многих моих сверстников, чем-то вроде полубога. Мы действительно поклонялись ему".

Через много лет после гибели поэта Иван Сергеевич напишет М. М. Стасюлевичу в марте 1874 года: "Вас Пушкин не может интересовать более меня. Это мой идеал, мой учитель, мой недосягаемый образец".

После смерти И. С. Тургенева медальон с локоном волос поэта подарила Александровскому лицею друг Тургенева, наследница его имущества, известная французская певица Полина Виардо. Медальон был привезен из Парижа доверенным лицом - присяжным поверенным В. Н. Герардом и в марте 1894 года вручен директору музея Ф. Ф. Врангелю. На пушкинской выставке 1899 года в Петербурге реликвия выставлялась как собственность Александровского лицея.

В 1917 году локон волос Пушкина в медальоне вместе с другими вещами этого музея был передан в Пушкинский дом.

Две тонкие восковые свечи, взятые с отпевания тела Пушкина дома, в его квартире. Одна из них поступила в Пушкинский дом из Остафьева вместе с жилетом поэта и хранится в витрине рядом с перчаткой Вяземского и его запиской: "Свеча моя с погребения Пушкина 1-го февраля 1837 г.". Вторая обернута полоской бумаги, на которой рукой А. А. Краевского написано: "С последней литии^* над телом Пушкина 31 января 1837 года, в 12 часов вечера, перед выносом".

^* (Лития - краткое поминальное богослужение вне храма.)

Журналист Краевский, напечатавший в издаваемых им "Литературных прибавлениях к "Русскому инвалиду"" (№ 5 за 1837 год) известный некролог В. Ф. Одоевского, начинавшийся словами: "Солнце нашей Поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет..." - по свидетельству И. И. Панаева, был в числе тех, кто находился около гроба Пушкина в его последней квартире накануне выноса тела поэта в Конюшенную церковь. Принадлежавшая Краевскому свеча поступила в Государственный музей А. С. Пушкина в 1938 году из Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

В 1902 году вскрывалась могила А. С. Пушкина в Святогорском монастыре: Псковское губернское земство производило работы по укреплению холма и опорных сводов могилы в связи с оползнями и осадкой мраморного памятника. При этом присутствовали барон П. В. Розен и В. К. Фролов. В. К. Фролов передал в пушкинский музей Александровского лицея кусок зелено-желто-синей парчи размером 32х10 сантиметров от обивки гроба поэта. Фролов в газете "Новое время" (сентябрь 1902 года) поместил статью с описанием того, что он видел: "Гроб поэта... замечательно сохранился. Местами на нем уцелели даже отдельные куски довольно широкого парчового позумента... На крышке гроба уцелели также и некоторые металлические фигурные части, служившие либо его украшением, либо скреплением самой крышки: оне, надо полагать, сделаны из позолоченной меди... Я... позволил себе взять на память об этом необычайном событии кусочек совершенно отделившегося от гробовой крышки парчового позумента..." Этот кусок парчи хранится теперь в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина.

А. И. Тургенев, сопровождавший тело Пушкина в Святогорский монастырь, после посещения Михайловского писал в начале февраля 1837 года своей двоюродной сестре А. И. Нефедьевой: "...осмотрел домик, сад, гульбище и две любимые сосны Поэта, кои для русских будут то же, что дерево Тасса над Ватиканом для Италии и для всей Европы".

Всем памятно замечательное пушкинское стихотворение 1835 года:

 ...Вновь я посетил 
 Тот уголок земли, где я провел 
 Изгнанником два года незаметных...

Поэт создал замечательный образ "племени младого", "молодой сосновой семьи", поднявшейся около старых могучих деревьев. Последняя из пушкинских трех сосен была сломлена бурей 5 июня 1895 года. Живший тогда в Михайловском младший сын поэта Григорий Александрович сохранил ствол этой сосны. Большую часть - около одного метра - он передал Александровскому лицею в Петербурге. В настоящее время она находится в Пушкинском заповеднике в селе Михайловском. Несколько кусков Григорий Александрович оформил в виде небольших прямоугольных пластин-прессов с прикрепленными к ним серебряными дощечками. На дощечках, исполненных в мастерской петербургского мастера серебряных и золотых изделий М. П. Овчинникова синей эмалью был выгравирован текст, объясняющий происхождение этого дерева, и пушкинские строки:

 На границе 
 Владений дедовских, на месте том, 
 Где в гору подымается дорога, 
 Изрытая дождями, три сосны 
 Стоят - одна поодаль, две другие 
 Друг к дружке близко...

Григорий Александрович подарил куски последней из трех воспетых Пушкиным сосен различным лицам, в том числе своей родственнице и соседке М. А. Философовой, известному поэту К. К. Случевскому, географу, океанологу, внуку А. П. Керн, впоследствии академику Ю. М. Шокальскому, а также своему старшему брату - А. А. Пушкину. Журналист А. Виноградов, посетивший старшего сына поэта в 1899 году, записал свою беседу с ним: "А вот это недавно прислал мне из Михайловского мой брат, - заметил Александр Александрович, подавая мне деревянную дощечку в виде пресс-папье, - это кусок последней сосны из трех, о которых писал мой отец. Она была сломлена бурей 5 июня 1895 году".

В собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина три таких пресса. Они были переданы в 1920-х годах в Пушкинский дом различными лицами: племянником жены Г. А. Пушкина - М. Д. Философовым, З. С. Островским (получившим от Хайкина пресс, принадлежавший Случевскому) и Ю. М. Шокальским. К прессу К. К. Случевского, являвшегося председателем комиссии по проведению пушкинских празднеств в Святых Горах в 1899 году, прикреплена визитная карточка младшего сына Пушкина с датой: "28 мая 1899 г.", внизу под именем четкая надпись: "Просит многоуважаемого Константина Константиновича принять на память кусок последней сосны, воспетой его отцом". Посередине карточки помета Случевского: "Получено мною 30-го мая по возвращении из Святых Гор. К. Случевский".

Поэт К. К. Случевский принимал самое деятельное участие в проведении юбилейных торжеств в Святых Горах в мае 1899 года. Возвратившись после празднеств в Петербург, он написал Г. А. Пушкину: "Позвольте мне выразить вам глубочайшую благодарность за бесценный знак внимания вашего ко мне, мною вовсе не заслуженного, присылкою доски от последней из трех исторических сосен... я, должен сознаться, умилен добротою вашею, которая оставила во мне след самого яркого воспоминания о Св. Горах и встрече в них с вами... в день исторического юбилея. Кажется, что Св. Горы не отстают от других центров чествования и имели особое счастье видеть вас и брата вашего, в коих предстали перед нами заветные черты лица вашего родителя, знакомые на Великой Руси всем и каждому..."

Принадлежавший ему пресс Случевский завещал поэту Аполлонию Коринфскому. Реликвия, однако, хранилась в семье до 1919 года, когда дочь Случевского, Александра Константиновна, передала ее в Чернигове студенту Хайкину. После него пресс побывал еще у нескольких людей, пока не попал к З. С. Островскому. Юлию Михайловичу Шокальскому пресс был подарен Г. А. Пушкиным 5 января 1903 года в Вильне. Пресс, принадлежавший М. А. Философовой, находится сейчас в Государственном Пушкинском заповеднике в селе Михайловском, два других хранятся в собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина; пресс А. А. Пушкина находится в семье его младшего сына, Николая Александровича, умершего в Брюсселе в 1964 году.

Пять сосновых щепок в черном ящике размером 24×18 сантиметров. Особое чувство вызывает эта реликвия.

Ящик был запечатан печатью Вяземского. К крышке прикреплена записка на пожелтевшей за долгие годы бумаге с надписью, сделанной некогда рукою Вяземского: "Праздник Преполовения^* за Невою. Прогулка с Пушкиным. 1828-ой год".

^* (Преполовение - древний христианский праздник в среду четвертой недели после пасхи.)

П. А. Вяземский в письме жене от 18 апреля 1828 года так описывал этот праздник: "Сегодня праздник Преполовения, праздник в крепости. В хороший день Нева усеяна яликами, ботиками и катерами, которые перевозят народ. Сегодня и праздник ранее и день холодный... Мы садились с Пушкиным в лодочку... пошли бродить по крепости и бродили часа два... много странного и мрачного и грозно-поэтического в этой прогулке по крепостным валам и по головам сидящих внизу в казематах". Приблизительно в это же время на листе с черновыми набросками "Полтавы" (рабочая тетрадь 1828 - 1833 годов) Пушкин не раз рисует виселицу с пятью повешенными декабристами и вал Петропавловской крепости.

Неизвестно, в каком месте крепости нашли Пушкин и Вяземский эти пять рубленых щепок - может быть там, где строился эшафот? Но важно то, что они пошли туда, где еще только два года назад - 13 июля 1826 года - погибли их друзья и единомышленники. С мыслью об их гражданском подвиге и героической смерти они унесли с собой пять сосновых щепок и тайно хранили их.

Ящик с этими пятью сосновыми щепками находился у П. А. Вяземского в Остафьеве. Когда он был привезен туда - неизвестно. Сейчас эта реликвия представлена в основной экспозиции Всесоюзного музея А. С. Пушкина, в зале, посвященном восстанию декабристов.

В заключение расскажем кратко о судьбе гербовой печатки Пушкина, о его дуэльных пистолетах и перстне-талисмане поэта с загадочной восточной надписью.

Гербовая печатка с изображением герба Пушкиных была унаследована старшим сыном поэта - А. А. Пушкиным. Посетивший его в 1912 году репортер газеты "Раннее утро" писал: "Ручка из слоновой кости от времени пожелтела. На печати вырезан герб Пушкиных - графская корона, княжеская корона на подушке, одноглавый орел, меч. "Собственно говоря, нам не присвоена графская корона, - отметил Александр Александрович...- Ее вырезал один из прадедов"". После смерти А. А. Пушкина эту печатку унаследовала его младшая дочь - Елена Александровна (в замужестве Розенмайер). В 1923 году вместе с мужем она жила в Константинополе и в трудную минуту предложила известному собирателю пушкинских реликвий А. Ф. Онегину, жившему в Париже, приобрести у нее печатку деда (в числе других ценнейших фамильных реликвий). Однако печатка тогда не была продана: Е. А. Розенмайер не смогла побывать в Париже. Переписка между нею и А. Ф. Онегиным прекратилась. Впоследствии гербовая печатка А. С. Пушкина была приобретена у внучки поэта С. Лифарем, в коллекции которого она и находится.

Дуэльные пистолеты Пушкина были приобретены поэтом незадолго до его последнего поединка. Известно, что барон Жорж Геккерн на вопрос комиссии военного суда: "Какие именно были условия дуэли и на чьих пистолетах стрелялись вы?" - ответил: "Пистолеты, из коих я стрелял, были вручены мне моим секундантом на месте дуэли. Пушкин же имел свои". Таким образом, на дуэли у секунданта Пушкина, его лицейского товарища инженер-полковника Константина Карловича Данзаса, и секунданта Дантеса, атташе французского посольства, родственника и друга Дантеса, виконта Огюста Д'Аршиака, имелись свои пистолеты (по два в ящике). По словам Данзаса, они были схожи по боевым качествам.

После смерти Пушкина производилось специальное военно-судебное расследование всех обстоятельств дуэли поэта с Дантесом. В так называемом военно-судном деле мы читаем: "Между секундантами положено было стреляться соперникам на пистолетах в расстоянии 20-ти шагов так, чтобы каждый имел право подойти к барьеру на 5-ть шагов и стрелять по сопернику, не ожидая очереди. После сего секунданты, зарядив по паре пистолетов, отдали по одному из них противникам, которые по сделанному знаку тотчас начали сходиться: первый выстрелил Геккерн и ранил Пушкина так, что сей упал, но, несмотря на сие, Пушкин, переменив пистолет, который засорился снегом, другим, в свою очередь тоже произвел выстрел и ранил Геккерна, но не опасно. На сем поединок кончился, и как соперники, так и посредники их возвратились по домам..."

К. К. Данзар, сопровождавший Пушкина, получившего смертельную рану, привез с собою на квартиру поэта в дом княгини Волконской и его пистолеты, бывшие на дуэли. Пистолеты же Д'Аршиака, которые тот одолжил для дуэли у сына французского посланника Эрнеста Баранта, вернулись к своему владельцу. Пистолеты де Баранта, работы оружейного мастера Карла Ульбрихта в Дрездене, долгое время находились в семье посланника, а затем в семье сестры барона Эрнеста - Шательперрон. Эти хорошо сохранившиеся капсюльные (пистонные) пистолеты экспонировались на устроенной С. М. Лифарем юбилейной пушкинской выставке 1937 года в зале Плейель в Париже. В каталоге выставки С. М. Лифарь дал подробное описание пистолетов и их репродукцию; в специальной грушевидной коробочке, по его словам, сохранился "тот самый порох", в угловом углублении - большие свинцовые пули. Потомок Шательперронов уже в наше время продал пистолеты в частный музей, посвященный истории почты, - он находится во Франции на берегу реки Луары, около города Амбуаза. Эти пистолеты Жоржа Дантеса в 1969 году видел праправнук Пушкина, живущий в Париже, Георгий Михайлович Воронцов-Вельяминов. Пистолеты привлекают к себе внимание посетителей музея; на внутренней стороне крышки ящика хорошо видна марка мастера. Владелец музея Пьер Поль сопроводил их такой аннотацией: "Пистолеты дуэли поэта Пушкина (автора "Станционного смотрителя") с Дантесом".

Пистолеты, принадлежавшие Пушкину, были заказаны им в 1836 году, вероятно, через оружейный магазин Куракина. Эти пистолеты новейшего образца делались на известной фабрике оружия Лепажа в Париже. Фабрика в свое время изготовляла оружие для Наполеона. (Интересно заметить, что пушкинские герои Онегин и Ленский "стрелялись" на пистолетах Лепажа, но кремневых, тогда как у Пушкина были капсюльные, широко производившиеся за границей уже во второй половине 1820-х - начале 1830-х годов).

Пистолеты Пушкина еще в 1937 году находились в Познани у майора Альбина Земецкого. Они вместе со всеми принадлежностями лежали в деревянном ящике, украшенном металлическими накладками, на середине крышки выбиты инициалы "А. S. Р." (Александр Сергеевич Пушкин). На обратной стороне крышки на кожаной квадратной наклейке - тисненая надпись: "Type cree pour monsier Pouchkine 1836 à Lepage a Paris" (Образец, сделанный для господина Пушкина. 1836 год. Лепаж в Париже).

Сообщение о пушкинских пистолетах с воспроизведением их фотографии появилось в юбилейные дни 1937 года в одном из иллюстрированных польских журналов. Автор статьи сообщает, что "в ящике еще и сейчас найдется литая оловянная пуля, а также капсюля, которые были использованы в поединке. В одном из угловых ящичков находится еще билет благотворительной лотереи января 1837 года, приготовленный для забивания пороха" (пыж).

Пистолеты эти были приобретены майором А. Земецким незадолго до первой мировой войны у одного русского офицера в Варшаве. То, что пистолеты очутились в Варшаве, естественно. Там служили и жили многие современники Пушкина.

В настоящее время местонахождение пистолетов Пушкина неизвестно.

Перстень-талисман с восточной надписью на камне поэт носил до самой смерти и связывал с ним силу своего поэтического таланта. Пушкин запечатывал этим перстнем некоторые свои письма. В черновых записях поэта сохранился рисунок, изображающий кисть руки с перстнем-талисманом на пальце.

В стихотворении "Талисман" поэт словно заклинает:

     ...от преступленья, 
 От сердечных новых ран, 
 От измены, от забвенья 
 Сохранит мой талисман!

Когда Пушкин умер, В. А. Жуковский снял "талисман" поэта с его руки и оставил у себя.

Описание перстня сделал в 1899 году один из посетителей юбилейной пушкинской выставки в Академии наук в Петербурге: "Этот перстень - крупное золотое кольцо витой формы с большим камнем красноватого цвета и вырезанной на нем восточной надписью. Такие камни со стихом Корана или мусульманской молитвой и теперь часто встречаются на Востоке".

Надпись на перстне вырезана зеркально. Вот вариант перевода, сделанного А. Я. Горкави: "Симха, сын честного господина Иосифа старца, да будет благословенна его память".

Сложилось много легенд вокруг перстня-талисмана. И даже сейчас в печати часто искажается подлинная история этой реликвии.

Перстень Пушкина унаследовал сын В. А. Жуковского, Павел Васильевич, и в 1875 году в Париже передал его Ивану Сергеевичу Тургеневу.

В этой связи интересен рассказ журналиста и писателя, русского вице-консула в Далмации Василия Богдановича Пассека, записавшего свою беседу с И. С. Тургеневым: "Во время бытности моей в Париже в 1876 году я почти каждый день имел счастье видеться с Иваном Сергеевичем Тургеневым и однажды, совершенно случайно, разговор между нами перешел на тему о реликвиях, вещественных воспоминаниях, свято сохраняемых в национальных музеях на память о лучших представителях народной славы и народного гения. Вот по этому поводу подлинные слова И. С. Тургенева: "У меня тоже есть подлинная драгоценность - это перстень Пушкина, подаренный ему кн. Воронцовой и вызвавший с его стороны ответ в виде великолепных строф известного всем "Талисмана". Я очень горжусь обладанием пушкинского перстня и придаю ему, так же как и Пушкин, большое значение. После моей смерти я бы желал, чтобы этот перстень был передан графу Льву Николаевичу Толстому, как высшему представителю русской современной литературы, с тем, чтобы, когда настанет и "его час", гр. Толстой передал бы мой перстень, по своему выбору, достойнейшему последователю пушкинских традиций между новейшими писателями"".

Во Всесоюзном музее А. С. Пушкина хранится запись И. С. Тургенева, кратко излагающая историю перстня: "Перстень этот был подарен Пушкину в Одессе княгиней Воронцовой. Он носил почти постоянно этот перстень (по поводу которого написал свое стихотворение "Талисман") и подарил его на смертном одре поэту Жуковскому. От Жуковского перстень перешел к его сыну, Павлу Васильевичу, который подарил его мне. Иван Тургенев. Париж. Август. 1880".

Запись была сделана Тургеневым для выставки 1880 года в Петербурге, на одном листе с другой, удостоверяющей принадлежность локона волос А. С. Пушкину. Это известно из письма Тургенева В. П. Гаевскому от 13 августа 1880 года. Перстень побывал вначале на выставке в Москве, а затем в Петербурге. Выставка была устроена Обществом любителей российской словесности. Впоследствии лист с обеими записями Тургенева был разрезан пополам.

В. А. Жуковский, как и Пушкин, пользовался перстнем как печаткой. Отправляя 20 июля 1837 года письмо С. М. Соковнину из Белева, он писал: "...печать моя есть так называемый Талисман; надпись арабская, что значит не знаю. Это Пушкина перстень, им воспетый и снятый мной с мертвой руки его. Прости".

И. С. Тургенев также запечатывал свои письма пушкинским перстнем-талисманом. Иван Сергеевич хотел знать перевод загадочной надписи и в 1880 году возил перстень в Англию к знакомому оксфордскому ориенталисту, получил заключение, но оно затерялось. В 1899 году и несколько раньше надпись изучали многие востоковеды, они пришли к выводу, что это именное кольцо, а "почерк и титул старца указывают на крымско-караимское происхождение перстня".

После смерти И. С. Тургенева Полина Виардо в 1887 году через присяжного поверенного В. Н. Герарда передала перстень Пушкина музею Александровского лицея. Сохранившийся до настоящего времени футляр перстня-талисмана был, очевидно, заказан специально для выставки 1899 года; на темно-красном сафьяне крышки футляра вытиснены золотом буквы "П. Б. А. Л." (Пушкинская библиотека Александровского лицея); внутри футляр обтянут синим бархатом, для перстня сделано специальное возвышение. Из Александровского лицея перстень был украден.

В собрании Всесоюзного музея А. С. Пушкина кроме футляра сохранились слепки и отпечатки камня, вправленного в перстень, на воске и сургуче, а также фотографии витрины с личными вещами Пушкина, представленной на выставке 1899 года в Петербурге, где виден перстень-талисман в раскрытом футляре.

Чудесны стихи, связанные с его перстнем-талисманом и Е. К. Воронцовой. Кроме известного "Талисмана" (1827 год) к этой группе стихотворений и набросков относится "Сожженное письмо" (1825 год) и стихотворение "Храни меня, мой талисман..." (1825 год):

 Храни меня, мой талисман, 
 Храни меня во дни гоненья, 
 Во дни раскаянья, волненья: 
 Ты в день печали был мне дан. 
 .............................
 Пускай же в век сердечных ран 
 Не растравит воспоминанье. 
 Прощай, надежда; спи, желанье; 
 Храни меня, мой талисман.