Езерский

             I 
 Над омраченным Петроградом 
 Осенний ветер тучи гнал, 
 Дышало небо влажным хладом, 
 Нева шумела. Бился вал 
 О пристань набережной стройной, 
 Как челобитчик беспокойный 
 Об дверь судейской. Дождь в окно 
 Стучал печально. Уж темно 
 Все становилось. В это время 
 Иван Езерский, мой сосед, 
 Вошел в свой тесный кабинет... 
 Однако ж род его, и племя, 
 И чин, и службу, и года 
 Вам знать не худо, господа. 
             II 
 Начнем ab ovo:* мой Езерский 
 Происходил от тех вождей, 
 Чей дух воинственный и зверский 
 Был древле ужасом морей. 
 Одульф, его начальник рода, 
 Вельми бе грозен воевода, 
 Гласит Софийский хронограф. 
 При Ольге сын его Варлаф 
 Приял крещенье в Цареграде 
 С рукою греческой княжны; 
 От них два сына рождены: 
 Якуб и Дорофей. В зсаде 
 Убит Якуб; а Дорофей
 Родил двенадцать сыновей. 

^* (С самого начала (лат.).)

             III 
 Ондрей, по прозвищу Езерский, 
 Родил Ивана да Илью. 
 Он в лавре схимился Печерской. 
 Отсель фамилию свою 
 Ведут Езерские. При Калке 
 Один из них был схвачен в свалке, 
 А там раздавлен, как комар, 
 Задами тяжкими татар; 
 Зато со славой, хоть с уроном, 
 Другой Езерский, Елизар, 
 Упился кровию татар 
 Между Непрядвою и Доном, 
 Ударя с тыла в кучу их 
 С дружиной суздальцев своих. 
             IV 
 В века старинной нашей славы, 
 Как и в худые времена, 
 Крамол и смуты в дни кровавы, 
 Блестят Езерских имена. 
 Они и в войске и в совете, 
 На воеводстве и в ответе 
 Служили князям и царям. 
 Из них Езерский Варлаам 
 Гордыней славился боярской: 
 За спор то с тем он, то с другим 
 С большим бесчестьем выводим 
 Бывал из-за трапезы царской, 
 Но снова шел под страшный гнев, 
 И умер, Сицких пересев. 
             V 
 Когда ж от Думы величавой 
 Приял Романов свой венец, 
 Когда под мирною державой 
 Русь отдохнула наконец, 
 А наши вороги смирились, 
 Тогда Езерские явились 
 В великой силе при дворе. 
 При императоре Петре... 
 Но извините: статься может, 
 Читатель, я вам досадил: 
 Наш век вас верно просветил, 
 Вас спесь дворянская не гложет, 
 И нужды нет вам никакой 
 До вашей книги родовой... 
             VI 
 Кто б ни был ваш родоначальник, 
 Мстислав Удалый, иль Ермак, 
 Или Митюшка целовальник, 
 Вам все равно - конечно так, 
 Вы презираете отцами, 
 Их древней славою, правами 
 Великодушно и умно, 
 Вы отреклись от них давно, 
 Прямого просвещенья ради, 
 Гордясь, как общей пользы друг, 
 Ценою собственных заслуг, 
 Звездой двоюродного дяди, 
 Иль приглашением на бал 
 Туда, где дед ваш не бывал. 
             VII 
 Я сам - хоть в книжках и словесно 
 Собратья надо мной трунят - 
 Я мещанин, как вам известно, 
 И в этом смысле демократ. 
 Но каюсь: новый Ходаковский*. 
 Люблю от бабушки московской 
 Я слушать толки о родне, 
 Об отдаленной старине. 
 Могучих предков правнук бедный, 
 Люблю встречать их имена 
 В двух-трех строках Карамзина. 
 От этой слабости безвредной, 
 Как ни старался, - видит бог, - 
 Отвыкнуть я никак не мог.

^* (Известный любитель древностей. (Прим. А. С. Пушкина.))

              VIII 
 Мне жаль, что сих родов боярских 
 Бледнеет блеск и никнет дух. 
 Мне жаль, что нет князей Пожарских, 
 Что о других пропал и слух, 
 Что их поносит шут Фиглярин, 
 Что русский ветреный боярин 
 Теряет грамоты царей, 
 Как старый сбор календарей, 
 Что исторические звуки 
 Нам стали чужды, хоть спроста 
 Из бар мы лезем в tiers-etat*, 
 Хоть нищи будут наши внуки, 
 И что спасибо нам за то 
 Не скажет, кажется, никто.

^* (Третье сословие (франц.).)

             IX 
 Мне жаль, что мы, руке наемной 
 Дозволя грабить свой доход, 
 С трудом ярем заботы темной 
 Влачим в столице круглый год, 
 Что не живем семьею дружной, 
 Старея близ могил родных 
 В своих поместьях родовых, 
 Где в нашем тереме забытом 
 Растет пустынная трава; 
 Что геральдического льва 
 Демократическим копытом 
 У нас лягает и осел: 
 Дух века вот куда зашел! 
             X 
 Вот почему, архивы роя, 
 Я разобрал в досужный час 
 Всю родословную героя, 
 О ком затеял свой рассказ, 
 И здесь потомству заповедал. 
 Езерский сам же твердо ведал, 
 Что дед его, великий муж, 
 Имел пятнадцать тысяч душ. 
 Из них отцу его досталась 
 Осьмая часть - и та сполна 
 Была сперва заложена, 
 Потом в ломбарде продавалась... 
 А сам он жалованьем жил 
 И регистратором служил. 
             XI 
 Допросом музу беспокоя, 
 С усмешкой скажет критик мой: 
 "Куда завидного героя 
 Избрали вы! Кто ваш герой?" - 
 А что? Коллежский регистратор. 
 Какой вы строгий литератор! 
 Его пою - зачем же нет? 
 Он мой приятель и сосед. 
 Державин двух своих соседов 
 И смерть Мещерского воспел; 
 Певец Фелицы быть умел 
 Певцом их свадеб, их обедов 
 И похорон, сменивших пир, 
 Хоть этим не смущался мир. 
             XII 
 Заметят мне, что есть же разность 
 Между Державиным и мной, 
 Что красота и безобразность 
 Разделены чертой одной, 
 Что князь Мещерский был сенатор, 
 А не коллежский регистратор - 
 Что лучше, ежели поэт 
 Возьмет возвышенный предмет, 
 Что нет, к тому же, перевода 
 Прямым героям; что они 
 Совсем не чудо в наши дни; 
 Иль я не этого прихода? 
 Иль разве меж моих друзей 
 Двух, трех великих нет людей? 
             XIII 
 Зачем крутится ветр в овраге, 
 Подъемлет лист и пыль несет, 
 Когда корабль в недвижной влаге 
 Его дыханья жадно ждет? 
 Зачем от гор и мимо башен 
 Летит орел, тяжел и страшен, 
 На черный пень? Спроси его. 
 Зачем арапа своего 
 Младая любит Дездемона, 
 Как месяц любит ночи мглу? 
 Затем, что ветру и орлу 
 И сердцу девы нет закона. 
 Гордись: таков и ты, поэт, 
 И для тебя условий нет. 
             XIV 
 Исполнен мыслями златыми, 
 Не понимаемый никем, 
 Перед распутьями земными 
 Проходишь ты, уныл и нем. 
 С толпой не делишь ты ни гнева, 
 Ни нужд, ни хохота, ни рева, 
 Ни удивленья, ни труда. 
 Глупец кричит: куда? куда? 
 Дорога здесь. Но ты не слышишь, 
 Идешь, куда тебя влекут 
 Мечтанья тайные; твой труд 
 Тебе награда; им ты дышишь, 
 А плод его бросаешь ты 
 Толпе, рабыне суеты. 
              XV 
 Скажите: экой вздор, иль bravo, 
 Иль не скажите ничего - 
 Я в том стою - имел я право 
 Избрать соседа моего 
 В герои повести смиренной, 
 Хоть человек он не военный, 
 Не второклассный Дон-Жуан, 
 Не демон - даже не цыган, 
 А просто гражданин столичный, 
 Каких встречаем всюду тьму, 
 Ни по лицу, ни по уму 
 От нашей братьи не отличный, 
 Довольно смирный и простой, 
 А впрочем, малый деловой.

'Езерский'. Рисунок Пушкина. 1833