Пока меня без милости бранят
За цель моих стихов - иль за бесцелье, -
И важные особы мне твердят,
Что ремесло поэта - не безделье,
Что славы прочной я добыося вряд,
Что хмель хорош, но каково похмелье?
И что пора б уж было мне давно
Исправиться, хоть это мудрено.
Пока сердито требуют журналы,
Чтоб я воспел победы россиян
И написал скорее мадригалы
На бой или на бегство персиян,
В ранней редакции за третьей строфой следовало:
IV
У нас война. Красавцы молодые!
Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк),
Сломали ль вы походы боевые?
Видали ль в Персии Ширванский полк?
Уж люди! мелочь, старички кривые,
А в деле всяк из них, что в стаде волк.
Все с ревом так и лезут в бой кровавый,
Ширванский полк могу сравнить с октавой.
V
Поэты Юга, вымыслов отцы,
Каких чудес с октавой не творили!
Но мы ленивцы, робкие певцы,
На мелочах мы рифмы заморили,
Могучие нам чужды образцы,
Мы новых стран себе не покорили,
И наших дней изнеженный поэт
Чуть смыслит свой уравнивать куплет.
VI
Ну, женские и мужеские слоги!*
. . . . . . . . . . . . . . .
* (Как строфа IV основного текста.).
VII
Октавы трудны (взяв уловку лисью,
Сказать я мог, что кисел виноград).
Мне, видно, с ними над парнасской высью
Век не бывать. Не лучше ли назад
Скорей вести свою дружину рысью?
Уж рифмами кой-как они бренчат -
Кой-как уж до конца октаву эту
Я дотяну. Стыд русскому поэту!
VIII
Но возвратиться все ж я не хочу
К четырехстопным ямбам, мере низкой.
С гекзаметром... о, с ним я не шучу:
Он мне невмочь. А стих александрийской?..
Уж не его ль себе я залучу?
Извивистый, проворный, длинный, склизкой
И с жалом даже - точная змия;
Мне кажется, что с ним управлюсь я.
IX
Он вынянчен был мамкою не дурой
(За ним смотрел степенный Буало),
Шагал он чинно, стянут был цезурой,
Но пудреной пиитике назло
Растреплен он свободною цензурой -
Учение не впрок ему пошло:
Hugo с товарищи, друзья натуры,
Его гулять пустили без цезуры.
X
От школы прежней он уж далеко,
Он предался совсем другим уставам.
Как резвая покойница Жоко*,
Александрийский стих по всем составам
Развинчен, гнется, прыгает легко -
На диво всем парнасским костоправам -
Они ворчат: уймется ль негодяй?
Какой повеса! экий разгильдяй!..
* (Персонаж модной в 1820-х годах в Париже мелодрамы "Жако, или Бразильская обезьяна".)
XI
О, что б сказал поэт законодатель*,
Гроза несчастных, мелких рифмачей,
И ты, Расин, бессмертный подражатель,
Певец влюбленных женщин и царей,
И ты, Вольтер, философ и ругатель,
И ты, Делиль, парнасский муравей,
Что б вы сказали, сей соблазн увидя, -
Наш век обидел вас, ваш стих обидя.
* (Буало.)
XII
У нас его недавно стали гнать
(Кто первый? - можете у Телеграфа*
Спросить и хорошенько все узнать).
Он годен, говорят, для эпиграфа
Да можно им порою украшать
Гробницы или мрамор кенотафа,
До наших мод, благодаря судьбе,
Мне дела нет: беру его себе.
* (Журнал "Московский телеграф", боровшийся против французского классицизма.)
Сии октавы служили вступлением к шуточной поэме, уже уничтоженной*.
* (По-видимому, Пушкин собирался напечатать некоторые из этих строф отдельно, от поэмы "Домик в Коломне".)
Восьмая строфа (с другой редакцией окончания) имела в рукописи продолжение:
И табор свой писателей ватага
Перенесла с горы на дно оврага.
*
И там копышутся себе в грязи*
Густой, болотистой, прохладной, клейкой,
Кто с жабой, кто с лягушками в связи,
Кто раком пятится, кто вьется змейкой...
Но, муза, им и в шутку не грози -
Не то тебя покроем телогрейкой**
Оборванной и вместо похвалы
Поставим в угол "Северной пчелы"***.
* (В рукописи сохранился недоработанный вариант этого места:
И табор свой с классических вершинок
Перенесли мы на толкучий рынок.
*
И там себе мы возимся в грязи,
Торгуемся, бранимся - так что любо,
Кто в одиночку, кто с другим в связи,
Кто просто врет, кто врет сугубо.
Но, муза, никому здесь не грози,
Не то тебя прижмут довольно грубо
И вместо лестной общей похвалы
Поставят в угол "Северной пчелы".
)
** (Намек на выражение в статье Н. В. Киреевского, которое высмеивали журналы того времени: "древняя муза его (Дельвига) покрывается иногда телогрейкой новейшего уныния". )
*** (Газета, издаваемая Булгариным.)
*
Иль наглою, безнравственной, мишурной
Тебя в Москве журналы прозовут,
Или Газетою Литературной
Ты будешь призвана на барский суд, -
Ведь нынче время споров, брани бурной.
Друг на друга словесники идут,
Друг друга жмут, друг друга режут, губят
И хором про свои победы трубят.
*
Читатель, можешь там глядеть на всех,
Но издали и смейся то над теми,
То над другими. Верх земных утех
Из-за угла смеяться надо всеми.
Но сам в толпу не суйся... или смех
Плохой уж выйдет: шутками однеми
Тебя как шапками и враг и друг,
Соединясь, все закидают вдруг.
*
Тогда давай бог ноги... Потому-то
Здесь имя подписать я не хочу.
Порой я стих повертываю круто,
Все ж, видно, не впервой я им верчу,
А как давно? того и не скажу-то.
На критиков я еду, не свищу.
Как древний богатырь - а как наеду...
Что ж? поклонюсь и приглашу к обеду.
*
Покамест можете принять меня
За старого, обстрелянного волка
Или за молодого воробья,
За новичка, в котором мало толка.
У вас в шкапу, быть может, мне, друзья,
Отведена особенная полка,
А может быть, впервой хочу послать
Свою тетрадку в мокрую печать.
*
Когда б никто меня под легкой маской
(По крайней мере долго) не узнал!
Когда бы за меня своей указкой
Другого строго критик пощелкал,
Уж то-то б неожиданной развязкой
Я все журналы после взволновал!
Но полно, будет ли такой мне праздник?
Нас мало. Не укроется проказник.
*
А вероятно, не заметят нас,
Меня, с октавами моими купно.
Однако ж нам пора. Ведь я рассказ
Готовил - а шучу довольно крупно
И ждать напрасно заставляю вас.
Язык мой враг мой: все ему доступно,
Он обо всем болтать себе привык!..
Фригийский раб, на рынке взяв язык,
*
Сварил его... (у господина Копа*)
Коптят его). Езоп его потом
Принес на стол... Опять! зачем Езопа
Я вплел с его вареным языком
В мои стихи - что вся прочла Европа,
Нет нужды вновь беседовать о том.
Насилу-то, рифмач я безрассудный,
Отделался от сей октавы трудной.