Езерский

 Над Петербургом омраченным 
 Осенний ветер тучи гнал; 
 Нева в теченье возмущенном, 
 Шумя, неслась. Упрямый вал, 
 Как бы проситель беспокойный; 
 Плескал в гранит ограды стройной 
 Ее широких берегов. 
 Среди бегущих облаков 
 Вечерних звезд не видно было - 
 Огонь светился в фонарях, 
 По улицам взвивался прах 
 И буйный вихорь выл уныло, 
 Клубя капоты дев ночных 
 И заглушая часовых. 
             * 
 В своем роскошном кабинете 
 В то время Рулин молодой 
 Сидел один при бледном свете 
 Одной лампады; ветра вой, 
 Волненье города глухое 
 Да бой дождя в окно двойное, - 
 Всё мысли усыпляло в нем. 
 Согретый дремлющим огнем, 
 Он у чугунного камина Дремал - 
 Видений сонных перед ним 
 Менялась тусклая картина... 
             *
 Вбежав по ступеням отлогим 
 Гранитной лестницы своей, 
 В то время Волин с видом строгим 
 Звонил у запертых дверей 
 И трёс замком нетерпеливо. 
 Дверь отворилась, он бранчиво 
 Андрею выговор прочел 
 И в кабинет, ворча, пошел. 
 Андрей принес ему две свечи. 
 Цербер, по долгу своему 
 Залаяв, прибежал к нему 
 И положил ему на плечи 
 Свои две лапы - и потом 
 Улегся тихо под столом. 
             * 
 Порой сей поздней и печальной 
 (В том доме, где стоял и я) 
 Один при свете свечки сальной 
 В конурке пятого жилья* 
 Писал чиновник - скоро, смело 
 Перо привычное скрыпело - 
 Как видно, малый был делец - 
 Работу кончив наконец, 
 Он стал тихонько раздеваться, 
 Задул огарок - лег в постель 
 Под заслуженную шинель - 
 И стал мечтать... 
 Но может статься 
 Захочет знать читатель мой, 
 Кто сей чиновник молодой. 

^* (Пятого этажа.)

              * 
 Порой сей поздней и печальной 
 В том доме, где стоял и я, 
 Неся огарок свечки сальной, 
 В конурку пятого жилья 
 Вошел один чиновник бедный, 
 Задумчивый, худой и бледный. 
 Вздохнув, свой осмотрел чулан, 
 Постелю, пыльный чемодан, 
 И стол, бумагами покрытый, 
 И шкап со всем его добром; 
 Нашел в порядке все; потом, 
 Дымком своей сигарки сытый, 
 Разделся сам и лег в постель 
 Под заслуженную шинель. 

              * 
 Во время смуты безначальной, 
 Когда то лях, то гордый швед 
 Одолевал наш край печальный, 
 И гибла Русь от разных бед, 
 Когда в Москве сидели воры, 
 А с крулем вел переговоры 
 Предатель умный Салтыков, 
 И средь озлобленных врагов 
 Посольство русское гадало, 
 И за Москву стоял один 
 Нижегородский мещанин, - 
 В те дни Езерские немало 
 Сменили мнений и друзей 
 Для пользы общей (и своей). 
               * 
 Когда средь Думы величавой 
 Приял Романов свой венец 
 И под отеческой державой 
 Русь отдохнула наконец, 
 А наши вороги смирились, 
 Тогда Езерские явились 
 Опять в чинах и при дворе. 
 При императоре Петре 
 Один из них был четвертован 
 За связь с царевичем, другой, 
 Его племянник молодой, 
 Прощен и милостью окован, 
 Он на голландке был женат 
 И умер знатен и богат. 
               * 
 Царя не стало; государство 
 Шаталось, будто под грозой, 
 И усмиренное боярство 
 Его железною рукой 
 Мятежной предалось надежде: 
 "Пусть будет вновь, что было прежде. 
 Долой кафтан кургузый. Нет! 
 Примером нам да будет швед". 
 Не тут-то было. Тень Петрова 
 Стояла грозно средь бояр 
 Бессилен немощный удар, 
 Что было, не восстало снова; 
 Россию двинули вперед 
 Ветрила те ж, средь тех же вод. 
               * 
 И тут Езерские возились 
 В связи то с этим, то с другим, 
 На счастье Меншикова злились, 
 Шептали с хитрым Трубецким, 
 И Бирон, деспот непреклонный, 
 Смирял их род неугомонный, 
 И Долгорукие князья 
 Бывали втайне им друзья. 
 Матвей Арсеньевич Езерский, 
 Случайный, знатный человек, 
 Был очень славен в прошлый век 
 Своим умом и злобой зверской. 
 Имел он сына одного 
 (Отца героя моего). 

            *

(Набросок строфы иронического содержания, примыкавшей, по-видимому, к VII строфе "Езерского": "От этой слабости безвредной (уважения к предкам. - Ред.) как ни старался, видит бог, отвыкнуть я никак не мог".

 К тому же это подражанье 
 Поэту Байрону: наш лорд 
 (Как говорит о нем преданье) 
 Не только был отменно горд 
 Высоким даром песнопенья, 
 Но и рожденья 
                Ламартин 
 (Я слышал) также дворянин, 
 Юго - не знаю 

 В России же мы все дворяне, 
 Все, кроме двух иль трех, зато 
 Мы их не ставим ни во что. 
            * 
 Мне жаль, что домы наши новы, 
 Что выставляют стены их 
 Не льва с мечом, не щит гербовый, 
 А ряд лишь вывесок цветных, 
 Что наши бабушки и деды 
 Для назидательной беседы 
 С жезлами, с розами, в звездах, 
 В роброндах, в латах, париках 
 У нас не блещут в старых рамах 
 В простенках светлых галерей; 
 Мне жаль, что шайка торгашей 
 Лягает в плоских эпиграммах 
 Святую нашу старину

Другая редакция конца строфы:

 Что мы в свободе беспечальной 
 Не знаем жизни феодальной 
 В своих поместьях родовых 
 Среди подручников своих, 
 Мне жаль, что мы, руке наемной 
 Вверяя чистый свой доход, 
 С трудом в столице круглый год 
 Влачим ярмо неволи темной, 
 И что спасибо нам за то 
 Не скажет, кажется, никто. 

Варианты продолжения романа в черновых рукописях

            *
 Он одевался нерадиво, 
 На нем сидело все не так, 
 Всегда бывал застегнут криво 
 Его зеленый узкий фрак. 
 Но надо знать, что мой чиновник 
 Был сочинитель и любовник, 
 Не только малый деловой... 
            * 
 Во фраке очень устарелом 
 Он молча, сидя у бюро, 
 До трех часов в раздумье зрелом 
 Чинил и пробовал перо. 
 Вам должно знать, что мой чиновник 
 Был сочинитель и любовник; 
 Свои статьи печатал он 
 В "Соревнователе". Влюблен 
 Он был в Коломне по соседству 
 В одну лифляпдочку. Она 
 С своею матерью одна 
 Жила в домишке, по наследству 
 Доставшемся недавно ей 
 От дяди Франца. Дядя сей... 
 Но от мещанской родословной 
 Я вас избавлю - и займусь 
 Моею повестью любовной, 
 Покамест вновь не занесусь.

'Езерский'. Рисунок Пушкина. 1833