43. И. Д. Якушкину. 28 мая 1840 г., Туринск

<...> Странно, что мне иногда кажется, что в Ялуторовске у вас я бы лучше начал свою поселенческую жизнь. Отчего такая уверенность? - право, не знаю. Здесь и Басаргин, и Ивашев как нельзя больше показывают мне дружбы, но мне это как-то не в коня корм. Скоро должен получить ответ от сестры, не знаю, допустят ли возвратиться на берега Ангары? По крайней мере надобно надеяться, что не откажут съездить в Тобольск. Авось тамошний доктор что-нибудь полезное мне сделает - особенно мне не нравится нынешняя моя привычка задумываться, прежде этой беды не знавал. Вероятно, тут физические причины, которых действие так сильно на расположение души, что я не могу от них отделаться. Ужасно редко удается быть, как прежде, веселым для себя и для других. Вы напрасно думаете, что мое присутствие сколько-нибудь облегчает существование Ивашева. <...> Для меня, собственно, они делают большое одолжение, что хлопочут за меня и приняли в свою артель. Эта мысль принадлежит покойной Камилле Петровне, она первая пригласила меня к себе на хлебы. Ужасно недостает ее для всех нас здесь - судьбе было угодно переселить ее в лучший мир. Анненковых видаю иногда,- они живут гораздо тише, нежели в Петровском, никаких индейских историй нет; но вообще все это ужасная проза.

Басаргин больше всех хлопочет и устраивает свои дела. Женитьба его гораздо удачнее Сутгофа. Он доволен своим существованием - это главное его достоинство.

<...> Не удивляюсь перемене фронта в Беляевых - это почти общая участь энтузиастов, как они: никогда нет благоразумной середины с похвальными порывами. На Петра я мало и прежде надеялся, досадно за Александра. Не худо, что вы им отпели проповедь^*,- авось за Уралом будут сколько-нибудь пристойными представителями распадающейся нашей лавочки. Вообразите, что Киреев потому спешит на Кавказ, что туда отправились Беляевы. Кажется, это не из последних нервических припадков. Не могу представить себе Александра Крюкова с чашечкой - туда же стремящегося. Все это тоска.

^* (Письма И. Д. Якушкина к братьям Беляевым неизвестны.)

<...> В Урике я с Ф<ердинандом> Б<огдановичем> много толковал про вас - от него и Кар олины Карловны получал конфиденции. Как-то у них идет дело с Жозефиной Адамовной, молодой супругой Александра? Много от нее ожидать нельзя для Нонушки. Она недурна собой, но довольно проста и, кажется, никогда наставницей не может быть.

Наш разъезд из тюрьмы в финансовом отношении был необыкновенно удачен: все нуждавшиеся в пособии получили по 1150 p. каждый. Знакомый вам казначей^* удачно все устроил: все ахали, соберутся ли долги? Все было собрано к развязке, все получили наличными деньгами сполна, и сверх того осталось 2800 р., которые я отдал Сутгофу и Юшневскому на подъем, с тем чтобы они их выслали тем, которые из других разрядов не получили того, что наши ветераны. Недавно получил известие, что и это исполнено.<...>

^* (Речь идет об И. И. Пущине, который в Петровском заводе впоследствии возглавлял декабристскую "артель".)

Свои дела устроил благодаря добрым родным, которые прислали маленький мильон на расплату вечно существующих долгов. <...>

Вы узнаете меня, если вам скажу, что по-прежнему хлопочу о журналах,- по моему настоянию мы составили компанию и получаем теперь кой-какие и политические и литературные листки. Особенно благодарен Свистунову за "Debats". Он прислал нам последние шесть месяцев прошлого года. Вы смеетесь моей страсти к газетам и, верно, думаете, что мне все равно, как, бывало, прежде говаривали. Кто вам рассказывает политические новости? Получают ли у вас газеты и журналы? <...> Книгами мы не богаты - перечитываю старые; вообще мало занимаюсь, голова пуста. Нужно сильное потрясение, душа жаждет ощущений, все окружающее не пополняет ее, раздаются в ней элегические аккорды.

<...> Горбачевский в Петровском существует хорошо, завел лошадей и возит руду и пр.^*. Ипполит Завалишин там женился <...>. Соловьев и Мозалевский 26 марта должны были выезжать - не знаю еще, где поселенье. Им оставлено было денег больше по расчету того, чтобы они получили казенного содержания на поселении. Горестно только, что они плохо там свои дела устроили: все истребили. Я это знаю по письму Спиридова - тайному^**, у меня с разными точками изредка прямые сношения: дорогой я это устроил через некоторые лица.

^* (И. И. Горбачевский, единственный из декабристов оставшийся до конца жизни (1869) в Петровском заводе, перепробовал там различные занятия. В 1850-х годах у него была мельница; кроме того, он выполнял "комиссионные поручения" управляющего золотыми приисками И. Ф. Буттоца (см. воспоминания В. А. Обручева и П. И. Першина-Караксарского.- В кн.: "В потомках ваше племя оживет". Иркутск, 1986. С. 123-127, 145-148).)

^** (Судя по этому письму, у Пущина были неофициальные возможности для переписки с Красноярском. )

Бедный Борисов в плохих - Андрей бушует, и уже раз его привозили в Верхнеудинск, чтобы оставить в больнице, но Петр опять выпросил и теперь сам со всеми прекратил сношения, ни к кому не пишет; я боюсь, чтобы это положение не подействовало и на него, чтобы он не пустил себе пули в лоб.

Андреевич в больнице под надзором; сначала пускали ходить, но он всякий день покупал мильон товаров и не платил денег. Должны были поставить сторожа. <...> Первое слово Якова Максимовича в Удинске было, что мы его обокрали и разорили. Кажется, невозвратно потерян. <...>

Верная моя Annette строит надежды на свадьбу наследника^*, писала ко мне об этом с Гаюсом, моим родственником, который проехал в Омск по особым поручениям к Горчакову; сутки прожил у меня. Спасибо, что завернул: мы с ним наговорились досыта, но все мало - только раздражило это минутное свидание с человеком, который всех моих видел и в Паричах был у Михайлы. <...>

^* (Свадьба наследника престола вел. кн. Александра Николаевича состоялась 16 апреля 1841 г. Надежды декабристов и их родных на амнистию в связи с ней не оправдались. Амнистированы были только некоторые ссыльные поляки. )

Я думаю, что наши близкие ожидают чего-нибудь от этого торжества, но мне кажется, ничего не может быть, хотя по всем правилам следовало бы, в подражание Европе, сделать амнистию. У нас этого слова не понимают. Как вы думаете, что тут выкинет наш приятель? Угадать его мудрено. Н<иколай> П<авлович> как медведь, нелегко сказать, что он думает.

Как вам понравилась причина отказа Мих<аилу> Александровичу? Если б не он сам мне написал, я бы не поверил^*. Я почти предсказывал Фонвизину, что его не пустят, если он сам не напишет форменного письма со всеми условленными фразами; я видел образчик этого у С<ергея> Г<ригорьевича> , которому Александр Раевский его прислал. Ужасно на это решиться. <...>

^* (О причине отказа Фонвизину в переводе на Кавказ см. прим. 5 к письму 37.)

Верный ваш И. П.

Вы, верно, знаете, что Семенов наконец асессор и начальник отделения с 3500 р. жалованья. Чижов также произведен в прапорщики и правит должность старшего адъютанта в штабе. Мне все это пишет мой племянник Гаюс из Омска. Он добрый малый, с участием сообщает все, что может быть для меня занимательно.

Семенов сам не пишет, надеется, что ему теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание - не принимать на его имя писем; я хотел через тещу Басаргина к нему написать - ей сказали, что письмо пойдет к Талызину. Городничий в месячных отчетах его аттестует, как тогда, когда он здесь находился, потому что не было предписания не упоминать о человеке, служащем в Омске. Каков Водяников и каковы те, которые читают такого рода отчеты о государственных людях?