204. Г. С. Батенькову. <Ялуторовск>, 13 сентября 1855 г.

<...> Абаза здесь был, когда пришла горькая весть о Севастополе^*. Плохо наши правители и командиры действуют. Солдаты и вообще Россия - прелесть! За что эти жертвы гибнут в этом потоке? Точно, прошлого царя можно назвать незабвенным, теперь бедная Россия поплачивается за его полицию в Европе. Полиция вообще наскучивает, и теперь пришлось поплатиться за эту докуку. Грустно - тоска! Все-таки верю в судьбу безответной Руси.

^* (Севастополь был оставлен вечером 27 августа 1855 г.)

Новое царство больше нежели бледно, да и нелегко действовать в таких обстоятельствах. Я бы созвал, на его месте, народное вече, чтоб не лежала на мне ответственность за отца незабвенного^*! Кажется, этого ничего не будет - пахнет только мундирами и пуговицами. Совестно это читать при бойне крымской, где мы встречаем врагов в больших силах.

^* (Незабвенный - так Александр II назвал своего отца в официальных документах о его кончине. "Незабвенным" стали иронически называть Николая I Герцен, декабристы и вся прогрессивная общественность.)

Что ж делать, добрый друг, настала тяжелая година - под этим впечатлением не болтается, будем ждать, что будет! Как-то мудрено представить себе хорошее. Между тем одно ясно, что в судьбах человечества совершается важный процесс. Все так перепуталось, что ровно ничего не поймешь, наш слабый разум теряется в догадках, но я верю, что из всех этих страданий должно быть что-нибудь новое. Сонные пробудятся, и звезда просветит^*. Иначе не могу себя успокоить.

^* (Скрытая цитата из Ветхого завета (Книга пророка Даниила, гл. XII, стих 2 и 3), где сказано: "И многие из спящих во прахе земли пробудятся <...>. И разумные будут сиять, как светила на тверди <...> ")

Нелинька меня тревожит; последнее письмо обещает, что будет смягчение, но я не разделяю эти надежды, пока не узнаю что-нибудь верное. Это милое существо с ума у меня не сходит. Обещала меня уведомить тотчас, когда будет конфирмация. И тут ничего не поймешь.

Вдова Юшневская получила позволение ехать на родину. Это такие дроби, о которых совестно говорить.

Нелегкая меня к вам не понесет, а все надеюсь вас видеть в доме Бронникова, известном всей Европе. Михеевне плохо - глаза потемнели. Берегу ее, как умею,- за долговременную службу. Аминь.

Вся колония вас обнимает. Порошит снег - камин согревает.

Верный ваш И. П.

Брошюрки в исправности получил. Есть у меня другие, но посылать не смею. Все вздор.