232. Н. Д. Фонвизиной. <Ялуторовск>, 22-29 октября <1856 г.>
Сейчас получил я, друг мой сердечный, твои листки 10-12-го из Нижнего. Прочитавши их, мне как-то легче стало сидеть, хотя, признаюсь, с трудом сидеть. Часто вспоминаю, как я лежал у вас наверху; обстоятельства тогда были не совсем те же, но то же испытание терпения. Теперь это испытание в больших и сложнейших размерах, и потому надобно находить в себе искусство с ними ладить. <...>
Поверишь ли ты, друг мой тайный (эта таинственность нашего чудного сближения просто меня чарует, так что мне кажется, будто бы ты везде со мной,- я тебя слышу, вижу, ощущаю, и тут же ты для меня неуловима, в общем смысле житейском), что я плакал, читая твои строки об Аннушке и Марье. Этого мало, что плакал один, а плакал при других, когда Якушкину читал это место, переменяя местоимения. <...>
Досадно, что не могу тебя послушаться, тотчас бы был здоровым, как Таня магически приказывает Юноше. <...> Письмо твое меня застало; ноге несколько получше, но все хромаю, когда приходится испытать процесс хождения <...>, кажется, в первой половине ноября можно будет двинуться.
Вообще заколдованное дело для нас всех выезд из Ялуторовска. Мой спутник Иван Дмитриевич сам кой-как держится, но Вечеслав все болен. Так, может быть, случится мне ехать одному, потому что отец не соглашается оставить сына здесь <....>
Сегодня проводил Батенкова, он погостил у меня трое суток. Поехал в Белев, Тульской губернии, предлагал взять Якушкина в крытом возке. <...>
29 октября. <...> Матвей, только третьего дня возвратившийся из Тобольска, <...> получил от брата приглашение в Хомутец*. Все-таки они будут у тебя. Время выезда еще не определено. <...> Теперь жду из Нижнего известия от Сергея Григорьевича и Батенкова.
* (Хомутец - имение Муравьевых-Апостолов в Миргородском уезде Полтавской губ.; принадлежало после 1825 г. Василию Ивановичу, брату декабристов.)
Будь уверена, что я не выскажусь Марье, не потому, чтоб я был мастер в этом отношении, как ты говоришь, Но потому, что это заветное дело сердечное недоступно для других. Это как будто какой-то тайник отрадный, боящийся чужого дыхания. До сих пор он только Киту доступен. Опять на то возвратился, хотя сказал, что не буду писать об этом. <...>
Ваня тебя целует. Юноша не смеет тебя целовать, Он целует твою пухленькую ручку. <...>