259. Е. И. Якушкину. <Марьино>, 25 сентября 1857 г.

<...> Об указе насчет ограничения власти помещиков я слышал, но не знаю, в чем он будет состоять. Смотрю на всю эту манипуляцию как на полумеру, которая мало обещает дельного, и как бы даже не повредила всему делу робостью, с которой действует. Ясно только то, что никто ясно не видит^*.

^* (Отклик на слова Е. И. Якушкина в письме от 23 сентября 1857 г.: "Вы, вероятно, знаете об указе, который ограничит власть помещиков и который должен выйти в октябре" (Летописи Гос. лит. музея. Кн. III. С. 472). Слухи о том, что в правительстве началось обсуждение крестьянского вопроса, циркулировавшие в обществе, особенно усилились после известной речи Александра II 30 марта 1856 г. Выступая перед московским дворянством, император признал, что лучше освободить крестьян сверху, чем ждать, когда они освободятся снизу. Еще одним подтверждением намерения правительства коснуться этого вопроса стало учреждение в январе 1857 г. Секретного комитета по крестьянскому делу (подробнее см. в книге Л. Г. Захаровой "Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856-1861". М., 1984).)

Вы получили мое письмо, следовательно, знаете мое распоряжение насчет Горбачевского^*.

^* (Распоряжение насчет Горбачевского - о выдаче ему пособия из Малой артели.)

Скажите Сутгофу, что я верно больше его <желаю>, чтоб позволили рабе жены моей Александре выйти замуж, но дело в том, что Александра эта не раба ее, а в числе многих дворовых поступила в ведение казны, которая с лишком пятнадцать лет держит между небом и землей. Он знает это обстоятельство. Но вам любопытно сказать, что, когда жена писала в кологривский суд, который заведывает этими людьми, и просила, чтоб некоторым девушкам, между прочим Александре, позволили сочетаться законным браком, суд отвечает: "Что они могут идти в монастырь, а брака не разрешает, чтоб не потерять счета". Где на это закон, право, не знаю. Жена ездила в Москву для свидания с вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности. В записке она коротко и ясно изложила, в чем вся штука, сказала, что костромская палата государственных имуществ два раза отказывает в течение этого гомерического срока принять эти бедные души в число казенных крестьян и что, наконец, запрещен увядающим девицам брак. Он на это отвечал, чтоб она опять просила палату, и если палата откажет, то чтоб ему написала жалобу. Она говорит, что это большое промедление времени, а что его запрос может заставить сейчас кончить дело. Министр решительно объявил, что не может иметь инисиативы. Теперь опять пойдет в долгий ящик. Пусть Сутгоф спросит министра, почему он не может пугнуть палату. Я решительно не понимаю, а вижу в этом ответе, что он гусиной тропой идет. Вот целая история^*. <...>

^* (Речь идет о хлопотах Н. Д. Пущиной, связанных с ее стремлением перевести принадлежащих ей крестьян в ведение казны. Этим актом она лишала своего дядю С. П. Фонвизина, известного крепостника, права на наследование ее имений. Дядюшка-министр - М. Н. Муравьев, крепостник и реакционный деятель, заслуживший впоследствии за подавление польского восстания 1863 г. прозвище Муравьев-вешатель.)