Роман на кавказских водах

В одно из первых чисел апреля 181... года в доме Катерины Петровны Томской происходила большая суматоха. Все двери были растворены настичь; зала и передняя загромождены сундуками и чемоданами; ящики всех комодов выдвинуты; слуги поминутно бегали по лестницам, служанки суетились и спорили; сама хозяйка, дама сорока пяти лет, сидела в спальне, пересматривая счетные книги, принесенные ей толстым управителем, который стоял перед нею с руками за спиной и выдвинув правую ногу вперед. Катерина Петровна показывала вид, будто бы хозяйственные тайны были ей коротко знакомы, но ее вопросы и замечания обнаруживали ее барское неведение и возбуждали изредка едва заметную улыбку на величавом лице управителя, который однако ж с большою снисходительностию подробно входил во все требуемые объяснения. В это время слуга доложил, что Парасковья Ивановна Поводова приехала. Катерина Петровна обрадовалась случаю прервать свои совещания, велела просить и отпустила управителя.

- Помилуй, мать моя, - сказала вошедшая старая дама, - да ты собираешься в дорогу! куда тебя бог несет?

- На Кавказ, милая Парасковья Ивановна.

- На Кавказ! стало быть, Москва впервой отроду правду сказала, а я не верила. На Кавказ! да ведь это

ужасть как далеко. Охота тебе тащиться бог ведает куда, бог ведает зачем.

- Как быть? Доктора объявили, что моей Маше нужны железные воды, а для моего здоровья необходимы горячие ванны. Вот уже полтора года, как я все страдаю, авось Кавказ поможет.

- Дай-то бог. А скоро ли едешь?

- Дня через четыре, много, много промешкаю неделю; все уж готово. Вчера привезли мне новую дорожную карету; что за карета! игрушка, заглядение - вся в ящиках, и чего тут нет: постеля, туалет, погребок, аптечка, кухня, сервиз; хочешь ли посмотреть?

- Изволь, мать моя.

И обе дамы вышли на крыльцо. Кучера выдвинули из сарая дорожную карету. Катерина Петровна велела открыть дверцы, вошла в карету, перерыла в ней все подушки, выдвинула все ящики, показала все ее тайны, все удобности, приподняла все ставни, все зеркала, выворотила все сумки, словом, для больной женщины оказалась очень деятельной и проворной. Полюбовавшись экипажем, обе дамы возвратились в гостиную, где разговорились опять о предстоящем пути, о возвращении, о планах на будущую зиму.

- В октябре месяце, - сказала Катерина Петровна, - надеюсь непременно воротиться. У меня будут вечера, два раза в неделю, и надеюсь, милая, что ты ко мне перенесешь свой бостон.

В эту минуту девушка лет восемнадцати, стройная, высокая, с бледным прекрасным лицом и черными огненными глазами, тихо вошла в комнату, подошла к руке Катерины Петровны и присела Поводовой.

- Хорошо ли ты спала, Маша? - спросила Катерина Петровна.

- Хорошо, маменька, сейчас только встала. Вы удивляетесь моей лени, Парасковья Ивановна? Что делать - больной простительно.

- Спи, мать моя, спи себе на здоровье, - отвечала Поводова, - да смотри: воротись у меня с Кавказа ру-мяпая, здоровая, а бог даст - и замужняя.

- Как замужняя? - возразила Катерина Петровна смеясь, - да за кого выйти ей на Кавказе? разве за черкесского князя?..

- За черкеса! сохрани ее бог! да ведь они что турки да бухарцы - нехристы. Они ее забреют да запрут.

- Пошли нам бог только здоровья, - сказала со вздохом Катерина Петровна, - а женихи не уйдут. Слава богу, Маша еще молода, приданое есть. А добрый человек полюбит, так и без приданого возьмет.

- А с приданым все-таки лучше, мать моя, - сказала Парасковья Ивановна вставая. - Ну, простимся ж, Катерина Петровна, уж я тебя до сентября не увижу; далеко мне до тебя тащиться, с Басманной на Арбат - и тебя не прошу, знаю, что тебе теперь некогда; прощай и ты, красавица, не забудь же моего совета.

Дамы распростились, и Парасковья Ивановна уехала.