Пир во время чумы

(из Вильсоновой трагедии: The City of The Plague^*)

^* (Чумный город (англ.).)

Улица. Накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.

Молодой человек

Почтенный председатель! я напомню
О человеке, очень нам знакомом,
О том, чьи шутки, повести смешные,
Ответы острые и замечанья,
Столь едкие в их важности забавной,
Застольную беседу оживляли
И разгоняли мрак, который ныне
Зараза, гостья наша, насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня наш общий хохот славил
Его рассказы; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
Забыли Джаксона! Его здесь кресла
Стоят пустые, будто ожидая
Весельчака - но он ушел уже
В холодные подземные жилища...
Хотя красноречивейший язык
Но умолкал еще во прахе гроба;
Но много нас еще живых, и нам
Причины нет печалиться. Итак,
Я предлагаю выпить в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем,
Как будто б был он жив.

Председатель

Он выбыл первый 
Из круга нашего. Пускай в молчанье 
Мы выпьем в честь его.

Молодой человек

Да будет так!

Все пьют молча.

Председатель

Твой голос, милая, выводит звуки 
Родимых песен с диким совершенством; 
Спой, Мери, нам уныло и протяжно, 
Чтоб мы потом к веселью обратились 
Безумнее, как тот, кто от земли 
Был отлучен каким-нибудь виденьем.

Мери

(поет)

Было время, процветала 
В мире наша сторона: 
В воскресение бывала 
Церковь божия полна; 
Наших деток в шумной школе 
Раздавались голоса, 
И сверкали в светлом поле 
Серп и быстрая коса.

Ныне церковь опустела; 
Школа глухо заперта; 
Нива праздно перезрела; 
Роща темная пуста; 
И селенье, как жилище 
Погорелое, стоит, -
Тихо все. Одно кладбище 
Не пустеет, не молчит.

Поминутно мертвых носят, 
И стенания живых 
Боязливо бога просят 
Упокоить души их!
Поминутно места надо,
И могилы меж собой, 
Как испуганное стадо, 
Жмутся тесной чередой!

Если ранняя могила 
Суждена моей весне - 
Ты, кого я так любила, 
Чья любовь отрада мне, - 
Я молю: не приближайся 
К телу Дженни ты своей, 
Уст умерших не касайся, 
Следуй издали за ней.

И потом оставь селенье! 
Уходи куда-нибудь, 
Где б ты мог души мученье 
Усладить и отдохнуть. 
И когда зараза минет, 
Посети мой бедный прах; 
А Эдмонда не покинет 
Дженни даже в небесах!

Председатель

Благодарим, задумчивая Мери,
Благодарим за жалобную песню!
В дни прежние чума такая ж, видно,
Холмы и долы ваши посетила,
И раздавались жалкие стенанья
По берегам потоков и ручьев,
Бегущих ныне весело и мирно
Сквозь дикий рай твоей земли родной;
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных жертв,
Едва оставил память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной... Нет, ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторенный звук!

Мери

О, если б никогда я не певала 
Вне хижины родителей моих! 
Они свою любили слушать Мери; 
Самой себе я, кажется, внимаю, 
Поющей у родимого порога. 
Мой голос слаще был в то время: он 
Был голосом невинности...

Луиза

Не в моде 
Теперь такие песни! Но все ж есть 
Еще простые души: рады таять
От женских слез и слепо верят им. 
Она уверена, что взор слезливый 
Ее неотразим - а если б то же 
О смехе думала своем, то, верно, 
Все б улыбалась. Вальсингам хвалил 
Крикливых северных красавиц: вот 
Она и расстоналась. Ненавижу 
Волос шотландских этих желтизну.

Председатель

Послушайте: я слышу стук колес!

Едет телега, наполненная мертвыми телами. Негр управляет ею.

Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то - нежного слабей жестокий,
И страх живет в душе, страстьми томимой!
Брось, Мери, ей воды в лицо. Ей лучше.

Мери

Сестра моей печали и позора, 
Приляг на грудь мою.

Луиза

(приходя в чувство)

Ужасный демон 
Приснился мне: весь черный, белоглазый... 
Он звал меня в свою тележку. В ней
Лежали мертвые - и лепетали 
Ужасную, неведомую речь... 
Скажите мне: во сне ли это было? 
Проехала ль телега?

Молодой человек

Ну, Луиза, 
Развеселись - хоть улица вся наша 
Безмолвное убежище от смерти, 
Приют пиров, ничем невозмутимых, 
Но знаешь, эта черная телега 
Имеет право всюду разъезжать. 
Мы пропускать ее должны! Послушай, 
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров 
И следствий женских обмороков спой 
Нам песню, вольную, живую песню, 
Не грустию шотландской вдохновенну, 
А буйную, вакхическую песнь, 
Рожденную за чашею кипящей.

Председатель

Такой не знаю, но спою вам гимн 
Я в честь чумы, - я написал его 
Прошедшей ночью, как расстались мы. 
Мне странная нашла охота к рифмам 
Впервые в жизни! Слушайте ж меня: 
Охриплый голос мой приличен песне.

Многие

Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!

Председатель

(поет)

Когда могущая Зима, 
Как бодрый вождь, ведет сама 
На нас косматые дружины 
Своих морозов и снегов, - 
Навстречу ей трещат камины, 
И весел зимний жар пиров.
           *
Царица грозная, Чума 
Теперь идет на нас сама 
И льстится жатвою богатой; 
И к нам в окошко день и ночь 
Стучит могильною лопатой... 
Что делать нам? и чем помочь?
           *
Как от проказницы Зимы, 
Запремся также от Чумы! 
Зажжем огни, нальем бокалы, 
Утопим весело умы 
И, заварив пиры да балы, 
Восславим царствие Чумы.
           *         
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
           *
Все, все, что гибелью грозит, 
Для сердца смертного таит 
Неизъяснимы наслажденья - 
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья 
Их обретать и ведать мог.
           *
Итак, - хвала тебе, Чума, 
Нам не страшна могилы тьма, 
Нас не смутит твое призванье! 
Бокалы пеним дружно мы
И девы-розы пьем дыханье, - 
Быть может... полное Чумы!

Входит старый священник.

Священник

Безбожный пир, безбожные безумцы! 
Вы пиршеством и песнями разврата 
Ругаетесь над мрачной тишиной, 
Повсюду смертию распространенной! 
Средь ужаса плачевных похорон, 
Средь бледных лиц молюсь я на кладбище, 
А ваши ненавистные восторги 
Смущают тишину гробов - и землю 
Над мертвыми телами потрясают! 
Когда бы стариков и жен моленья 
Не освятили общей, смертной ямы, - 
Подумать мог бы я, что нынче бесы 
Погибший дух безбожника терзают 
И в тьму кромешную тащат со смехом.

Несколько голосов

Он мастерски об аде говорит!
Ступай, старик! ступай своей дорогой!

Священник

Я заклинаю вас святою кровью 
Спасителя, распятого за нас: 
Прервите пир чудовищный, когда 
Желаете вы встретить в небесах 
Утраченных возлюбленные души. 
Ступайте по своим домам!

Председатель

Дома 
У нас печальны - юность любит радость.

Священник

Ты ль это, Вальсингам? ты ль самый тот, 
Кто три тому недели, на коленях, 
Труп матери, рыдая, обнимал 
И с воплем бился над ее могилой?
Иль думаешь, она теперь не плачет, 
Не плачет горько в самых небесах, 
Взирая на пирующего сына, 
В пиру разврата, слыша голос твой, 
Поющий бешеные песни, между 
Мольбы святой и тяжких воздыханий? 
Ступай за мной!

Председатель

Зачем приходишь ты 
Меня тревожить? Не могу, не должен 
Я за тобой идти: я здесь удержан 
Отчаяньем, воспоминаньем страшным, 
Сознаньем беззаконья моего, 
И ужасом той мертвой пустоты, 
Которую в моем дому встречаю - 
И новостью сих бешеных веселий, 
И благодатным ядом этой чаши, 
И ласками (прости меня, господь) 
Погибшего, но милого созданья... 
Тень матери не вызовет меня 
Отселе, - поздно, слышу голос твой, 
Меня зовущий, - признаю усилья 
Меня спасти... старик, иди же с миром; 
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!

Многие

Bravo, bravo! достойный председатель! 
Вот проповедь тебе! пошел! пошел!

Священник

Матильды чистый дух тебя зовет!

Председатель

(встает)

Клянись же мне, с поднятой к небесам 
Увядшей, бледною рукой - оставить 
В гробу навек умолкнувшее имя! 
О, если б от очей ее бессмертных 
Скрыть это зрелище! Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным - 
И знала рай в объятиях моих... 
Где я? Святое чадо света! вижу 
Тебя я там, куда мой падший дух 
Не досягнет уже...

Женский голос

Он сумасшедший, - 
Он бредит о жене похороненной!

Священник

Пойдем, пойдем...

Председатель

Отец мой, ради бога, 
Оставь меня!

Священник

Спаси тебя господь! 
Прости, мой сын.

Уходит. Пир продолжается. Председатель остается, погруженный в глубокую задумчивость.