Гордость Пушкина: как гигант русской литературы отдал должное своим африканским корням
Как Шекспир для британцев, так для русских Пушкин отец русской литературы. Создатель «Евгения Онегина» был не только сторонником мультикультурализма и международных обменов, но и их олицетворением. Пушкин был рождён в смешанном браке и гордился своим африканским происхождением.
Его прапрадед Ибрагим Петрович Ганнибал мог родиться в сегодняшнем Камеруне, и было это в 1696 году. В детстве его похитили и увезли в Константинополь, где его «спас» один из предков Толстого (вот вам еще одна загадочная литературная иллюстрация). По словам самого Пушкина, этот человек «выручил» его прадеда, а потом подарил Петру I.
Ганнибал поменял одну форму рабства на другую, но его жизнь в качестве пажа, крестного сына и экзотического придворного фаворита императора оказалась более яркой и привлекательной. Получив военное образование во Франции, он стал аристократом и умер в чине генерал-аншефа, владея сотнями крепостных. Чернокожий дворянин с белыми рабами в северной Европе 18-го века.
Пушкин попытался изобразить жизнь своего предка в незаконченном историческом романе «Арап Петра Великого», который он начал в 1827 году. В одной из глав, основанной на личном опыте автора, который на себе испытал силу предрассудков, пишется о том, что Ибрагимом восхищались многие женщины во Франции, однако «это любопытство, хоть и спрятанное за видимостью благожелательности, оскорбляло его чувство собственного достоинства». Он завидует людям, «которых никто не замечает, и считает их незначительность истинным счастьем». Он ждет «насмешек». Ему очень польстила княгиня Д., которая «приняла Ибрагима учтиво, но безо всякого особенного внимания».
Этот фрагмент написан просто и интересно (легко себе представить, как все превращается в шумное веселье), и тем не менее, он чрезвычайно тонок и деликатен. В его гибкости и мягкости прослеживается ирония Джейн Остин, особенно когда Пушкин пишет, как княгиня нашла нечто «приятное в этой курчавой голове, чернеющей посреди пудреных париков ее гостиной», или когда он исследует предрассудки самого Ибрагима в отношении сексуальных мотивов окружающих его женщин.
Такая двойственность занимала центральное место в самовосприятии Пушкина. Иногда он пользуется своим африканским происхождением, чтобы стать похожим на байроновского героя, являющегося сторонним наблюдателем. Так, в «Евгении Онегине» он пишет о «моей Африке», как будто бывал там. Он называл американских рабов «мои братья», хотя сам владел рабами, а в стихотворении «Моя родословная» настаивал на том, что Ганнибал был «царю наперсник, а не раб». Иногда он воспроизводил стереотипы того времени, скажем, когда писал о том, как от ревности у Ганнибала «закипала его африканская кровь». Это образное выражение, но сплетники в обществе приписывали эту черту и самому Пушкину, называя ее причиной трагической дуэли.
Как исторический роман «Арап Петра Великого» не может быть причислен к грандиозным работам Пушкина. Но оставив его незавершенным, он лишил нас чего-то еще более важного: исчерпывающего описания внутренней жизни чернокожего русского начала 18-го века, сделанного потомком этого чернокожего, обладавшего всеми привилегиями белого человека. Невозможно сказать, как такой революционный роман столь важной литературной фигуры мог бы повлиять на западный канон.