2. "Я был дружен с майором Раевским"

Особо видное место в жизни Пушкина в кишиневский период занимал майор 32-го егерского полка, поэт, "первый декабрист" Владимир Федосеевич Раевский¹, имевший дальнее родственное отношение к семье генерала Н. Н. Раевского. Пушкин шутливо говорил, что ему на Раевских везет.

¹ (О В. Ф. Раевском см.: 1) Базачов В. Г. Владимир Федосеевич Раевский. Л. - М., 1949. Его же: "Декабристы в Кишиневе". (М. Ф. Орлов и В. Ф. Раевский), Кишинев, 1951, с. 25 - 35, 55 - 73; 2) Бейсов П. С. Новое о Раевском./ Ученые записки./ Ульяновск, пед. ин.-т. Пушкинский юбилейный сборник. 1949, с. 210 - 246. Его же: Творческий путь Владимира Раевского и Курс поэзии Владимира Раевского. /Ученые записки./Ульяновск, пед. ин.-т. вып. IV, 1950, с. 177 - 236; 3) Щеголев П. Возвращение декабриста (1858). (В. Ф. Раевский). - Современник, 1912, декабрь, с. 287 - 300; 4) Заметки Владимира Федосеевича Раевского о заключении его в крепость. - Русская старина, 18/3, т. 7, с. 376 - 379; 5) Вестник Европы, 1874, т. 3, кн. 6-я, июнь, с. 857 - 858; Л.* Заметка по поводу статьи П. В. Анненкова о Пушкине; 6) Литературное наследство, т. 60, кн. I, М., 1956, с. 47 - 170. 7) Раевский В. Ф. Материалы о жизни и революционной деятельности, т. I, Иркутск. 1980.)

Прежде чем изложить биографию В. Ф. Раевского, нужно заметить, что многие данные о нем, даже в специальной литературе, носят противоречивый характер. Мы встречаемся с большим разнобоем в датировке ряда фактов из биографии Раевского и, в частности, именно в период его пребывания в Молдавии. Это, очевидно, вызвано противоречивостью свидетельств самого Раевского, имеющих место в его "Воспоминаниях", в показаниях следственной комиссии и в собственноручном послужном формуляре Раевского.

Памятник А. С. Пушкину в Кишиневе

9 февраля 1820 г. Раевский был направлен на службу в 32-й егерский полк (в Аккерман), куда он приехал в чине капитана в середине февраля 1820 г.

Очевидно, именно в то время, когда Раевский проезжал через Тульчин в Аккерман, он и был принят в члены Союза Благоденствия офицером Комаровым. Можно предполагать, что Раевский был принят ранее, в 1818 г. при первом проезде через Тульчин в 32-й егерский полк.

1819 г. как дату принятия Раевского в Общество (эту дату дает П. С. Бейсов на основании утверждений самого Раевского в его "Воспоминаниях" и собственноручном послужном формуляре) нельзя признать верной, ибо сам Раевский ошибочно, вопреки официальным документам, определяет даты поступления и перехода в 32-й егерский полк - 1817 г. вместо 1818 г и 1818 г вместо 1820 г., а отсюда неверна и дата проезда через Тульчин и приема его в Общество А поскольку Раевского (по его свидетельству) принимали в Обществе в Тульчине, то там он мог быть только в 1818 или в 1820 г

22 апреля 1821 г Раевский был произведен в майоры. Когда же он переехал из Аккермана (сдав батальон 32-го егерского полка) в Кишинев?

В своем "формуляре" Раевский пишет, что произведен в майоры в 1820 г. и в это же время сдал батальон и принял в управление военную школу в г. Кишиневе.

Однако будет более верным утверждение, что Раевский переехал в Кишинев и, сдав полковую школу юнкеров в Аккермане, принял дивизионную в августе 1821 г. (как указывает и П. С. Бейсов)

Эта дата (август 1821 г.) утверждается на основании писем самого Раевского к Охотникову из Аккермана от конца июля 1821 г., в которых он сообщает о разрешении генерала Орлова переехать в Кишинев. "Буде можно, - пишет Охотникову Раевский, - похлопочи о квартире недалеко от школы и от тебя"¹.

¹ (Раевский В. Ф. Сочинения. Ульяновск. 1961, с. 197.)

Однако знакомство Пушкина с В. Ф. Раевским состоялось раньше. Как свидетельствует в своих воспоминаниях В. П. Горчаков, Пушкин впервые встретился и познакомился с В. Ф. Раевским в первой половине марта 1821 г. на обеде у генерала М. Ф. Орлова¹.

¹ (Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. Л., 1936, с. 157 - 158.)

В Кишиневе Раевский вел активную революционную пропаганду среди солдат и юнкеров.

Так, в своем докладе царю генерал Дибич писал: "Для обучения солдат и юнкеров, вместо данных от начальства печатных литографских прописей и разных учебных книг, Раевский приготовил свои рукописные прописи, поместив в оных слова: "Свобода, равенство, конституция, Квирога, Вашингтон, Мирабо" и при слушании юнкерами уроков говорил: "Квирога, будучи полковником, сделал в Мадриде революцию; когда въезжал в город, то самые значительные дамы и весь народ вышли к нему навстречу и бросали цветы к ногам его; Мирабо был тоже участником во французской революции и писал много против государя, и что конституционное правление лучше всех правлений, а особливо нашего монархического, которое хотя и называется монархическим, но управляется деспотизмом".

Кроме того, Раевский писал, что Александр I "...медлит дать конституцию народу русскому, и миллионы скрывают свое отчаяние до первой искры". Раевский называл солдат восставшего (в 1821 г.) Семеновского полка "молодцами" и, "...объявляя нижним чинам о происшествии Семеновского полка", говорил: "Придет время, в которое должно будет, ребята, и вам опомниться"¹.

¹ (Щеголев П. Е. Владимир Раевский. Исторические этюды. СПб, 1917, с. 237 - 239.)

Интересен и "Курс поэзии", составленный самим Раевским и читанный им в школе юнкеров. Весь курс был построен на материале русской, главным образом, вольнолюбивой и патриотической поэзии. Это использовалось Раевским для воспитания юнкеров и солдат¹.

¹ (Бейсов П. Курс поэзии Владимира Раевского. Ученые записки./ Ульяновск, пед. ин.-т., вып. IV, Ульяновск, 1950, с. 224 - 236.)

5 февраля 1822 г., как об этом свидетельствует сам Раевский в своих "Воспоминаниях", Пушкин, придя на квартиру к Раевскому, предупредил его о грозящем аресте. На другой день, 6 февраля 1822 г., Раевский был арестован и посажен в Тираспольскую крепость.

Вот как все это произошло в Кишиневе, на квартире майора В. Ф. Раевского. "1822 года февраля 5 в 9-ть часов пополудни кто-то постучался у моих дверей. Арнаут, который стоял в безмолвии передо мною, вышел встретить и узнать, кто пришел? Я курил трубку, лежа на диване.

- Здравствуй, душа моя! - сказал мне, войдя весьма торопливо и изменившимся голосом Александр Сергеевич Пушкин.

- Здравствуй, что нового?

- Новости есть, но дурные. Вот почему я прибежал к тебе... Вот что: Сабанеев сейчас уехал от генерала (Инзова). Дело шло о тебе. Я не охотник подслушивать, но, слыша твое имя, часто повторяемое, я, признаюсь, согрешил - приложил ухо. Сабанеев утверждал, что тебя непременно надо арестовать; наш Инзушко - ты знаешь, как он тебя любит, отстаивал тебя горою. Долго еще продолжался разговор, я много не дослышал, но из последних слов Сабанеева ясно уразумел, что ему приказано, что ничего открыть нельзя, пока ты не арестован.

- Спасибо, - сказал я Пушкину, - я этого почти ожидал!"¹

¹ (Литературное наследство. М., 1956, т. 60, кн. I, с. 75. (Впервые как отрывок из "Воспоминаний" В. Ф. Раевского было опубликовано в "Вестнике Европы", 1874, кн. VI, с. 857 - 858.)

Раевский проявил исключительное мужество и силу духа. Несмотря на запугивания и инквизиторские методы допроса со стороны Сабанеева, Раевский ничего не сказал о тайном обществе и своих друзьях-декабристах. В стихотворных посланиях "К. друзьям в Кишинев" (или "К друзьям из Тирасполя") и "Певец в темнице" поэт-декабрист, обращаясь к Пушкину, Орлову, Охотникову и другим, писал:

Но вот последние слова: 
Скажите от меня Орлову, 
Что я судьбу мою сурову 
С терпеньем мраморным сносил, 
Нигде себе не изменил.

А позднее в письме к сестре из Сибири Раевский писал: "Тайна оставалась тайной и только 14 декабря 1825 г. она объяснилась на Сенатской площади".

В. Ф. Раевский занимался изучением истории молдавского народа Об этом свидетельствуют "Заметки о Бессарабии...". Раевский описывает поселения антов-славян, живших на территории Бессарабии. Записи обрываются на XII веке. По всей вероятности, причиной этого послужил арест Раевского

Раевский уделял большое внимание тяжелому положению молдавских крестьян, страдавших под двойным гнетом: русского царизма и молдавского боярства. Как пишет Раевский, молдавские крестьяне платили налог царскому правительству, и, кроме того, "по принятому здесь правилу, бояре берут с крестьян за право владеть землей по десятине или по десятой доле всех произведений..."

В этой работе Раевский характеризует "торгующий класс" Молдавии, отмечая его многонациональный состав, и останавливается на состоянии промышленности Бессарабии, объясняя ее слабое развитие, прежде всего, паразитизмом боярства, которое, не заботясь о будущем, проводило время в безделье и празднествах.

Раевский отдал все свои силы революционной пропаганде среди солдат, делу борьбы с самодержавием. Впоследствии он писал в одном из своих стихотворений:

Не для себя я в этом мире жил, 
И людям жизнь я щедро раздарил...1

¹ (Раевский В. Ф. Соч., Ульяновск, 1961, с. 137.)

"В записке о рабстве" В. Ф. Раевский писал: "Кто дал человеку право называть человека моим и собственным? По какому праву тело и имущество и даже душа оного может принадлежать другому?" И далее: "Граждане! Тут не слабые меры нужны, но решительный и внезапный удар!"¹.

¹ (Базанов В. Г. В. Ф. Раевский. М., 1949, с. 108 - 109.)

Иногда приходится встречаться с неправильной датировкой ареста В. Ф. Раевского. Так, И. П. Липранди¹ и, видимо, вслед за ним В. Г. Базанов² ошибочно указывают на дату ареста В. Ф. Раевского - 5 февраля 1822 г. Эта же дата указана и в "Истории Молдавии"³. Однако в действительности Раевский был арестован 6 февраля 1822 г., о чем сообщает начальник главного штаба граф Дибич в своем докладе на имя царя, отмечая, что Генерал Сабанеев исполнил сие (т. е. арест Разского. - Б. Т.) уже 6 феврале 1822 года"⁴.

¹ (См.: Русский Архив, 1866, № 10, стб. 1487.)

² (Базанов В. Г. В. Ф. Раевский. М., 1949, с. 9.)

³ (История Молдавии. Кишинев, 1951, т. I, с. 614.)

⁴ (Щеголев П. Е. Декабристы. М. - Л., 1926, с. 67.)

Да об этом и свидетельствует и сам В. Ф. Раевский, который в собственноручной автобиографической записке пишет: "1822 г. февраля б я был арестован и заключен под строжайший караул в крепости Тираспольской"¹.

¹ (Ученые записки/Ульяновский государственный педагогический институт. 1949, с. 221.)

После ареста Раевский обратился к Пушкину с двумя стихотворными посланиями: "К друзьям в Кишинев" и "Певец в темнице" В стихотворении "К друзьям в Кишинев" Раевский, призывая Пушкина к усилению свободолюбивых мотивов в творчестве, писал: "Воспой те дни, когда в цепях лежала наглая обида".

Пушкин ответил Раевскому двумя (неоконченными) стихотворениями: "Не тем горжусь я, мой певец", "Ты прав, мой друг, напрасно я презрел". И сохранилось еще двустишие: "Недаром ты ко мне воззвал из глубины глухой темницы", как начало, быть может, третьего поэтического обращения к В. Ф. Раевскому.

На освещении проблемы идейно-творческих связей В. Ф. Раевского и Пушкина нужно остановиться особо, используя анализ стихотворных посланий, которыми обменялись Раевский и Пушкин в 1822 г.

В. Ф. Раевский, как и генерал М. Ф. Орлов, имел значительное влияние на духовное, идейное развитие Пушкина в кишиневский период, равное влиянию на Пушкина Чаадаева в петербургский период.

Выслав Пушкина на юг, царское правительство, само не подозревая этого, приблизило поэта к революционно настроенным кругам декабристского движения, к членам кишиневской ячейки Южного тайного общества декабристов. Это обусловило повышение политической активности Пушкина, привело к усилению свободолюбивых идей в его творчестве. Обыкновенно, по установившейся литературоведческой традиции, петербургский период отмечается как время создания Пушкиным наиболее вольнолюбивых произведений ("Вольность", "Деревня", "К Чаадаеву" и т. д.). В действительности же творчество Пушкина в кишиневский период является более свободолюбивым по своему содержанию и направлению, чем в Петербурге.

Такие произведения Пушкина кишиневского периода, как стихотворение "Кинжал", "В. Л. Давыдову", "Чаадаеву", "К Овидию", "Наполеон", "Послание цензору", "Узник", "Птичка", "Кто, волны, вас остановил", "Песть о вещем Олеге" и др., поэмы "Кавказский пленник", "Братья разбойники", "Гавриилиада", а также одно из замечательных произведений русской публицистики XIX века - "Заметки по русской истории XVIII века", свидетельствуют об усилении вольнолюбивых мотивов в творчестве Пушкина, о зрелости и глубине общественного содержания его творчества в кишиневский период.

Поэтому прав был П. Е. Щеголев, который отмечал, что "кишиневский период был эпохой наибольшего воздействия на поэта оппозиционных течений первой четверти прошлого века; мы не ошибемся, если скажем, что эти годы были поворотными в отношении Пушкина к движению, в котором принимали участие многие из его друзей... ни в какой другой период Пушкина не занимали так сильно мысли и убеждения, разделявшиеся членами тайного общества и людьми, радикально настроенными; никогда его так не волновали их чувства и настроения. В поэтических произведениях Пушкина, написанных в эти годы, мы найдем немало отражений политической атмосферы, окружавшей поэта"¹.

¹ (Щеголев П. Е. Исторические этюды. СПб., 1913, с. 211)

И нет сомнения в том, что решающее и определяющее идейно-творческое влияние на Пушкина, помимо прямого политического влияния, оказывал "первый декабрист", поэт и друг Пушкина Владимир Федосеевич Раевский.

Проблема взаимоотношений Пушкина и В. Ф. Раевского, характеристика идейно-политических, идейно-творческих связей их освещены как в специальных работах: П. Е. Щеголева, М. А. Цявловского, В. Г. Базанова, П. С. Бейсова и др., так и в общих работах о Пушкине: Д. Д. Благого, Б. В. Томашевского, Б. С. Мейлаха и других. Значительный материал дают нам и воспоминания И. П. Липранди.

Как же рассматриваются идейно-творческие связи между Пушкиным и В. Ф. Раевским в. нашей литературе?

Не отрицая того, что В. Ф. Раевский имел идейно-политическое влияние на Пушкина в смысле усиления вольнолюбивых декабристских настроений, большинство исследователей, опираясь на анализ стихотворных посланий В. Ф. Раевского из Тираспольской крепости и стихотворные ответы Пушкина, делает вывод о появлении у Пушкина в этих ответных посланиях настроений пессимизма, скепсиса, которые получат свое развитие и закрепление в последующих стихах: "Демон" и "Свободы сеятель пустынный"

Таким образом, наблюдается явное противоречие в характеристике содержания и направления идейно-творческого влияния В. Ф. Раевского на Пушкина. С одной стороны, утверждается, что В. Ф. Раевский оказал влияние на усиление вольнолюбивых настроений Пушкина, а с другой стороны, что Раевский своими посланиями, в которых призывал Пушкина к отказу от интимно-камерной лирики и к обращению к гражданским мотивам, пробудил у Пушкина настроения пессимизма и скепсиса. Каково же в действительности было идейно-творческое влияние В. Ф. Раевского на содержание и направление творчества Пушкина в кишиневский период?

Думается, что мы сумеем правильно ответить на этот вопрос, если будем исходить не из анализа отдельных мотивов стихотворных посланий Пушкина к Раевскому, а из анализа содержания и направления всего творчества Пушкина в кишиневский период, содержания всех посланий Пушкина к Раевскому.

Но прежде чем перейти к анализу этих посланий, остановимся коротко на обзоре литературы, посвященной проблеме идейно-творческих отношений В. Ф. Раевского и Пушкина. Первым о них рассказал в своих воспоминаниях о Пушкине И. П. Липранди. Полемические споры между Раевским и Пушкиным проходили, главным образом по вопросам понимания народности литературы, правильности литературного языка. Последнее нашло отражение и в известном литературном диалоге В. Ф. Раевского "Вечер в Кишиневе". Кроме того, Липранди сохранил чрезвычайно ценное для нас сообщение о той оценке, которую дал Пушкин посланиям Раевского. Но об этом мы скажем ниже.

П. Е. Щеголев был первым из исследователей, который обратился к проблеме взаимоотношений В. Ф. Раевского и Пушкина в своей работе "Владимир Раевский" ("Первый декабрист"), опубликованной вначале в "Вестнике Европы" за 1903 г., кн. IV, а затем в ряде других работ ("Декабристы", 1926 г и др.). Однако Щеголев, в основном, не вышел за пределы пересказа сведений, данных Липранди, и цитирования стихотворных посланий В. Ф. Раевского и Пушкина, не раскрыл идейно-художественного содержания этих посланий.

Первая содержательная работа, посвященная идейно-творческим связям В. Ф. Раевского и Пушкина, написана М. А. Цявловским: "Стихотворения Пушкина, обращенные к В. Ф. Раевскому"¹. Признавая, что стихотворные послания В. Ф. Раевского глубоко взволновали Пушкина, заставив его задуматься о назначении поэта в обществе, М. А. Цявловский очень верно заключил, что ответное послание Пушкина к Раевскому ("Не тем горжусь я, мой певец") является тем произведением, в котором "нельзя не видеть одного из самых значительных, глубоко интимных признаний поэта в его размышлениях о своем призвании. Нам кажется, что зачеркнутые последние два стиха намечают тему бессмертия поэта в потомстве"². Все это верно характеризует идейно-творческое влияние Раевского на Пушкина. Однако, анализируя далее ответные послания Пушкина к Раевскому, М. А. Цявловский пишет о том, что в них есть строфы, "полные глубокого пессимизма". Заключительная строфа уже намечает тему стихотворения "Свободы сеятель пустынный"³.

¹ (Пушкин А. С. Временник. 1941, № 6, с. 42 - 50.)

² (Там же, с. 45.)

³ (Пушкин А. С. Временник. 1941, № 6, с. 50.)

Примерно в таком же плане характеризуются идейно-творческие взаимоотношения В. Ф. Раевского и Пушкина, содержание стихотворных посланий Пушкина к Раевскому и в других работах о Пушкине.

Так, Д. Д. Благой в своей книге "Творческий путь Пушкина" отмечает, что стихотворение "Ты прав, мой друг..." окрашено в явно и "резко пессимистические тона" и "оно в какой-то мере подготавливает такие позднейшие его стихотворения, как... стихи о сеятеле". Но в то же время Д. Д. Благой подчеркивает, что "вольнолюбивые взгляды Пушкина ни в какой мере не изменились"¹.

¹ (Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина. М., 1950, т I, с. 303 - 304.)

Не опровергая этих правильных положений М. Л. Цявловского и Д. Д. Благого о том, что в посланиях Пушкина к Раевскому имели место мотивы общественного скепсиса, положений, которые другие исследователи фактически только повторяют, варьируют их, мы все же думаем, что оценка посланий только с точки зрения имеющихся в них мотивов общественного пессимизма и скепсиса является односторонней и, более, того, не отражающей основного содержания и направления ответных посланий Пушкина к Раевскому. Ведь если признать, что главным содержанием ответных посланий Пушкина являются только эти мотивы пессимизма и скепсиса, тогда мы должны будем, рассуждая логически, признать и следующий парадоксальный факт: следовательно, Пушкин в ответ на призывы Раевского отказаться от интимной и камерной поэзии и обратиться к гражданской лирике ("Оставь другим певцам любовь! Любовь ли петь, где брызжет кровь!") ответил ему пессимистическим отрицанием необходимости гражданской лирики, признанием бессмысленности обращения к народам с поэтической проповедью идей борьбы и свободы. Соответствует ли такой вывод характеру самого Пушкина, характеру и содержанию всего творчества Пушкина? Конечно, нет! И хотя ответные послания Пушкина Раевскому и содержат (мы это не отрицаем!) мотивы социального скепсиса, все же не эти мотивы являются основными и определяющими общее их содержание и направление.

Попытаемся это доказать, опираясь на исследование самих текстов посланий Пушкина к Раевскому. Но прежде чем приступить к анализу посланий, где в поэтической форме изложено то, как реагировал Пушкин на эстетические декларации Раевского, остановимся на том, как Пушкин оценивал в беседах со знакомыми стихотворные послания Раевского. Об этом сохранился очень яркий, живой рассказ И. П. Липранди, который передал Пушкину послание Раевского, полученное им, Липранди, непосредственно от Раевского во время посещения Тираспольской крепости.

Вот этот разговор Пушкина с Липранди.

"Дня через два по моем возвращении в Кишинев Александр Сергеевич зашел ко мне вечером и очень много расспрашивал о Раевском, с видимым участием. Начав читать "Певца в темнице", он заметил, что Раевский упорно хочет брать все из русской истории, что и тут он нашел возможность упоминать о Новгороде и Пскове, о Марфе Посаднице и Вадиме и вдруг остановился. "Как это хорошо, как это сильно; мысль эта мне никогда не встречалась; она давно вертелась в моей голове; но это не в моем роде, это в роде Тираспольской крепости, а хорошо" и проч. Он продолжал читать, но, видимо, более серьезно. На вопрос мой, что ему так понравилось, он ответил, чтобы я подождал. Окончив, он сел ближе ко мне и к Таушеву и прочитал следующее:

Как истукан, немой народ 
Под игом дремлет в тайном страхе 
Над ним бичей кровавый род 
И мысль, и взор - казнит на плахе. -

Он повторил последнюю строчку, присовокупив: - Никто не изображал еще так сильно тирана:

И мысль, и взор - казнит на плахе.

Хорошо выражение и о династии: "Бичей кровавый род" - присовокупил он и прибавил, вздохнув: "После таких стихов не скоро же увидим этого Спартанца".

Из этого чрезвычайно яркого по своей достоверной живости разговора мы видим, какое огромное впечатление на Пушкина оказали послания Раевского, сильно и смело выражающие тираноборческие, вольнолюбивые мотивы поэта-гражданина. Нужно ли доказывать, что не только это послание "Певец в темнице", но и "К друзьям в Кишинев" (или "К друзьям из Тирасполя"), содержащие обличение деспотизма, призывы к восстанию народа ("Пора, друзья! Пора воззвать... царя-народа!"), призывы к "певцу Кавказа" оставить "другим певцам любовь! Любовь ли петь, где брызжет кровь!" - оказали огромное, прямо потрясающее влияние на Пушкина, на дальнейшее направление и содержание его поэзии, на усиление общественных, гражданских мотивов в его творчестве.

А каково было основное содержание и направление ответных посланий Пушкина к Раевскому? Мы думаем, что оно, это направление, в основном совпадает с положениями посланий Раевского, с эстетической и общественной программой "первого декабриста". Анализ содержания их является подтверждением этих наших положений.

Обратимся же к текстам посланий Пушкина.

Первое ответное послание Раевскому (на его стихотворение "Певец в темнице") Пушкин начал такими строчками:

Недаром ты ко мне воззвал 
Из глубины глухой темницы 

признав тем самым, что обращение Раевского к нему, Пушкину, с призывом отказаться от интимно-камерной поэзии и обратиться к гражданской лирике принимается им.

Другое стихотворное послание к Раевскому, являясь ответом на его послание "К друзьям в Кишинев", начиналось тоже знаменательными строчками, выражающими согласие Пушкина с мыслями Раевского.

Ты прав, мой друг, напрасно я презрел 
Дары природы благосклонной, 
Я знал досуг, беспечных муз удел, 
И наслажденья лени сонной 

И, как бы откликаясь на тираноборческие, вольнолюбивые строки посланий Раевского, гневно и ярко изобличающих деспотизм (что так поразило Пушкина), поэт пишет строки, во многом перекликающиеся с гневной гражданской инвенктивой Раевского.

Везде ярем, секира иль венец, 
Везде злодей иль малодушный, 
Тиран...... льстец, 
Иль предрассудков раб послушный.

Но исследователи правы, когда, наряду с этими полными гражданского обличительного пафоса строфами, видят и мотивы общественного пессимизма и скепсиса, которые выражает Пушкин:

Я говорил пред хладною толпой 
Языком истины свободной, 
Но для толпы ничтожной и глухой 
Смешон глас сердца благородный 

Как мы должны расценивать эти слова Пушкина? Можно ли в них видеть только мотивы того общественного скепсиса и пессимизма, которые возникли в связи с поражениями революции на Западе, разгромом кишиневской ячейки декабристов, репрессиями против его "друзей, братьев, товарищей"? Думается, что нет.

Во-первых, следует обратить внимание на то, что определение, которое дает Пушкин народу как "хладной толпе", "толпе ничтожной и глухой", фразеологически повторяет характеристики, которые дает народу Раевский в своем послании.

Как истукан, немой народ 
Под игом дремлет в тайном страхе.

Во-вторых (и это главное), помимо неверия в силы народные, что было присуще декабризму в целом, здесь нельзя не прочитать в подтексте высказываний и Пушкина и Раевского не только признание ими народа как толпы "хладной и немой", но и их горькое раздумье о судьбе угнетенного и задавленного деспотизмом народа, народа-раба, а не народа-борца. Как не вспомнить в связи с этим высказывания Ленина о Чернышевском, когда горькие слова Чернышевского, вложенные им в уста героя романа "Пролог" Волгина о русском народе: "Жалкая нация, нация рабов", Ленин расценил как выражение патриотической любви Чернышевского к задавленному деспотизмом народу. "Это были слова настоящей любви к родине, любви тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах"¹. Не вернее ли будет именно так оценить высказывания Пушкина (да и Раевского) о народе, который он позднее сочувственно изобразит в произведениях 30-х годов как народ не "хладный", "ничтожный" и "глухой", а народ-борец, народ, сокрушающий "царей кичливых рамена".

¹ (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 107)

Поэтому нам кажется, что стихотворные послания Пушкина к Раевскому главным образом характеризуются не столько выражением мотивов общественного скепсиса, и пессимизма, сколько мотивами общественного протеста, глубокими раздумьями о судьбах народных масс, о судьбе их поэта.

А в целом послания Пушкина к Раевскому в совокупности с вольнолюбивыми произведениями кишиневского периода (названными нами выше, многие из которых написаны после февраля 1822 г., т. е. после ареста Раевского и обращения его к Пушкину с посланиями) свидетельствуют о том, что Пушкин под идейным влиянием посланий Раевского шел все дальше по пути поэта-гражданина, певца идеалов народных, идеалов свободы и гуманности.

Пушкину не пришлось увидеть В. Ф. Раевского после ареста. Но он в первую очередь вспомнил о нем, когда его лучший друг - И. И. Пущин наконец признался поэту в январе 1825 г. в своей принадлежности к тайному, обществу и, следовательно, открыл Пушкину секрет о существовании такового. "Незаметно, - пишет И. И. Пущин в своих "Записках о Пушкине", - коснулись опять подозрений насчет общества. Когда я ему сказал, что я не один поступил в это новое служение отечеству, он вскочил со стула и воскликнул: "Верно, все это в связи с майором Раевским, которого пятый год держат в Тираспольской крепости и ничего не могут выпытать"¹.

¹ (Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956, с. 81)

И здесь, кстати, останавливаясь на подозрении Пушкина о близости Пущина и других декабристов с В. Ф. Раевским, необходимо обратить внимание на следующее крайне любопытное сообщение, которое в какой-то мере позволяет предполагать существование взаимосвязей между И. И. Пущиным и В. Ф. Раевским в период пребывания последнего в 32-м егерском полку в Аккермане. В своих записках И. И. Пущин сообщает: "В январе 1820 года я должен был ехать в Бессарабию к больной тогда замужней сестре моей. Прожив в Кишиневе и Аккермане почти четыре месяца, в мае возвращался с нею, уже здоровою, в Петербург"¹. Всеведущий И. П. Липранди свидетельствует, что "проезжал через Кишинев и останавливался на несколько дней конносаперного эскадрона офицер Пущин, петербургский знакомец Александра Сергеевича"². Очевидно, можно почти безошибочно утверждать, что Пущин, если и не ехал в Кишинев и Аккерман специально для установления связей между северными и южными декабристами, то, зная о членах Южного тайного общества, встречался с некоторыми из них, в том числе, вероятно, и с В. Ф. Раевским.

¹ (Там же, с. 74.)

² (Русский Архив. № 8 - 9, стб. 1247.)

Общение с выдающимися деятелями кишиневской ячейки Южного тайного общества во многом обусловило направление, характер творчества Пушкина в Молдавии. В этот период Пушкин создает яркие, политически острые произведения, которые были чрезвычайно популярны среди южных декабристов, поскольку, Отражая их политическую программу, вдохновляли на решительную борьбу с царизмом. Поэтому либерал П. Анненков будет с возмущением определять кишиневский период жизни поэта как историю заблуждений и систему крайнего отрицания и кощунства. Необходимо отметить, что у Пушкина здесь как никогда ярко и сильно слились воедино революционно-освободительные и атеистические мотивы. Безусловно, в этом нашли определенное отражение и атеистические, материалистически-философские взгляды, которые были наиболее сильны именно у южных декабристов¹. Им, как и Пушкину, были равно ненавистны царизм и его опора - жандармский кнут и поповский крест, которые в одинаковой мере служили насилию и насаждению невежества. Поэтому у Пушкина, как и у южных декабристов-атеистов, борьба с самодержавно-крепостнической действительностью смыкалась с борьбой против церковного ханжества и мракобесия, а его атеистические взгляды и произведения этого периода носили ярко выраженный революционно-боевой, воинствующий характер. Здесь поэт отражал атеистические настроения определенных кругов общества, о которых свидетельствует сам в письме к П. Я. Чаадаеву от 19. X. 1836 г., указывая, что "религия чужда нашим мыслям и нашим привычкам".

¹ (См.: Избранные социально-политические и философские произведения декабристов, М., 1951, с. 2 - 3.)

И царское правительство преследовало Пушкина не только за революционно-освободительные, но одновременно и за атеистические произведения.

Ясно, что вровень со стихотворением "Кинжал", одним из самых популярных среди южных декабристов и самых революционно-острых произведений Пушкина, прославляющих идею цареубийства, находится его атеистическая поэма "Гавриилиада", революционно-политическое значение, которой до сих пор должным образом не оценено. По словам жандармского полковника Бибикова, поэма представляет собою "бунтовщические стихи", которые, являясь "опасным и коварным оружием насмешки на святость религии, разносят пламя мятежа по всем классам общества"¹.

¹ (Модзалевский Б. Л. Пушкин под тайным надзором. М., 1926, с. 16 - 17; Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 6-ти т. М., т. 2. с. 586.)

Это единство революционно-освободительных и атеистических взглядов Пушкина сказалось и в следующем изумительном по своему революционному темпераменту четверостишии, приписываемом Пушкину и известном только в списках

Мы добрых граждан позабавим 
И у позорного столпа 
Кишкой последнего попа 
Последнего царя удавим 

В другой копии первая строка читалась "народ мы русский позабавим"¹. Данное четверостишие входит во все издания произведений поэта как приписываемое ему. Это обосновано наличием списков у А. В. Шереметева, знакомого Пушкина, и П. П. Кавелина, приятеля поэта.

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 2, с. 488 и т. 2, с. 1002, 1199 - 1200; также: Красный Архив, 1926, т 3, с 193; Красная новь. 1937, январь, с. 181)

Как это видно из опубликованного М. Нечкиной письма М. С. Волконского, сына декабриста, к Л. Н. Майкову от 8.VI.1899 г., южные декабристы хотели принять Пушкина в члены тайного общества.

"Не знаю, говорил ли я Вам, - пишет М. С. Волконский, - что моему отцу было поручено принять его (Пушкина) в Общество и что отец этого не исполнил. "Как мне решиться было на это, - говорил он мне не раз, - когда ему могла угрожать плаха"¹.

¹ (Нечкина М Новое о Пушкине и декабристах - Литературное наследство. М., 1952, т 58, с 163.)

Однако нельзя забывать и другой стороны: не только южные декабристы влияли на Пушкина, но и Пушкин, в свою очередь, оказывал революционизирующее влияние на декабристов своими свободолюбивыми и атеистическими произведениями и устными выступлениями. Причем необходимо отметить, что в ряде политических вопросов, осмыслении общественно-исторических событий Пушкин стоял выше декабристов, шел дальше декабристских убеждений. Так, например, в своих атеистических взглядах Пушкин явно стоял на самых, для своего времени, крайних, воинствующих позициях. Недаром даже декабрист И. Д. Якушкин - материалист и атеист - с сожалением отзывался о "Гавриилиаде" как о произведении, написанном "в святотатственно-похабном роде"¹.

¹ (Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина М., 1951, с 242.)