"Непостоянство судеб человеческих..." [1983 Тимофеев Л.В. - В кругу друзей и муз. Дом Оленина А.Н]

'Непостоянство судеб человеческих...'

Оленины всегда радовались гостям, но наступило время, когда в гости к родителям стали приезжать и дети. Варвара Алексеевна жила то в Воронеже, то в Москве. Подолгу отсутствовал и младший сын Алексей, предпочитая находиться в деревне. Служба в Корпусе инженеров путей сообщения не позволяла подолгу бывать с родителями и Петру Алексеевичу. В январе 1831 года он женился на дочери Новоторжского уездного предводителя дворянства Марии Сергеевне Львовой. Львовы доводились Олениным родственниками: Сергей Дмитриевич, отец Марии Сергеевны, был женат на Татьяне Петровне Полторацкой. Жили Львовы в усадьбе Митино, под Торжком, на живописном берегу Тверцы. Усадьба строилась в XVIII веке, многие постройки проектировал Н. А. Львов.

После женитьбы Петр с Машей поселились в Митине, но подолгу находились в Петербурге; потом они переехали в Борисцово, деревню Елизаветы Марковны, тоже под Торжком, а после того как Сергей Дмитриевич подарил молодым старый митинский дом и участок под усадьбу вблизи Митина, Петр, выйдя в 1833 году в чине генерал-майора в отставку, начал строительство своей усадьбы Машу к, названной так в честь жены, и переехал в нее в 1835 году.

1 февраля 1833 года Алексей Николаевич и Елизавета Марковна известили о помолвке младшего сына Алексея с княжной Александриной Андреевной Долгоруковой. Это была сестра декабриста Ильи Долгорукого, члена коренной управы первого тайного общества декабристов, которого Пушкин в сохранившихся отрывках из 10-й главы "Евгения Онегина" называл "осторожным Ильей".

А через день после помолвки не стало Николая Ивановича Гнедича. 3 февраля умер самый давнишний друг семьи. 30 лет общие интересы и любовь к прекрасному соединяли Алексея Николаевича с замечательным поэтом и переводчиком. Последние годы перед смертью Гнедич часто и серьезно болел. В 1832 году в типографии Академии наук были отпечатаны его стихотворения. Выход книжки немного отвлек Николая Ивановича от печальных дум, один экземпляр он поднес Елизавете Марковне.

Всегда остроумный, умеющий пошутить, даже посмеяться над собой и своими физическими недостатками, Гнедич тяжело переживал свое недомогание. 4 февраля 1832 года он написал по случаю именин Анны Олениной (а накануне был день рождения самого Гнедича) стихотворение, каждая строка которого выдает его настроение:

Гнедич не ошибся, говоря, что его поздравление, возможно, звучит в последний раз. 6 февраля на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры собрались друзья покойного. Гроб несли Крылов, Вяземский, Пушкин, Плетнев, Ф. П. Толстой, Алексей Николаевич, Петр и Алексей Оленины.

С наступлением теплых и погожих летних дней Оленины перебрались на дачу. Еще некоторое время с ними находились дети, собравшиеся в Петербурге в зимние месяцы и доставившие радость старикам, но в июне они разъехались по своим деревням, и в Приютине стало необычайно тихо и пусто. "Мы остались в большом одиночестве,- жаловался Алексей Николаевич в письме Петру 8 июля 1833 года.- Варенька уехала, ты с доброю твоею Машею уехал. И Алексей и Александрина уехали. И даже Марфа Федоровна (Коханеева.- А. Т.) и та вздумала галушки есть в Малороссии... Идем пить чай к Анне Алексеевне, которой теперь по наследству досталась комната Алексеева, что на господской бане"^*. В этих комнатах обычно жил Крылов, но в 1833 году он впервые проводил лето на даче в Новой Деревне, а не в Приютине, и комнаты над банькой занял Алексей. После его отъезда в них поселилась Анна.

Приютино опустело, а потому, когда 5 сентября съехались гости, Елизавета Марковна была приятно удивлена. "Хотя я безмерно устала, мои милые друзья Петр и Маша,- писала она через день после именин,- но не могу воздержаться, чтоб не сказать вам, как мне горько, что вас 5 числа не было здесь. Вы бы, мои милые друзья, повеселились, а мне бы еще было веселее. Добрый ваш отец с Анютой сделали мне такой сюрприз, какого я никак не ожидала и сколько их в Приютине не бывало, но никогда я так славно не была обманута. Все нынешнее лето мы так жили уединенно, что я к своим именинам не ожидала никого и не приметила никаких приготовлений. Кроме что милая моя Анюта к 5 числу суетилась, как поместить гостей, а я уверена была, что никого не будет. Вместо того было до 80 человек... 5 числа наехало такое множество, что надо была заботливость доброй Марфиньки, чтоб всех угостить. В 8 часов Григорий Никанорович позвал меня и всех гостей в театр. Не могла я придумать, где его сделали, зная, что комнаты Алексея слишком малы да и приготовлений я не видала. К<нягиня> Софья Григорьевна Волконская меня повела по дороге к конюшне. Я ей говорю: "Матушка, тут конюшни, куда ты меня ведешь?" Так я была обманута. Вижу сараи и сеновалы и вводят меня в прекрасный театр, убранный весь цветами, так что были все в восхищении. Прекрасный оркестр Всеволоцкого, и Маур славный играл в нем. Играли два водевиля, и Всеволоцкая пела и играла в первом, а во втором - Сухарева Наташа, Блудова и Анюта. Прелестный dwo был пет по-итальянски Волконскими Григорием и Александром...^*"

Оркестр В. А. Всеволожского, соседа Олениных, владельца усадьбы Рябово, был хорошо известен в Петербурге. Руководил им знаменитый скрипач и композитор Маурер. На театральные представления и концерты к Всеволожским съезжались многочисленные гости. Бывали там и Оленины. "Всеволоцкая столько для меня делала сюрпризов, что я не могла ей отказать 12 числа ехать к ним в Рябово в театр",- писала она сыну через несколько дней после своих именин^*.

Елизавета Марковна не упоминает имени Крылова, но это, возможно, потому, что она перечисляла только участников праздничного представления. Ивану Андреевичу было за шестьдесят, выступать на сцене уже трудно, но он иногда сочинял, как это случилось на день рождения Анны. Крылов, Мария Сергеевна (жена Петра Оленина), Алексей Николаевич, молодой офицер Валериан Савельев, Антонина Блудова и некто Александр Иванович (Дмитриев-Мамонов?) сочинили шуточное поздравление. Большая часть его написана Крыловым. А потом неожиданно для всех он написал несколько басен. Оленин поспешил сообщить сыну: "Крылов - как прежних времен Крылов. Написал уже шесть новых прекрасных басен,- а две превосходные. Истинно стариною тряхнул"^*.

Письмо писалось 14 апреля 1834 года, следовательно, можно предположить, что Оленин имел в виду басни, не имеющие до сих пор точной датировки: "Два мальчика", "Разбойник и Извозчик", "Лев и Мышь", "Кукушка и Петух", в которой высмеивались Ф. Булгарин и Н. Греч, "Два извозчика" и "Вельможа".

Басню "Вельможа", как рассказывала потом Варвара Алексеевна Оленина, цензура не пропускала два года, а между тем она разошлась в списках; "дошло до того, что ученики Пажеского корпуса читали ее на экзамене, а в публике распространилось мнение, что Крылов написал басню, которую цензура запретила, а он, назло ей, распространил эту басню в рукописи".

На 5 сентября 1834 года Иван Андреевич решился поставить своего "Трумфа". Когда-то, в 1818 году, он читал комедию у Олениных, теперь сам готовил ее к постановке. Придирчиво Крылов подбирал "лицедеев" и "лицедеек", прежде чем начались репетиции. На роль царя Вакулы был выбран Валериан Савельев, принцессу Подщипу должна была изобразить Анна, а Цыганку - Варвара Оленина. Князя Слюняя сыграл П. П. Хрущов, а брат его - Д. П. Хрущов - получил роль немецкого принца Трумфа. Дмитрий Петрович Волконский репетировал роль гофмаршала Дурдурана.

Кто такие братья Хрущовы, установить не удалось. По сохранившимся материалам видно, что они в тридцатые годы постоянно бывали в доме Олениных. Возможно, это родственники Волконских. Участвовал в спектакле и племянник декабриста С. Г. Волконского, Дмитрий Петрович, сын Софьи Григорьевны Волконской.

Сестры Антонина и Лидия Блудовы стали появляться у Олениных в начале тридцатых годов. С их отцом, Дмитрием Николаевичем, Алексей Николаевич был близок еще по раннему кружку. Блудов долгое время находился на дипломатической службе, потом стал министром внутренних дел.

Постоянно встречается среди гостей Олениных и имя Валериана Алексеевича Савельева, офицера-артиллерисга. Он вместе с Крыловым и другими сочинял шуточное послание Анне, играл в "Трумфе" и, наконец, оставил нам интересное шуточное описание Приютина.

Рис. 75. Домочадцы Олениных. Два женских портрета. Рисунок О. А. Кипренского (?). Перо. Из альбома Олениных. ГРМ

В нем с военной точностью дается топография местности и отдельных построек и, конечно же, обрисовывается непринужденная атмосфера приютинской жизни. Сочинение заслуживает того, чтобы с ним познакомить читателей.

"БЕГЛЫЙ ВЗГЛЯД ИЛИ БЫСТРЫЙ ВЗОР НА ПРИЮТИНО В ВОЕННОМ ОТНОШЕНИИ

Всему свету известно, что Приютино лежит в древней Ингерманландии, а ныне в Шлюшинском уезде, при реке Лубье и обширном озере, именуемом прудом и наполненном карасями; подобное многоводное положение весьма способствует развитию морских сил Приютина, о чем будет сказано ниже.

Местное положение Приютина весьма выгодно в военном отношении, ибо сама природа заботилась об охранении границ его от вторжения врагов: широкий и глубокий пруд составляет превосходное препятствие с запада, с юга лежит дремучий лес (что за конюшнею и фруктовым садом), не только непроходимый для неприятельских войск и его артиллерии, но даже столь опасный, что сами приютинцы (жители Приютина), собирая там грибы и обдирая березы, должны надевать галоши и поднимать платье почти до колена; с севера и востока река Лубья, быстрая и сердитая, со многими омутами, отделяет Приютино от земель Рябовских, бывших при покойном властелине^* союзными, но сделавшимися враждебными при влиянии новой политики нового претендента, называемого qarde - Choise^**. Сие обозрение границ уже показывает, что огражденное вокруг естественными препятствиями Приютино и при малых средствах может быть неприступным, но предусмотрительные властители сей земли имеют важные живые силы в помощь природе, что увидим ниже.

Удивительное и вместе с тем восхитительное разнообразие господствует в составе военных сил Приютина; рассмотрим все по порядку.

a) Сухопутное войско. Постоянно содержимое на военном положении войско составляет Иван-пастух, имеющий всегда при себе ружье; в случае же опасности, все приютин- цы, хотя и мирно занимающиеся своими домашними работами, но в душе воинственные и искусные в битве, исправно вооруженные палками и иным смертоносным оружием, могут дать сильный отпор дерзкому, если он осмелится выстрелами пугать приютинцев (как это случилось в 1835 г.) или похищать колеса от кузницы (как это случилось в 1834 г.), и отбить охоту к подобным беззаконным действиям.

b) Артиллерия. Будучи сам артиллеристом, я обратил особенное внимание при обозрении сей части в Приютине, и должен признаться, что, кроме похвалы, ничего не могу сказать о сем предмете. Артиллерия состоит из трех чугунных орудий 7-золотникового калибра, на чугунных же лафетах, столь оригинальных и новых в своем составе, что их нельзя отнести ни к одной из принятых в Европе систем Грибоваля, Вальера и Кангрева. Хотя должно признаться, что в прошедшем 1835 г. при осмотре сих орудий оказалось, что они покрыты довольно толстым слоем ржавчины (окись чугуна) и что у двух затравки заржавели и засосались, но опустивши сии орудии с лафетами в котел со щелоком (сей верный процесс произвел повар Сенька) и пробивши затравки булавками с помощью уксуса, артиллерия снова пришла в цветущее состояние.

c) Флот. Морская сила состоит из ялика 2-весельного, могущего поднять до 10 человек, в том числе одного у руля и одного на носу; флот сей постоянно плавает на водах пруда, ибо река Лубья не судоходна, по причине больших порогов около оранжереи. Сей флот плавает под белым флагом, в среднем щите коего из незабудок шифр "А. А. О."^*; всякий иной флаг признается иностранным. Обыкновенно ялик употребляется для прогулок и ловли карасей, но в минуту опасности, поставив на носу одно из вышереченных орудий, он может выдержать морскую битву (чему и был пример в 1834 г., когда Мирза Эрафар на плотине, что у острова Кроликов, хотел овладеть приютинским флотом), тем более, что приютинцы не только отличные воины на суше, но и отважные моряки.

d) Кавалерия. По неимению больших ровных и открытых пространств в пределах Приютина кавалерия постоянно не содержится; есть, правда, Азинька и Бахус, и если их оседлать и посадить на них кого-нибудь, то составится довольно порядочный кавалерийский отряд.

Итак, вы сами можете усмотреть, что в помощь природе Приютино может тотчас же двинуть весьма соразмерные военные силы во всех родах.

Искусство также немало способствовало усилению Приютина. На берегу пруда лежит под березою крепосца, называемая батареею, расположенная с большим искусством, с большими крутостями и широкими рвами, она покровительствует воде пруда и усиливает действие флота; крепосца сия разрушена, и артиллерия хранится в особом и крепком месте, где всякий любопытный может и видеть ее во всякое время. Также кузница, возвышенное место по ту сторону пруда, представляет превосходный передовой наблюдательный пост.

Описавши в подробности или, лучше сказать, бегло взглянув на Приютино в военном отношении, предоставляю моим читателям судить о силах и способах сей страны и средствах столь огромных и ужасных, что я с своей стороны считаю Приютино решительно непобедимым, тем более, что на случай блокады магазины под ведением генерал-криги-комиссара Алены Кирилловны наполнены огромным запасами, даже на несколько дней"^*.

Оленины так любили свои пенаты, что не мыслили жизни без них. По предварительному разделу всех имений между детьми Елизавета Марковна предполагала оставить Приютино в наследство сыну Алексею. По этому случаю присутствовавшие в тот день в Приютине Оленины и их друзья заключили между собой шуточный договор, внесенный затем в книгу домовой конторы Олениных конторщиком Никифором Трусовым.

"Лета от Рождества Христова 1834, ноября 7-го дня. Мы, нижепоименованные, обещались и клялись г-же статской советнице Александре княж Андреевной дочери, жене Олениной, и ея супругу Алексею Алексеевичу, сыну Оленину, что буде мы еще будем обретаться в живых, то непременно и неизменно чрез 19 лет 6 месяцев и 8 дней, т. е. будущего 1854 г., мая 15 дня приедем или придем, или иным образом прибудем в мызу, так называемую Приютино, или замок, если таковой будет построен, для учинения разных плясок и забав; а если, паче чаяния (чего, впрочем, боже упаси), кто не в силах будет в оных забавах и плясках участвовать, то предоставляется оным лицам требовать приличного угощения яствами и питием, с уговором, особенно женскому полу, не быть... в чем и подписуемся на обороте..."^*.

На обороте листа подписались, поставив сургучные печати: Анна Оленина, Лидия Блудова, Валериан Савельев, граф Федор Алопеус, Анна Блудова и ее муж Д. Н. Блудов, который "за незнанием грамот" поставил вместо подписи крестик.

Предполагал ли кто, что совсем скоро "непостоянство судеб человеческих" нарушит планы и клятвы Олениных и их друзей?

Самым старым другом семьи оставался Иван Андреевич Крылов. Оленин хлопотал о пенсиях, экипаже для одряхлевшего приятеля, способствовал изданию басен, просил на выпуск книг баснописца денег у самого императора - словом, забота была постоянной.

1 февраля 1838 года он отправил с посыльным к Крылову письмо:

"М<илостивый> г<осударь>" Иван Андреевич. Завтра минет день рождения вашего и пятидесятилетних занятий и успехов ваших на поприще русской словесности.

Нравоучительные и между тем приятные ваши творения для всех возрастов составили неколебимую вашу славу - и славу России.

Сии обстоятельства побудили общество литераторов, художников и любителей русской словесности праздновать сей памятный день веселою беседою и пиршеством. В качестве председателя сего общества, вновь и на этот только случай составленного, я приглашаю вас, м<илостивый> г<осу- дарь>, украсить сие пиршество вашим присутствием. Завтра около пятого часа пополудни к вам явятся два члена- распорядителя из среды сего общества, чтобы иметь честь и удовольствие вас сопровождать до места, назначенного к сему празднеству. Общество надеется, что вы не отринете усердную его просьбу"^*.

^* (Сборник статей, читанных в отделении русского языка и словесности, т. 6. СПб, 1869, с. 308.)

Местом для торжественного чествования, первого за всю историю русской словесности, был избран дом В. В. Энгельгардта на углу Невского проспекта и Екатерининского канала, в котором тогда находилось Дворянское собрание.

пел известный певец О. А. Петров сочиненные Вяземским куплеты.

Жуковский обратился к юбиляру со словами приветствия. Крылов признавался выдающимся поэтом современности. "Наш праздник, на который собрались здесь немногие, есть праздник национальный; когда бы можно было пригласить на него всю Россию, она приняла бы в нем участие с тем самым чувством, которое всех нас в эту минуту оживляет..." - с чувством и волнением говорил Василий Андреевич.

Рис. 76. Оленина Анна Алексеевна. Рисунок Г. Г. Гагарина. 1833. Граф. кар. ГМП

Оленин, как главный распорядитель праздника, продумал все до мелочей. Даже меню обеда было необычно. "Угощение началось,- рассказывал Лобанов,- Демьяновою ухою и Крыловской кулебякою... Против Крылова на возвышении стоял бюст его, а ниже, на столе, покрытом красным сукном, лежали все его сочинения, роскошно переплетенные и обвитые цветами и лаврами"^*.

^* (Лобанов М. Жизнь и сочинения Ив. Андр. Крылова, с. 79.)

Позаботился Оленин и об изготовлении юбилейной медали, на лицевой стороне которой был изображен портрет Крылова.

Не остались в стороне от всеобщего праздника и обитатели оленинского дома. По этому торжественному случаю ими был сочинен приветственный адрес, врученный Ивану Андреевичу, как только он приехал на Большую Морскую (ныне ул. Герцена), где тогда жили Оленины в собственном доме.

"Вашею поэтическою милостию мы, Лев, царь зверей, и прочие звери лесные и скоты домашние; и мы, Орел, царь птиц, и прочие птицы всякого рода, роста и свойства, узнав, что ныне другими животными (т. е. людьми) празднуется в 69-й раз счастливый для них и для нас, день Вашего рождения, хотим участвовать в сем (или в этом) торжестве (только не на кухне и не на столе в виде жертв) и для того избрали, уполномочили и аккредитовали нашего любезно-верного товарища пса Медорку, который, несмотря на Вашу басню о собачьей дружбе, взялся уверить Вас в нашей.

Просим принять от него наши усердные поздравления и столь же усердную благодарность за то, что на пути к бессмертию Вы рассудили за благо взять нас с собою. Если когда-нибудь, благодаря постепенному усовершенствованию всего в мире, и наш мир звериный и птичий преобразится и получит способности, которые он имел доселе только в Ваших поэтических видениях, то и мы устроим для Вас свой особенный праздник без кровопролития и, следственно, без обеда; но на сем празднике избранные, умнейшие звери будут говорить с Вами и между собою если не такими стихами, как Ваши, то, по крайней мере, хорошими, рассказывая, как Ваши нравоучения исправили, улучшили их нравы; между тем на лирах из ветвей соловьи, в свою очередь, будут воспевать своего любимого Певца, а ослов (и это всего труднее) мы заставим молчать.

Елизавета Марковна после вручения этого шутливого обращения пригласила Ивана Андреевича на свою половину и по обычаю, давно утвердившемуся в доме, прикрепила к лацкану его сюргука ленточку ордена святого Владимира, которым он был награжден по случаю юбилея.

В последнее время Елизавета Марковна часто болела. Болезни преследовали ее на всем протяжении долгой жизни, с малолетства, но этой зимой и особенно весной все чаще и чаще она лежала в своей комнате или в гостиной на диване.

В конце апреля она почувствовала, что ей стало немного лучше, и уговорила Алексея Николаевича и Анюту навестить в Машуке Петра с Машей. У сына с невесткой росли Лиза, Алексей, Сергей, Татьяна, получившие свои имена в честь старшего поколения Олениных и Львовых; родился в марте и Николенька. Самой ей уже не выбраться в далекий путь, разве что на дачу, переезда куда она с нетерпением ожидала. Только в конце мая, когда Алексей Николаевич уже возвратился из Машука от сына, она перебралась в милое ее сердцу Приютино. Казалось, там она поправится, но этого не случилось. Чувствуя, что приближается ее конец, она принялась писать свое последнее письмо к мужу, с которым была связана дружбой и любовью сорок семь лет. "Тяжело мне, единственный друг мой, огорчать тебя, посвятя всю жизнь мою, все мысли и желания мои на угождение твое, но пришел час, где, готовясь предстать перед господом, решилась открыть тебе желания мои, дабы ты, друг мой, мог сказать мне, если я в желаниях моих, но не в приказах несправедлива. По ежеминутным моим страданиям, кои ни тебе, ни семейству моему не известны, я чувствую, что конец мой близок, и потому, не желая предстать перед господом с ношею грехов моих, желала бы, друг мой сердечный, знать мнение твое насчет распоряжения малого имения моего. Во-первых, желаю, чтоб после смерти моей ты, друг мой, был распорядитель имения моего и потому к тебе адресуюсь в исполнении желания моего. 1. Желаю чтоб Борисцово и Ушаково принадлежало сыну моему Петру Алексеичу".

Распорядившись своими деревеньками, находившимися в Тверской губернии, она надолго задумалась, не зная как поступить с Приютином. Долги с каждым годом росли, а Приютино не только не давало доходов, но наоборот - приносило убытки. Но с Приютином были связаны лучшие минуты жизни и ее, и Алексея Николаевича, и все же... Помедлив немного, она слабой рукой записала свою волю, решившую судьбу Приютина: "Так как Приютино будет после меня тебе, другу моему, тяжело видеть, и напоминать меня, а между тем при последних минутах жизни моей виниться в грехах моих, то должна признаться, что Приютино по состоянию нашему нам в тягость и потому Алексею Алексеевичу еще более его будет содержать в тягость, и потому желаю после смерти моей, чтоб его продали"^*.

Слезы душили ее. Дрожащей рукой она вложила письмо в портфель, который убрала в один из ящиков своего бюро, стоявшего в спальне.

Похоронили Елизавету Марковну на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры, недалеко от могилы Гнедича. Иван Андреевич написал эпитафию, высеченную потом на памятнике:

Это были последние строки, которые сочинил Крылов.

Тяжело переживал Алексей Николаевич смерть жены. Приезжая в Приютино, он еще более расстраивался: оно и в самом деле постоянно напоминало о Елизавете Марковне. Горе не проходило.

5 сентября вместо праздника, ежегодно собиравшего многочисленных друзей, Оленины поехали в Лавру. "Мы здесь сего дня горько поплакали, вспомнив, сколько лет мы этот день праздновали в полном удовольствии и простодушной радости... Вместо приготовлений разных потех в Приютине мы были и плакали на могиле верной супруги, нежной матери и доброго друга"^*,- сообщал Алексей Николаевич сыну.

Выполняя волю покойной, Оленин объявил о продаже Приютина. Однако время шло, а покупатель не находился. Вообще-то покупатели приезжали, и даже много: за три года их побывало там 18 человек, но тем и кончалось. По- прежнему тревожила и Анна: годы шли, а она оставалась незамужней. "Если б не долги и если б я мог видеть мою Анюту замужем, то умер бы очень спокойно"^*,- признавался он Петру. Эта тревога не раз звучала в письмах к сыну: незамужняя дочь, долги и непроданное Приютино. Лишь в октябре 1839 года Анна была помолвлена. "Я нечаянно помолвил милую мою дочь, а вашу добрую сестру Анну за лейб-гвардии гусарского полка полковника Федора Александровича Андро,- спешил он обрадовать сына известием о долго ожидаемом событии.- И потом невеста и жених (в сопровождении меня и Марфиньки) ездили в Невской принять благословение доброй матери над ее вечно безмолвным прахом! Что далее, то эта потеря мне чувствительнее становится...^**"

Рис. 77. Оленина Елизавета Марковна (?). Рисунок И. А. Крылова (?). Кар. На рисунке подпись или надпись: 'Крыловъ'. Под рисунком на альбомном листе подпись: 'Портрет Елизаветы Марковны Олениной'

Отец жениха, граф А. Ф. Ланжерон, выходец из Франции, еще при Екатерине II поступил на службу в русскую армию. Он участвовал в войне 1812 года, потом был назначен херсонским военным губернатором; при нем началось строительство Одессы, которую он полюбил и находился там долгое время. Его сын был однополчанином М. Ю. Лермонтова, и, возможно, познакомились с ним Анна и Алексей Николаевич где-нибудь у общих знакомых.

Анна с мужем поселились в доме на Большой Морской, купленном в октябре 1830 года у князя И. А. Гагарина. После ремонта и перепланировки помещений Оленины переехали в новое, свое последнее жилище. Дом был с двумя флигелями, выходящими своими фасадами на Мойку, службами и конюшней.

Оленины занимали квартиру в первом этаже в доме по Морской и флигель во дворе. Остальные помещения сдавались внаем жильцам и под лавку. После свадьбы Анны и полковника Андро, 16 февраля 1840 года, дом перешел во владение Анны Алексеевны.

В этом доме появился новый знакомый Олениных - М. Ю. Лермонтов. 11 августа 1839 года он приехал на день рождения Анны. В ее альбом он сочинил экспромтом небольшое стихотворение:

На списке стихотворения В. А. Оленина написала пояснения к этому экспромту: "Приветствие больного гусарского офицера и поэта г. Лермонтова Анне Алексеевне Олениной в ее альбом".

А незадолго до этого дня Анна находилась в обществе Лермонтова у княгини М. А. Щербатовой в Павловске. Во время обеда, прошедшего шумно и весело, Анна с подругами обсуждали предстоящий день ее рождения, на который и приехал потом больной поэт. "Вы можете себе представить,- писала об этом обеде С. Н. Карамзина,- смех, шалости, кокетство, шептанье... Они были очень заняты вечером, который давала Оленина и который называли вечером безумства. Каждая из этих дам на вечере будет фигурировать в костюмах, напоминающих московские колокола. На вечер будут допускаться только мужья (не являющиеся мужчинами, как они говорили)... Я слышала, как княгиня Щербатова спросила Анет: "Вы не приглашаете Софи?" А та ответила: "Нет, Софи будет скучать, она любит беседовать, а мы будем лишь смеяться между собой и беситься..." Я притворилась глухой, услышав это страшное слово. Лермонтов был удивлен моим серьезным лицом и видом, так что мне стало совестно, и я кончила тем, что вместе с ними стала шутить и смеяться от чистого сердца и даже бегать взапуски с Олениной..."

В Приютино Оленины больше не ездили, разве что Алексей Николаевич с очередным покупателем, который после осмотра усадьбы отказывался от своего намерения приобрести ее.

Только в марте 1841 года после долгих переговоров Приютино удалось продать. Усадьбу приобрел доктор Ф. М. Адаме, который вскоре распродал часть земли, снес многие строения, закупил в Англии современные сельскохозяйственные орудия и породистый скот и организовал в Приютине молочную ферму.

Не состоялась задуманная встреча Анны, ее брата и друзей в 1854 году. Приютина больше не существовало, была ферма, о которой писали в трудах Вольного экономического общества.

Шли годы... Старели и уходили из жизни все наши знакомые, с которыми мы встречались у Олениных. Многое они нам рассказали, но не меньше вместе с ними ушло в могилу. Перед нами прошли люди и события, о которых Анна Алексеевна писала уже в 80-х годах прошлого столетия: "В кругу незабвенных наших современников: Карамзина, Блудова, Крылова, Гнедича, Пушкина, Вяземского, Брюллова, Батюшкова, Глинки, Мицкевича, Уткина, Щедрина и прочих - почерпала я все, что было в то время лучшего. Я собрала в памяти своей столь много великих и прекрасных воспоминаний, что в нынешнее время, когда глаза слабеют и слух изменяет, они являются для меня отрадою, и я спокойно с надеждой и верою думаю о близкой будущей жизни... Старость моя, хотя и болезненная, надеюсь, не в тягость другим, и всем этим я обязана былому, великому прошедшему. Сижу иногда, работаю, молчу, а мысли - одна другую сменяют. Моему воображению представляются то исторические факты, то веселые и умные шутки Крылова и других, то какой-нибудь анекдот, стихи, музыка Глинки, разговоры батюшки с Александром Гумбольдтом... Приходят мне также на память наши приютинские праздники, павловские театры у Блудовых, Плещеевых, и звон колоколов, производимый соединением разных голосов и слов - все это так нас забавляло, что сам отец мой и граф Блудов приходили иногда в такой восторг от удачного исполнения, что сами присоединялись к нам, принимали участие во всех играх и даже сами звонили в колокола. Поверит ли кто теперь этому?^*"