Кавказский пленник

                   Gib meine Jugend mir zuruck. 
                                 Goethe. Faust
 
                   С'est done fini, comme une histoire 
                   Qu'une grand 'mere en ses vieux ans 
                   Vient de chercher dans sa memoire 
                   Pour la conter a ses enfants*.

^* (

 Верни мне мою молодость. 
         Гете. Фауст (нем.). 

 И все это прошло, словно история, 
 Которую бабушка на старости 
 Только что отыскала в своих воспоминаниях, 
 Чтобы рассказать ее детям (франц.).

)

            I 
 Один, в глуши Кавказских гор, 
 Покрытый буркой боевою, 
 Черкес над шумною рекою 
 В кустах таился. Жадный взор 
 Он устремлял на путь далекой, 
 Булатной шашкою сверкал  
 И грозно в тишине глубокой 
 Своей добычи ожидал. 
 Товарищ верный, терпеливый, 
 Питомец горных табунов, 
 Стоял недвижно конь ретивый 
 В тени древес, у берегов.

'Кавказский пленник'. Заглавный лист рукописи первоначальной редакции поэмы. 1820

            II 
 Прохлада веет над водами, 
 Оделся тенью небосклон... 
 И вдруг пустыни мертвый сон 
 Прервался... пыль взвилась клубами, 
 Гремят колеса! Конь кипит, 
 Черкес верхом, черкес летит... 
            III 
 Зачем, о юноша несчастный, 
 Зачем на гибель ты спешишь? 
 Порывом смелости напрасной 
 Главы своей не защитишь! - 
 Его настигнул враг летучий. 
 Несчастный пал на чуждый брег. 
 И слабого питомца нег 
 К горам повлек аркан могучий. 
 Помчался конь меж диких гор 
 На крыльях огненной отваги... 
 Всё путь ему: болото, бор, 
 Кусты, утесы и овраги... 
 Кровавый след за ним бежит, 
 И гул пустынный раздается. 
 Седой поток пред ним шумит, 
 Он в глубь кипящую несется... 
            IV 
 На темной синеве небес 
 Луна вечерняя блеснула. 
 Вот хаты ближнего аула 
 Во тьме белеют меж древес. 
 С полей под желтыми скалами 
 Влекутся с праздными сохами 
 Четы медлительных волов, 
 И глухо вторится горами 
 Веселый топот табунов. 
 В косматых бурках, с чубуками 
 Черкесы дружными толпами 
 В дыму сидели вкруг огней.

После стиха "Его закованные ноги...":

 Пред ним затмилася природа. 
 Прости, надежда и свобода, 
 Он раб... 

        Усталою главой 
 К земле чужой припал он снова, 
 Как будто в ней от скорби злой 
 Искал приюта гробового. 
 Не льются слезы из очей, 
 В устах сомкнутых нет роптанья, 
 В душе, рожденной для страстей, 
 Стеснил он горькое страданье, 
 И в мыслях он твердит одно: 
 "Погиб! мне рабство суждено", 

 Родился он среди снегов, 
 Но в нем пылал сокрытый пламень, 
 В минуты счастья друг пиров, 
 Во дни гоненья хладный камень.

После стиха: "И упоительным мечтам!":

 Но поздно, поздно!.. неба ярость 
 Меня преследует, разит, 
 Души безвременная старость 

 Во цвете лет меня мертвит. 
 Вот скорбный след любви напрасной, 
 Душевной бури след ужасный. 
 Во цвете невозвратных дней 
 Минутной бурною порою 
 Утраченной весны моей 
 Плененный жизнию младою, 
 Не зная света, ни людей, 
 Я верил счастью: в упоенье 
 Летели дни мои толпой 

 И сердце, полное мечтой, 
 Дремало в милом заблужденье. 
 Я наслаждался; блеск и шум 
 Пленяли мой беспечный ум, 
 Веселье чувство увлекало, 
 Но сердце втайне тосковало 
 И, чуждое младых пиров, 
 К иному счастью призывало. 
 Услышал я неверный зов, 
 Я полюбил - и сны младые 
 Слетели с изумленных вежд, 
 С тех пор исчезли дни златые, 
 С тех пор не ведаю надежд... 

 О милый друг, когда б ты знала, 
 Когда бы видела черты 
 Неотразимой красоты, 
 Когда б ты их воображала, - 
 Но нет... словам не передать 
 Красу души ее небесной. 
 О, если б мог я рассказать 
 Ее звук чудесный! 
 Ты плачешь?.. 
           Но зачем об ней 
 Тревожу я воспоминанья? 
 Увы, тоска без упованья 
 Осталась от любви моей. 
 Она мне враг. Одни мученья 
 Она послала мне в удел. 
 И я отвык от наслажденья 
 И для любви оледенел.

Последняя отброшенная строфа "Черкесской песни":

4

 Пастух с волынкой полевой 
 На влажный берег стадо гонит,
 Его палит полдневный зной, 
 И тихий сон невольно клонит. 
 Он спит, а с верною стрелой 
 Чеченец ходит над рекой.

Из черновика окончания эпилога

 Смирились вы - умолкли брани, 
 И там, где прежде только лани 
 За вами пробегать могли, 
 Торжественно при кликах славы, 
 Князья заоблачной державы, 
 Мы наше знамя провели.