С именем Пушкина связаны великие творения русской музыкальной классики. Оперы "Руслан и Людмила" Глинки, "Русалка" и "Каменный гость" Даргомыжского, "Борис Годунов" Мусоргского, "Евгений Онегин", "Мазепа" и "Пиковая дама" Чайковского, "Моцарт и Сальери", "Сказка о царе Салтане" и "Золотой петушок" Римского-Корсакова, "Алеко" и "Скупой рыцарь" Рахманинова, кантаты "Песнь о вещем Олеге" Римского-Корсакова и "Памятник" Танеева, хоры, романсы и вокальные ансамбли Глинки, Даргомыжского, Балакирева, Кюи, Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского, Танеева, Глазунова, Лядова, Рахманинова, - ко всем этим произведениям, написанным на слова или сюжеты Пушкина и составляющим гордость нашей классической музыки, следует добавить многочисленные романсы советских композиторов, также созданные на слова великого поэта, пушкинские балеты ("Бахчисарайский фонтан", "Барышня-крестьянка" и другие) Б. В. Асафьева, оперу "Станционный смотритель" В. Н. Крюкова, балет "Медный всадник", написанный Р. М. Глиэром к 150-летию со дня рождения поэта, и многие, многие другие произведения советских мастеров.
Пушкин - солнце не только русской литературы, но и музыки, классической и современной. Значение его для музыкального искусства не ограничивается тем, что творчество его вдохновляло, вдохновляет и еще долгие, долгие годы будет вдохновлять композиторов и что русская музыкальная пушкиниана насчитывает уже многие тысячи названий. Нельзя забывать о той музыкальности пушкинской речи, которая покорила еще Белинского, писавшего по поводу стихотворения "Ночной зефир":
"Что это такое? - волшебная картина, фантастическое видение или музыкальный аккорд?.. Звуки серенады, раздавшиеся в таинственном, прозрачном мраке роскошной, сладострастной ночи юга?... В гармонической музыке этих дивных стихов не слышно ли, как переливается эфир, струимый движением ветерка, как плещут серебряные волны?.. Что это - поэзия, живопись, музыка? Или то и другое, и третье, слившееся в одно, где картина говорит звуками, звуки образуют картину, а слова блещут красками, вьются образами, звучат гармониею и выражают разумную речь?.. Что такое первый куплет, повторяющийся в середине пьесы и потом замыкающий ее? Не есть ли это рулада - голос без слов, который сильнее всяких слов?"*.
* (В. Г. Белинский. Разделение поэзии на роды и виды.)
Белинский причисляет эти стихи к разряду тех "музыкальных стихотворений", в которых "почти уничтожаются границы, разделяющие поэзию от музыки".
А Чайковский в самом разгаре работы над "Евгением Онегиным" 3 июля 1877 года писал Н. Ф. фон-Мекк: "Не могу понять, Надежда Филаретовна, каким образом, любя так живо музыку, вы можете не признавать Пушкина, который силой гениального таланта очень часто врываемся из тесных сфер стихотворчества в бесконечную область музыки. Это не пустая фраза. Независимо от сущности того, что он излагает в форме стиха, в самом стихе, в его звуковой последовательности есть что-то проникающее в самую глубь души. Это что-то и есть музыка".
Пушкин ощущал музыкальность окружавшей его природы, вслушивался в ее голоса и запечатлевал их в своем творчестве так же, как это делали великие композиторы. Крестьяне Болдина очень тонко подметили и рассказали своим потомкам, что "курчавый барин" ходил в лec подслушивать, "о чем птицы поют"*. Поэт любил, "проснувшись ночью, слушать шум моря - и заслушивался целые часы"**, вспоминал, как у берега Подкумка с ним вместе "сиживал Александр Раевский, прислушиваясь к мелодии вод"***.
* (А. И. Звездин. "О болдинском имении Пушкина". Н. Новг, 1912.)
** (Письмо Пушкина А. А. Дельвигу в дек. 1824 г.)
*** (Путешествие в Арзрум. Гл. I.)
Но более всего прислушивался Пушкин к мелодическому строю русской речи, к ее напевности и ритмическому богатству, воспринимая ее в тесной связи с интонациями русской народной песни и танца, образы которых он так поэтически воплощал в своем творчестве.
Поэт Я. П. Полонский передавал рассказ А. О. Смирновой о том, как она, восхищаясь стихами "Подъезжая под Ижоры", на вопрос Пушкина, отчего они так нравятся ей, ответила ему: "Да так, - они как будто подбоченились, будто плясать хотят". И это определение привело Пушкина в восторг*.
* (Я. П. Полонский. "Дневник" - "Голос Минувшего", 1917, кн. XI-XII, стр. 153.)
Русскую песню Пушкин знал в совершенстве и в этой области был не только глубоким знатоком, но и этнографом-художником, не только поэтом, но и исследователем. Некоторые фольклористы, изучавшие творчество Пушкина, высказывали предположение, что в народной песне поэта интересовал один лишь текст. Такое узкое толкование творческих интересов Пушкина в корне неправильно, ибо в народной песне поэта увлекали, конечно, не только слова, но и музыкальное их воплощение и даже колорит исполнения, что доказывается теми данными, о которых мы будем говорить дальше.
Жизненный и творческий путь Пушкина неразрывно связан с русской песней, в которой воплотились заветные думы, надежды и переживания нашего великого народа.
С детских лет окружал поэта богатый мир русской народной песни, и постепенно, из года в год, росла и крепла его любовь к народному творчеству. Он прошел через увлечения итальянской оперой и другими музыкальными впечатлениями своего времени, но чем более зрелым становилось мировоззрение поэта, тем ближе подходил он к истокам творчества народа и все чаще и чаще начинал предпочитать крестьянскую песню салонным музицированиям великосветских кругов. "В зрелой словесности приходит время, - так высказывался он в 1828 году, - когда умы, наскуча однообразными произведениями искусства, ограниченным кругом языка условленного, избранного, обращаются к свежим вымыслам народным и к странному просторечию"*. И наряду с появлением в его творчестве "маленьких людей"** и учащающимися изображениями русского крестьянина*** развивается его любовь к народной песне, глубокое, творческое проникновение в ее красоту и мощь.
* (Пушкин. Полное собрание сочинений. Изд. Академии наук СССР. М.-Л., 1949, том VII, стр. 80, - заметка "О поэтическом слоге".)
** ("Домик в Коломне", "Станционный смотритель"; Евгений в "Медном всаднике".)
*** ("История села Горюхина", "Сказка о попе и работнике его Балде", "Сказка о рыбаке и рыбке", "Русалка".)
Пушкин с детства великолепно владел французским языком, как известно, широко бытовавшим в дворянских и аристократических кругах русского общества XVIII и XIX столетий. Неудивительно, что и музыкальные впечатления Пушкина частично захватывали круг французской музыки и песен. Но весьма характерно, что зрелость поэта принесла отход от интересов к этим впечатлениям. В 1824 году он уже считал, что "причинами, замедлившими ход нашей словесности, обыкновенно, почитаются: 1) общее употребление французского языка и пренебрежение русского"*. С годами все ярче проявляется борьба поэта за самобытность русской речи. В заметке 1825 года "О предисловии г-на Лемонта к переводу басен И. А. Крылова" Пушкин пишет о русском языке: "В царствование Петра 1-го начал он приметно искажаться от необходимого введения голландских, немецких и французских слов. Сия мода распространила свое влияние и на писателей, в то время покровительствуемых государями и вельможами; к счастию, явился Ломоносов". И если в ранние годы среди музыкальных явлений, отмеченных Пушкиным, мы встречаем, например, французские песни, "завоеванные" нашими войсками у побежденных французов, записи в черновиках французских песен: "Je t'aime tant" (1818) и "L'amant que j'adore" (1820), то в дальнейшем мы не встречаем уже на его жизненном пути ни одной французской песни, - наоборот, отношение к ней либо ироническое (Трике, поющий фальшиво французские куплеты), либо резко враждебное ("Рефутация Беранжера", стихи "Калмычке" и др.). В черновых записях Пушкина французские песни тоже исчезают совершенно и вытесняются записями русских народных песен и многочисленными цитатами из них.
* ("О причинах, замедливших ход нашей словесности".)
Читая произведения Пушкина, мы находим в них не только образы русских народных песен и характерные для них поэтические и интонационные обороты, но и многочисленные наблюдения над музыкальным бытом. Пытливый взгляд поэта не пропускал мимо себя ни одного любопытного штриха, ни одного события или даже незначительного эпизода, выраставшего в его творчестве в обобщающее явление жизни. Мы можем проследить это на примере ярко и колоритно выведенного Пушкиным образа Екимовны в четвертой главе повести "Арап Петра Великого"; на праздничном обеде у богатого русского барина Ржевского, хозяин, занимая гостей, призывает Екимовну, и "старая женщина, набеленная и нарумяненная, убранная цветами и мишурою"... "вошла припевая и подплясывая". На вопрос, каково она поживает, старая шутиха отвечает: - "По добру по здорову, кум. Поючи, да пляшучи, женишков поджидаючи".
Жалкая фигура домашнего скоромоха XVIII столетия родилась у Пушкина из непосредственного наблюдения жизни. В письме к С. А. Соболевскому, относящемуся к концу марта 1828 года, мы встречаем упоминание имени "Ивана Савельича", т. е. знаменитого шута И. В. Сальникова, жившего у князей Хованских. Этот "шут" езжал на гуляньях на одноколке с пестро разряженной лошадью, сам дико и причудливо одетый, распевая во все горло: "По улице мостовой" или "Выйду ль я на реченьку". Следом за ним бегали толпы зевак. Веселье и песни всегда сопутствовали ему. О другом подобном шуте (Иване Степановиче) Пушкин рассказывает в своих "Записках П. В. Нащокина", как о неизменном бытовом явлении старинного русского "барства". В мае 1836 года на дому Нащокина бывал такой же шут Еким Кириллович Загряцкий. Пушкин внимательно присматривался к нему, одну из песен его записал и потом "часто тянул с утра до вечера":
Двое саней с подрезами,
Одни писаные,
Дай балалайку, дай гудок.*
* (По рассказам В. А. Нащокиной - "Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым" со вступительной статьей и примечаниями М. А. Цявловского. Изд. Сабашниковых, М. 1925, стр. 46.)
Привычку Пушкина напевать что-либо запавшее ему в душу можно проследить по всем периодам его жизни,- к концу ее это большею частью были русские народные песни, - привычка, отражающая, так сказать, "внутреннюю настройку" великого поэта, неразрывно связана с его творческим устремлением не только к зрительным, но и к звуковым образам народного творчества.
Между тем, значение русской народной песни в жизни и творчестве Пушкина до сих пор еще не получило надлежащей оценки. У нас есть, правда, несколько работ, посвященных теме "Пушкин и музыка". Первым исследователем, серьезно подошедшим к данному вопросу, был С. Булич с его работой "Пушкин и русская музыка". Эту работу, выпущенную к столетию со дня рождения Пушкина, для нашего времени следует считать уже устаревшей. К столетию со дня смерти Пушкина Государственным музыкальным издательством был выпущен сборник "Пушкин в романсах и песнях его современников", являющийся значительным вкладом в русскую пушкиниану. Очень содержательно, но, к сожалению, весьма сжато, говорит о музыке в жизни и творчестве Пушкина проф. В. В. Яковлев в статье "Пушкин и музыка", опубликованной в журнале "Советская музыка" (1937, № 2). Можно отметить также подробный комментарий М. П. Алексеева к "Моцарту и Сальери"*. Однако собранный в этом комментарии обильный фактический материал обработан, к сожалению, компаративистскими методами, снижающими национальную самобытность пушкинского творчества. А между тем, еще Белинский указывал, "что, например, поэмы "Моцарт и Сальери", "Каменный гость", "Скупой рыцарь", "Галуб" могли быть написаны только русским поэтом и что их не мог бы написать поэт другой нации"**. К столетию со дня смерти Пушкина была опубликована книга И. Эйгеса "Музыка в жизни и творчестве Пушкина"***. Несмотря на ряд интересных наблюдений и большое количество проработанных автором материалов, направленность его работы в корне своем ошибочна.
* (Пушкин. Полное собрание сочинений, т. VII. Изд. Академии наук СССР, 1935.)
** (В. Г. Белинский. Взгляд на русскую литературу 1847 года. Статья первая. - Поэма "Галуб" в новом прочтении называется "Тазит", имя героя - Гасуб.)
*** (Музгиз, 1936.)
В наши задачи не входит полемика с И. Эйгесом, хотя многие страницы его книги для нас абсолютно неприемлемы (это относится, в частности, к бездоказательным попыткам увидеть "значение вообще личности Глинки даже в общепсихологическом смысле для создания образа Моцарта в пьесе Пушкина").
* * *
Мы хотим рассказать в нашем очерке о том, что музыкальный мир Пушкина был многообразен и прекрасен, что музыкальные впечатления насыщали жизнь поэта и его творчество с юных лет до дней безвременной гибели, что на протяжении всей недолгой жизни поэта судьбы отечественной музыки не переставали волновать его и что истоки русской музыкальной культуры Пушкин видел в народной песне, которую он так страстно и горячо любил.
Мы разбили наш очерк на главы, в соответствии с периодами жизненного пути Пушкина, отражающими также творческий путь великого строителя художественной культуры нашего народа, в различных областях которой проявился пушкинский гений.
Подобного рода биографический обзор дает возможность проследить развитие воззрений поэта на музыкальную культуру и музыкальный быт окружающей его жизни, развитие, вырисовывающееся ясно, стройно и закономерно.
* * *
Автор считает своим долгом выразить искреннюю признательность М. Ю. Барановской, С. М. Бонди, И. Ф. Бэлза, Е. В. Гиппиусу, Т. Г. Зенгер-Цявловской, М. И. Костровой, А. А. Орловой, Б. А. Томашевскому и всем другим лицам, оказавшим ему товарищескую помощь в работе.