"Bсе в жертву памяти твоей..."

В январе 1834 года Пушкин получил, письмом В таких конвертах поэт получал десять лет тому назад, осенью 1824 года письма из Одессы. Они всегда волновали его...

Пушкин посмотрел на подпись. Она была неразборчива. Но по почерку узнал, от кого эти строки. С каким нетерпением он, бывало, ожидал ее писем, когда высланный из Одессы, оказался в Михайловском. Судорожно сжимая их в руках, он уходил в свою комнату и запирался, чтобы никто не мешал ему беседовать с той, которая оставила большой и глубокий след в его сердце. Потом одно за другим сжигал их:

 Прощай, письмо любви! прощай: она велела.
 Как долго медлил я! как долго не хотела
 Рука предать огню все радости мои!..
 Но полно, час настал. Гори, письмо любви.

И вот письмо от нее. От "дальней подруги". Через десять лет после волнующих, страстных и сладостных одесских переживаний и михайловских писем...

Пушкин читает написанные знакомой рукою строки, и перед ним встает ее образ. Образ обаятельной "принцессы Бельветриль" - так поэт любил называть ее, когда, глядя на море, она повторяла вслед за ним строки из баллады Жуковского "Ахилл":

 Не белеет ли ветрило,
 Не плывут ли корабли?

Письмо от Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой...

Обращаясь к Пушкину с просьбою принять участие в благотворительном альманахе, Воронцова писала: "Право, не знаю, должна ли я писать Вам и будет ли мое письмо встречено приветливой улыбкой или же тем скучающим взглядом, каким с первых же слов начинают искать в конце страницы имя навязчивого автора... Могу ли я е напомнить Вам о наших прежних дружеских отношениях, воспоминание о которых Вы, может быть, еще сохранили... Будьте же добры не слишком досадовать на меня, и, если мне необходимо выступать в защиту своего дела, прошу Вас, в оправдание моей назойливости и возврата к прошлому, принять во внимание, что воспоминания - это богатство старости и что Ваша старинная знакомая придает большую цену этому богатству..."

"Воспоминания - это богатство старости"... Воронцовой было всего сорок два года, когда она писала это письмо. Пушкину - и того меньше. Мудрая мысль о богатстве воспоминаний старости в устах Воронцовой говорила скорее о кокетстве обаятельной и прекрасной женщины.

Пушкин снова перечитал письмо. Здесь же, рядом с собою, он ясно ощущал присутствие Воронцовой...

"Молода она была душою, молода и наружностью,- писал о Воронцовой приятель Пушкина по "Зеленой лампе" Ф. Ф. Вигель.- В ней не было того, что называют красотою; но быстрый, нежный взгляд ее небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видал, так и призывает поцелуя".

Встречаясь с Воронцовой уже в более поздние годы, писатель В. А. Соллогуб также восторженно отзывался о ней: "Елизавета Ксаверьевна была одной из привлекательнейших женщин своего времени. Все ее существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такою приветливостью, таким неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин, Раевский и многие, многие другие, без памяти влюблялись в Воронцову..."

Пушкин, конечно, ничего не забыл...

"Осмелюсь ли, графиня,- писал он Воронцовой в ответном письме на французском языке,- сказать Вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив Ваше письмо, при одной мысли, что Вы не совсем забыли самого преданного из Ваших рабов?"

В апреле того же 1834 года, через три месяца после письма Воронцовой, Пушкин получил только что вышедшую тогда в Одессе книгу - "Путеводитель по Крыму" на французском языке. Книга снабжена была большим числом иллюстраций, среди которых - изображения Бахчисарайского дворца, большого двора с Фонтаном слез и монастыря близ Бахчисарая.

На странице 210 Пушкин прочитал: "В большом вестибюле находится знаменитый Фонтан слез, получивший известность благодаря превосходной поэме Пушкина "Бахчисарайский фонтан".

И дальше, в самом конце, имя Пушкина значилось в списке авторов, чьи произведения посвящены описанию Крыма.

Поэту приятно было получить эту книгу с надписью на французском языке: "Господину А. Пушкину с уважением от автора". Но неприятно поразило, что на титульном листе рядом с именем его, Пушкина, стояло имя М. С. Воронцова, которому автор, некий Монтандон, посвятил свою книгу.

Совсем иные воспоминания будило в душе Пушкина имя Воронцова, его начальника, новороссийского генерал-губернатора.

Воронцов был, бесспорно, умным и образованным человеком. В годы Отечественной войны 1812 года он проявил себя бесстрашным и талантливым полководцем.

Когда декабрист и писатель А. А. Бестужев (Марлинский) был направлен Николаем I из Якутска рядовым на Кавказ, Воронцов даже обратился к Николаю I за разрешением перевести его "на другое место, по части гражданской, чтоб он мог быть полезным отечеству и употребить свой досуг на занятие словесностью".

И не его вина была в том, что царь-жандарм отказал, ответив: "Мнение гр. Воронцова совершенно неосновательно: не Бестужеву с пользой заниматься словесностью... Бестужева не туда нужно послать, где он может быть полезен, а туда, где он может быть безвреден. Перевесть его можно, но в другой батальон..."

Но у Пушкина сложились с Воронцовым крайне неприязненные отношения. Начальник видел в нем не поэта, а мелкого служащего своей канцелярии в скромном чине коллежского секретаря. Пушкин, очевидно, не импонировал самодержавному новороссийскому генерал-губернатору. К тому же он осмелился еще увлечься его женой, блистательной графиней Воронцовой...

Холодный, надменный вельможа, сухой англоман, Воронцов относился к поэту пренебрежительно. Пушкин его презирал и заклеймил эпиграммой:

 Полу-милорд, полу-купец,
 Полу-мудрец, полу-невежда,
 Полу-подлец, но есть надежда,
 Что будет полным наконец.

И позже второй, которую закончил словами:

 Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
 И в подлости осанку благородства.

Когда отношения с Воронцовым достигли крайнего напряжения, Пушкин подал прошение об отставке и написал своему другу А. Тургеневу: "...он начал вдруг обходиться со мною с непристойным неуважением, я мог дождаться больших неприятностей и своей просьбой предупредил его желания. Воронцов - вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаю, думаю о себе что-то другое..."

Пушкин познакомился с Воронцовой 6 сентября 1823, года. Он только что переехал тогда из Кишинева в Одессу. В Кишиневе он начал и в Одессе заканчивал первую главу "Евгения Онегина". Воронцова произвела на поэта большое впечатление. На листах его рукописей часто появляются ее портреты.

Е. К. Воронцова. Рисунок А. С. Пушкина на рукописи 'Евгения Онегина'

Пушкин принят в доме Воронцовых, присутствует на их больших обедах, балах и маскарадах. Но здесь он встречается с соперником. Это - А. Н. Раевский, сын известного героя 1812 года генерала Н. Н. Раевского, в семье которого поэт провел счастливейшие дни своей жизни во время путешествия по Крыму и Кавказу. Оба они оказались в то время на службе у Воронцова, и Раевский уже давно преследовал Воронцову своей страстью.

Злоязычный Ф. Ф. Вигель, наблюдая их отношения, сравнивал Пушкина с ревнивым Отелло, а Раевского - с коварным Яго...

Прикрывая свое собственное увлечение Воронцовой, Раевский искусно направлял на Пушкина ревнивые подозрения мужа. При помощи тонко задуманной интриги он добился полного разрыва между Пушкиным и Воронцовым и высылки поэта из Одессы в Михайловское.

Когда-то Александр Раевский произвел на молодого Пушкина большое впечатление своим язвительным остроумием, насмешливым скептицизмом и байронической разочарованностью. Позже с именем Раевского связывали написанное Пушкиным в Одессе стихотворение "Демон"...

Пушкин охвачен ревностью. Он видит, как много внимания Воронцова оказывает Раевскому, и пишет ей:

 Все кончено: меж нами связи нет.
 В последний раз обняв твои колени,
 Произносил я горестные пени.
 Все кончено - я слышу твой ответ.
 Обманывать себя не стану вновь,
 Тебя тоской преследовать не буду,
 Прошедшее быть может позабуду -
 Не для меня сотворена любовь.
 Ты молода: душа твоя прекрасна,
 И многими любима будешь ты.

Охвачен ревностью и муж Воронцовой. Он начинает добиваться удаления от него поэта. "Что же касается Пушкина, то я говорю с ним не более четырех слов в две недели",- сообщает он в Петербург генералу П. Д. Киселеву.

Министру иностранных дел Нессельроде Воронцов пишет: "Поклонники его поэзии... кружат ему голову и поддерживают в нем убеждение, что он замечательный писатель, между тем, пока он только слабый подражатель малопочтенного образца (лорд Байрон)... Удалить его отсюда - значить оказать ему истинную услугу..."

Нессельроде не сразу отвечает, и Воронцов посылает ему одно письмо за другим, в которых настойчиво просит "избавить его от поэта Пушкина". Он пишет: "Это может быть, превосходный малый и хороший поэт, но мне бы не хотелось иметь его дольше ни в Одессе, ни в Кишиневе..."

В Херсонской губернии появляется в то время саранча, и Воронцов отправляет Пушкина бороться с ней. Поэт вынужден расстаться с героями своего "Евгения Онегина" и ехать на встречу с саранчой. Его друг М. Ф. Орлов пишет по этому поводу своей жене в Киев шутливое письмо: "Пушкин был послан на саранчу. Он воевал с нею и после весьма трудной кампании вчера (28 мая) вернулся, отступив пред несметным неприятелем..."

Поэт взбешен. Он пишет злую эпиграмму "На Воронцова" и подает в отставку. Воронцов отставку принимает, и 8 июля 1824 года Александр I "высочайше повелевает" Пушкина "уволить вовсе от службы". "За дурное поведение",- добавляет Нессельроде.

Четырнадцатого июля в Петербурге распространился слух, что Пушкин застрелился. Находящаяся в это время в Одессе В. Ф. Вяземская, жена близкого друга Пушкина, поэта Вяземского, опровергает этот слух...

Поэта высылают в Михайловское. Он собирается в путь. Получает от Вяземской 1260 рублей, которые остался ему должен ее муж, раскрывает окно своей комнаты, зовет извозчиков, которым задолжал за поездки, и расплачивается с ними. В течение трех дней веселится с моряками на стоящих в порту кораблях, 30 июля присутствует на представлении оперы Россини "Турок в Италии". Получает из канцелярии Воронцова 150 рублей жалованья, занимает у Вяземской 600 рублей и с своим дядькою Никитою Тимофеевичем Козловым едет из одесской ссылки в михайловское изгнание.

Воронцова дарит ему на память свой портрет в золотом медальоне и кольцо-"талисман" с сердоликовым восьмиугольным камнем и надписью на древнееврейском языке: "Симха, сын почтенного рабби Ианфа, да будет благословенна его память".

Какова была официальная причина настойчивых требований Воронцова удалить от него Пушкина?

Пущин писал в позднейших воспоминаниях: "Пушкин сам не знал настоящим образом причины своего удаления в деревню; он приписывал удаление из Одессы козням графа Воронцова из ревности; думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии".

Совершенно естественно, что в сложившейся обстановке ревность могла явиться основной причиной резко враждебных отношении Воронцова и поэта.

И Пушкину, конечно, принадлежит первое слово в оценке причин высылки его из Одессы в деревню.

Но, чтобы не ставить себя в смешное положение, Воронцову требовался какой-то официальный повод для удаления от него Пушкина. Такой повод был найден: на почте перехвачено было письмо поэта, отправленное в апреле или мае 1824 года из Одессы кому-то из друзей, видимо, В. К. Кюхельбекеру. Пушкин писал в нем: "...читая Шекспира и Библию, святый дух иногда мне по сердцу, но предпочитаю Гете и Шекспира.- Ты хочешь знать, что я делаю,- пишу пестрые строфы романтической поэмы - и беру уроки чистого афеизма. Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный афей, которого я еще встретил. Он исписал листов 1000, чтобы доказать qu'il tie peut exister d'etre intelligent Createur et regulateur^*, мимоходом уничтожая слабые доказательства бессмертия души. Система не столь утешительная, как обыкновенно думают, но, к несчастью, более всего правдоподобная". Афей - англичанин, о котором писал Пушкин,- доктор В. Гутчинсон, домашний врач Воронцова.

^* (Что не может быть существа разумного, творца и правителя. (фр.).)

Нессельроде сообщил Воронцову, что по дошедшим до императора сведениям о поведении и образе жизни Пушкина в Одессе его величество находит пребывание в этом шумном городе для молодого человека во многих отношениях вредным и считает необходимым направить его в Псковскую губернию под надзор местного начальства. Воронцов ответил, что совершенно согласен с высочайшим определением и вполне убежден, что Пушкину нужно больше уединения для собственной его пользы.

Такова была официальная причина удаления Пушкина из Одессы в деревню.

Вся эта история нашла отклик в письме, отправленном Пушкиным в мае-июне 1526 года из Михайловского в Петербург императору Николаю I:

"Всемилостивейший государь!

В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.

Подорожная А. С. Пушкина из Одессы в Михайловское

Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моего просьбою.

Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края.

На отдельном листе приложена была к этому письму подписка:

"Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь никаким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.

10-го класса Александр Пушкин, 11 мая 1826".

На это письмо Пушкина Николай I ничего не ответил...

"9 августа приехал в Михайловское",- отметил Пушкин день своего приезда. От времени до времени поэт получает от Воронцовой письма. Он сразу узнает их: они с такою же печатью, как и на подаренном ему ею парном кольце. На полях рукописи "Евгения Онегина" поэт рисует в минуты раздумья портрет Воронцовой...

Пушкин работает над третьей главой романа в стихах и продолжает после письма Татьяны к Онегину:

 Татьяна то вздохнет, то охнет;
 Письмо дрожит в ее руке...

И внизу на рукописи помечает, что в тот день, 5 сентября, получил письмо от Воронцовой...

Пушкин не перестает думать о ней и пишет в стихотворении "Ненастный день потух":

 Там, под заветными скалами, 
 Теперь она сидит, печальна и одна... 
 Одна... никто пред ней не плачет, не тоскует; 
 Никто ее колен в забвеньи не целует; 
 Одна... ничьим устам она не предает 
 Ни плеч, ни влажных уст, ни персей 
 белоснежных. 

 Никто ее любви небесной недостоин.
 Не правда ль: ты одна... ты плачешь... 
 я спокоен;
 Но если...................

Но если... Пушкин снова вспоминает Александра Раевского. Его охватывают и волнуют ревнивые подозрения, и к нему он обращает стихотворение "Коварность":

 Но если ты святую дружбы власть
 Употреблял на злобное гоненье... 

 Тогда ступай, не трать пустых речей -
 Ты осужден последним приговором.

Поэт берет подаренный ему Воронцовой золотой медальон, вглядывается в любимые черты:

 Пускай увенчанный любовью красоты
 В заветном золоте хранит ее черты
 И письма тайные, награда долгой муки,
 Но в тихие часы томительной разлуки
 Никто, ничто моих не радует очей,
 И ни единый дар возлюбленной моей,
 Святой залог любви, утеха грусти нежной,
 Не лечит ран любви безумной, безнадежной.

А на руке - подаренное Воронцовой кольцо, к которому поэт обращает строки:

 Храни меня, мой талисман,
 Храни меня во дни гоненья,
 Во дни раскаянья, волненья:
 Ты в день печали был мне дан...

Пушкин много работает... Одна за другой ложатся на бумагу строфы третьей и четвертой глав "Евгения Онегина".

Грустно проходит день 19 октября, седьмой лицейской годовщины. Друзья пируют в этот день в Петербурге без него. Дельвиг сочинил, и все пропели хором его экспромт: "Семь лет пролетело..."

Конечно, и его, изгнанника, вспомнили друзья за заздравной чашей... И сам он в тот день был всей душой с ними...

Отношения отца с сыном между тем все ухудшаются. Отец напуган ссылкою сына в родовое Михайловское, ему предлагают шпионить за ним, следить за его перепиской.

Пушкин возмущен и обращается к псковскому губернатору Адеркасу с просьбой: "Решился для его (отца - А. Г.) спокойствия и своего собственного просить его императорское величество, да соизволит меня перевести в одну из своих крепостей..."

Жуковскому Пушкин пишет: "Посуди о моем положении... спаси меня хоть крепостию, хоть Соловецким монастырем... Голова кругом идет..."

В середине ноября отец и мать уезжают из Михайловского. Уезжает брат Лев и увозит с собою приготовленную поэтом для печати первую главу "Евгения Онегина".

В этом тяжком душевном разладе с отцом, с самим собою рождается и зреет замысел "Бориса Годунова"... Из Петербурга приходит известие, что 8 декабря 1824 года в Большом театре состоялось первое представление волшебно-героического балета в пяти действиях "Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника" с А. Е. Истоминой в роли Людмилы.

Чего бы не дал Пушкин, чтобы вырваться из своего Михайловского заточения и вместо крепости и Соловецкого монастыря оказаться в Петербурге и, сидя в партере, снова встретиться с своей Людмилой - "блистательной полувоздушной" Истоминой!..

Мысли о Воронцовой по-прежнему не покидают его. Он пишет ей:

 Желаю славы я, чтоб именем моим 
 Твой слух был поражен всечасно, чтобы ты мною 
 Окружена была, чтоб громкою молвою,  
 Все, все вокруг тебя звучало обо мне, 
 Чтоб гласу верному внимая в тишине, 
 Ты помнила мои последние моленья 
 В саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.

Одиннадцатого января 1825 года Пушкина навестил И. И. Пущин. Это была радостная улыбка жизни в его Михайловской неволе. Друзья всю ночь беседовали. Пушкин читал отрывки из "Цыган" и стихи, расспрашивал о Петербурге, о друзьях. И тут поэт узнал от лицейского товарища о существовании тайного общества...

Пущин привез с собою1 список "Горя от ума" Грибоедова, и Пушкин читал его вслух. Но о приезде гостя уже осведомился следивший за поэтом игумен Святогорского монастыря Иона. Он как будто невзначай зашел к Пушкину, напился чаю с ромом и ушел.

Поужинали с шампанским и няню угостили... Наутро Пущин уехал. Под впечатлением этого посещения Пушкин в то же утро набросал в первом варианте посвященное. Пущину стихотворение "Мой первый друг, мой друг бесценный...".

Пушкин остался один... И снова в мыслях Воронцова... В предельно кратком, потрясающем по силе послании Пушкин обращается к ней:

 Все в жертву памяти твоей:
 И голос лиры вдохновенной,
 И слезы девы воспаленной,
 И трепет ревности моей,
 И славы блеск, и мрак изгнанья,
 И светлых мыслей красота,
 И мщенье, бурная мечта
 Ожесточенного страданья.

Снова осень и вьюжный зимний вечер. Пушкин тягостно одинок. Самое близкое ему существо в Михайловском - старая няня. Он подходит к окну. На улице непроглядная темень. Воет ветер. "Буря мглою небо кроет..."

Стремясь заглушить свою неизбывную душевную боль, свои мучительные страдания, стремясь забыться, Пушкин обращается к няне, Арине Родионовне:

 Выпьем, добрая подружка, 
 Бедной юности моей, 
 Выпьем с горя; где же кружка?
 Сердцу будет веселей.

И, как в далекие детские годы, просит няню:

 Спой мне песню, как синица
 Тихо за морем жила;
 Спой мне песню, как девица
 За водой поутру шла.

Проходит два года. Образ Воронцовой не перестает волновать воображение поэта, и, глядя на кольцо-"талисман", Пушкин вспоминает:

 Там, где море вечно плещет
 На пустынные скалы,
 Где луна теплее блещет
 В сладкий час вечерней мглы,
 Где, в гаремах наслаждаясь,
 Дни проводит мусульман, 
 Там волшебница, ласкаясь,
 Мне вручила талисман.

Наконец, в 1830 году, накануне женитьбы, Пушкин уже навсегда прощается с Воронцовой:

 В последний раз твой образ милый 
 Дерзаю мысленно ласкать, 
 Будить мечту сердечной силой 
 И с негой робкой и унылой 
 Твою любовь воспоминать. 
 
 Бегут, меняясь, наши лета, 
 Меняя все, меняя нас, 
 Уж ты для своего поэта 
 Могильным сумраком одета,
 И для тебя твой друг угас. 

 Прими же, дальняя подруга, 
 Прощанье сердца моего, 
 Как овдовевшая супруга, 
 Как друг, обнявший молча друга 
 Пред заточением его.

Полученное Пушкиным в 1834 году письмо Воронцовой всколыхнуло в душе поэта далекие воспоминания о пережитом в годы южной ссылки.

Через три года Пушкина не стало. Ему было всего тридцать семь лет, когда он скончался. Настоящая старость Воронцовой наступила много позже: она умерла в 1880 году, пережив на сорок три года своего поэта...