"У Харитонья в переулке"

Нам с детства памятны пушкинские строки о въезде Лариных в Москву:

 Уже столпы заставы 
 Белеют; вот уж по Тверской 
 Возок несется чрез ухабы. 
 ......................... 

 В сей утомительной прогулке 
 Проходит час-другой, и вот 
 У Харитонья в переулке 
 Возок пред домом у ворот 
 Остановился. К старой тетке, 
 Четвертый год больной в чахотке, 
 Они приехали теперь.

Именно здесь, "у Харитонья в переулке", прошли первые годы детства Пушкина: с 1801 по 1807 год семья Пушкиных жила на одной улице - Большой Хомутовке (Большой Харитоньевский пер.), входившей в бывшую Огородную слободу. Эта улица тянется от Чистопрудного бульвара к Садовой-Черногрязской. Во времена пушкинского детства бульвара еще не существовало; на месте разобранных в XVIII веке стен Белого города был пустырь, по которому протекал, образуя Чистый пруд, ручей Рачка, впадавший в Москву-реку.

Неширокие, тихие улочки и переулки Огородной слободы были тесно застроены деревянными домами в один-два этажа. В глубине дворов, обычно отгороженных от улицы заборами, располагались многочисленные флигеля, службы, разнообразные хозяйственные постройки. Позднее М. Н. Загоскин описал одну из таких дворянских усадеб - "деревянные хоромы на Чистых прудах": "Я не знаю, что больше меня поразило, наружная ли форма этого дома, построенного в два этажа каким-то узким, но чрезвычайно длинным ящиком, или огромный двор, на котором наставлено было столько флигелей, клетушек, хлевушков, амбаров и кладовых, что мы въехали в него точно как будто в какую-нибудь деревню".

И пушкинской Татьяне, проснувшейся с утренним звоном церковного колокола, открывается все тот же будничный, прозаический городской пейзаж:

 Садится Таня у окна. 
 Редеет сумрак; но она 
 Своих полей не различает: 
 Пред нею незнакомый двор,
 Конюшня, кухня и забор.

В конце 1800 года семья Пушкиных поселилась в доме подпоручика Петра Михайловича Волкова, находившемся на углу Большого Харитоньевского переулка и проезда "возле Белого города" (Большой Харитоньевский пер., 2; дом не сохранился). Судя по плану владений Волкова, в его небольшом дворе размещалось четыре деревянных строения - жилые дома и хозяйственные помещения. Здесь, в доме Волкова, 26 марта 1801 года у Пушкиных родился второй сын - Николай.

План...

В конце 1801 года Пушкины переехали во флигель дома, принадлежавшего князю Николаю Борисовичу Юсупову, знатному екатерининскому вельможе (Большой Харитоньевский пер., 21).

Его каменные двухэтажные палаты сохранились в перестроенном виде. Позднейшие наслоения несколько исказили облик этого оригинального памятника русского зодчества. Но и сейчас здание выглядит весьма живописно. Оно состоит из нескольких частей, крытых порознь кровлями различной высоты и формы. Во второй парадный этаж ведет наружная лестница, столь характерная для архитектуры XVII века. Здание, выстроенное в стиле московского барокко, обильно украшено нарядными декоративными деталями. В XVII веке здесь были палаты боярина Алексея Волкова; в 1727 году Петр II пожаловал дом генерал-лейтенанту князю Григорию Дмитриевичу Юсупову. С этого времени усадьба принадлежала семье Юсуповых. Владение князя Н. Б. Юсупова, как видно из плана 1803 года, было огромным; позади каменных хором торцом к главному зданию располагались два небольших деревянных флигеля. В одном из них, предположительно, и снимали квартиру Пушкины.

Н. Б. Юсупов

Напротив дома Юсупова находился принадлежавший ему обширный сад, огороженный каменной стеной. Были здесь мраморные статуи, беседки, искусственные руины, аллеи, затененные плющом, оранжереи, овальный пруд, фонтан на пересечении аллей. В этот сад в течение нескольких лет маленький Саша Пушкин ходил гулять с няней. В плане пушкинской автобиографии упоминается "Юсупов сад" как одно из самых ранних незабываемых впечатлений. Возможно, с воспоминанием о нем связаны и пушкинские терцины "В начале жизни школу помню я...". Живя в Огородниках, Пушкин-ребенок не раз, наверное, мог наблюдать "невинные странности" князя Юсупова, любившего роскошь и умевшего ею блеснуть. Вот, к примеру, как описан выезд князя в воспоминаниях И. А. Арсеньева: "Юсупов ездил всегда в четырехместном ландо, запряженном четверкой лошадей, цугом, с двумя гайдуками на запятках и любимым калмыком на козлах подле кучера. Костюм обычный князя Николая Борисовича был светлый, синий фрак с бархатным воротником; на голове напудренный парик с косичкой, оканчивавшейся черным бантом, в виде кошелька. Ему сопутствовала постоянно левретка, лежавшая в карете, против него, на подушке, с золотым ошейником на шее. Юсупова почти выносили из кареты его гайдуки".

Невинные странности москвичей были признаком их независимости

Быть может, рисуя в "Путешествии из Москвы в Петербург" жизненный уклад старых московских вельмож, "оставивших двор", Пушкин воссоздавал картины, знакомые ему с давнего времени, когда он жил с, родителями в Огородной слободе. "Невинные странности москвичей были признаком их независимости,- писал Пушкин. - Они жили по-своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мнении ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину Рощу в карете из кованого серебра 84-й пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой".

Князь Н. Б. Юсупов. Рисунок Пушкина

Осенью 1803 года Пушкины переехали из флигеля юсуповского дома в дом графа Петра Львовича Санти, находившийся все на той же Большой Хомутовке (Большой Харитоньевский пер., 8; дом не сохранился). Судя по архивным документам, дом был одноэтажный, с мезонином, довольно поместительный; рядом располагался небольшой флигель; двор - очень узкий, тесно застроенный. Пушкины прожили у Санти до 1807 года; 17 апреля 1805 года здесь родился младший брат поэта Лев Сергеевич.

Архивный документ...

В воспоминаниях А. Ю. Пушкина - двоюродного дяди поэта - упоминается дом "князя Федора Сергеевича Одоевского" (Малый Козловский пер., 1-5; дом не сохранился), в который, по утверждению мемуариста, Пушкины переселились из дома Санти; однако доказательств, подтверждающих это, не найдено. Как бы то ни было, в Огородной слободе Пушкины жили не менее семи лет, сменив за это время несколько квартир. Старая Огородная слобода стала к началу XIX века центром литературной жизни Москвы: здесь у друзей и знакомых бывали Жуковский, Карамзин, Херасков, Измайлов, Воейков, позднее Батюшков. Недалеко от Пушкиных жил поэт и баснописец И. И. Дмитриев (Большой Козловский пер., 12; дом не сохранился), по соседству с ними - начинающий поэт И. И. Козлов, будущий автор "Чернеца" (Большой Харитоньевский пер., 12; дом не сохранился).

Сергей Львович Пушкин, близко знакомый со многими литераторами, часто принимал их у себя. Здесь же в Огородной слободе, в Малом Харитоньевском переулке, жили и ближайшие родственники Пушкиных: Ольга Васильевна Пушкина - мать Сергея Львовича (ул. Грибоедова, 9; дом не сохранился); после ее смерти в январе 1802 года в этом доме в течение двух лет жил В. Л. Пушкин. В доме Силина (точное местонахождение неизвестно) поселилась, приехав в конце 1800 года из Петербурга, Марья Алексеевна Ганнибал; позднее она жила в доме статской советницы Штритер (Малый Козловский пер., 10-12; дом не сохранился). В 1805 году Марья Алексеевна переехала к Пушкиным.

В "Рассказах бабушки" Е. П. Яньковой, знакомой семьи Пушкиных, среди множества интереснейших сведений "о жизни пяти поколений" есть зарисовки семейного быта Пушкиных, относящиеся приблизительно ко времени их жизни "у Харитонья в переулке":

"Пушкины жили весело и открыто, и всем домом заведовала больше старуха Ганнибал, очень умная, дельная и рассудительная женщина; она умела дом вести как следует, и она также больше занималась и детьми: принимала к ним мамзелей и учителей и сама учила. Старший внук ее Саша был большой увалень и дикарь, кудрявый мальчик лет девяти или десяти, со смуглым личиком, не скажу, чтобы слишком приглядным, но с очень живыми глазами, из которых искры так и сыпались. Иногда мы приедем, а он сидит в зале в углу, огорожен кругом стульями: что-нибудь накуралесил и за то оштрафован, а иногда и он с другими пустится в плясы, да так как очень он был неловок, то над ним кто-нибудь посмеется, вот он весь покраснеет, губу надует, уйдет в свой угол и во весь вечер его со стула никто тогда не стащит: значит, его за живое задели и он обиделся; сидит одинешенек. Не раз про него говаривала Марья Алексеевна: "Не знаю, матушка, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком: то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем и не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него средины. Бог знает, чем это все кончится, ежели он не переменится".

Бабушка, как видно, больше других его любила, но журила порядком: "Ведь экой шалун ты какой, помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы".