О чем рассказали старые путеводители

 ...вот уж по Тверской 
 Возок несется чрез ухабы. 
 Мелькают мимо будки, бабы, 
 Мальчишки, лавки, фонари, 
 Дворцы, сады, монастыри, 
 Бухарцы, сани, огороды, 
 Купцы, лачужки, мужики, 
 Бульвары, башни, казаки, 
 Аптеки, магазины моды, 
 Балконы, львы на воротах 
 И стаи галок на крестах.

"Евгений Онегин". Глава седьмая

О чем рассказали старые путеводители

Особое удовольствие испытываешь, листая старые путеводители по Москве, изданные в 1820-1830-х годах. Знакомишься с достопримечательностями первопрестольной столицы, узнаешь о быте, привычках, пристрастиях московских жителей. Авторы путеводителей рассказывают о Москве обстоятельно, увлеченно, с искренним восхищением, хотя порой они и пристрастны в своих оценках, иногда наивны и сентиментальны. С помощью старых путеводителей мы и совершим прогулку по местам, где бывал Пушкин: почтамт, гостиницы, ресторации, книжные лавки...

Старые путеводители

Московский почтамт

Московский почтамт находился на Мясницкой, на том же месте, где расположен и теперь (ул. Кирова, 26; здание пушкинского времени не сохранилось). В "Историческом путеводителе" по Москве, изданном в 1831 году, сказано, что оно было огромным и помещалось "...на середине обширного двора, обнесенного к улице железною решеткою. Внутренность прекрасно расположена; для всего свое отделение, так например: для приема простых писем, для приема писем с деньгами и документами, для приема посылок, для получения денег, для подписки на все издающиеся газеты и журналы. Порядок во всем совершенный - не нужно говорить о нем - думаем, что оный и польза Почтамта всем известны". В те времена в ведении почтамта находилось беспокойное, сложное хозяйство: пять почтовых отделений Москвы, контора дилижансов, контора транспортов, ведавшая отправкой в разные места всевозможных грузов, и ямской двор, где содержались почтовые лошади.

Бесконечные неурядицы почтовой езды, ужасное состояние дорог были в то время у всех на устах: ведь российское бездорожье тормозило хозяйственное и культурное развитие страны.

В пушкинских произведениях, письмах часто звучат "дорожные жалобы", возникает неизбывная "дорожная" тема. Вот, например, как он описал поездку из Москвы в Петербург по Петербургскому тракту, который считался по тем временам лучшей дорогой: "...Путешествие наше было неблагополучно. Проклятая коляска требовала поминутно починки. Кузнецы меня притесняли, рытвины и местами деревянная мостовая совершенно измучили. Целые шесть дней тащился я по несносной дороге и приехал в Петербург полумертвый".

Вот еще одно свидетельство Пушкина: "Я приехал в Москву вчера в середу, - сообщал он жене 22 сентября 1832 года. - Велосифер, по-русски поспешный дилижанс, несмотря на плеоназм, поспешал как черепаха, а иногда даже как рак. В сутки случилось мне сделать три станции. Лошади расковывались и - неслыханная вещь! - их подковывали на дороге. 10 лет езжу я по большим дорогам, отроду не видывал ничего подобного. Насилу дотащился в Москву..."

"Поспешные дилижансы" - почтовые кареты между Москвой и Петербургом - появились в 1820 году. "Дилижансы весьма покойны, летние имеют 4 первые места и 3 вторые; первые в самой карете, последние напереди и назади; зимние по четыре места внутри возка",- поясняет путеводитель. Путешествие в дилижансе стоило сравнительно недорого, и потому такой способ передвижения был доступен людям небогатым, тем, кто не имел собственных экипажей.

Путешествие лошадьми из Москвы в Петербург занимало в те времена обычно двое-трое суток. Но при благоприятных обстоятельствах, отличных лошадях, прекрасном экипаже можно было доехать и быстрее. В 1833 году Пушкин отметил в дневнике случай единственный в своем роде: "Вчера государь возвратился из Москвы, он приехал в 38 часов". Из письма Пушкина к жене узнаем, что в конце августа 1833 года он был на почтамте у московского почтдиректора А. Я. Булгакова. Собираясь ехать в Казань и Оренбург для сбора материалов о пугачевском восстании, Пушкин, по его словам, зашел "выпросить" у Булгакова "лист для смотрителей" (подорожную для поездки).

Путешествие лошадьми из Москвы в Петербург занимало в те времена обычно двое-трое суток

"Выедем" ненадолго из Москвы, чтобы побывать на двух станциях, расположенных в пределах Московской области и связанных с пребыванием Пушкина.

Черная Грязь

Неподалеку от станции Сходня Октябрьской железной дороги находится поселок Черная Грязь. В XVIII-XIX веках это была первая от Москвы почтовая станция на Петербургском тракте. Здесь проезжающие останавливались, отдыхали, меняли лошадей. На этой станции по московскому обычаю провожали родных и друзей, уезжавших из города, и встречали приезжающих.

Почтовая станция располагалась в двухэтажном каменном доме, построенном еще в XVIII веке. За домом был широкий двор с конюшнями, каретными сараями и другими подсобными строениями, а за двором - сад.

Ныне в здании бывшей почтовой станции размещается больница.

Платава

Платава

Так называлась часть большого села, носящего теперь название Ожерелки и расположенного в 6 километрах от станции Электрогорск Горьковского направления Московской железной дороги. В XVIII-XIX веках в Платаве (на Владимирском тракте) находилась почтовая перекладная станция. Осенью 1830 года, когда по России распространялась эпидемия холеры, здесь был устроен обсервационный пункт. Пушкин, пытавшийся "прорваться" в Москву к невесте из своей нижегородской деревни Болдино, в конце ноября - начале декабря был остановлен холерным карантином. "Я задержан в карантине в Платаве, - писал он ей 1 декабря, - меня не пропускают, потому что я еду на перекладной; ибо карета моя сломалась... Я в 75 верстах от вас, и бог знает, увижу ли я вас через 75 дней". Таким же сообщением он начинает и следующее письмо, от 2 декабря: "Я в карантине с перспективой оставаться в плену две недели - после чего надеюсь быть у ваших ног. Напишите мне, умоляю вас, в Платавский карантин".

Вскоре, однако, Пушкину удалось отсюда выехать, и 5 декабря он уже был в Москве. В память о пребывании Пушкина в Платаве, в селе Ожерелки установлен памятник поэту.

Вернемся теперь в Москву и познакомимся с гостиницами, где в 1826-1836 годах жил Пушкин. За это десятилетие он приезжал в Москву 16 раз, из них 8 раз останавливался в гостиницах.

Гостиница "Европа"

Гостиница 'Европа'

Гостиница "Европа" располагалась на Тверской (ул. Горького, центральная часть дома № 6; здание не сохранилось).

Здание гостиницы было одним из немногих в центре Москвы домов, уцелевших от пожара 1812 года. Оно напоминало венецианский дворец: фасад был украшен арками, открытыми террасами, каменными крыльцами и галереями, резным белокаменным орнаментом. Дом, построенный в 1707-1708 годах для сибирского губернатора князя Матвея Гагарина, в пушкинское время принадлежал купцу М. Д. Часовникову.

Пушкин остановился здесь в сентябре 1826 года. О пребывании поэта в гостинице "Европа" вспоминали впоследствии его друзья и знакомые. "По приезде Пушкина в Москву он жил в трактире "Европа", дом бывший тогда Часовникова, на Тверской",- писал С. А. Соболевский М. Н. Лонгинову. Пушкин "временно жил в гостинице, бывшей на Тверской, в доме князя Гагарина, отличавшемся вычурными уступами и крыльцами снаружи", - вспоминал К. А. Полевой. Александр Сергеевич прожил в гостинице почти два месяца - до начала ноября 1826 года. В следующие приезды в Москву Пушкин останавливался либо в гостинице Коп па "Север", либо в "Англии", содержавшейся Пекером и К°

Гостиница "Север"

Здесь Пушкин останавливался дважды: с 6 декабря 1828 года по 7 января 1829-го и с начала марта по начало мая 1829 года. Гостиница размещалась в бывшем Глинищевском переулке (ул. Немировича-Данченко, 6).

Гостиница 'Север'

Дом принадлежал Лаврентию Николаевичу Оберу, сыну француза-эмигранта. По свидетельству самого Обера, он познакомился с Пушкиным в салоне Зинаиды Волконской и был с ним в приятельских отношениях.

В марте-апреле 1829 года Пушкин встречался в гостинице "Север" с Адамом Мицкевичем. В память об этих встречах на здании в 1956 году был установлен горельеф. Недавно проведенные тщательные реставрационные работы возвратили дому облик 1820-х годов.

Гостиница Коппа

В июле 1829 года Копп перевел свою гостиницу "Север" в дом генерал-майора Д. В. Черткова, находившийся на углу Тверской площади, и она оказалась рядом с гостиницей "Европа" (ул. Горького, 6; дом надстроен, изменен и его фасад). Пушкин поселился здесь 12 марта 1830 года и спустя три дня сообщил свой адрес в письме к Вяземскому: "...пиши мне к Копу".

Копп был не только содержателем гостиницы, но и ресторатором. Его имя упоминается Пушкиным в черновых вариантах "Домика в Коломне":

 Язык мой враг мой: все ему доступно, 
 Он обо всем болтать себе привык!.. 
 Фригийский раб, на рынке взяв язык, 
 Сварил его... (у господина Копа 
 Коптят его)...

Пушкин жил у Коппа всего несколько дней. Позднее, в мае 1836 года, он навестил остановившегося здесь перед отъездом за границу Ф. И. Толстого.

Гостиница "Англия"

Гостиница "Англия" была для Пушкина самым привычным "местом жительства" в Москве (как гостиница Демута в Петербурге). С июля 1829 года она находилась в том самом доме Обера, где прежде размещался "Север" (ул. Немировича-Данченко, 6). "Англия", содержавшаяся Пекером и К°, считалась одной из лучших московских гостиниц. В путеводителе по Москве, изданном в 1829 году, о ней сказано: "Номера расположены спокойно, вина и стол хороши". В 1829-1832 годах Пушкин останавливался здесь четыре раза: с 20 сентября по 12 октября 1829 года; с марта (после 12-го) до середины июля 1830-го; с 5 декабря 1830-го по начало 1831 года и с 21 сентября по 10 октября 1832 года.

Ресторация Яра

Есть у Пушкина в "Дорожных жалобах" такие строки:

 Долго ль мне в тоске голодной 
 Пост невольный соблюдать 
 И телятиной холодной 
 Трюфли Яра поминать?

Ресторация Яра

В них поэт "поминает" знаменитую в свое время ресторацию француза Яра. Она помещалась на одном из самых оживленных перекрестков Москвы - на углу Самотечного канала (теперь Неглинная улица) и Кузнецкого моста, в доме "сенатского канцеляриста Людвига Антонова сына Шавана" (Кузнецкий мост, 9; этот большой двухэтажный каменный дом сохранился в перестроенном виде).

Раньше здесь действительно был мост через Неглинку; в 1817-1818 годах река была заключена в подземную трубу, по которой течет и поныне. Старинное название улицы образно объясняет "Исторический путеводитель": "Некогда (во времена царя Алексея Михайловича и даже Петра I) была здесь слобода кузнецов, почему и мост и переулок названы Кузнецким. Они ковали здесь железо и кровавым потом выковывали себе денную пищу; теперь иностранцы выковывают себе золото; мода и непостоянство вкуса суть руда, обогащающая их". Французские модные лавки, ювелирные магазины, ателье известных портных тянулись по обеим сторонам улицы. На Кузнецком можно было купить все: от новомодной шляпки - до "разных оптических и физических инструментов и машин", от "богатых ламп, ваз, бронзы" - до "щеточки для ногтей".

Старинные московские улицы Большая и Малая Грузинские

На Кузнецком, у Яра, Пушкин бывал много раз. 27 января 1831 года он вместе с ближайшими друзьями поминал здесь Антона Дельвига, умершего 14 января. "Вчера совершилась тризна по Дельвиге, - писал Н. М. Языков. - Вяземский, Баратынский, Пушкин и я многогрешный обедали вместе у Яра". Имя Яра неоднократно упоминается в московских записках и письмах Пушкина: "Заезжай к Яру, я там буду обедать..." - писал он А. А. Муханову в феврале 1827 года; "На днях был я на бале... и уехал ужинать к Яру..." - сообщал Пушкин жене в сентябре 1832 года.

У цыган

Старинные московские улицы Большая и Малая Грузинские, а также ближайшие к ним переулки расположены на месте бывшей Грузинской слободы, существовавшей с начала XVIII века. Когда-то здесь и неподалеку отсюда, на Большой Садовой улице, в маленьких домишках, построенных после пожара 1812 года, селились цыганские семьи.

Цыганские хоры часто приглашались в дома московской знати, в трактиры и загородные рестораны. "Надобно признаться, что хор их имеет нечто необыкновенное и гармонию, согласие удивительное, какая-то непонятная смесь унылого с веселым, то грустно, то со стула подымает: так бы и пошел плясать", - писал в одном из писем к брату А. Я. Булгаков. П. А. Вяземский, пригласив к себе известную польскую пианистку Марию Шимановскую, по словам того же Булгакова, "подчевал цыганками... тонкое, нежное, музыкальное ее ухо". Вероятно, слушала в Москве цыганское пение и знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани: Пушкин упоминает об этом в стихотворении "Княгине З. А. Волконской при посылке ей поэмы "Цыганы":

 Певца, плененного тобой, 
 Не отвергай смиренной дани, 
 Внемли с улыбкой голос мой, 
 Как мимоездом Каталани 
 Цыганке внемлет кочевой.

Пушкин любил цыганское пение. Известная в то время цыганка-певица Таня - Татьяна Демьянова - много лет спустя рассказывала писателю Б. М. Маркевичу, как к ним на Садовую, в дом Чухина (Большая Садовая, 13-17; дом не сохранился), приезжал Пушкин вместе с Нащокиным и другими приятелями, как он слушал, забравшись на лежанку, цыганский хор ("...небольшой, всего семь человек, только голоса отличные были"). Приезжал часто и один, "...как ему вздумается - вечером, а то и утром приедет... - вспоминала Танюша. - Петь заставит, а то просто так болтать начнет, и помирает он, хохочет, по-цыгански учится. А мы все читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: "Как это вы хорошо про нашу сестру, цыганку, написали!" А он опять в смех: "Я, говорит, на тебя новую поэму сочиню!"

Пушкин не сочинил новой поэмы про цыганку, но в 1830 году написал стихотворение, пометив его как перевод с английского.

 Над лесистыми брегами, 
 В час вечерней тишины, 
 Шум и песни под шатрами, 
 И огни разложены. 

 Здравствуй, счастливое племя! 
 Узнаю твои костры; 
 Я бы сам в иное время 
 Провожал сии шатры.

В английской поэзии ничего близкого к этим стихам не найдено. В них слышится отзвук далеких лет, когда Пушкин бродил в Бессарабских степях за цыганским табором, но написаны эти строки, быть может, под непосредственным впечатлением от пения московских цыган. По собственному свидетельству Пушкина, он встречал с цыганами 1831 год. 2 января он писал Вяземскому: "Новый год встретил я с цыганами и с Танюшей... Она пела песню, в таборе сложенную..." Посещал Пушкин и знаменитый Глазовский трактир, где часто пели цыгане. Находился трактир в обширном владении В. М. Глазова, которое располагалось вдоль Тишинской площади и дальше - по Большой Грузинской улице. Писатель П. К. Мартьянов вспоминал, как однажды, еще мальчиком, отправился посмотреть на Пушкина, приехавшего в трактир слушать цыганское пение. Было это в сентябре 1834 года. Он увидел на лестнице "брюнета невысокого роста, с небольшими баками, в шинели с капюшоном и шляпой на голове", который в ожидании экипажа "спустился с крыльца и пошел в глубь двора. У перил, окаймлявших берег пруда, на котором стояли бани, он остановился и начал смотреть на отражавшуюся в воде луну, деревья и строения... Затем Пушкин сел в коляску, товарищи за ним. Цыгане, окружая экипаж, просили скорей приезжать опять к ним".

На протяжении многих лет Пушкина влекло к себе "счастливое племя" цыган. Н. О. Лернер писал в статье "Пушкин и цыганы", что поэта "пленяла в цыганстве простота жизненного уклада, первобытная наивность мироотношения, веющая в цыганской песне чем-то первозданно-свежим и здоровым среди "неволи душных городов" и всей давящей душу сложности цивилизованного быта".

Книжные лавки

Приезжая в Москву, Пушкин "по своему обыкновению бродил... по книжным лавкам".

В Москве были три казенные книжные лавки - Университетская, Синодальной типографии и Библейского общества; 30 частных книжных лавок, из них 14- на Никольской улице и 10 - поблизости от нее, на Новой площади. На Петровке (Петровка, 5; дом не сохранился), в доме А. И. Анненковой (матери декабриста И. А. Анненкова), находился книжный магазин Урбена, в котором продавались иностранные книги и была библиотека для чтения.

Книжные лавки

Чаще всего Пушкин заходил в Университетскую книжную лавку. Она помещалась в первом этаже двухэтажного каменного здания с колонным портиком (Страстной бульв., 10). Здание построено в 1816-1817 годах архитектором Н. Соболевским. Лавку держал книгопродавец, издатель, комиссионер московских писателей по продаже их сочинений Александр Сергеевич Ширяев. Книжная лавка Ширяева была весьма популярна в литературных кругах, считалась "лучшей и богатейшей" в Москве. "Здесь принимается подписка на все журналы и новые книги, - пояснял "Исторический путеводитель". - Порядок в лавке удивительный... В лавке г. Ширяева можете вы найти все лучшие и даже редкие творения... При сей же лавке находится библиотека для чтения книг и журналов".

Пушкин был знаком с Ширяевым; имя его встречается в переписке поэта: иногда он просил своих корреспондентов писать ему "к книгопродавцу Ширяеву в Москву". На втором этаже дома была квартира редактора "Московских ведомостей", издателя "Дамского журнала", поэта и переводчика князя Петра Ивановича Шаликова. С ним Пушкин познакомился в сентябре 1826 года.

Английский клуб

В 1813-1830 годах в доме генерала Н. Н. Муравьева на Большой Дмитровке (Пушкинская ул., 9-11; дом не сохранился) помещался московский Английский клуб. Пушкин стал бывать здесь вскоре после возвращения из ссылки. В марте 1829 года В. Л. Пушкин сообщал Вяземскому об избрании Пушкина в члены "пресловутого... Английского клуба".

Некоторые современники считали клуб своего рода законодателем общественного мнения, и сам Николай I, по словам П. И. Бартенева, "иной раз справлялся, что говорят о той или другой правительственной мере в московском Английском клубе". Впрочем, многие относились к клубу весьма критично. Так, Ф. Ф. Вигель писал: "Член московского Английского клуба! О, это существо совсем особого рода, не имеющее подобного ни в России, ни в других землях. Главною, отличительною чертою его характера есть уверенность в своем всеведении. Он с важностью будет рассуждать о предметах вовсе ему чуждых, незнакомых, без опасения выказать все свое невежество... Вестовщики, едуны составляли замечательнейшую, интереснейшую часть клубного сословия. Первые ежедневно угощали самыми неправдоподобными известиями, и им верили, их слушали, тогда как истина, все дельное, рассудительное отвергалось с презрением. Последние были законодателями вкуса в отношении к кушанью... Что касается до протчих, то право лучше бы было их не слушать. Что за нелепости, что за сплетни! Шумим, братец, шумим, как сказано в комедии Грибоедова".

Английский клуб

Пустые и вздорные клубные дебаты Пушкин высмеивает в черновых вариантах "Путешествия Онегина":

 В палате Английского клоба 
 (Народных заседаний проба), 
 Безмолвно в думу погружен, 
 О кашах пренья слышит он.

О весьма ограниченной информированности членов московского клуба, об их поверхностных суждениях по поводу происходивших в то время в Европе событий Пушкин писал в августе 1830 года Е. М. Хитрово: "Здесь никто не получает французских газет, а что касается политических суждений обо всем происшедшем, то Английский клуб решил, что князь Дмитрий Голицын был неправ, издав ордонанс о запрещении игры в экарте. И среди этих-то орангутангов я осужден жить в самое интересное время нашего века!"

Разумеется, Пушкин встречал в Английском клубе не только "орангутангов". В клубе бывали и люди "с примечательным умом". Но, как замечает Вигель, "они посещали его реже и говорили мало". Имена этих людей можно найти в интереснейшем документе, хранящемся в Московском пушкинском музее. Это "Обряд, или Устав Английского клуба в Москве". Пункты устава кончаются словами: "...во исполнение всего вышенаписанного своеручно подписуемся". Среди полутора тысяч подписей членов клуба за период с 1802 по 1858 год можно найти автографы многих близких Пушкину людей - отца и дяди поэта, Н. М. Карамзина, П. А. Вяземского, декабристов С. Г. Волконского и М. С. Лунина, братьев Н. И. и А. И. Тургеневых, М. П. Погодина, П. В. Нащокина, М. С. Щепкина, С. А. Соболевского, С. Д. Полторацкого, М. Н. Загоскина, А. Н. Гончарова и других.

С апреля 1831 года Английский клуб размещался на Тверской (ул. Горького, 21). Дом был построен в 1780-х годах и принадлежал поэту М. М. Хераскову. С 1807 года усадьбой стал владеть Л. К. Разумовский, который, по словам историка Москвы М. И. Пыляева, "забавлял Москву своими праздниками, спектаклями, концертами и балами. Он был человек высокообразованный: любил книги, науки, художества, музыку, картины, ваяние. Едва ли не у него первого в Москве был зимний сад в доме". Дворец Разумовского был окружей прекрасным парком и потому почти не пострадал от пожара 1812 года. После пожара архитектор А. А. Менелас перестроил здание. Он присоединил к нему расположенный рядом другой дом, также принадлежавший Л. К. Разумовскому, и пристроил с обеих сторон флигеля.

Клуб

Ныне дом является одним из прекраснейших памятников классической архитектуры. Сохранились старинные росписи плафонов в великолепной анфиладе парадных комнат, декор фасада, ограда и знаменитые "львы на воротах", упомянутые в седьмой главе "Онегина". В 1924 году в здании бывшего Английского клуба был открыт Музей Революции. Владимир Гиляровский в книге "Москва и москвичи" писал об этом доме: "На воротах до сего времени дремлют каменные львы с огромными отвисшими челюстями, будто окаменевшие вельможи, переваривающие лукулловский обед. Они смотрят безучастно... на шумные, веселые толпы экскурсантов, стремящиеся в Музей Революции, и на пролетающие автомобили по Тверской. Так же безучастно смотрят, как сто лет назад смотрели на золотой герб Разумовских, на раззолоченные мундиры членов клуба в парадные дни, на мчавшиеся по ночам к цыганам пьяные тройки гуляк".

Дворянское Благородное собрание

В здании, которое теперь занимает Дом союзов (Пушкинская ул., 1; фасад со стороны проспекта Маркса перестроен), в прошлом веке помещался дворянский клуб, или Российское Благородное собрание. "Исторический путеводитель" сообщает о нем следующее: "Главный фасад его лицом на Дмитровку; по обоим углам прекрасные ротонды, украшенные колоннами; дом сей не так высок, но огромен; оный принадлежал прежде генерал-аншефу князю Василию Михайловичу Долгорукову; ныне внутри великолепно убран; зала оного вмещает в себе до 3000 посетителей". В 1784 году, когда дом был приобретен у князя Долгорукова для Российского Благородного собрания, архитектор М. Ф. Казаков, строивший это здание, приспособил его к новым задачам - общественным увеселениям. Главной достопримечательностью скромного снаружи дома стал Колонный зал, сохранившийся до наших дней с небольшими изменениями. Великолепная колоннада искус ственного мрамора, сияющие тысячами свечей хрустальные люстры и высокие настенные зеркала создавали впечатление праздничности и торжественности. С конца XVIII века здесь устраивались балы, парадные приемы, давались первые в Москве публичные концерты. "...Некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму. Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками", - писал Пушкин в статье "Путешествие из Москвы в Петербург".

Дворянское Благородное собрание

Не только простой люд, но даже именитые купцы не допускались в Благородное дворянское собрание. Интересно вспомнить, что в 1820 году, когда была опубликована пушкинская поэма "Руслан и Людмила", критик "Вестника Европы", шокированный "русским духом" поэмы, сравнил ее появление с немыслимо дерзким, противозаконным, поистине невозможным событием - как если бы в московском Благородном собрании появился какой-нибудь "гость с бородою, в армяке, в лаптях, и закричал бы зычным голосом: здорово, ребята!".

О встречах с Пушкиным в Благородном собрании упоминают многие его современники. Т. П. Пассек рассказывала, как зимой 1826/27 года она и юный Герцен видели здесь Пушкина: "Мы были на хорах, внизу многочисленное общество. Вдруг среди него сделалось особого рода движение. В залу вошли два молодые человека, один - высокий блондин, другой - среднего роста брюнет, с черными курчавыми волосами и резко-выразительным лицом. - "Смотрите, - сказали нам; - блондин - Баратынский, брюнет - Пушкин". Они шли рядом, им уступали дорогу". Об этой встрече вспоминал и Герцен: "О боже мой, как пламенно я желал увидеть поэта! Казалось, что я вырасту, поумнею, поглядевши на него. И я увидел наконец, и все показывали, с восхищеньем говоря: " Вот он, вот он !.." Приехав в Москву 12 марта 1830 года, Пушкин, как писал он Вяземскому, попал "прямо из кибитки... в концерт, где находилась вся Москва", -- в зал Благородного собрания. В том же году, 3 мая, Пушкин вместе с невестой и ее матерью был в Дворянском собрании на "благородном спектакле в пользу бедных" с участием Е. С. Гагариной-Семеновой.

Тверской бульвар

В пушкинское время бульвар был излюбленным местом гулянья москвичей, своеобразным "зеленым клубом" старой столицы. Еще в 1811 году К. Н. Батюшков писал о нем как о самом модном московском "гульбище": "...стечение народа, прекрасные утра апрельские и тихие вечера майские привлекают сюда толпы праздных жителей. Хороший тон, мода требуют пожертвований: и франт, и кокетка, и старая вестовщица, и жирный откупщик скачут в первом часу утра с дальних концов Москвы на Тверской булевар. Какие странные наряды, какие лица!" Тверской бульвар (первый московский бульвар) возник в 1796 году; тогда здесь были посажены молодые березки. В детстве Пушкин, наверное, видел эти березовые аллеи. Вскоре, однако, влаголюбивые деревца стали засыхать, и их заменили липами. В 1812 году большая часть деревьев была вырублена наполеоновскими солдатами на топливо. После войны бульвар возродился: были посажены новые деревья, появились английские дорожки, мостики, водометы. В путеводителе описаны "прекрасные куртины с цветами", окаймлявшие дорожки, "обворожительные при блеске склоняющегося к западу солнца" фонтаны, "хорошего арабского вкуса" кондитерская.

Тверской бульвар

В 20-х годах, когда в Москве стали появляться новые сады и бульвары, Тверской бульвар по-прежнему "первенствовал перед всеми прочими гуляньями", как писал о том в "Записках москвича" очеркист П. Л. Яковлев (с ним Пушкин встречался в Москве в 1827 году): "Тут всегда гуляющие: около двух и трех часов лучшая публика, московская модная молодежь - после обеда живущие около и едущие мимо непременно зайдут пройтиться на Тверской бульвар. При этом надобно признаться, что этот бульвар отделан лучше всех других. Множество цветов, фонтаны, беседки, лужочки, кустики, разбросанные в самом приятном порядке, дают ему преимущества перед другими бульварами".

Пушкин упоминает Тверской бульвар - характерную деталь московского пейзажа - в черновых вариантах "Путешествия Онегина":

 Он слышит на больших обедах 
 Рассказы отставных бояр, 
 Он видит Кремль, Тверской бульвар...

Друзья и знакомые нередко встречали здесь и самого поэта: "Мороз, и снегу более теперь, нежели когда-либо, а были дни такие весенние, что я поэта Пушкина видал на бульваре в одном фраке; но правда и то, что пылкое воображение стоит шубы", - замечал А. Я. Булгаков в письме к брату от 11 марта 1827 года.

В 30-е годы бульвар все более утрачивал свой "блеск аристократический": "На Тверском бульваре попадаются две-три салопницы, да какой-нибудь студент в очках и в фуражке, да кн. Шаликов", - писал Пушкин жене в августе 1833 года.

Гулянье на Пресненских прудах

Гулянье на Пресненских прудах

В начале XIX века топкие берега Пресненских прудов (ныне Большая Грузинская ул.) были укреплены и по ним разбиты аллеи и цветники. С 1806 года здесь устраивались гулянья, которые сразу же полюбились москвичам. "Большое стечение экипажей со всех концов обширного города, певчие и роговая музыка делают сие гульбище одним из приятнейших..." - писал К. Н. Батюшков. "Сие место, - отмечал С. Н. Глинка - автор путеводителя, изданного в 1824 году, - было некогда подобно Неглинной в болотном и тинистом состоянии. Вкус и искусство все преобразили. Деревья, непрестанно питаемые прохладною влагою, пышно раскидывают зеленые ветви свои и как будто бы любуются собою в прозрачной поверхности обширных прудов. Какое гулянье и какие виды!"

Обычно скупой на похвалы Ф. Ф. Вигель описывал пруды так: "Искусство умело здесь из безобразия сотворить красоту. Не совсем прямая, но широкая аллея, обсаженная густыми купами дерев, обвилась вокруг спокойных и прозрачных вод двух озеровидных прудов... цветники, беседки украсили сие место, которое обнеслось хорошею железною решеткой. Два раза в неделю музыка раздавалась над сими прудами".

В 1827-1830 годах, когда Пушкин был увлечен Екатериной Ушаковой, их часто видели здесь вместе (Ушаковы, как уже говорилось, жили неподалеку - на Средней Пресне).

К нашему времени эти места значительно изменились. Исчезла и река, пересекавшая прежде начало Большой Пресненской улицы (ныне ул. Красная Пресня). Теперь на месте бывших Пресненских гуляний расположен Московский зоопарк.

Подновинское гулянье

Подновинское гулянье

На месте современной улицы Чайковского (от площади Восстания до станции метро "Смоленская") в прежние времена был большой пустырь, где в праздники устраивались многолюдные гулянья, именовавшиеся в просторечье Подновинскими, так как поблизости находился Новинский монастырь. В короткий срок сооружались качели, карусели, цирковые и театральные балаганы, помещения для участвовавших в представлениях зверей, палатки, чайные и даже рестораны. Особенно веселые гулянья бывали здесь весной, в пасху. "Ежели в прозаической жизни огромной Москвы есть что-нибудь фантастического, поэтического, то это ее гулянья, ее Подновинское... - вспоминал Герцен. - Люди, усталые от зимы, город, перемерзнувший от стужи, идут, под Новинское встретить весну; люди, усталые от поста, идут под Новинское встретить праздник... Экспромтом построенный город, с кабаком в начале, ресторацией "Яра" в конце и комедиями в середине, зовет всех: кого весной, кого барабаном и музыкой, кого дорожкой, посыпанной песком. Там вы увидите нашего доброго мужичка, отделенного от враждебного ему племени фрачников одной перегородкой; увидите, как он, выпивши стаканчик, забыл, что он нищ, а его барин богат; что он день клочь работает, а его барин день и ночь ничего не делает, и с детской простотой души хохочет над паясом и обезьяной. Там увидите писцов, забывших о существовании канцелярии, экзекутора, секретаря - в бархатных галстуках и жилетах, в панталонах с лампасами, с шляпой набекрень. Там и щеголи московские- дурные издания щеголей парижских... там люди эполет, аксельбантов, выпушек и петличек; правительствующий сенат и медико-хирургическая академия".

В любом старом путеводителе можно найти описание Подновинского гулянья. Так, например, известный уже нам "Исторический путеводитель" с удовольствием живописует балаганы, "выстроенные из тесу по прекрасным фасадам разного вкуса, то в виде готических, то в виде индейских пагод, то китайских минаретов, то италианского и смешанного стиля; наружность балаганов раскрашивается пристойным образом... на балконах каждого из них видите вы музыкантов и почти всю труппу представляющих, одетых в странные костюмы. Паяс дурачится, зовет в балаган свой и смешит народ, который густыми толпами теснится около представления...". Конечно же Подновинское было знакомо Пушкину с детских лет. Может быть, и он, как маленький Александр Герцен, сначала "видел его издали, из кареты, под охраною нянюшек и мамушек", а потом, когда подрос, стал уже сам "обхаживать" и комедии, и панорамы, и цирки.

В 1827 году, в святую неделю, Пушкин был на Подновинском гулянье. По словам очевидца, "толпы народа ходили за славным певцом Эльборуса и Бахчисарая при восхищениях с разных сторон: "укажите, укажите нам его!" Впоследствии Е. П. Ростопчина в стихотворении "Две встречи" описала появление здесь Пушкина:

 Вдруг все стеснилось, и с волненьем, 
 Одним стремительным движеньем 
 Толпа рванулася вперед... 
 И мне сказали: Он идет! 
 - Он, наш поэт, он, наша слава, 
 Любимец общий!..

Об участии поэта в Подновинском гулянье весной 1830 года рассказывала Екатерина Ушакова со слов Л. С. Пушкина: "Вот его bon mot про Александра Сергеевича, когда он его увидел бегущего на гулянье под Новинским за коляскою Карсов (Гончаровых):

 Он прикован, 
 Очарован, 
 Он совсем огончарован".

Петровский парк

В северной части Москвы, на Ленинградском проспекте, хорошо сохранилось здание своеобразной архитектуры, напоминающее средневековый феодальный замок. Это знаменитый Петровский "подъездной" дворец, построенный М. Ф. Казаковым в 1775-1782 годах за пределами города, на Петербургском тракте. Традиционное для русской архитектуры сочетание белокаменных деталей убранства дворца с темно-красным кирпичом его стен, а также элементы древнерусского зодчества в ансамбле усадьбы сближают облик Петровского дворца с небольшими укрепленными городками - древними "сторожами" Москвы. В седьмой главе "Онегина" Пушкин называет дворец "свидетелем падшей славы": здесь несколько дней укрывался от московского пожара Наполеон.

 Вот, окружен своей дубравой, 
 Петровский замок. Мрачно он 
 Недавнею гордится славой. 
 Напрасно ждал Наполеон, 
 Последним счастьем упоенный, 
 Москвы коленопреклоненной 
 С ключами старого Кремля...

В то время действительно дворец был окружен вековыми дубами. В этой природой созданной дубраве несколько позже были разбиты аллеи, превратившие ее в парк.

К 30-м годам парк близ Петровского дворца стал одним из лучших в Москве. Об этом времени писал М. Н. Загоскин: "Петровский парк был еще в младенчестве, но он мужал не по дням, а по часам, и вдруг, как будто бы волшебством, возникли на чистом поле прекрасные дачи, разостлались широкие дороги, зазеленели бархатные луга, усыпанные куртинами, поднялся красивый портик театра, прекрасного как игрушка, на которую нельзя было не полюбоваться, и выросло из земли огромное здание вокзала^* со всеми своими принадлежностями. Вся Москва хлынула за Тверскую заставу".

^* (Первоначальное значение слова "вокзал" - место общественных увеселений.)

В Петровском парке, недалеко от Петровского дворца, среди нескольких старинных, очень незатейливых дач находилась дача С. А. Соболевского (точное местонахождение неизвестно). К. А. Полевой вспоминал, как 19 мая 1827 года "на дачу Соболевского, около вечера, стали собираться знакомые и близкие Пушкина" по случаю отъезда поэта в Петербург. Друзья долго его ждали; он приехал поздно вечером, из Марьиной рощи, где в тот день было гулянье. "Уже поданы были свечи, когда он явился, рассеянный, невеселый, говорил, не улыбаясь (что всегда показывало у него дурное расположение), и тотчас после ужина заторопился ехать. Коляска его была подана, и он, почти не сказавши никому ласкового слова, укатил в темноте ночи".

Гулянье в Марьиной роще

В северной части Москвы три параллельные улицы и семнадцать пересекающих их проездов носят название Марьиной рощи. В пушкинское время здесь и в самом деле была большая роща, где устраивались народные гулянья, особенно многолюдные весной, в семик - день поминовения умерших.

Обратимся и на этот раз к "Историческому путеводителю". О традиционных гуляньях в Марьиной роще читаем: "На разных местах сей рощи расставлены палатки, там ресторация, здесь комедия, тут горы, в другом месте красиво устроенный домик... Несколько верст в окружности со всеми прелестями неподкрашенной природы составляют место прогулки. Любители рассеянности, подите в толпы около шатров, там найдете пищу оной; любители скромных картин семейственного удовольствия, подите несколько далее, и глазам вашим представятся группы сидящих около самоваров или около вкусных пирогов... Подите теперь еще далее в рощу, и другие уже картины рисуются в глазах ваших: тут буйная юность пирует кругами за полными чашами, вино пенится в бокалах". Пушкин, по свидетельству К. А. Полевого, был в Марьиной роще 19 мая 1827 года.

Ломбард

Одним из ценных архитектурных памятников Москвы является здание Опекунского совета (Солянка, 14), построенное в 1823-1826 годах архитектором Д. И. Жилярди и его помощником А. Г. Григорьевым. "Дом сей имеет три этажа и увенчан куполом отличной формы; главный Портик поддерживается колоннами и украшается барельефами..." - писал путеводитель, отмечая особенности здания.

Ломбард

В ведении Опекунского совета находилась Сохранная и ссудная казна, или ломбард, где Пушкину приходилось бывать, чтобы оформить заклад имения и как-то улучшить материальное положение семьи. Экзекутор канцелярии Опекунского совета Н. В. Лазарев писал в феврале 1831 года И. Е. Великопольскому по поводу заклада Пушкиным нижегородского имения: "Зала Опекунского совета доставила мне с ним знакомство, и он был приветлив и мил во всей силе слова".