Встречи с людьми науки и искусства

 Ученость, любовь к искусству 
 и таланты неоспоримо на стороне Москвы.

"Путешествие из Москвы в Петербург"

Встречи с людьми науки и искусства

Мысль о приоритете Москвы в области просвещения и культуры - одна из центральных в пушкинской статье "Путешествие из Москвы в Петербург". Москва, бывшая на протяжении веков главным очагом русской национальной культуры, сохраняла эту роль и в те годы, когда столицей не была. В. Г. Белинский, утверждая в статье "Петербург и Москва", что в вопросах науки, искусства, литературы "у москвичей больше простора, знания, вкуса, такта, образованности, чем у большинства читающей и даже пишущей петербургской публики", объяснял это двумя причинами: исключительным положением Москвы, "чуждой всякого административного, бюрократического и официального характера", и влиянием Московского университета. Развивая эту мысль, Белинский замечал, что воспитанники университета составляют "сословие" образованных людей- "оазис на песчаном грунте всех других сословий... К особенной чести Москвы, никак нельзя не согласиться, что в ней таких оазисов едва ли не больше, чем в каком-нибудь другом русском городе".

Московского университета, вливались юные силы России со всех сторон

Огромную роль Московского университета в деле образования и просвещения русского общества отмечал и Герцен в "Былом и думах": "... в него, как в общий резервуар, вливались юные силы России со всех сторон, из всех слоев; в его залах они очищались от предрассудков... и снова разливались во все стороны России, во все слои ее".

Посещение университета

27 сентября 1832 года по приглашению С. С. Уварова - президента Академии наук - Пушкин посетил Московский университет. "Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга... - рассказывал писатель И. А. Гончаров. - И вдруг этот гений, эта слава и гордость России- передо мной в пяти шагах! Я не верил глазам. Читал лекцию Давыдов, профессор истории русской литературы. "Вот вам теория искусства, - сказал Уваров, обращаясь к нам, студентам, и указывая на Давыдова, - а вот и самое искусство", - прибавил он, указывая на Пушкина. Он эффектно отчеканил эту фразу, очевидно, заранее приготовленную. Мы все жадно впились глазами в Пушкина. Давыдов оканчивал лекцию. Речь шла о "Слове о полку Игоревом". Тут же ожидал своей очереди читать лекцию, после Давыдова, и Каченовский. Нечаянно между ними завязался, по поводу "Слова о полку Игоревом", разговор, который мало-помалу перешел в горячий спор... Я не припомню подробностей их состязания, - помню только, что Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса..."

Московский университет

Пушкин высоко ценил "Слово о полку Игореве"; позднее в наброске статьи о нем он писал: "Некоторые писатели усумнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркие возражения. Счастливая подделка может ввести в заблуждение людей незнающих, но не может укрыться от взора истинного знатока... Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться". Через несколько дней после посещения Московского университета Пушкин в шутливом тоне сообщал жене о своем споре с Каченовским: "На днях был я приглашен Уваровым в университет. Там встретился с Каченовским (с которым, надобно тебе сказать, бранивались мы, как торговки на вшивом рынке). А тут разговорились с ним так дружески, так сладко, что у всех предстоящих потекли слезы умиления".

Воспитанник Московского университета, впоследствии известный славист, Осип Максимович Бодянекий рассказывал П. И. Бартеневу, что лекция, которую слушал Пушкин, была "в доме старого Университета" и что "через день Пушкин обходил весь Университет вместе с Уваровым". Университетское здание на Моховой (просп. Маркса, 18), построенное в 1786-1793 годах по проекту М. Ф. Казакова, сгорело в 1812 году. Спустя четыре года работы по восстановлению университета возглавил архитектор Д. И. Жилярди. Он сохранил основные объемы и внутреннюю планировку здания, но существенно перестроил его фасад. Легкие ионические колонны центрального портика были заменены более массивными- дорическими, над фронтоном помещен ступенчатый аттик и большой пологий купол. Краснокирпичные стены были оштукатурены, в первом этаже - покрыты крупным рустом, в бельэтаже - украшены изящными лепными розетками. В целом здание стало более торжественным и монументальным. Впоследствии оно существенно не перестраивалось.

В архиве Коллегии иностранных дел

Недалеко от Покровских ворот, между Колпачным и Хохловским переулками(Колпачный пер., 9), в двухэтажных каменных палатах, построенных в конце XVII века для государственного деятеля Петровской эпохи, дипломата Е. И. Украинцева, помещался в пушкинское время архив Коллегии иностранных дел. Некоторое представление об этом здании дает письмо А. Я. Булгакова брату от 15 декабря 1822 года, где он с удовольствием рассказывает о том, какой вид приобрел архив после ремонта: "Внутри все заново: двери, полы, рамы - все хорошо расписано. В библиотеке шкафы новые, красного дерева, везде вкус и опрятность. Лестницу узнать нельзя: сделалась прекрасна... Будешь в Москве, то узнаешь разве один только глобус, стоящий над крыльцом, а то все ново. Хорошо сделали, что сохранили дому старинную его наружность".

В 20-х годах прошлого века при архиве состояли в должности переводчиков хорошо знакомые Пушкину люди. Среди них были братья Веневитиновы, братья Киреевские, С. П. Шевырев, В. Ф. Одоевский, С. С. Мальцов, С. А. Соболевский, В. П. Титов, А. И. Кошелев и другие. "Архив прослыл сборищем "блестящей" московской молодежи, - писал позднее Кошелев,- и звание "архивного юноши" сделалось весьма почетным, так что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А. С. Пушкина". Речь идет об известных строках "Евгения Онегина":

 Архивны юноши толпою 
 На Таню чопорно глядят 
 И про нее между собою . 
 Неблагосклонно говорят.

Архивны юноши толпою...

В 1835-1836 годах Пушкину не раз приходилось обращаться в архив, к его управляющему А. Ф. Малиновскому, в связи с изучением следственных материалов о Пугачеве и документов для "Истории Петра". Пушкин считал Малиновского одним из "истинно ученых" людей, с уважением отзывался о его знании архивных источников, ценил его исторические труды. Как известно, Малиновский был одним из учредителей Московского общества истории и древностей российских, участвовал в переводе, редактировании и издании "Слова о полку Игореве".

Упоминая о замысле Пушкина написать "Историю Петра", необходимо вспомнить также и о знакомстве поэта с другим деятелем русской исторической науки - М. П. Погодиным. Предполагая привлечь Погодина к разысканиям по истории Петра, Пушкин в письме от 5 марта 1833 года рисовал ему перспективы будущей работы в архивах: "Сколько отдельных книг можно составить тут! сколько творческих мыслей тут могут развиться!"

Собираясь поехать в Москву в мае 1836 года, Пушкин предполагал, что сможет основательно "порыться в архивах". 14 мая он сообщал жене: "В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть".

Осуществить свой замысел Пушкину не удалось. "Труд, за которым его застала смерть, - писал П. А. Плетнев, - был выше всего, что мы от него получили. Он готовил нам историю Петра Великого. Эта мысль, овладевшая его душою, занимала его преимущественно в последние годы. Чувствуя живо величие предприятия, он желал совершить его достойным образом. Заготовленные им материалы свидетельствуют, в какой полноте хотел он обнять предмет свой. Силы его таланта уже достаточно ручались за успех".

В. А. Тропинин и московские художники

Творчество Василия Андреевича Тропинина- одного из крупнейших и самобытнейших русских художников- на протяжении нескольких десятилетий было связано с Москвой. В прошлом крепостной графа И. И. Моркова, он был освобожден от крепостной неволи лишь в возрасте 43 лет. Получив звание академика живописи, Тропинин наотрез отказался от службы в петербургской Академии художеств: "Все я был под началом, да опять придется подчиняться то Оленину, то тому, то другому". С 1821 года и до конца жизни художник жил в Москве, где значительно меньше, чем в Петербурге, чувствовался административный и политический гнет, где искусство было демократичнее, глубже проникало в народные массы. Не случайно в огромной галерее портретов, созданных Тропининым, столь важное место занимают изображения людей, принадлежавших к "третьему" сословию, - ремесленников, купцов, представителей зарождавшейся интеллигенции.

В. А. Тропинин

Художник жил на Ленивке, в доме, построенном в XVIII веке (Ленивка, 3; в 1870-х годах здание было значительно перестроено). Из окон его небольшой, скромной квартиры на втором этаже открывался прекрасный вид на Кремль. В известном автопортрете 1846 года Василий Андреевич изобразил себя у открытого окна мастерской, в котором видны стены и башни Кремля. Именно здесь, в маленькой мастерской художника, где "постоянно господствовали простота, тишина и уважение к труду", весной 1827 года был создан знаменитый портрет Пушкина- высшее достижение творчества Тропинина. Портрет Пушкина принадлежит к типу "домашнего", неофициального портрета, столь характерному для Тропинина: изображая человека в домашней, непринужденной обстановке, наедине с самим собой, художник передавал главное - его внутреннюю сущность. В портрете Пушкина высокая одухотворенность облика поэта сочеталась с очень точным, живым ощущением натуры. "Сходство портрета с подлинником поразительно", - отмечал в 1827 году Н. А. Полевой в журнале "Московский телеграф".

"Портрет Тропинину заказал сам Пушкин тайком и поднес мне его в виде сюрприза с разными фарсами", - вспоминал С, А. Соболевский. Судьба портрета оказалась сложной и запутанной. Он должен был попасть на осеннюю академическую выставку 1827 года (как о том сообщал "Московский телеграф"), однако на вы ставку не представлялся и через некоторое время вовсе исчез: был украден у друзей Соболевского, которым тот, уезжая за границу, оставил портрет на хранение. Лишь в 1850-х годах князь М. А. Оболенский купил тропининский портрет, неожиданно появившийся в антикварной лавке. Портрет показали Тропинину. "И тут-то я в первый раз увидел собственной моек кисти портрет Пушкина после пропажи, - рассказывал художник скульптор) Н. А. Рамазанову, - и увидел его не без сильного волнения в разных отношениях: он напомнил мне часы, которые я провел глаз на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валяясь где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою, а если де вам угодно, я его вычищу, и вычистил". Тропининский портрет Пушкина, приобретенный в 1909 году Третьяковской галереей у потомков князя Оболенского, экспонируется ныне во Всесоюзном музее Пушкина в Ленинграде. О знакомстве Пушкина с другими московскими художниками документальных сведений не имеется. Тем не менее можно с уверенностью утверждать, что Пушкин, близко общавшийся в Москве с Тропининым и позднее - с Брюлловым, был в курсе главных событий художественной жизни старой столицы. В 1833 году возникло Московское художественное общество и при нем - сначала Натурный, затем Художественный класс - "зерно", из которого выросло впоследствии Московское училище живописи, ваяния и зодчества, бывшее на протяжении 85 лет (1833-1918) главным центром художественной жизни Москвы. Созданию Общества способствовал небольшой кружок художников и любителей живописи, собиравшихся на частной квартире для рисования с натурщиков. Организаторы Общества и Художественного класса считали, что в Москве "как центре России и сердце ее промышленности... полезно основать что-либо такое, где бы, не вводя каждого в скучное училище, сообщать всей массе понятия о художествах, уважение и любовь к оным...". Таким образом, главную цель Художественного класса его устроители видели в том, чтобы способствовать развитию талантов из народа.

В 30-е годы Художественный класс существовал полуофициально, исключительно на средства подписчиков. Первыми его директорами были избраны знакомые Пушкина - М. Ф. Орлов и А. Д. Чертков. Благодаря их труду и энтузиазму, занятия не прекращались даже в то время, когда класс был под угрозой гибели из-за недостатка средств.

Тропинин "без всякой обязанности, из особого усердия постоянно посещал класс и содействовал своими советами в его успехах", за что в 1843 году был единогласно избран почетным членом Московского художественного общества.

В декабре 1835 года московские художники - участники Художественного общества - торжественно встречали приехавшего из Италии Карла Павловича Брюллова - прославленного автора "Последнего дня Помпеи". Это было крупнейшее событие культурной жизни Москвы. Скульптор Н. А. Рамазанов, один из участников торжеств, вспоминал впоследствии, что "Москва, в лице художников, ученых и любителей искусств, чествовала великого художника хлебом-солью", что "обильный и веселый обед", устроенный в честь Брюллова московской интеллигенцией, знаменовался, по его просьбе, освобождением двух учеников Художественного класса от крепостной зависимости.

О другом обеде "в честь знаменитого Брюллова" сообщал Пушкину в январе 1836 года П. В. Нащокин: художник был приглашен в дом М. А. Окулова- директора московской мужской классической гимназии, мужа сестры Нащокина Анастасии Воиновны. Пушкин знал эту семью и в свои приезды в Москву навещал дом Окуловых (Волхонка, 18; здание, построенное в XVII веке, в 1800-х годах было перестроено в классическом стиле). "Уже давно, т. е. так давно, что даже не помню, не встречал я такого ловкого, образованного и умного человека, - писал Нащокин Пушкину о Брюллове, - о таланте говорить мне тоже нечего: известен он - всему Миру и Риму. Тебя, т. е. твое творение, он понимает... Очень желает с тобою познакомиться..."

Знакомство с К. П. Брюлловым

К. П. Брюллов

Пушкин впервые встретился с Брюлловым в начале мая 1836 года на квартире скульптора И. П. Витали в доме князя М. Н. Голицына (Кузнецкий мост, 24; дом значительно перестроен). "Я успел уже посетить Брюллова, - писал Пушкин жене 4 мая. - Я нашел его в мастерской какого-то скульптора" у которого он живет. Он очень мне понравился... У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? невозможно, чтоб он, увидя тебя,- не захотел срисовать тебя... Мне очень хочется привезти Брюллова в Петербург. А он настоящий художник, добрый малый, и готов на все".

Сохранился в записи Е. И. Маковского рассказ художника И. Т. Дурнова, присутствовавшего при встрече Пушкина с Брюлловым: "У них шел оживленный разговор, что писать из русской истории. Поэт говорил о многих сюжетах из истории Петра Великого. К. П. слушал с почтительным вниманием. Когда Пушкин кончил, К. П. сказал: "Я думаю, вот какой сюжет просится под кисть" - и начал объяснять кратко, ярко, с увлечением поэта, так, что Пушкин завертелся и сказал, что он ничего подобного лучше не слышал и что он видит картину писанную перед собою". Поэт и художник прекрасно понимали друг друга, их знакомство быстро переросло в дружбу, но ей не суждено было длиться долго...

Частные художественные коллекции Москвы

В 1820 году в "Отечественных записках" издатель этого журнала, историк, собиратель древностей П. П. Свиньин опубликовал "Первое письмо из Москвы", в котором дал подробное описание московских художественных коллекций. Много путешествуя за границей, Свиньин хорошо знал крупнейшие европейские художественные собрания. "Одна Англия может соперничествовать Москве в количестве и качестве оригинальных картин... Они рассеяны здесь по многим домам и дачам",- утверждал он.

Пушкину, вероятно, было известно немало московских художественных собраний. Среди его знакомых были страстные коллекционеры. Так, обладал ценным собранием эстампов Ф. Ф. Вигель (впоследствии он подарил его Московскому университету). Собирал произведения древнерусского искусства, гравюры, книги, рукописи, лубочные картинки, портреты известных русских деятелей М. П. Погодин (его собрание поступило позднее в московскую Оружейную палату, Эрмитаж, Петербургскую Публичную библиотеку). Пушкин мог знать и ценную коллекцию эстампов, принадлежавшую литератору Н. Д. Иванчину-Писареву, с которым поэт встречался в Москве. По свидетельству Н. А. Рамазанова, весной 1836 года на квартире И. П. Витали, где жил тогда К. П. Брюллов (и где, как упоминалось, бывал Пушкин), собирались московские художники, чтобы познакомиться с этой коллекцией. Возможно, Пушкин видел и огромное собрание иностранных и русских гравюр у Е. И. Маковского, принадлежавшего к кругу московских художников, с которыми был тесно связан К. П. Брюллов.

В конце 1831 года внимание московских любителей искусств привлекла аукционная распродажа богатейшей коллекции Александра Сергеевича Власова.

Женившись в 1805 году на дочери князя А. М. Белосельского-Белозерского Магдалине Александровне (сестре княгини З. А. Волконской), Власов получил в приданое огромное состояние. Оно и позволило ему заняться коллекционированием. П. П. Свиньин отмечал, что собрание эстампов Власова может считаться "лучшим в России", что в его библиотеке собрано то, чем "прославилось печатное искусство", и что в его картинной галерее находятся "многие отличные произведения лучших художников".

В 1825 году, когда Власов умер, обнаружилось, что долги его составляют один миллион 810 тысяч рублей. Для погашения долгов все имущество коллекционера решено было распродать "посредством лотереи". Но лотерея успеха не имела, и в 1831 году был устроен аукцион, на котором 9 декабря присутствовал Пушкин. Аукцион проводился конторой частных сделок и комиссий в Театральном проезде (просп. Маркса, 2; дом не сохранился). Одной из лучших частных коллекций в Москве современники считали художественное собрание князя Николая Борисовича Юсупова, большая часть которого находилась в его подмосковной усадьбе - Архангельском.

Пушкин, как уже говорилось, был знаком с Юсуповым еще в детстве; они не раз встречались и в 1820-1830-е годы. В послании "К вельможе", обращенном к Юсупову, Пушкин писал:

 ...Ступив за твой порог, 
 Я вдруг переношусь во дни Екатерины. 
 Книгохранилище, кумиры, и картины, 
 И стройные сады свидетельствуют мне. 
 Что благосклонствуешь ты музам в тишине...

Дворцово-парковый ансамбль создавался в Архангельском в течение полувека - с 1780-х годов (когда имение принадлежало князю Н. А. Голицыну) по 1830 год. Дворец строило не одно поколение талантливых архитекторов, художников, декораторов. Наряду с известными зодчими О. И. Бове, С. П. Мельниковым, Е. Д. Тюриным здесь работали и крепостные архитекторы, живописцы: В. Я. Стрижаков, Ф. Сотников, М. Ткачев, Е. Шебанин и многие другие.

Юсупов купил усадьбу в 1810 году. Этому имению он отводил особую роль. "...Архангельское не есть доходная деревня, а расходная и для веселья, а не для прибыли", - писал он своему управляющему. Здесь князь Юсупов разместил и показывал гостям свои превосходные коллекции. Юсупов "очень любил картины, мраморы, бронзы и всякие дорогие и хорошие вещи и собрал у себя в Архангельском столько всяких ценных редкостей, что подобного собрания, говорят, ни у кого из частных лиц нет в России, разве только у Шереметьева", - вспоминала Е. П. Янькова.

Отдавая должное художественному вкусу князя, Герцен в "Былом и думах" писал: "Старый скептик и эпикуреец Юсупов, приятель Вольтера и Бомарше, Дидро и Касти, был одарен действительно артистическим вкусом. Чтоб в этом убедиться, достаточно раз побывать в Архангельском, поглядеть на его галереи... Он пышно потухал восьмидесяти лет, окруженный мраморной, рисованной и живой красотой".

Возможно, Пушкин многократно посещал Архангельское, но известны лишь две его поездки: весной 1827 года и в конце августа 1830-го. О первой свидетельствовал П. И. Бартенев со слов С. А. Соболевского, который "любил вспоминать о своей поездке в прекрасное Архангельское вместе с Пушкиным. Они ездили раннею весною, верхами, и просвещенный вельможа екатерининских времен встретил их со всею любезностью гостеприимства".

В другой раз Пушкин ездил в Архангельское вместе с П. А. Вяземским. Поездка была вызвана обстоятельствами, связанными с публикацией послания Пушкина "К вельможе". Напечатанное в "Литературной газете" 26 мая 1830 года, оно вызвало злой пасквиль Н. А. Полевого, упрекавшего поэта в низкопоклонстве. В своей статье, стилизованной под сатиру XVIII века, Полевой высмеивал "знатного барина", избалованного и распутного, окруженного раболепием людей, которые ненавидят и презирают его. Скучающий вельможа ищет развлечений и снисходительно допускает в число своих гостей поэта, посвятившего ему льстивое послание. "Один журналист, - писал Пушкин о Полевом, - принял мое послание за лесть итальянского аббата - и в статейке, заимствованной у "Минервы", заставил вельможу звать меня по четвергам обедать. Так-то чувствуют они вещи и так-то описывают светские нравы".

Цензора С. Н. Глинку, пропустившего в печать статью Полевого, уволили, и Пушкин с Вяземским поехали в Архангельское, чтобы поговорить с князем Юсуповым о возможности хлопотать за него. В великосветских кругах, близких к Юсупову, пушкинское послание тоже было встречено неодобрительно, но совсем по другой причине - там почувствовали, что психологический портрет вельможи очерчен поэтом с тонкой иронией: "В свете оно тотчас было замечено, - писал Пушкин, - и... были мною недовольны. Светские люди имеют в высокой степени этого рода чутье".

На черновике послания сохранился рисунок Пушкина: согбенный старик в парике с косичкой и в кафтане екатерининского времени, опираясь на трость, прогуливается по парку. Латинская надпись над изображением "Carpe diem" - "Лови мгновенье" в сопоставлении с рисунком звучит нескрываемой насмешкой. "Этот портрет вельможи старого времени - дивная реставрация руин в первобытный вид здания",- писал Белинский о послании "К вельможе". Вместе с тем он показал, как нерасторжимо связаны в этом глубоко реалистическом образе "добро" и "зло". Белинский видел в пушкинском послании "в высшей степени художественное постижение и изображение целой эпохи в лице одного из замечательнейших ее представителей".

Сокровища, собранные Н. Б. Юсуповым,- превосходная библиотека, уникальные коллекции живописи, скульптуры, прикладного искусства - ныне являются всенародным достоянием. Но Архангельское известно в наши дни не только как интереснейший архитектурно-художественный памятник конца XVIII - начала XIX века. Оно известно и потому, что здесь бывал Пушкин. В память о его посещении одна из аллей парка названа Пушкинской. В 1899 году здесь был установлен памятник поэту. Пушкин посещал Юсупова и в его московском доме на Большой Никитской (ул. Герцена, 26; здание надстроено). Дом был куплен Юсуповым у генерал-майора П. А. Позднякова; и у Позднякова и у Юсупова здесь был театр. Старый князь жил в этом доме зимой. В январе 1831 года Пушкин навестил Юсупова по просьбе П. А. Вяземского, работавшего в то время над монографией о Фонвизине.

Архангельское...

"...Видел я кн. Юсупова, - писал Пушкин Вяземскому 10-13 января,- и исполнил твое препоручение, допросил его о Фонвизине..."

27 февраля 1831 года Пушкин с женой пригласили Юсупова к себе на вечер. Вероятно, это была последняя встреча поэта с Юсуповым: через несколько месяцев князь скончался.

Посещение Большого и Малого театров

В пушкинское время в Москве было два императорских театра. Большой театр, сооруженный в 1821-1824 годах архитектором О. И. Бове (с использованием проекта профессора А. А. Михайлова), был открыт 7 января 1825 года (пл. Свердлова, 8/2; здание, пострадавшее в 1853 году от пожара, восстанавливал архитектор А. К. Кавос). Малый театр открылся 14 октября 1824 года в доме, арендованном у купца Варгина и перестроенном под театр О. И. Бове (пл. Свердлова, 1/6). В Большом театре ставились главным образом оперы, балеты и трагедии, в Малом - комедии, водевили и небольшие оперы. Впрочем, четкого разделения репертуара между двумя театрами не было; труппа была общая и не делилась еще на оперную, балетную и драматическую.

Ко времени возвращения Пушкина из ссылки в Москву он был уже известен и в театральном мире. В 1821 году на московской сцене выдающийся русский балетмейстер А. П. Глушковскии поставил балет "Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника". Это было первое сценическое воплощение пушкинского произведения. Балет имел большой успех и долго не сходил со сцены. При жизни Пушкина на сцене Большого и Малого театров было поставлено несколько спектаклей по сюжетам его произведений.

В 1825-1828 годах в Большом театре шла комедия А. А. Шаховского "Финн", в основу которой также были положены эпизоды из "Руслана и Людмилы". В январе 1827 года Шаховской поставил в Большом театре свою трагедию "Керим-Гирей, Крымский хан" по мотивам "Бахчисарайского фонтана", с включением некоторых строф пушкинской поэмы. Возможно, Пушкин присутствовал на одном из первых спектаклей "Керим-Гирея", как писала о том Е. П. Шумилова - дочь П. С. Мочалова (достоверность ее свидетельств, однако, подвергается сомнению). Игравший роль Гирея Павел Степанович Мочалов, по словам известного в свое время театрального критика С. Т. Аксакова, не раз увлекал зрителей "своим огнем и верным чувством". В 1831 году спектакль был поставлен и на сцене Малого театра.

В 1827 году в Большом театре с огромным успехом шел "Кавказский пленник, или Тень невесты". А. П. Глушковский - постановщик балета и исполнитель роли Пленника - писал тогда в "Дамском журнале": "Нельзя не радоваться быстрому разливу славы нашего любимого поэта А. С. Пушкина. Его творения читаются и представляются на сцене наших театров. "Кавказский пленник" - блестящее торжество нашей сцены". В 1831 году был поставлен в Большом театре пантомимный балет "Черная шаль, или Наказанная неверность", сюжет которого, как гласила афиша, был взят "г. Глушковским из известной молдаванской песни А. С. Пушкина". Пушкин впервые побывал в Большом театре 12 сентября 1826 года, на четвертый день по возвращении в Москву из ссылки. Он был восторженно встречен публикой. "Театр наполняли придворные, военные и гражданские сановники, иностранные дипломаты, словом, все высшее, блестящее общество Петербурга и Москвы", - вспоминал Н. В. Путята. Но когда Пушкин вошел в партер, "мгновенно пронесся по всему театру говор, повторявший его имя: все взоры, все внимание обратились на него".

В тот вечер шла комедия А. А. Шаховского "Аристофан, или Представление комедии "Всадники". С. Т. Аксаков, видевший этот спектакль за два дня до Пушкина, с восхищением писал в "Литературных и театральных воспоминаниях" об игре П. С. Мочалова, который исполнял роль Аристофана: "Сколько огня, сколько чувства и даже силы в его сладком и очаровательном голосе! Как он хорош был собой и какие послушные, прекрасные и выразительные имел он черты лица!" 28 сентября 1826 года Пушкин был в Большом театре на представлении оперы Россини "Итальянка в Алжире" и балета Дюпора "Зефир, или Ветреник, сделавшийся постоянным" в постановке А. П. Глушковского. "Балет танцевали отлично, ибо он был поставлен лучшими нашими танцовщицами и танцовщиками", - вспоминал Аксаков.

Известно и еще одно посещение Пушкиным Большого театра: 22 февраля 1831 года он был здесь вместе с женой на маскараде, устроенном в пользу бедных, пострадавших от холеры. В Малом театре Пушкин присутствовал 21 сентября 1832 года на абонементном спектакле французской труппы. Шли три водевиля: "Час тюремного заключения", "Шампанский любовный напиток" и "Вертер". По свидетельству Аксакова, французские актеры играли весьма посредственно: "Гостеприимная и великодушная московская публика приняла снисходительно дебют приезжих гостей, но без одобрения..."

Большой театр

Пушкин был в театре вместе с В. Ф. Вяземской. На следующий день он писал жене: "...княгиня завезла меня во Французской театр, где я чуть было не заснул от скуки и усталости".

Возможно, Пушкин бывал на спектаклях Малого театра, где играли в те годы такие выдающиеся русские актеры, как П. С. Мочалов и М. С. Щепкин, но документальных сведений об этом не сохранилось.

Знакомство с М. С. Щепкиным

Дом № 16 по улице Ермоловой - маленький, неказистый - затерялся в глубине двора среди позднейших строений. Полтора века назад к дому примыкал "большой сад с фруктовыми деревьями, с клумбами для цветов около небольшой террасы, на которую выходила дверь из гостиной". В то время здесь была тихая московская окраина, с огородами, тянувшимися почти до самого бульвара, впоследствии названного Цветным.

В 1830 году дом купил актер Малого театра Михаил Семенович Щепкин. Наверное, его привлекали тишина и приволье этих мест, простой, неторопливый уклад быта, к которому он так привык за долгие годы скитаний по южной России с труппами провинциальных театров. Здесь жил он со своей большой семьей - с женой Еленой Дмитриевной, взрослыми сыновьями, дочерьми и воспитанниками. В прошлом крепостной, "отпущенный вечно на волю дворовый человек Михайло Щепкин" был принят в московскую труппу в сентябре 1822 года. "Московская публика обрадовалась прекрасному таланту и приняла Щепкина с живейшим восторгом", - писал С. Т. Аксаков.

М. С. Щепкин

Пока не имеется достоверных сведений о том, на каких спектаклях с участием Щепкина бывал в Москве Пушкин. И все-таки трудно предположить, что, посещая московские театры, он не видел Щепкина на сцене: редкий спектакль проходил без его участия. Пушкин мог видеть Щепкина и в романтической трилогии А. А. Шаховского "Керим-Гирей, Крымский хан", где Михаил Семенович играл характерную роль Хаима, и в комической роли отставного штабс-капитана Яузова в водевиле Ленского "Хороша и дурна, глупа и умна". В пестрой веренице персонажей, воплощенных на сцене Щепкиным, внимание Пушкина мог привлечь характер мольеровского Гарпагона, замечательно воссозданный актером. Самобытное реалистическое искусство, которое утверждал на русской сцене Щепкин, было близко Пушкину: "Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах - вот чего требует наш ум от драматического писателя", - писал он в статье "О народной драме и драме "Марфа Посадница".

Поэт не раз встречался с Щепкиным в дружеском кругу: оба они часто бывали у М. П. Погодина, С. А. Соболевского, С. П. Жихарева, в салоне Зинаиды Волконской. 27 марта 1829 года Погодин записал в дневнике, что у него собрались "представители русской образованности и просвещения" и среди них - Пушкин и Щепкин. В мае 1836 года, в последний приезд Пушкина в Москву, они особенно часто виделись у Нащокина. Сам Михаил Семенович рассказывал: "Пушкин, который меня любил, приезжая в Москву, почти всегда останавливался у Нащокина, и я, как человек и Нащокину знакомый, редкий день не бывал у них".

В доме Нащокина в Воротниковском переулке Пушкин слушал удивительные щепкинские рассказы о прошлом. "Они рисовали все, - писал известный русский литературовед Н. С. Тихонравов, - пошлость, темную, трагическую сторону жизни. Перед слушателями вставали картины откровенного самоуправства; наглого плутовства, мелкого, часто бессознательного тиранства; деспотизма и насилия господ, гордого и величавого страдания крепостных... Щепкин, может быть, сам того не замечая, обнажал своими рассказами корни, из которых выросли "неудовлетворенье и тоска" гоголевского поколения".

Может быть, здесь же, у Нащокина, или на квартире Михаила Семеновича поэт написал первые строчки будущих щепкинских записок.

"17 мая 1836. Москва. Записки актера Щепкина

Я родился в Курской губернии Обоянского уезда, в селе Красном, что на речке Пенке..."

Щепкин приступил к осуществлению пушкинского завета - созданию мемуаров - только через 10 лет. Первый написанный им очерк "Уездное училище в Судже и комедия "Вздорщица" предназначался для альманаха "Левиафан", который составлял В. Г. Белинский. "Отрывок из записок Михаила Семеновича - вещь драгоценная, я вспрыгнул, как прочел, что он хочет дать. Это будет один из перлов альманаха", - писал Белинский Герцену.

Творчество Пушкина было для Щепкина источником вдохновения на протяжении всей его жизни. Он любил читать стихи Пушкина, добивался постановки его пьес в театре. 9 января 1853 года, в свой бенефис в Большом театре, Щепкин блестяще исполнил роль барона в пушкинском "Скупом рыцаре"; театральные критики отмечали, что он был "прекрасен в роли барона".

Встречи с Е. С. Семеновой-Гагариной

Неизвестно доподлинно, когда Пушкин впервые увидел на сцене великую трагическую актрису Екатерину Семеновну Семенову. В Петербурге ли, в Большом Каменном театре, где Пушкин, "почетный гражданин кулис", с осени 1817 года бывал чуть не каждый вечер? Или раньше, еще в 1809-1810 годах, на московской сцене, когда она выступала в тех же ролях, что и знаменитая французская актриса Жорж? Возможно, уже тогда десятилетний Пушкин не только прислушивался к разговорам о театре в доме отца и у дяди, которые, как известно, были страстными театралами, но и видел Семенову на сцене. Ведь позднее, характеризуя ее игру в статье "Мои замечания об русском театре", Пушкин сопоставляет ее с Жорж, которую мог видеть лишь во время ее московских гастролей 1809 года. "Говоря об русской трагедии, - пишет Пушкин, - говоришь о Семеновой и, может быть, только об ней. Одаренная талантом, красотою, чувством живым и верным, она образовалась сама собою. Семенова никогда не имела подлинника. Бездушная французская актриса Жорж и вечно восторженный поэт Гнедич (Н. И. Гнедич занимался с Семеновой декламацией. - Н. В.) могли только ей намекнуть о тайнах искусства, которое поняла она откровением души. Игра всегда свободная, всегда ясная, благородство одушевленных движений, орган чистый, ровный, приятный и часто порывы истинного вдохновения, все сие принадлежит ей и ни от кого не заимствовано".

Е. С. Семенова

Во второй половине 20-х и в 30-х годах Пушкин встречал Е. С. Семенову в Москве, где она жила вместе с мужем, князем И. А. Гагариным. Изредка она выступала в любительских спектаклях. 3 мая 1830 года в зале дворянского Благородного собрания Пушкин и Наталья Николаевна смотрели пьесу А. Коцебу "Ненависть к людям и раскаяние" с ее участием. По утверждению сына Семеновой Н. И. Стародубского, в январе 1831 года поэт подарил ей в Москве экземпляр только что напечатанной трагедии "Борис Годунов" с такой надписью: "Княгине Екатерине Семеновне Гагариной от Пушкина. Семеновой - от сочинителя".

По всей вероятности, Пушкин навестил знаменитую актрису в ее доме (Зубовский бульв., 27). Это красивое здание в стиле классицизма, с дорическим портиком и характерными маскеронами над окнами хорошо сохранилось.

Воздушный театр в Нескучном саду

На берегу Москвы-реки, где теперь расположен Центральный парк культуры и отдыха имени Горького, в пушкинское время был Нескучный сад (набережная на территории парка, называвшаяся Нескучной, в 1937 году переименована в Пушкинскую набережную).

Воздушный театр в Нескучном саду

В 1826 году, когда имение Л. А. Шаховского Нескучное было приобретено дворцовым ведомством для устройства здесь летней резиденции императрицы, Нескучный сад открыли для публики. "Сад сей своим местоположением, неправильностию и огромностию дерев, оставленных расти по назначению природы, походит более на рощу с расчищенными дорожками. Деревья не подстригаются, не образуют ни павильонов, ни аллей, ни боскетов; всюду видна природа в безыскусственном ее образе", - читаем в "Историческом путеводителе". "Много есть садов лучше нашего Нескучного, которое скорее можно назвать рощею, чем садом, - писал М. Н. Загоскин, - но едва ли можно найти во всей Москве и даже в ее окрестностях такое очаровательное место для прогулки..."

Летом 1830 года в Нескучном саду был устроен "воздушный" (открытый) театр на 1500 мест. Спектакли "воздушного" театра пользовались большим успехом у москвичей. "Вчера был я в Нескучном, - писал брату А. Я. Булгаков. - Множество народу, погода прекрасная, местоположение прелестное, театр этот воздушный очень хорош; сцена обширна, сделана из натуральной зелени и деревьев, один ряд лож, партер, а над ложами раек; битком было набито..." О популярности театра свидетельствует случай, рассказанный М. Н. Загоскиным: "...однажды в проливной дождь дотанцовали последнее действие "Венгерской хижины" почти по колено в воде". В "воздушном" театре, по его словам, "давали не только водевили и дивертисменты, но даже большие комедии, трагедии и балеты".

Летом 1830 года Пушкин вместе с семьей Гончаровых и П. В. Нащокиным ездил в Нескучный сад. Когда они приехали, в театре шла репетиция; увидев поэта, актеры прервали ее, "и пока он осматривал сцену и места для зрителей, они толпою ходили за ним, не сводя глаз ни с него, ни с невесты". Есть свидетельства, что Нащокин познакомил здесь Пушкина со своим приятелем - известным актером и драматургом Дмитрием Тимофеевичем Ленским.

Театр С. С. Апраксина

Широкую известность в Москве получил в пушкинское время театр С. С. Апраксина на Знаменке (ул. Фрунзе, 19; здание, построенное в 1792 году Ф. Кампорези, впоследствии было перестроено). Дом Степана Степановича и Екатерины Владимировны Апраксиных, как писала Е. П. Янькова, "был в свое время совершенным дворцом и по обширности одним из самых больших домов в Москве". Здесь, в просторном театральном зале - этом "храме искусства", по свидетельству П. А. Вяземского, "много лет играли... императорские актеры и опера итальянская, выписанная и учрежденная... при содействии Апраксина". 7 февраля 1827 года Пушкин слушал у Апраксина "Сороку-воровку" Россини, о чем упоминает в своих "Записках" Ф. Ф. Вигель.