Эскурсии по пушкинским местам столицы

Памятник А. С. Пушкину на Пушкинской площади. Скульптор А. Опекушин. 1880 г.

В Москве и Подмосковье известно около ста пятидесяти мест, связанных с пребыванием Пушкина. Одни из них упоминаются в произведениях и письмах великого поэта, другие - в переписке, дневниках и воспоминаниях его современников, документах той эпохи. К числу пушкинских принято относить и те места, где поэт мог бывать в силу семейных, дружеских, деловых или традиционных связей. Ряд адресов определяется предположительно. Вот только один пример. Сохранился экземпляр "Бориса Годунова" с дарственной надписью: "Кн. Е. С. Гагариной от Пушкина, Семеновой от сочинителя". В начале 1831 года, когда книга вышла из печати, Екатерина Семеновна жила с мужем, князем И. А. Гагариным, в особняке на Зубовском бульваре (Зубовский бульвар, 27). По всей вероятности, Пушкин навестил здесь знаменитую актрису и передал ей томик "Бориса Годунова".

Пушкинские места Москвы

От Бауманской улицы до улицы Кирова

1. Бауманская улица, 40

2. Площадь Баумана, 15

3. Улица Карла Маркса, 36

4. Улица Карла Маркса, 16

5. Хохловский переулок, 7

6. Улица Чернышевского, 22

7. Б. Харитоньевский переулок, 21

8. Улица Кирова, 44

9. Улица Кирова, 43

10. Кривоколенный переулок, 4

11. Улица Кирова, 7

В центре города

12. Кузнецкий мост, 9

13. Площадь Свердлова, 2

14. Площадь Свердлова, 1/6

15. Улица Петровка, 3

16. Пушкинская улица, 1

17. Столешников переулок, 12

18. Пушкинская улица, 34

19. Страстной бульвар, 10

От Пушкинской площади до проспекта Маркса

20. Улица Чехова, 12

21. Пушкинская площадь

22. Улица Горького, 21

23. Тверской бульвар, 24-26

24. Улица Горького, 14

25. Улица Немировича-Данченко, 6

26. Улица Горького, 13

27. Проспект Маркса, 18

В районе Бульварного кольца

28. Улица Станкевича, 9

29. Улица Станкевича, 6

30. Тверской бульвар, 24-26

31. Улица Качалова, 5

32. Улица Качалова, 12

33. Улица Воровского, 27

34. Суворовский бульвар, 8-8а

35. Улица Грицевец, 8

36. Улица Грицевец, 17

37. Улица Ленивка, 3

38. Улица Волхонка, 18/2

Кропоткинская улица и Старый Арбат

39. Кропоткинская улица, 12

40. Улица Рылеева, 4

41. Кропоткинская улица, 17а

43. Улица Арбат, 53

Объекты, не вошедшие в маршрут

( I. Кремль. II. Ленинградский проспект, 40. III. Улица Ермоловой, 24. IV. Улица Солянка, 14. V. Воротниковский переулок, 12. VI Зубовский бульвар, 27. VII. Донская площадь, 1.)

С далеких пушкинских времен многие улицы и площади Москвы неузнаваемо изменились. Тем дороже для нас в современном городе "островки" пушкинской Москвы - дома, старинные усадьбы, бульвары, которые, кажется, еще помнят поэта. С особенным интересом подходим мы к зданиям, сохранившим свой первоначальный архитектурный облик: такими видел их Пушкин. Но даже если мемориальный дом перестроен, он нам не безразличен, потому что с ним связана память о поэте. Иногда удается мысленно "реконструировать" такие здания, опираясь на их описания, изображения, на архивные документы или исходя из сохранившихся деталей старинного декора.

Ознакомление с мемориальными пушкинскими местами в Москве, в той или иной степени сохранившими свой былой облик, и составляет содержание нашей экскурсии. Большая часть их объединена в маршрут, обозначенный на схеме (см. с. 38-39). О памятных местах, находящихся в отдалении от маршрута, говорится во вступительном разделе или при описании домов, вошедших в основной маршрут.

От Бауманской улицы до улицы Кирова

Начнем нашу экскурсию с Бауманской улицы. Установившаяся традиция связывает ее с рождением Пушкина.

Недалеко от станции метро "Бауманская" (Бауманская улица, 40) расположена школа № 353, носящая имя Александра Сергеевича Пушкина. В скверике перед ней в 1967 году установлен бюст Пушкина-подростка работы скульптора Е. Ф. Белашовой. На здании школы мемориальная доска: "Здесь был дом, в котором 26 мая (6 июня) 1799 года родился А. С. Пушкин".

В конце XVIII века в этом месте, на бывшей Немецкой улице, располагалось владение И. В. Скворцова - знакомого С. Л. Пушкина. Дом Скворцова как место рождения поэта упомянут в метрической записи, сделанной 8 июня 1799 года, в день его крещения, в церкви Богоявления в Елохове (площадь Баумана, 15). С конца XVIII века сохранились трапезная, в одном из приделов которой крестили Пушкина, а также нижний ярус колокольни.

С момента обнаружения метрической записи в 1879 году и по сей день (вот уже более ста лет!) вопрос о том, в каком именно доме родился Пушкин, время от времени вновь привлекает к себе внимание специалистов и общественности. На первый взгляд это кажется странным: ведь из метрической записи непреложно следует, что Александр Пушкин родился в приходе Богоявленской церкви, "во дворе коллежского регистратора Ивана Васильева Скворцова". На деле же все оказывается сложнее, поскольку само понятие "двор Скворцова" истолковывалось по-разному.

В 1880 году мемориальная доска была установлена на доме 27 по бывшей Немецкой улице (Бауманская улица, 55). В конце XVIII века он принадлежал графине Е. А. Головкиной, управителем которой был И. В. Скворцов. Мемориальная доска на этом доме была установлена в результате недоразумения, поскольку упомянутый в метрической записи двор Скворцова был отождествлен с двором графини Головкиной.

В 1927 году мемориальную доску перенесли на дом, находившийся в непосредственной близости от бывшего владения Скворцова, а затем - на здание школы № 353, построенной в 1930-х годах. Однако и это не решило вопроса окончательно. Дело в том, что формально (по купчей крепости) Скворцов приобрел дом лишь в 41 июле 1799 года (хотя фактически, по обычаям того времени, мог владеть им и раньше).

В 1980 году московский инженер-физик С. К. Романюк, в течение многих лет занимавшийся архивными разысканиями по топографии Москвы, обнаружил в Центральном государственном историческом архиве Москвы купчую крепость, из которой следует, что более чем за семь месяцев до рождения Пушкина - в октябре 1798 года - И. В. Скворцов приобрел двор с двумя большими деревянными домами в приходе той же Богоявленской церкви, на углу Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка (Малая Почтовая улица, 4; угол Госпитального переулка, 1-3; дом не сохранился). Таким образом, спустя более чем сто лет после обнаружения метрической записи определено владение И.В. Скворцова, в точности ей соответствующее.

С. К. Романюк обнаружил немало документов, уточняющих топографию пушкинской Москвы, в особенности Москвы "допожарной", времен детства Пушкина. Давно уже было известно, что раннее детство поэта прошло в районе Большого Харитоньевского переулка и Чистых прудов: его родители в 1801-1806 годах сменили здесь пять квартир. Где жили Пушкины в 1807-1811 годах, до последнего времени оставалось неясным. Судя по недавно обнаруженным архивным данным, и в этот период они часто меняют квартиры, живут в Кривоарбатском переулке, на Поварской (улица Воровского), на Малой Бронной, в Хлебном переулке, на Мясницкой (улица Кирова), в Рыбниковом переулке близ Сретенки, на Большой Молчановке (ни один из домов не сохранился).

Следующие объекты нашего маршрута расположены неподалеку от Бауманской улицы, на улице Карла Маркса. Они связаны с другим периодом жизни Пушкина - временем, когда он возвратился в Москву из ссылки.

Небольшой, в девять окон по фасаду, одноэтажный особняк (улица Карла Маркса, 36) невольно привлекает внимание: так не похож он на расположенные рядом современные здания. Дом отмечен мемориальной доской, поскольку А. С. Пушкин бывал здесь у своего дядюшки, поэта Василия Львовича Пушкина.

Сюда, на Старую Басманную, приезжает Пушкин в день возвращения в Москву из ссылки, после аудиенции у Николая I. Это его первая встреча с дядей после десятилетней разлуки.

Их общение было особенно тесным в годы детства поэта. Александр часто бывал у дядюшки, читал книги из его превосходной библиотеки, собранной во время путешествия по Германии, Франции и Англии, присутствовал на литературных вечерах, где Василий Львович декламировал монологи из французских трагедий, свои собственные "чувствительные" стихи или куплеты на заданные рифмы. Именно дядюшка отвозит двенадцатилетнего Александра в Петербург для определения в Лицей, а позднее навещает его в Царском Селе. Одним из первых оценил Василий Львович поэтическое дарование племянника. "Мы от тебя многого ожидаем", - пишет он Пушкину в 1816 году, называя его "братом по Аполлону". В ответ юный Пушкин пишет короткое послание под названием "Дяде, назвавшему сочинителя братом":

 Я не совсем еще рассудок потерял 
 От рифм бахических - шатаясь 
                              на Пегасе - 
 Я не забыл себя, хоть рад, хотя 
                                 не рад. 
 Нет, нет - вы мне совсем не брат: 
 Вы дядя мне и на Парнасе.

Василий Львович всю жизнь поддерживал дружеские связи со многими литераторами, в том числе с Карамзиным, Жуковским, Вяземским, Александром Тургеневым. Его поэма "Опасный сосед", написанная в 1811 году и распространившаяся в списках, пользовалась шумным успехом. Героя поэмы Буянова Пушкин упоминает в "Евгении Онегине":

...Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком (Как вам, конечно, он знаком)...

Пушкин был по-родственному привязан к дядюшке, навещал его всякий раз, бывая в Москве, и Василий Львович очень этим гордился и дорожил дружбой племянника.

Порой, правда, в отзывах Пушкина о дядюшке звучат иронические нотки: даже в старости Василий Львович сохранял детскую доверчивость, восторженность и наивность. Сообщая Вяземскому о своей помолвке, Пушкин писал: "Дядя Василий Львович... плакал, узнав о моей помолвке. Он собирается на свадьбу подарить нам стихи. На днях он чуть не умер и чуть не ожил. Бог знает чем и зачем он живет".

В последний год жизни Василий Львович страдал от жестоких приступов подагры. Умер он 20 августа 1830 года, и Пушкин, находившийся тогда в Москве, взял на себя хлопоты и расходы, связанные с похоронами дяди. Отпевали его в церкви Никиты-мученика на Старой Басманной (улица Карла Маркса, 16). Построенная в XVIII веке в стиле барокко, она является ныне ценным памятником архитектуры. Похоронили В. Л. Пушкина на кладбище Донского монастыря (Донская площадь, 1).

...По улице Карла Маркса, а затем по улице Чернышевского дойдем (или доедем) до Покровского бульвара, откуда совсем недалеко до дома, где во времена Пушкина находился московский архив Коллегии иностранных дел (Хохловский переулок, 7). Архив размещался в старинных двухэтажных каменных палатах, построенных в конце XVII века для известного дипломата Е. И. Украинцева. Сообщая в письме к брату в конце 1822 года о ремонте здания архива, при котором были обновлены полы, двери, оконные рамы, лестница, А. Я. Булгаков добавляет: "Хорошо сделали, что сохранили дому старинную его наружность". До наших дней облик здания практически не изменился.

В письмах Пушкина к жене в мае 1836 года речь то и дело заходит о московском архиве. "В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть..." - читаем в письме от 14 мая. Как - уже говорилось, архивные разыскания по истории Петровской эпохи были одной из главных целей поездки Пушкина в Москву весной в 1836 года.

Директором архива Коллегии в иностранных дел был историк и археограф А. Ф. Малиновский - брат первого директора Царскосельского лицея, старинный друг родителей Пушкина. Считая Малиновского "истинным знатоком" русских древностей, Пушкин ценил его исторические труды, его участие в редактировании и издании

"Слова о полку Игореве". В московском архиве хранились древние книги, многочисленные документы, дипломатическая переписка с различными государствами и т.д. Пушкин придавал первостепенное значение изучению архивных источников. Он писал историку М. П. Погодину 5 марта 1833 года о работе в архивах: "Сколько отдельных книг можно составить тут! сколько творческих мыслей тут могут развиться!"

Не суждено было осуществиться замыслу Пушкина "зарыться" в архивы в поисках новых документов о Петровской эпохе. По мнению близкого Друга поэта П. А. Плетнева, смерть застала Пушкина за трудом, который "был

Улица Чернышевского, 22. Дом Трубецких

выше всего, что мы от него получили. Он готовил нам историю Петра Великого. Эта мысль, овладевшая его душою, занимала его преимущественно в последние годы". .. .Теперь направимся к Покровским воротам. Рассказ о следующем доме (улица Чернышевского, 22) возвратит нас к 1800-м годам. Это памятник архитектуры барокко. Великолепный дом-дворец, построенный в 1766-1769 годах для графа М. Ф. Апраксина, поражает богатством, разнообразием и изощренностью декоративных приемов. Коринфские колонны, ниши, фронтоны сложной формы, обилие лепнины, окна, разные по размерам и форме, придают дому праздничный вид и вместе с тем некоторое сходство с комодом времен Регентства. Москвичи и прозвали дом "комодом", а семью, владевшую им с 1770-х годов, - "Трубецкими-комод".

Глава семьи - князь Иван Дмитриевич Трубецкой приходился троюродным братом С. Л. Пушкину. Такая степень родства в XIX веке считалась достаточно близкой, и, бывая у Трубецких, Пушкин по обыкновению называл своих четвероюродных братьев и сестер "кузенами" и "кузинами". Его сестра О. С. Павлищева вспоминала, что в детстве ее вместе с Александром возили на Покровку к Трубецким "на уроки танцевания". Одна из "кузин" Пушкина - Софья Ивановна - позднее рассказывала М. П. Погодину, домашнему учителю младших сыновей Трубецких, что Пушкин, бывало, смешил своими эпиграммами сверстников, "сбирая их около себя в каком-нибудь уголку".

Младшая сестра Софьи Трубецкой-Александра, узнав о приезде Пушкина в Москву по вызову Николая I в сентябре 1826 года, сказала Д. В. Веневитинову, что стала лучше относиться к царю, "потому что он возвратил Пушкина". Пушкин же, услышав об этом, воскликнул: "Ах, душенька, везите меня скорее к ней!"

В 1820-х годах Пушкин также бывал в доме-"комоде" Трубецких на Покровке, памятном ему с детских лет.

...По Чистопрудному бульвару дойдем до Большого Харитоньевского переулка. Его название - от находившейся тут прежде церкви Харитония в Огородниках. Здесь, в старинной Огородной слободе, прошли первые годы жизни Пушкина.

Всем нам памятны пушкинские строки о приезде в Москву семейства Лариных. Любимую свою героиню поэт поселил в приходе церкви Харитония - именно там, где сам он жил в годы детства:

 В сей утомительной прогулке 
 Проходит час-другой, и вот 
 У Харитонья в переулке 
 Возок пред домом у ворот 
 Остановился...

С ноября 1801 по май 1803 года Пушкины снимают квартиру в доме князя Н. Б. Юсупова на Хомутовке (Большой Харитоньевский переулок, 21), в палатах, построенных в конце XVII века в стиле московского барокко. В контракте о найме дома С. Л. Пушкиным оговорено, что дом был "снят со всеми принадлежностями, то есть: плотнишною, столярною, слесарною и штукатурною работою, полами, панелями, дверми, окошками, миобелью какая есть, также фряжской погреб, кладовую и кухню с приспешною избою, погреб, анбар, хлебной и каретной сарай и конюшню о восьми стойлах".

С. К. Романюк, обнаруживший контракт в архиве, считает, что упомянутый в документе "каменной по улице Хомутовке средний дом" - это левая, если смотреть с переулка, часть сохранившегося дома по Большому Харитоньевскому переулку.

Живя в Огородниках, Пушкин-ребенок мог наблюдать "невинные странности" князя Юсупова, знатного екатерининского вельможи. "Юсупов ездил всегда в четырехместном ландо, запряженном четверкой лошадей, цугом, с двумя гайдуками на запятках и любимым калмыком на козлах подле кучера, - писал мемуарист И. А. Арсеньев. - Костюм обычный князя Николая Борисовича был светлый, синий фрак с бархатным воротником; на голове напудренный парик с косичкой, оканчивавшейся черным бантом, в виде кошелька. Ему сопутствовала постоянно левретка, лежавшая в карете против него, на подушке, с золотым ошейником на шее". Быть может, рисуя в "Путешествии из Москвы в Петербург" быт московских вельмож, "оставивших двор", Пушкин воссоздавал знакомые с детства картины: "Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по-своему, забавлялись как хотели, мало заботясь о мнении ближнего. Бывало, богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными

мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину Рощу в карете из кованого серебра 84-й пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек пять арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой".

...По Большому Харитоньевскому переулку вернемся к Чистопрудному бульвару и дойдем по нему до улицы Кирова. По обеим ее сторонам сохранились дома, в которых бывал Пушкин.

Один из них, двухэтажный (улица Кирова, 44), принадлежал в то время сенатору А. А. Арсеньеву, с которым, по свидетельству его сына, Пушкин был "коротко знаком". В гостях у Арсеньева бывали также отец Пушкина и его дядюшки, В. Л. Пушкин и М. М. Сонцов, поэт И. И. Дмитриев, князь Н. Б. Юсупов, П. Я. Чаадаев и другие московские знакомые Пушкина.

Другой дом (улица Кирова, 43), построенный, возможно, зодчим Ф. Кампорези в 1790-х годах, - один из прекрасных памятников архитектуры. Очень красива центральная часть его фасада: арка, отделанная тонко проработанными лепными розетками, опирается на стройные коринфские колонны. К дому примыкал сад и просторный двор с хозяйственными строениями.

Любопытные сведения о прошлом этой части улицы (бывшей Мясницкой) сообщал в 1878 году читателям "Русского архива" известный в свое время археолог А. А. Мартынов: "Находясь за Белым городом, дома эти были как бы боярскими дачами или загородными дворами. Еще недавно тут было много прудов, и есть предание, что еще при Павле в этой глуши охотились за дикою птицею".

Большой Харитоньевский переулок, 21. Дом кн. Н. Б. Юсупова

В 1820-1830-х годах дом принадлежал семье упоминавшегося уже А. Ф. Малиновского. Жена его, Анна Петровна (урожденная Исленева), была хорошей знакомой Гончаровых, а единственная дочь Малиновских, Екатерина Алексеевна, - близкой подругой Натальи Николаевны. Пушкин, влюбившись в Гончарову, стал частым гостем в доме ее родителей. "А. П. Малиновская, супруга известного археолога, по его просьбе уговаривала в его пользу", - вспоминал младший брат Натальи Николаевны, С. Н. Гончаров. Анна Петровна действительно принимала непосредственное участие в сватовстве Пушкина и была посаженой матерью невесты на его свадьбе. В 1830 году Пушкин особенно часто бывает у Малиновских и, по-видимому, не случайно поминает Мясницкую в "Дорожных жалобах":

 То ли дело быть на месте, 
 По Мясницкой разъезжать, 
 О деревне, о невесте 
 На досуге помышлять!

Пройдем дальше по улице Кирова и свернем в тихий переулок с характерным старомосковским названием - Кривоколенный, отражающим его необычную конфигурацию, впрочем, не столь редкую для Москвы. Как раз в том месте, где переулок образует угол, стоит трехэтажный дом с фронтоном, с пилястрами по фасаду (Кривоколенный переулок, 4). Построенный в конце XVIII века, дом принадлежал в пушкинское время дальним родственникам Пушкиных - Веневитиновым.

С братьями Веневитиновыми -Дмитрием и Алексеем - Пушкин познакомился по приезде в Москву из Михайловского 10 сентября 1826 года у С. А. Соболевского, где он читал "Бориса Годунова".

Д. В. Веневитинову был в то время 21 год. Уже появились в печати его стихотворения, философские и критические статьи. Прекрасно образованный, одаренный, умный, красивый, обаятельный, он невольно располагал к себе всякого, кому доводилось с ним встречаться. А. А. Дельвиг писал о нем Пушкину: "Какое соединение прекрасных дарований с прекрасной молодостью". С середины 1825 года Веневитинов был глубоко и безнадежно увлечен княгиней Зинаидой Волконской. О своей "безотрадной", "мучительной" страсти он говорит в нескольких стихотворениях, написанных уже в Петербурге, в разлуке с нею. По свидетельству биографа Веневитинова, Пушкин сам стремился познакомиться с молодым поэтом, статью которого о первой главе "Евгения Онегина" он прочитал "с любовью и вниманием".

Пушкин заезжает к Веневитиновым на следующий же день после встречи у Соболевского, правда, всего на несколько минут. А через две недели, 25 сентября, читает у них "Бориса Годунова" в кругу близких друзей. После этого чтения интерес к пушкинской трагедии в среде московских литераторов растет день ото дня. Наконец, 12 октября Пушкин вновь читает здесь трагедию, но на этот раз в Кривоколенном собираются все, кто давно мечтал его послушать, - человек сорок московских писателей, журналистов, любителей литературы.

С первого же момента Пушкин поразил своих слушателей, воспитанных на стихах Ломоносова, Державина, Озерова, Хераскова, привыкших к торжественно-величественной манере чтения - "распеву, завещанному французской

декламацией". "Ожидаемый нами величавый жрец высокого искусства - это был среднего роста, почти низенький человечек, с длинными несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми глазами, вертлявый, с порывистыми ужимками, с приятным голосом, в черном сюртуке, в темном жилете, застегнутом наглухо, в небрежно завязанном галстуке. Вместо высокопарного языка богов мы услышали простую, ясную, обыкновенную и вместе с тем пиитическую, увлекательную речь!" - вспоминал четыре десятилетия спустя М. П. Погодин. Поразительно, как сумел он удержать в памяти все детали, подробности, обстоятельства того знаменательного чтения: "Когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков "да ниспошлет господь покой его душе страдающей и бурной", мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет. У кого на глазах слезы, у кого улыбка на губах. То молчание, то взрыв восклицаний, например, при стихах Самозванца:

 Тень Грозного меня усыновила, 
 Димитрием из гроба нарекла, 
 Вокруг меня народы возмутила 
 И в жертву мне Бориса обрекла."

В тот вечер Пушкин читал еще и "Песни о Стеньке Разине", и незнакомый еще слушателям пролог к "Руслану и Людмиле" - "У лукоморья дуб зеленый", Пушкин был у Веневитиновых и на следующий день, когда А. С. Хомяков читал свою трагедию "Ермак". Однако все еще находились под сильнейшим впечатлением пушкинской трагедии и после "Бориса Годунова", по словам Погодина, "Ермак", разумеется, не мог произвести никакого действия. В конце октября 1826 года Дмитрий Веневитинов переехал в Петербург, где умер скоропостижно 15 марта 1827 года. В своих воспоминаниях А. П. Керн писала о том, как сожалел Пушкин, "что так рано умер чудный поэт". Наш следующий объект - совсем рядом, в начале улицы Кирова, где в собственном доме - старинных каменных палатах, уцелевших при московском пожаре (улица Кирова, 7), жил Александр Дмитриевич Чертков, археолог, нумизмат, председатель Московского общества истории и древностей российских. Жена Черткова, Елизавета Григорьевна, урожденная графиня Чернышева, сестра декабриста З. Г. Чернышева и А. Г. Муравьевой, приходилась дальней родственницей Пушкину.

В доме на Мясницкой хранилась богатейшая библиотека Черткова. По его собственному признанию, он стремился "собрать все, что когда-либо и на каком бы то ни было языке писано о России". Мысль о создании такой библиотеки возникла у Черткова не случайно. В 1812 году он содействовал формированию московского ополчения, участвовал в сражениях под Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом. "Участие в великих событиях отечества и заграничные походы открывали широкую возможность самовоспитания, - пишет в статье о Черткове историк и археограф П. И. Бартенев. - Любопытно видеть, как в тревогах походной жизни он не покидает занятий умственных. С 1813 года начинается ряд тетрадей его с Записками... Уже тогда в этих тетрадях замечаем предпочтение, которое он стал оказывать книгам о русской истории и древностях". Говоря о "многосторонней учености" Александра Дмитриевича, Бартенев подчеркивает, что тот приобрел ее в результате неустанных занятий, разнообразного и углубленного чтения. Сам Чертков отмечал, что его библиотека состояла "не только из собранных, но вместе с этим из прочтенных книг".

Побывав у Черткова в мае 1836 года, Пушкин, без сомнения, осмотрел его уникальное книжное собрание.

Впоследствии Чертковская библиотека была открыта для публики; с 1863 года при ней стал издаваться журнал "Русский архив", а двадцать лет спустя, при открытии Исторического музея, туда были переданы и библиотека, и нумизматическая коллекция А. Д. Черткова. Ныне книжное собрание Черткова составляет основное ядро Государственной публичной исторической библиотеки.

В центре города

По Фуркасовскому переулку дойдем до Кузнецкого моста и далее - до Неглинной улицы. Справа, на перекрестке этих улиц, увидим дом, некогда хорошо знакомый Пушкину. С ним связаны строки стихотворения "Дорожные жалобы":

 Долго ль мне в тоске голодной 
 Пост невольный соблюдать 
 И телятиной холодной 
 Трюфли Яра поминать?

"Французская ресторация" Яра находилась на одном из самых оживленных перекрестков города -на углу Самотечного канала (Неглинная улица) и Кузнецкого моста (Кузнецкий мост, 9; дом частично перестроен).

В те времена на Кузнецком мосту были сосредоточены французские торговые заведения. По обеим сторонам улицы тянулись модные лавки, ювелирные магазины, ателье известных портных. По свидетельству "Исторического путеводителя", здесь можно было приобрести все - от новомодной шляпки до "разных оптических и физических инструментов и машин", от "богатых ламп, ваз, бронзы" до "последней щеточки для ногтей":

 Все, что в Париже вкус голодный, 
 Полезный промысел избрав, 
 Изобретает для забав, 
 Для роскоши, для неги модной...

На Кузнецком, у Яра, Пушкин бывал много раз. 27 января 1831 года он вместе с ближайшими друзьями поминал здесь Антона Дельвига, умершего 14 января. "Вчера совершилась тризна по Дельвиге, - писал Н. М. Языков. - Вяземский, Баратынский, Пушкин и я многогрешный обедали вместе у Яра".

Имя Яра встречается в московских записках и письмах Пушкина. "Заезжай к Яру, я там буду обедать..." - писал он А. А. Муханову в феврале 1827 года. "На днях был я на бале... и уехал ужинать к Яру..." - сообщал Пушкин жене в сентябре 1832 года. В черновиках "Домика в Коломне" Пушкин также упоминает французского ресторатора:

 Фригийский раб, на рынке взяв язык, 
 Сварил его... (У Яра иль у Копа 
 Коптят его).

Большой и Малый театры... Для москвичей и приезжих они неотъемлемы от столицы, как стены Кремля, как памятник Александру Сергеевичу Пушкину. Трудно представить себе город без этих зданий.

А ведь еще в середине XVIII века, когда у стены Китай-города протекала река Неглинная, рядом, на больших прудах, стояли мельницы. В конце 1780 года здесь открылся театр Медокса (названный так по фамилии антрепренера), или Петровский театр, на полторы тысячи зрителей. Фасад его был обращен к улице Петровке. В состав труппы театра входили прекрасные актеры, и москвичи охотно его посещали почти четверть века. В 1805 году здание сгорело.

На его месте архитектор О. И. Бове, исходя из проекта А. А. Михайлова, в 1821-1824 годах построил Большой театр (площадь Свердлова, 2), который частью своей опирался на фундамент старого Петровского театра, но значительно превосходил его по размерам. Бове перепланировал центр города, сделав Театральную площадь одной из главных в Москве.

В "Историческом путеводителе" находим восторженные строки о новой площади: "Много знаменитых городов европейских хвалятся площадями своими, но мы, русские, теперь можем сею пред всеми гордиться... Разнообразие предметов, окружающих сию площадь, и ее огромность, особенно воспоминание о том, что за три или четыре года были здесь овраги, болотистое место, куда сваливались нечистоты, и непроходимая грязь... и что, наконец, оная украшается зданиями, приводящими нам на память и древность, и новейший вкус: все сие ставит площадь сию превыше всех нам известных в столицах иностранных".

Вид на Большой театр. Современный вид

Пушкин, впервые посетивший Большой театр 12 сентября 1826 года, был восторженно встречен публикой. "Мгновенно разнеслась по зале весть, что Пушкин в театре; имя его повторялось в каком-то общем гуле, все лица, все бинокли были обращены на одного человека, стоявшего между рядами и окруженного густою толпой", - записал впоследствии Н. С. Киселев со слов своей матери Ел. Н. Ушаковой.

В тот вечер давали комедию А. А. Шаховского "Аристофан, или представление комедии "Всадники". 28 сентября 1826 года Пушкин был в Большом театре на представлении оперы Россини "Итальянка в Алжире" и балета Дюпора "Зефир, или Ветреник, сделавшийся постоянным" в постановке А. П. Глушковского. "Балет танцевали отлично, ибо он был поставлен лучшими нашими танцовщицами и танцовщиками", - вспоминал С. Т. Аксаков.

Известно и еще одно посещение Пушкиным Большого театра: 22 февраля 1831 года он был здесь вместе с женой на маскараде, устроенном в пользу бедных, пострадавших от холеры.

Малый театр (площадь Свердлова, 116) открылся в октябре 1824 года в доме, принадлежавшем купцу В. В. Варгину и перестроенном по проекту О. И. Бове. Здесь давались драматические спектакли, и театр получил название Малого в отличие от Большого театра, где должны были ставиться оперы и балеты. Однако в то время еще не существовало деления театральных трупп на драматические и оперно-балетные, одни и те же актеры часто выступали в спектаклях различных жанров. Наряду с русскими актерами в Малом театре давала спектакли французская труппа. Вездесущий московский почт-директор А. Я. Булгаков писал брату об одном из таких спектаклей: "Видел я этих французов в Москве. О боже мой, какая разница! Где этот французский bon ton, эта ловкость, любезность. Точно выходят, говорят, танцуют, как медведи".

Спектакль французской труппы в Малом театре видел и Пушкин. В тот вечер, 21 сентября 1832 года, шли три водевиля: "Час тюремного заключения", "Шампанский любовный напиток" и "Вертер". Пушкин был на спектакле вместе с В. Ф. Вяземской. На следующий день он писал жене: "...Княгиня завезла меня во французский театр, где я чуть было не заснул от скуки и усталости".

По всей вероятности, Пушкин бывал и на других спектаклях в

Большом и Малом театрах, где в то время играли первоклассные актеры П. С. Мочалов и М. Д. Львова-Синецкая, М. С. Щепкин и Н. В. Лавров, но когда и на каких именно спектаклях он присутствовал, к сожалению, неизвестно. Позади здания Большого театра(улица Петровка, 3) можно увидеть часть обширного строения, которое в пушкинское время тянулось до Кузнецкого моста. Позднее оно было искажено перестройками, и ныне трудно узнать в нем создание талантливого зодчего О. И. Бове. Хорошо сохранился лишь фасад дома, что выходит на Большой театр.

Просторная эта усадьба принадлежала в 1810-1820-х годах гвардии поручику С. А. Хомякову - отцу Алексея Степановича Хомякова - известного впоследствии писателя-славянофила.

24 октября 1826 года Пушкин присутствовал у Хомяковых на обеде, устроенном в честь основания журнала "Московский вестник". Учредителями нового журнала были московские "любомудры" - члены философского кружка, организованного в 1823 году. "Тут господствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Гёррес и др. Тут мы иногда читали наши философские сочинения... Начала, на которых должны быть основаны всякие человеческие знания, составляли преимущественный предмет наших бесед", - писал позднее русский общественный деятель, славянофил А. И. Кошелев. Душой и вдохновителем кружка был Д. В. Веневитинов, приводивший единомышленников в восторг своими речами. Незадолго до декабрьских событий 1825 года московские "любомудры", боясь навлечь на себя подозрения полиции, прекратили свои собрания.

И вот теперь, осенью 1826 года, молодые почитатели немецких философов решили учредить журнал "Московский вестник". Его редактором должен был стать М. П. Погодин, а одним из участников - Пушкин. Он считал в то время, что сможет оказывать решительное влияние на направление нового издания, стать, по сути дела, его "хозяином". Не разделяя философских и эстетических взглядов "любомудров", Пушкин верил их искренности и энтузиазму. Он писал Дельвигу в марте 1827 года: "Ты пеняешь мне за "Московский вестник" - и за немецкую метафизику. Бог видит, как я ненавижу и презираю ее; да что делать? собрались ребята теплые, упрямые; поп свое, а черт свое..."

На обед в доме Хомякова собрались все сотрудники будущего журнала. "Пушкин, Мицкевич, Баратынский, два брата Веневитиновы, два брата Хомяковы, два брата Киреевские, Шевырев, Титов, Мальцов, Рожалин, Раич, Рихтер, В. Оболенский, Соболевский... Нечего описывать, как весел был этот обед. Сколько тут было шуму, смеху, сколько рассказано анекдотов, планов, предположений", - вспоминал М. П. Погодин.

Рядом с Большим театром, на углу Пушкинской улицы и проспекта Маркса, расположен Дом союзов ВЦСПС (Пушкинская улица, 1) - памятник русского классицизма. Здание было построено М. Ф. Казаковым в 1770-х годах для князя В. М. Долгорукова. В 1784 году московское дворянство приобрело дом и усадьбу для Благородного собрания - дворянского клуба. В 1780-1790-х годах М. Ф. Казаков, приспосабливая дом к общественным увеселениям, пристроил к нему великолепный двусветный Колонный зал, украшенный коринфской колоннадой, хрустальными люстрами и высокими настенными зеркалами.

С конца XVIII века здесь устраивались балы и праздники, давались первые в Москве публичные концерты. Не только простой люд, но даже именитые купцы не допускались в Дворянское собрание. Интересно отметить, что в 1820 году, когда была опубликована пушкинская поэма "Руслан и Людмила", критик журнала "Вестник Европы", шокированный "русским духом" поэмы, сравнил ее появление с дерзким, противозаконным, поистине немыслимым событием: "Позвольте спросить, если бы в Московское Благородное собрание как-нибудь втерся (предполагаю невозможное возможным) гость с бородой, в армяке, в лаптях и закричал бы зычным голосом - здорово ребята! - неужели стали бы таким проказником любоваться?"

Дворяне, приезжавшие осенью в Москву со всей России, непременно посещали Благородное собрание. "...Некогда Москва была сборным местом для всего русского дворянства, которое изо всех провинций съезжалось в нее на зиму, - писал Пушкин. - Блестящая гвардейская молодежь налетала туда ж из Петербурга. Во всех концах древней столицы гремела музыка, и везде была толпа. В зале Благородного собрания два раза в неделю было до пяти тысяч народу. Тут молодые люди знакомились между собою; улаживались свадьбы. Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками".

Можно себе представить, как многолюдно было в Колонном зале, когда здесь собиралось "до пяти тысяч народу": ведь, по сведениям "Исторического путеводителя", изданного в Москве в 1831 году, зал был рассчитан на три тысячи человек (в наши дни здесь удобно размещаются всего 1600 человек).

В зале Дворянского собрания по воле московских "тетушек" побывала и Татьяна Ларина, здесь она познакомилась со своим будущим мужем:

 Ее привозят и в Собранье. 
 Там теснота, волненье, жар. 
 Музыки грохот, свеч блистанье, 
 Мельканье, вихорь быстрых пар, 
 Красавиц легкие уборы, 
 Людьми пестреющие хоры, 
 Невест обширный полукруг, 
 Всё чувства поражает вдруг.

Современники не раз встречали Пушкина в Благородном собрании. Зимой 1826-1827 годов Т. П. Пассек и юный А. И. Герцен видели с хоров Колонного зала, как внизу, в толпе, "...сделалось особого рода движение. В залу вошли два молодые человека, один - высокий блондин, другой - среднего роста брюнет, с черными курчавыми волосами и резко-выразительным лицом. "Смотрите, - сказали нам, - блондин - Баратынский, брюнет -Пушкин". Они шли рядом, им уступали дорогу".

Приехав в Москву 12 марта 1830 года, Пушкин, как писал он П.А.Вяземскому, попал "прямо из кибитки... в концерт, где находилась вся Москва" - в зал Благородного собрания. В том же году, 3 мая, Пушкин вместе с невестой и ее матерью был в Дворянском собрании на "благородном спектакле в пользу бедных" с участием Е. С. Гагариной-Семеновой.

В 1830-е годы балы и праздники в Благородном собрании не были уже столь роскошными. "Куда девались балы, пиры, чудаки и проказники - все исчезло: остались одни невесты..." - писал Пушкин в

"Путешествии из Москвы в Петербург".

Свернем с Пушкинской улицы направо, в Столешников переулок, чтобы взглянуть на здание, в котором находилась канцелярия московского обер-полицмейстера Д. И. Шульгина (Столешников переулок, 12). Как уже говорилось, быть может, именно в этом доме Шульгин дважды допрашивал Пушкина в январе 1827 года по делу о распространении в списках отрывка из элегии "Андрей Шенье".

В самом конце Пушкинской улицы расположено здание строгой архитектуры, отделанное декоративными лепными раковинами и богатым орнаментом фриза. В - этом доме (Пушкинская улица, 34), построенном в 1822 году архитектором Д. Григорьевым, размещалась Университетская типография. Именно в этой типографии ранее, в 1814 году, в журнале "Вестник Европы" было напечатано первое из опубликованных стихотворений Пушкина - "К другу- стихотворцу". Здесь же печатался ряд московских журналов и альманахов, в которых публиковались произведения Пушкина, - "Московский телеграф", "Денница" и др.

Расположенное рядом здание с колонным портиком, обращенное фасадом к бульвару (Страстной бульвар, 10), было построено в 1816-1817 годах Н. Соболевским. В пушкинское время здесь, под сводами первого этажа, помещалась Университетская книжная лавка. Содержал ее Александр Сергеевич Ширяев - комиссионер московских писателей по продаже их сочинений. О лавке Ширяева в "Историческом путеводителе" сказано следующее: "Из книжных лавок в Москве она есть лучшая и богатейшая. .. Здесь принимается подписка на все журналы и новые книги; порядок в лавке удивительный. В лавке г. Ширяева можете вы найти все лучшие и даже редкие творения. .. При сей же лавке находится библиотека для чтения книг и журналов".

Кремль

Пушкин был знаком с Ширяевым, заходил в его книжную лавку, иногда просил своих корреспондентов писать ему "к книгопродавцу Ширяеву в Москву".

Во втором этаже дома, в парадных комнатах, помещалась квартира редактора "Московских ведомостей" и издателя "Дамского журнала", поэта и переводчика князя П. И. Шаликова. Пушкин был знаком с ним с сентября 1826 года.

От Пушкинской площади до проспекта Маркса

Пройдем мимо кинотеатра "Россия" и выйдем на улицу Чехова (бывшая Малая Дмитровка). Здесь сохранилось скромное двухэтажное здание с мезонином (улица Чехова, 12). Прежде дом выглядел несколько иначе: фасад его был отделан шестиколонным портиком.

В 1833-1834 годах в этом доме жил давний знакомец Пушкина -декабрист М. Ф. Орлов. Первые их встречи относятся еще к 1817 году, ко времени участия их в "Арзамасе". Позднее они виделись на юге, а в 1830-х годах встречались в Москве. После восстания декабристов, просидев полгода в крепости, Орлов несколько лет находился в своем имении под надзором полиции. Весной 1831 года он получил разрешение жить в Москве.

По мнению Герцена, Орлов принадлежал к типу людей, испытывавших сильнейшую потребность в политической деятельности и "не имеющих возможности найтиться в четырех стенах кабинета или в семейной жизни... Бедный Орлов был похож на льва в клетке. Везде стукался он в решетку, нигде не было ему простора, ни дела, а жажда деятельности его снедала. Лев был осужден праздно бродить между Арбатом и Басманной, не смея даже давать волю своему языку". Не случайно Герцен упоминает Басманную: с конца 1831 года там жил П. Я. Чаадаев (Новая Басманная улица, 20; дом не сохранился), и М. Ф. Орлов часто его посещал.

Памятник А. С. Пушкину. Скульптор А. Опекушин. 1880 г.

Пушкин виделся с Орловым у Чаадаева, Вяземского и других общих знакомых, бывал у него в гостях. Свидетельством их московских встреч является книга Орлова "О государственном кредите" в библиотеке поэта. На книге - дарственная надпись автора и рукописные добавления всех исключенных цензурой мест (по мнению Герцена, Орлов написал ее "от скуки": "Не туда рвалось сердце, но другого выхода не было"). В 1833-1834 годах Пушкин внимательно изучал эту книгу.

Памятник Пушкину на Пушкинской площади... В нашем сознании он неотделим от Москвы, стал одним из ее символов.

Знаменательно, что именно на родине Пушкина, в Москве, на средства, собранные по подписке, был сооружен первый памятник великому поэту. Его автор, Александр Михайлович Опекушин, родом из крепостных крестьян Ярославской губернии, сын лепщика, добывавшего хлеб насущный на бронзолитейном заводе в Петербурге, сумел благодаря необыкновенному трудолюбию, упорству, яркому и самобытному таланту достичь высокого совершенства в искусстве скульптуры.

Многие годы посвятил он работе над проектом памятника Пушкину. Изучая рукописи и рисунки поэта, его прижизненные портреты, посмертную маску, Опекушин выполнил в процессе работы сотни рисунков на бумаге и эскизов в глине. "...В течение ряда лет ночи не спались как следует, - вспоминал он позднее. - Были три лихорадочных конкурса. В двух из них участвовали все скульпторы того времени. Ах, какая жара была! Ах, какая суматоха! Сколько зависти было друг к другу!.. Газеты кричали наперебой". В итоге третьего конкурса в 1875 году модель Опекушина была признана лучшей: она соединила в себе "с простотою, непринужденностью и спокойствием позы - тип, наиболее подходящий к характеру наружности поэта".

Открытие памятника в июне 1880 года было, по словам видного юриста и общественного деятеля А. Ф. Кони, "одним из незабвенных событий русской общественной жизни последней четверти прошлого столетия ... В затхлой атмосфере застоя, где все начало покрываться ржавчиной отсталости, вдруг пронеслись свежие струи чистого воздуха - и все постепенно стало оживать. Блестящим проявлением такого оживления был и пушкинский праздник в Москве".

В 1950 году памятник А. С. Пушкину, находившийся прежде на Тверском бульваре, был перенесен в центр Пушкинской площади.

С площади, от памятника поэту, видно старинное здание с выходящими на улицу флигелями - "крыльями". В нем помещается Центральный музей Революции СССР, а в пушкинское время был Английский клуб.

17 июня 1831 года П. Я. Чаадаев писал Пушкину из Москвы в Царское Село: "Я бываю иногда - угадайте где? В Английском клубе! Вы мне говорили, что Вам пришлось бывать там; а я бы Вас встречал там, в этом прекрасном помещении, среди этих греческих колонн, в тени прекрасных деревьев..." С апреля 1831 года Английский клуб располагался на Тверской (улица Горького, 21), в великолепном дворце Л. К. Разумовского, многие годы развлекавшего москвичей "своими праздниками, спектаклями, концертами и балами". "Едва ли не у него первого в Москве был зимний сад в доме",- замечает историк Москвы М. Пыляев.

Дом Разумовского почти не пострадал от пожара 1812 года, так как был окружен обширным парком. В 1814 году архитектор А. А. Менелас перестроил здание, объединив его с флигелями. "Львы на воротах", столь характерные для московских барских усадеб, упоминаются в седьмой главе "Евгения Онегина". Членами Английского клуба были по большей части московские сановники, "вельможи, оставившие двор", люди богатые и знатные. "Московский английский клуб есть место прелюбопытное для наблюдателя, - отмечал - в своих "Записках" Ф. Ф. Вигель. Он есть представитель большей части московского общества, - вкратце верное его изображение, его эссенция. Записные игроки суть корень клуба: они дают пищу его существованию, протчие же члены служат только для его красы, для его блеска". В черновых вариантах "Путешествия Онегина" Пушкин высмеивает пустые и вздорные "дебаты" в клубе, изображая их как пародию на заседания английского парламента:

 В палате Английского клуба 
 (Народных заседании проба), 
 Безмолвно в думу погружен, 
 О кашах пренья слышит он.

Интересно, что вопрос "о кашах" и в самом деле "дебатировался" в марте 1827 года, когда Пушкин, еще не будучи членом клуба, приходил туда с друзьями в качестве гостя. Спор шел о том, можно ли "не платить за целый ужин, а

требовать одного только такого-то блюда и платить за одну только порцию". "Этот вздорный спор, - сообщает А. Я. Булгаков в письме к брату, - вооружает одну часть Английского клоба против другой, как важное какое-нибудь дело, и вчера еще был большой шум, а в субботу станут баллотировать вздор этот... Два профессора, бывшие друзьями, поссорились за порцию кушанья".

"Да не подумают однако же, - оговаривается Вигель, - что в клубе не было ни одного человека с примечательным умом. Напротив, их было довольно, но они посещали его реже и говорили мало". Членами клуба состояли многие друзья и знакомые Пушкина: Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, декабристы С. Г. Волконский и М. С. Лунин, братья Н. И. и А. И. Тургеневы, М. П. Погодин, М. С. Щепкин, С. А. Соболевский, С. Д. Полторацкий и другие. Сам же Пушкин был принят в Английский клуб весной 1829 года, когда он помещался еще на Большой Дмитровке (Пушкинская улица, 9-11; дом не сохранился). 29 марта П. А. Плетнев шутливо поздравлял его с "почетным званием": "Желаю, чтобы и про тебя какой-нибудь новый поэт сказал, что ты все Английского клоба член".

А вот что пишет Пушкин жене по поводу московского Английского клуба в августе 1833 года: "В клобе я не был - чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет. Надобно будет заплатить 300 рублей штрафу, а я весь Английский клоб готов продать за 200".

В конце Тверского бульвара, рядом с Пушкинской площадью, находятся дома (Тверской бульвар, 24-26), принадлежавшие некогда генерал-адъютанту И. Н. Римскому-Корсакову. Это примечательный уголок пушкинской Москвы, один из немногих, где осталась в неприкосновенности линия застройки, характерная для того времени. Именно такой видел поэт эту часть улицы, гуляя по Тверскому бульвару.

Иван Николаевич Римский-Корсаков - один из последних вельмож века Екатерины II - происходил из старинного дворянского рода. Он начал службу сержантом в лейб-гвардии Конном полку. Случайное знакомство с Г. А. Потемкиным открыло перед ним путь к блестящей придворной карьере. Назначенный флигель-адъютантом императрицы в июне 1778 года, он затем в течение нескольких месяцев был пожалован в действительные камергеры, генерал-майоры и генерал-адъютанты. По словам современника, Римский-Корсаков был обязан "одной слепой фортуне, пригожему лицу и юности минутным блеском своим у трона". А. Я. Булгаков, коротко знакомый с Римским-Корсаковым, замечает в одном из писем, что тот "любил говорить о прошедшем своем фаворе". Бывал у престарелого вельможи и Пушкин, беседовал с ним о прошлом, о временах Екатерины II.

Трехэтажный дом близ Пушкинской площади, в котором размещается один из самых известных в Москве гастрономов (улица Горького, 14), почти не сохранил следов своего былого облика. Здание, возведенное в 1790-х годах М. Ф. Казаковым, неоднократно перестраивалось (в последний раз - в конце XIX - начале XX века под магазин Елисеева). От пушкинского времени сохранились лишь стены с разбивкой окон верхних этажей и центральным входом на месте въездных ворот.

В 1824-1829 годах здесь жила княгиня Зинаида Александровна Волконская - хозяйка блестящего литературно-музыкального салона, талантливая певица и поэтесса. Дом ее, по свидетельству П. А. Вяземского, "был изящным сборным местом всех замечательных и отборных личностей петербургского общества. Тут соединялись представители большого света, сановники и красавицы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники. Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты, дилетантами и любительницами представления итальянских опер. Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома". Современники с восторгом вспоминают о музыкальных вечерах в доме Волконской, когда княгиня Зинаида "являлась сама на сцене в роли Танкреда, поражая всех ловкою игрою и чудным голосом: трудно было найти равный ей контральто". Рассказывают о веселых вечерах, маскарадах, замысловатых играх, которыми развлекалась здесь молодежь, причем "игра в карты строго запрещалась хозяйкой", Пушкин, не раз бывавший в доме княгини Волконской, в знак благодарности за гостеприимство посылает ей томик "Цыган" и свящает стихотворение:

 Среди рассеянной Москвы, 
 При толках виста и бостона, 
 при бальном лепете молвы 
 Ты любишь игры Аполлона, 
 Царица муз и красоты, 
 Рукою нежной держишь ты 
 Волшебный скипетр вдохновений, 
 И над задумчивым челом, 
 Двойным увенчанным венком, 
 И вьется и пылает гении,

В доме на Тверской Пушкин становится свидетелем вдохновенных импровизаций А. Мицкевича, вызывавших "удивление и восторг слушателей". Быть может, эти его впечатления воплотились в образе гениального импровизатора в "Египетских ночах": "Уже импровизатор чувствовал приближение бога... Он дал знак музыкантам играть... Лицо его страшно побледнело, он затрепетал как в лихорадке; глаза его засверкали чудным огнем; он приподнял рукою черные свои волосы, отер платком высокое чело, покрытое каплями пота... и вдруг шагнул вперед, сложил крестом руки на грудь... музыка умолкла... Импровизация началась".

26 декабря 1826 года Пушкин был приглашен на прощальный вечер в честь княгини М. Н. Волконской, уезжавшей в Сибирь к ссыльному мужу - декабристу С. Г. Волконскому. Пушкин был знаком с Марией Николаевной с 1820 года, когда вместе с семьей ее отца, генерала Н. Н. Раевского, путешествовал по Кавказу и Крыму. То время называл он "счастливейшими минутами" своей жизни. Отзвук давнего увлечения Марией Раевской угадывается и в пушкинской лирике, и в "Кавказском пленнике", и в "Бахчисарайском фонтане", и в "Евгении Онегине".

Улица Немировича-Данченко, 6. Мемориальная доска на здании бывш. гостиницы 'Север' ('Англия')

О своей последней встрече с Пушкиным в доме Зинаиды Волконской Мария Николаевна рассказала в "Записках" много лет спустя, уже в старости: "Пушкин, наш великий поэт, тоже был здесь... Во время добровольного изгнания нас, жен сосланных в Сибирь, он был полон самого искреннего восхищения: он хотел передать мне свое "Послание к узникам" для вручения им, но я уехала в ту же ночь, и он передал его Александре Муравьевой".

Поблизости от Тверской, в Глинищевском переулке (улица Немировича-Данченко, 6), в доме Л. Н. Обера помещались известные в Москве гостиницы - сначала "Север", а с 1829 года - "Англия". Обе они были для Пушкина привычным "местом жительства" в Москве, подобно гостинице Демута в Петербурге. В 1828-1832 годах он дважды останавливался в гостинице "Север" и четыре раза - в "Англии". В путеводителе по Москве пушкинского времени об этой гостинице говорится: "Номера расположены спокойно, вина и стол хороши".

Весной 1829 года к Пушкину, жившему в гостинице "Север", приходил Адам Мицкевич. В память об их встречах на здании в 1956 году был установлен горельеф польского скульптора М. Мильбергера. Под изображением двух великих поэтов - строки Пушкинского стихотворения, посвященно Мицкевичу:

 Он говорил о временах грядущих, 
 Когда народы, распри позабыв, 
 В великую семью соединятся.

Ниже - слова Мицкевича на польском языке: "Знали друг друга недолго, но много. Через несколько дней - они уже друзья".

В середине 1970-х годов здание было реставрировано: чтобы вернуть ему облик 1820-х годов, восстановили несохранившееся левое крыло дома.

Здание Моссовета (улица Горъкого, 13), построенное в 1782 году для графа З. Г. Чернышева, было до революции "казенным домом, занимаемым московским военным генерал-губернатором". Хотя в те времена оно было значительно ниже, чем сейчас (в 1940-х годах надстроено два этажа и дом передвинут в глубь квартала), но и тогда здание считалось "одним из огромнейших по всей Тверской улице".

В пушкинское время московским генерал-губернатором был князь Д. В. Голицын. Он устраивал в своем доме балы и маскарады, на которые съезжалась вся Москва.

Бывал на них и Пушкин. Сохранилось любопытное свидетельство о посещении им одного из таких балов. Екатерина Николаевна Ушакова, которой Пушкин был увлечен в конце 1820-х годов, переписав посвященное ей пушкинское - стихотворение, озаглавила его - "Экспромт... сказанный в мазурке на бале у князя Голицына"^*:

^* (речь идет о стихотворении "Ек. Н. Ушаковой".)

 В отдалении от вас 
 С вами буду неразлучен, 
 Томных уст и томных глаз 
 Буду памятью размучен; 
 Изнывая в тишине, 
 Не хочу я быть утешен,- 
 Вы ж вздохнете ль обо мне, 
 Если буду я повешен?

В конце 1829 года на балу в доме генерал-губернатора были поставлены "живые картины", в которых участвовала Н. Н. Гончарова. О них вспоминал Пушкин в письме к невесте 20 июля 1830 года: по дороге из Москвы в Петербург он нагнал их общего знакомого Н. В. Всеволожского, и они "закончили путь вместе, подробно обсуждая картины князя Голицына".

Следующий объект экскурсии - Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова. В статье "Путешествие из Москвы в Петербург" Пушкин, характеризуя разные стороны жизни и быта обеих столиц, замечает: "Ученость, любовь к искусству и таланты неоспоримо на стороне Москвы". Приоритет Москвы в области просвещения и культуры во многом был обусловлен тем, что, по мысли А. И. Герцена, после 1812 года Московский университет "больше и больше становится средоточием русского образования". Писатель Иван Александровин Гончаров, учившийся в университете в 1830-е годы, отмечал, что "образование, вынесенное из университета, ценилось выше всякого другого".

Двадцатилетним юношей Гончаров становится свидетелем посещения Пушкиным Московского университета (проспект Маркса, 18). 27 сентября 1832 года Пушкин, по приглашению президента Академии наук С. С. Уварова, присутствует на лекции профессора И. И. Давыдова, посвященной "Слову о полку Игореве". Поэт издавна интересовался этим уникальным памятником древнерусской литературы, будучи убежден, что подлинность "Слова" "доказывается духом древности, под который невозможно подделаться".

Появление Пушкина в университетской аудитории произвело на студентов огромное впечатление. "Не умею выразить, - пишет И. А. Гончаров, - как велико было наше наслаждение - видеть и слышать нашего кумира". "Когда он вошел с Уваровым, для меня точно солнце озарило всю аудиторию: я в то время был в чаду обаяния от его поэзии; я питался ею, как молоком матери; стих его приводил меня в дрожь восторга... И вдруг этот гений, эта слава и гордость России - передо мной в пяти шагах! Я не верил глазам". После лекции возник спор по поводу "Слова о полку Игореве" между Пушкиным и находившимся тут же профессором М. Т. Каченовским. "Пушкин горячо отстаивал подлинность древнерусского эпоса, а Каченовский вонзал в него свой беспощадный аналитический нож".

Позднее известный славист О. М. Бодянский, вспоминая посещение университета Пушкиным, рассказывал П. И. Бартеневу, что поэт присутствовал на лекции "в доме старого университета" и что "через день Пушкин обходил с Уваровым весь университет". В 1899 году в той самой аудитории, где Пушкин слушал лекцию профессора И. И. Давыдова, Общество любителей Российской словесности организовало юбилейную Пушкинскую выставку, которая привлекла внимание всей Москвы.

Облик университетского здания мало изменился с пушкинских времен. Построенное в 1786-1793 годах по проекту М. Ф. Казакова, оно пострадало от пожара в 1812 году и было восстановлено в 1817-1819 годах Д. И. Жилярди. Сохранив основные объемы и планировку здания, архитектор перестроил его фасад, придав ему большую торжественность и монументальность.

В районе Бульварного кольца

От университета поднимемся по улице Герцена до улицы Станкевича. Неширокая, уютная, она больше похожа на переулок. Впрочем, так она и называлась прежде - Большой Чернышевский переулок. На этой тихой улочке по-соседски, неподалеку друг от друга жили два замечательных русских поэта - П. А. Вяземский и Е. А. Баратынский.

Петр Андреевич купил здесь дом еще в мае 1821 года (улица Станкевича, 9). Позднее он приобрел еще большой участок земли с жилыми и хозяйственными строениями, так что осенью 1826 года, когда Пушкин впервые тут побывал, Вяземскому принадлежало весьма обширное владение.

В одно из первых посещений Пушкин читает Вяземскому "Бориса Годунова", и в письме от 29 сентября 1826 года тот делится мыслями о пушкинской трагедии с А. И. Тургеневым и В. А. Жуковским: "Зрелое и возвышенное произведение. Трагедия ли это или более историческая картина, об этом пока не скажу ни слова: надобно вслушаться в нее, вникнуть, чтобы дать удовлетворительное определение; но дело в том, что историческая верность нравов, языка, поэтических красок сохранена в совершенстве, что ум Пушкина развернулся не на шутку, что мысли его созрели, душа прояснилась… Сегодня читает он ее у меня Блудову, Дмитриеву".

Эти строки очень характерны для Вяземского: яркий, талантливый критик, он привык судить о литературных произведениях, глубоко вникая в их сущность. Его стихией была литературная борьба, острая журнальная полемика. "Критические статьи кн. Вяземского носят на себе отпечаток ума тонкого, наблюдательного, оригинального. Часто не соглашаешься с его мыслями, но они заставляют мыслить", - писал Пушкин в "Литературной газете".

- Вяземский был горячим приверженцем поэзии Пушкина. Издавая в Москве в 1824 году "Бахчисарайский фонтан", он предварил поэму своей статьей под названием "Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова". Пушкин, благодаря Вяземского за статью, писал ему из Одессы в апреле 1824 года: "Разговор" прелесть, как мысли, так и блистательный образ их выражения. Суждения неоспоримы. Слог твой чудесно шагнул вперед".

В годы южной и Михайловской ссылок Пушкин деятельно переписывается с Вяземским, посвящает друга в свои литературные занятия и замыслы, откликается на его поэтическое творчество. Пушкину нравились стихи Вяземского: "Они пленительны и оживительны - "Первый снег" прелесть; "Уныние" - прелестнее".

"Не написал ли ты чего нового? Пришли, ради бога", - просит он Вяземского в 1823 году, а позднее в ответ на высказанное им сомнение в своем поэтическом даровании Пушкин утверждает в письме из Михайловского: "Мой милый, поэзия твой родной язык, слышно по выговору".

В переписке Пушкина и Вяземского неустанно обсуждается одна из насущнейших проблем общественной и литературной жизни тех лет: оба они считают необходимым создать в России журнал нового типа, в котором бы сотрудничали лучшие литераторы, публиковались бы серьезные, принципиальные критические статьи. "То, что ты говоришь насчет журнала, давно уже бродит у меня в голове... - пишет Пушкин Вяземскому в июне 1824 года. - Нынешняя наша словесность есть и должна быть благородно-независима. Мы одни должны взяться за дело и соединиться".

Не имея возможности основать собственный журнал, Вяземский стал сотрудничать в "Московском телеграфе" Н. А. Полевого. Позднее Петр Андреевич рассказывал о том, что именно здесь, в его доме, родилась идея этого журнала: "В кабинете дома моего, в Чернышевском переулке, зачато было дитя, которое после наделало много шума на белом свете. Я закабалил себя "Телеграфу". Почти в одно время закабалил себя Пушкин "Московскому вестнику". Но он скоро вышел из кабалы, а я втерся и въелся в свою всеми помышлениями и всем телом. Журнальная деятельность была по мне. Пушкин и Мицкевич уверяли, что я рожден памфлетером, открылось бы только поприще. Иная книжка "Телеграфа" была наполовину наполнена мною или материалами, которые сообщал я в журнал". Вяземский сумел привлечь к новому журналу лучшие литературные силы: А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Е. А. Баратынский, И. И. Козлов, Н. М. Языков, А. И. Тургенев и другие печатали здесь свои произведения.

Осенью 1826 года Пушкин постоянно посещает Вяземского. Следивший за Пушкиным жандармский полковник Бибиков в донесении Бенкендорфу упоминает дом Вяземского в числе тех, где поэт бывает "наиболее часто" и где "разговоры... вращаются, по большей части, на литературе".

Улица Станкевича, 6. Дом, где жил Е. А. Баратынский

Не только хозяин дома, но и все его семейство встречало Пушкина как самого дорогого гостя. По свидетельству сына Вяземского, Павла Петровича, стихи Пушкина оказывали "магическое действие" на всех обитателей дома. Он вспоминал: "Каждое появление стихотворений Пушкина было событием в нашем детском мире: каждая глава "Онегина", "Бахчисарайский фонтан", "Цыганы", ежегодные альманахи царили в наших детских комнатах и растрепывались пуще любого учебника".

В следующие приезды в Москву, в 1828 и 1829 годах, Пушкин также посещал гостеприимный дом Вяземских. А. Я. Булгаков упоминает в письме к брату в марте 1829 года о своих частых встречах с Пушкиным у Вяземского, "где он как дома".

14 августа 1830 года Пушкин, приехав в Москву из Петербурга вместе с Вяземским, остановился у него на две с половиной недели. "Пушкин в городе живет у меня, и если вы будете ему писать, то вот мой адрес: в доме князя Вяземского, в Чернышевском переулке",- сообщал Петр Андреевич 2 сентября Е. М. Хитрово. Последние посещения Пушкиным московского дома Вяземских относятся к сентябрю-октябрю 1832 года. "Был вечор у Вяземской", - писал поэт жене 27 сентября. Зимой 1832/33 года Вяземский с семьей переехал на постоянное жительство в Петербург, - Евгений Абрамович Баратынский в 1827 году поселился по соседству с Вяземским в Чернышевском переулке (улица Станкевича, 6; здание перестроено). Старинный, "допожарный" каменный дом, некогда принадлежавший семье известного поэта А. П. Сумарокова, перешел в 1810 году во владение генерал-майора Л. Н. Энгельгардта, человека просвещенного, известного в культурных кругах Москвы. В июне 1826 года Баратынский женился на его старшей дочери, Анастасии Львовне, Друзья и знакомые поэта, для которых его женитьба была неожиданностью, с интересом приглядывались к семейному быту Баратынских. Вот что пишет дочери Сергей Львович Пушкин: "Видим Баратынских в Москве очень часто; не зная бессонных ночей на балах и раутах, Баратынские ведут жизнь - самую простую: встают в семь часов утра во всякое время года, обедают в полдень, отходят ко сну в девять часов вечера и никогда не выступают из этой рамки, что не мешает им быть всегда довольными, спокойными, следовательно, счастливыми". Вяземский, считавший этот брак "не блестящим, а благоразумным", беспокоится, как бы женитьба не помешала творчеству поэта. "Боюсь только, чтобы он не обленился на манер московского Гименея и за кулебяками тетушек и дядюшек", - пишет Вяземский А. И. Тургеневу весной 1827 года. И в том же письме: "Я очень полюбил Баратынского: он ума необыкновенного, ясного, тонкого".

Здесь, в доме Энгельгардтов, в остях у Баратынского не раз бывал Пушкин. Они были знакомы уже много лет - с 1819 года. Как раз в то время в печати стали появляться элегии Баратынского, и уже в первых его поэтических опытах Пушкин находит "стройность и зрелость необыкновенную". Поэму Баратынского "Эда" Пушкин называет в письме к П. А. Осиповой "образцом грации, изящества и чувства".

В 1827 году выходит первая книга стихотворений Баратынского, восторженно встреченная Пушкиным. "Наконец появилось собрание стихотворений Баратынского, так давно и с таким нетерпением ожидаемое, - писал он. - Спешим воспользоваться случаем высказать наше мнение об одном из первоклассных наших поэтов и (быть может) еще недовольно оцененном своими соотечественниками". Следующий, 1828 год тоже был памятен для Баратынского: его поэма "Бал" издается в одной книжке с "Графом Нулиным". Позднее, в 1830-1831 годах, Пушкин работает над статьей о творчестве Баратынского, в которой отмечает своеобразие и яркость его таланта.

Пушкин, Баратынский, Вяземский часто сходились у общих знакомых - в салоне Зинаиды Волконской, в доме Киреевских у Красных ворот, на вечерах у братьев Полевых. В начале апреля 1829 года в Москве появляется изданная в Петербурге пушкинская "Полтава", и автор дарит ее другу с лаконичной надписью:

 "Евгенiю Баратын<скому> 
 От Александра Пуш<кина> 
 7 апр. 1829".

В конце 1830 года Пушкин читает Евгению Абрамовичу "Повести покойного Ивана Петровича Белкина", и тот слушает их с восхищением, с восторгом. А месяц спустя друзей сближает горестное событие: в середине января 1831 года в Петербурге умер Дельвиг; Баратынский, по словам Пушкина, "болен с огорчения". 27 января, как уже отмечалось, Пушкин, Баратынский, Вяземский и Языков собираются в ресторане Яра на Кузнецком мосту, чтобы помянуть друга. "...Никто на свете не был мне ближе Дельвига... - пишет Пушкин из Москвы П. А. Плетневу. - Без него мы точно осиротели. Считай по пальцам: сколько нас? ты, я, Баратынский, вот и всё".

Позднее, в 1830-е годы, Пушкин не раз еще посетит дом Энгельгардтов. Осенью 1832 года он пишет жене: "Кто тебе говорит, что я у Баратынского не бываю? Я и сегодня провожу у него вечер, и вчера был у него. Мы всякий день видимся".

Однако, несмотря на то что Баратынский часто встречался с Пушкиным, восторженно отзывался о его произведениях, он понимал, что в их отношениях нет все же той легкости и непринужденности, какая бывает между самыми близкими друзьями. Это настроение отчетливо проявилось в письме его к Вяземскому, написанном весной 1829 года: "Вы не можете себе представить, как Москва для меня без Вас опустела!.. Пушкин здесь, и я ему отдал Ваш поклон. Он дожидается весны, чтобы ехать в Грузию. Я с ним часто вижусь, но Вы нам очень недостаете. Как-то из нас двух ничего не выходит, как из двух математических линий. Необходима третья, чтобы составить какую-нибудь фигуру, и Вы были ею".

Литератор С. П. Шевырев, со вниманием и интересом наблюдавший "труды и дни" Пушкина в Москве, рассказывал позднее П. В. Анненкову: "В обращении Пушкин был добродушен, неизменен в своих чувствах к людям... Особенная страсть Пушкина была поощрять и хвалить труды своих близких друзей. Про Баратынского стихи при нем нельзя было и говорить ничего дурного".

По улице Герцена дойдем до Тверского бульвара. В наши дни, как и в прежние времена, москвичи любят здесь отдыхать. Старейший московский бульвар, возникший еще в 1796 году, он "первенствовал перед всеми московскими гуляньями" и позднее, когда в Москве появилось много новых садов и гульбищ. "Множество цветов, фонтаны, беседки, лужочки, кустики, разбросанные в самом приятном порядке, дают ему преимущества перед другими бульварами", - замечал в "Записках москвича" очеркист П. Л. Яковлев.

О встречах с Пушкиным на Тверском бульваре упоминают - многие его знакомые. Эти места были памятны поэту еще и потому, что зимним вечером 1828 года на балу у знаменитого танцмейстера Иогеля в доме Кологривовых (Тверской бульвар, 22; дом не сохранился) Пушкин впервые встречает шестнадцатилетнюю Наталью Гончарову.

Церковь, где 18 февраля 1831 года венчались А. С. Пушкин и Н. Н. Гончарова, находится тут же, близ начала Тверского бульвара, у Никитских ворот (улица Качалова, 5).

С того памятного бала у Иогеля, когда Пушкин впервые увидел Наталью Николаевну, до дня их свадьбы проходят два года, полные тревог, ожиданий, горестей и надежд. Пораженный ее редкостной, одухотворенной, "романтической" красотой, Пушкин вскоре через друзей знакомится с семейством Гончаровых, часто бывает в их доме на Большой Никитской (улица Герцена, 50; дом не сохранился), делает предложение, но получает неопределенный ответ, скорее похожий на отказ. Лишь в апреле 1830 года было, наконец, получено согласие, а в начале мая состоялась помолвка.

Улица Качалова, 12. Дом, где жил В. П. Зубков

"Участь моя решена. Я женюсь. .. Та, которую любил я целые два года, которую везде первую отыскивали глаза мои, с которой встреча казалась мне блаженством - боже мой - она... почти моя... Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтиться без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?" - так писал Пушкин в незавершенном отрывке, начатом в то смутное и радостное время - весной 1830 года.

Тогда ему казалось, что до начала семейной жизни остается совсем немного времени. Но снова проходят дни, недели, месяцы... Всего за неделю до свадьбы - 10 февраля 1831 года - Пушкин отправляет своему другу Н. И. Кривцову письмо, полное тревоги и "сердечной тоски": "Я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностию".

"...Сегодня свадьба Пушкина, наконец, - сообщал брату А. Я. Булгаков 18 февраля. - С его стороны посажеными Вяземский и гр. Потемкина, а со стороны невесты Ив. Ал. Нарышкин и А. П. Малиновская".

В то время церковь Большого Вознесения не была еще достроена: ее сооружение завершилось лишь в 1840-х годах. Рядом с этой строящейся церковью стояла старинная церковь Вознесения, пятиглавая, с шатровой колокольней. Она была разобрана лишь в конце 1831 года. Венчание могло происходить либо в этой старинной церкви ("...их обвенчали... у Старого Вознесения", - сообщал А. Я. Булгаков), либо в одном из приделов нового, еще не достроенного храма.

Стоит лишь немного удалиться от Никитских ворот, где всегда многолюдно, шумно, всегда оживленное движение, стоит пройти один-два квартала по улице Качалова, бывшей Малой Никитской, как мы окажемся как будто в другом городе, с иным ритмом жизни, более размеренным и спокойным.

Перед одним из домов (улица Качалова, 12) невольно замедляешь шаг: очень красив этот старинный усадебный дом строгой классической архитектуры, полукруглый парадный двор, украшающие его скульптуры "Парис" и "Елена".

В правом флигеле дома, принадлежавшем в 1820-е годы надворному советнику П. Ф. Соковнину, снимал квартиру В. П. Зубков. Он привлекался к следствию по "делу 14 декабря", был заключен в Петропавловскую крепость, но, когда выяснилась его непричастность к тайному обществу, его освободили "с аттестатом". Пушкин, живо интересовавшийся всеми обстоятельствами следствия над декабристами, условиями содержания их в крепости, часто приходил к Зубкову на Малую Никитскую. Сближало их и то, что Зубков был коротко знаком с ближайшим другом Пушкина - И. И. Пущиным: до декабрьских событий 1825 года оба они служили при московском генерал-губернаторе Д. В. Голицыне.

Осенью 1826 года Пушкин познакомился со свояченицей Зубкова, своей дальней родственницей Софьей Федоровной Пушкиной - одной из первых московских красавиц. Она была, рассказывает знавшая ее Е. П. Янькова, "стройна и высока ростом, с прекрасным греческим профилем и черными, как смоль, глазами, и была очень умная и милая девушка".

О том, насколько увлечен был ею Пушкин, можно судить по письму его к Зубкову, посланному из Пскова 1 декабря 1826 года. "Мерзкий этот Панин, - пишет Пушкин о женихе Софьи Федоровны, - два года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе - а я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!" В том же письме Пушкин делится с приятелем самыми сокровенными своими опасениями. "Не личное мое счастье заботит меня, - пишет он, могу ли я возле нее не быть счастливейшим излюдей, - но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, ее ожидает - содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать ее столь счастливой, как мне хотелось бы. Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, характер мой неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно - вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. - Следует ли мне связать с судьбой столь печальной, с таким несчастным характером - судьбу существа, такого нежного, такого прекрасного?.. Бог мой, как она хороша!.." Лирические строки "Зимней дороги", написанные под впечатлением поездки из Пскова в Москву в декабре 1826 - - года, проникнуты надеждой на скорую встречу с любимой (в стихотворении она названа условно-поэтическим именем Нина):

 Скучно, грустно... Завтра, Нина, 
 Завтра, к милой возвратясь, 
 Я забудусь у камина, 
 Загляжусь не наглядясь 

 Звучно стрелка часовая 
 Мерный круг свой совершит, 
 И, докучных удаляя, 
 Полночь нас не разлучит.

19 декабря, когда Пушкин вернулся в Москву, Софья Федоровна была помолвлена, а через месяц вышла замуж.

От улицы Качалова, если пройти переулками, совсем недалеко до улицы Воровского (бывшей Поварской).

Скромный двухэтажный особняк (улица Воровского, 27) типичен для московской застройки после 1812 года. Он построен по одному из "образцовых" проектов, созданных в целях планомерного и быстрого восстановления разрушенного пожаром города. Дом неплохо сохранился: уцелел тонко проработайный лепной фриз - главное его украшение; к сожалению, изящные решетки балконов утрачены.

В 1828-1830-х годах здесь снимал квартиру приятель Пушкина С. Д. Киселев. Участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов, он вышел в отставку в 1821 году в чине полковника, жил в Москве почти безвыездно и был знаком со многими выдающимися людьми - литераторами, музыкантами, общественными деятелями. 5

В конце 1820-х годов Пушкин часто виделся с Киселевым в доме Ушаковых, живших недалеко от Поварской, на Средней Пресне (улица Заморенова, 16; дом не сохранился). Пушкин был влюблен тогда в семнадцатилетнюю Екатерину Ушакову, Киселев - в ее младшую сестру, Елизавету. "Обе они были красавицы, отличались живым умом и чувством изящного", - пишет биограф Пушкина Л. Н. Майков. Бывал Пушкин и у самого Сергея Дмитриевича на Поварской, о чем свидетельствует, в частности, запись, сделанная в 1853 году П. А. Вяземским: "В первый раз Пушкин читал нам "Полтаву" в Москве у Сергея Киселева".

Тогда, в декабре 1828-го, "Полтава" была, по выражению Д. В. Давыдова, еще "горячей": Пушкин написал ее за короткое время и переписал набело в первой половине октября того же, 1828 года. В один из первых дней по приезде в Москву в декабре Пушкин и читает новую поэму у Киселева. По свидетельству Вяземского, на чтении присутствовали давний знакомец Пушкина москвич Федор Иванович Толстой и молодой поэт Александр Александрович Башилов, которого Пушкин "поощрял на поприще словесности".

Если по улице Воровского дойти до Арбатской площади и пересечь ее, то слева увидим Суворовский бульвар и в самом его начале дома 8 и 8а, где бывал Пушкин.

"Вчера на бале у Щербининой встретил Пушкина, - писал знакомый поэта А. И. Кошелев В. Ф. Одоевскому 21 февраля 1831 года. - Он очень мне обрадовался. Свадьба его была 18-го, т. е. в прошедшую среду. Он познакомил меня с своею женою, и я от нее без ума. Прелесть как хороша". Принято считать, что в этом письме речь идет об Анастасии Михайловне Щербининой - дочери княгини Екатерины Романовны Дашковой, президента Академии наук и Российской академии, видной деятельницы эпохи Екатерины П. Пушкин, в 1830-е годы особенно интересовавшийся событиями екатерининского времени, расспрашивал Щербинину о том, что знала она от своей матери, и записал с ее слов несколько фактов, касающихся заговора, возведшего на престол Екатерину П.

С. К. Романюк, занимавшийся уточнением адресов пушкинской Москвы по архивным документам, выяснил, что в 1831 году А. М. Щербинина снимала квартиру в одном из домов графини Н.П. Головкиной у Арбатских ворот (Суворовский бульвар, 8 и 8а; часть бывшего владения Головкиной занимает ныне Дом журналиста).

В одном из этих домов в 1836 году жил знакомый Пушкина Д.Н. Свербеев. По пятницам у него собирались общественные деятели, журналисты, писатели; здесь бывали А.И.Тургенев, Н.М.Языков, Н.В.Гоголь, П.Я.Чаадаев. 15 мая 1836 года салон Свербеева посетил Пушкин. Об этом сообщала в письме к поэту Языкову его сестра, Екатерина Михайловна: "Пушкин, которого я видела в пятницу у Свербеевых, очаровал меня решительно".

Пройдем по Арбатской площади и по улице Фрунзе до улицы Грицевец, бывшего Большого Знаменского переулка. Двухэтажный особняк (улица Грицевец, 8) в пушкинское время занимал князь Н.И.Трубецкой. Облик дома в основном сохранился с тех пор; флигель значительно перестроен; не осталось следов от обширного двора и сада, отделявшего дом от улицы.

В начале XIX века семья Трубецких славилась по Москве своими обедами, балами и праздниками. По всей вероятности, и Пушкины посещали их дом.

Один из трех сыновей Трубецких - Николай Иванович стал впоследствии известным библиофилом. В 1820-1830-е годы Пушкин встречался с ним в Москве, хорошо знал его богатое книжное собрание. В "Истории Пугачева" упоминается "весьма редкая" французская книга XVII века о Степане Разине, принадлежавшая Трубецкому. В библиотеке Трубецкого находилась ценнейшая, уникальнейшая книга - единственный экземпляр пушкинской поэмы "Цыганы",- напечатанный на пергаменте. Поэт подарил ее в 1827 году С. А. Соболевскому. В начале 1830-х годов, когда Трубецкой приобрел прекрасное собрание редких книг А. С. Норова, Соболевский в ознаменование этого события подарил ему драгоценный экземпляр "Цыган". После смерти Николая Ивановича библиотека перешла к князю Н. А. Орлову, женатому на его дочери. Дальнейшая судьба редчайшей пушкинской реликвии неизвестна.

Скромный дом в два этажа с мезонином в том же Большом Знаменском переулке (улица Грицевец, 17) в конце 1820-х годов принадлежал Денису Васильевичу Давыдову.

Пушкин и Давыдов были знакомы в течение многих лет: их первые встречи относятся к концу 1818 года. Прославленный герой Отечественной войны 1812 года, зачинатель армейского партизанского движения, человек беззаветной отваги, яркий, талантливый поэт, Давыдов всегда привлекал к себе восторженное внимание современников. Пушкин посвятил ему несколько дружеских посланий. Он высоко ценил самобытность "пламенного поэта", его "неподражаемый слог". Как-то Пушкин даже признался, что еще в лицейские годы стихи Давыдова помогли ему понять, что можно избежать подражания блестящим образцам - В. А. Жуковскому и К. Н. Батюшкову, помогли почувствовать "возможность быть оригинальным". Пушкин очень любил беседы с "певцом-гусаром". Еще в 1821 году он посвятил ему такие строки:

 Я слушаю тебя и сердцем молодею, 
 Мне сладок жар твоих речей, 
 Печальный, снова пламенею 
 Воспоминаньем прежних дней.

В Москве Пушкин и Давыдов часто встречались. По-видимому, Пушкин навещал приятеля и в его доме в Большом Знаменском переулке. С тех пор дом мало изменился: это один из "островков" старой Москвы в современном городе.

Улица Грицевец приведет нас на Волхонку. Пересечем ее и дойдем до улицы Ленивки.

Рядом с угловым домом, выходящим на Ленивку и Волхонку, расположено трехэтажное здание XVIII века, значительно перестроенное в 1870-х годах (улица Ленивка, 3). В течение многих лет здесь жил замечательный русский художник В. А. Тропинин. В прошлом крепостной графа Моркова, он получил свободу лишь в возрасте сорока трех лет. "Долгое подневольное пребывание при маленьком дворе графа внушило Тропинину жажду уединения и жизни простой и тихой, совершенно частной и независимой, - пишет искусствовед Н. Коваленская. - Отсюда такая любовь его к Москве, где всегда меньше чувствовался политический и административный гнет, где люди жили по-домашнему, нараспашку".

Именно здесь, в тихой маленькой квартире на Ленивке, из окон которой открывался вид на кремлевские соборы, стены и башни, весной 1827 года позировал Тропинину Пушкин. В июне того же года в "Московском телеграфе" появляется редакционная заметка: "Русский живописец Тропинин недавно окончил портрет Пушкина... Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица поэта. Впрочем, физиономия Пушкина, столь определенная, выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, - вместе с тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет Пушкина мог дать о нем истинное понятие".

Портрет Пушкина был написан Тропининым по заказу самого поэта для С. А. Соболевского. Пушкин, живший тогда у Соболевского в доме Ренкевича, в благодарность за гостеприимство тайком заказывает художнику свой портрет и подносит его приятелю "в пышной великолепной рамке" "в виде сюрприза с разными фарсами".

Дальнейшая судьба портрета складывается драматически. Уезжая за границу, Соболевский оставляет его друзьям, а возвратившись спустя пять лет, узнает, что портрет украден. Найти его удается лишь в 1850-х годах. Когда показали портрет Тропинину, он "чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валяясь где-нибудь в сыром чулане или сарае". Престарелый художник разволновался, вспоминая часы, которые провел он "глаз на глаз с великим нашим поэтом"; прикоснуться же к портрету кистью, чтобы подновить его, не решился, не смея "трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою".

Позднее, уже в 1909 году, портрет был приобретен Третьяковской галереей. Ныне он экспонируется во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде.

Трехэтажное здание в классическом стиле на углу улицы Волхонки и Гоголевского бульвара, в котором помещается Институт русского языка Академии наук СССР (улица Волхонка, 18/2), мало изменило свой облик с пушкинского времени.

Пушкин бывал здесь у Матвея Алексеевича Окулова, мужа сестры П. В. Нащокина-Анастасии Воиновны. Участник Отечественной войны 1812 года, Окулов в 1829 году вышел в отставку. В 1830-е годы он - директор единственной в Москве мужской классической гимназии (улица Волхонка, 16).

У Окулова часто собирались московские литераторы, артисты, художники. В январе 1836 года москвичи чествовали здесь недавно приехавшего из Италии К. П. Брюллова - прославленного автора "Последнего дня Помпеи".

Вот что писал Нащокин Пушкину о Брюллове под впечатлением встречи с ним на обеде у Окулова: "Уже давно, т. е. так давно, что даже не помню, не встречал я такого ловкого, образованного и умного человека; о таланте говорить мне тоже нечего: известен он - всему Миру и Риму. Тебя, т. е. твое творение, он понимает... Очень желает с тобою познакомиться..."

Кропоткинская улица и старый Арбат

От Волхонки дойдем до Кропоткинской улицы (бывш. Пречистенка).

В старинном особняке, построенном в 1814-1816 годах замечательным русским зодчим А. Г. Григорьевым, учеником знаменитого Д. И. Жилярди (возможно, при участии самого Жилярди), 6 июня 1961 года открылся Государственный музей А. С. Пушкина (Кропоткинская улица, 12). В десяти залах музея выставлено свыше четырех тысяч экспонатов: прижизненные портреты Пушкина и его современников, мемориальные вещи, предметы быта и убранства, книги, рукописи, а также работы мастеров советского искусства, связанные с пушкинской темой. В музее проводятся Пушкинские чтения, вечера поэзии, концерты, открытые научные заседания. И в создании, и в работе пушкинского музея значительна роль общественности. Люди разных возрастов и профессий, жители Москвы, Ленинграда, других городов нашей страны, а также зарубежные почитатели Пушкина передали в дар музею ценнейшие материалы, целые коллекции книг, предметов изобразительного и прикладного искусства.

Здание музея - уникальный памятник классической архитектуры начала XIX века. Тщательная реставрация возвратила ему первоначальный облик. Восстановлены скульптурные орнаменты и барельефы, тончайшая роспись плафонов, лепнина прекрасной работы и т. д.

В одном из залов Государственного музея А. С. Пушкина

В пушкинское время усадьба на Пречистенке принадлежала участнику войны 1812 года гвардии прапорщику А. П. Хрущеву. Бывал ли Пушкин у Хрущевых, в точности не известно. По-видимому, он мог посещать их дом, ведь в гости к ним нередко приходили московские знакомые Пушкина - Нарышкины, Булгаковы, С. П. Жихарев и другие.

Недавно московский "пушкинский центр" расширился: создан мемориальный отдел музея - "Квартира А. С. Пушкина на Арбате" - в доме 53, где поэт поселился с женой после свадьбы.

По Хрущевскому переулку дойдем до улицы Рылеева, там в одном из домов останавливался, приехав в Москву в 1831 году, Пушкин. 8 декабря поэт сообщал жене из Москвы: "Нащокина не нашел я на старой его квартире; насилу отыскал его у Пречистенских ворот в доме Ильинской..."

В одном из залов Государственного музея А. С. Пушкина

Когда смотришь сегодня на уютный двухэтажный дом простой и строгой архитектуры, отделанный в первом этаже рустом и замками над окнами (улица Рылеева, 4), трудно поверить, что не так давно на его месте стояло покосившееся от времени бесформенное строение, облепленное со стороны двора множеством пристроек, крылечек и клетушек. Бывший дом Ильинской, где с 6 по 24 декабря 1831 года Пушкин жил у ближайшего своего друга П. В. Нащокина, решено было реконструировать, воссоздав его облик 1830-х годов. Ныне здесь помещается Центральный совет Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Дом отмечен мемориальной доской.

Приезжая в Москву, Пушкин нередко останавливался у Нащокина, хотя обстановка в его доме и не располагала к мирному досугу. Вот как писал Пушкин Наталье Николаевне о днях, проведенных им у "Войныча": "Здесь мне скучно; Нащокин занят делами, а дом его такая бестолочь и ералаш, что голова кругом идет. С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы. Всем вольный вход; всем до него нужда; всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет; угла нет свободного - что делать?.. Вчера Нащокин задал нам цыганский вечер; я так от этого отвык, что от крику гостей и пенья цыганок до сих пор голова болит".

Пушкин познакомился с Нащокиным, когда сам он еще учился в Царскосельском лицее, а Павел Воинович вместе с Левушкой Пушкиным - в Благородном пансионе при Лицее. Позднее они встречались в Петербурге, но по-настоящему сдружились в Москве, после приезда Пушкина из ссылки. Характер Нащокина, открытый, щедрый, искренний, не изменился за все эти годы. И образ жизни его оставался прежним: как и в молодости, он постоянно был окружен людьми, много играл в карты, а когда появлялись у него деньги, Нащокин, по словам близко знавшего его актера Н. И. Куликова, "жил уже именно по широкой русско-барской натуре, и, где только требовалось, - делал добро, помогая бедным, и давал взаймы просящим - никогда не требуя отдачи и довольствуясь только добровольным возвращением".

"Он все тот же: очень мил и умен; был в выигрыше, но теперь проигрался, в долгах и хлопотах", сообщает Пушкин Наталье Николаевне из дома Ильинской.

Богатый и разнообразный жизненный опыт Нащокина, любовь к театру и литературе, безупречный художественный вкус привлекали к нему многих замечательных современников. Он дружил с актером М. С. Щепкиным, был хорошо знаком с В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, Д. В. Давыдовым, В. Г. Белинским, Н. В. Гоголем. В одном из писем Нащокину Гоголь, вспоминая о годах его молодости, проведенных "безрасчетно и шумно", говорит о его душевной чисто те и цельности: "... вы не потерялись ни разу душою, не изменили ни разу ее благородным движениям, умели приобрести невольное уважение достойных и умных людей и с тем вместе самую искреннюю дружбу Пушкина". Задумав написать роман о молодом аристократе, беспечном "прожигателе" жизни, обладающем вместе с тем высокими душевными качествами, нравственной чистотой и благородством, Пушкин предполагал изобразить в характере героя некоторые черты личности Нащокина.

Приезжая в Москву, Пушкин читал Нащокину еще не напечатанные произведения и внимательно прислушивался к его суждениям; известно, что из рассказов Нащокина родились сюжеты повести "Дубровский" и поэмы "Домик в Коломне".Высоко ценя в друге редкий дар рассказчика, Пушкин настаивает на том, чтобы Нащокин писал свои воспоминания. "Что твои мемории? - спрашивает он в письме. - Надеюсь, что ты их не бросишь. Пиши их в виде писем ко мне. Это будет и мне приятнее, да и тебе легче", Несколько страниц нащокинских "меморий" с поправками Пушкина сохранились в бумагах поэта.

Пушкин делился с Нащокиным литературными замыслами и житейскими заботами, часто прибегал к помощи друга в денежных делах и сам нередко выручал его при затруднительных обстоятельствах. Сохранилось несколько замечательных пушкинских реликвий, напоминающих о дружбе его с в Павлом Воиновичем. Среди них - заказанные Нащокиным бюст Пушкина работы И. П. Витали и портрет поэта кисти К. Мазера. В мемориальном Музее-квартире А. С. Пушкина в Ленинграде хранится бронзовая чернильница, подаренная Нащокиным Пушкину в память о прадеде его, Ганнибале. "Посылаю тебе твоего предка с чернильницей", - писал Нащокин из дома Ильинской накануне нового, 1832 года.

Во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде экспонируется фрагмент знаменитого кукольного домика, к замыслу которого имела отношение и квартира П. В. Нащокина у Пречистенских ворот. "Предположив себе людей в размере среднего роста детских кукол, - писал Н. И. Куликов, - он, по этому масштабу, заказывал первым мастерам все принадлежностей к этому дому: генеральские ботфорты на колодках делал лучший петербургский сапожник Поль; рояль в семь с половиной октав - Вирт;... мебель, раздвижной обеденный стол работал Гамбс; скатерти, салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду, все, что потребно на 24 куверта, - все делалось на лучших фабриках". Пушкин был в восторге от "Нащокинского домика". "Дом его (помнишь?) отделывается, - писал он жене, - что за подсвечники, что за сервиз! Он заказал фортепьяно, на котором играть можно будет пауку..."

В начале XX века журналист С. Яблоновский очень точно писал о впечатлении, которое производит "Нащокинский домик" на современного человека: "Чем больше вы всматриваетесь в этот домик, в его обстановку, в его обитателей, тем больше начинаете понимать, что это не игрушка, а волшебство, которое в то время, когда не было ни фотографии, ни кинематографа, остановило мгновение и передало нам частицу прошлого в такой полноте и с таким совершенством, что становится жутко".

Для нас "Нащокинский домик" не просто остановленное мгновение давно ушедшей жизни, но мгновение, к которому был причастен Пушкин.

Вернемся теперь на Кропоткинскую улицу и дойдем по левой ее стороне до дома 17а.

В одном из писем жене из Москвы в декабре 1831 года Пушкин обещает ей описать свою "жизнь у Нащокина, бал у Солдан, вечер у Вяземского". Упомянутая здесь Солдан - Вера Яковлевна Сольдейн - жена генерал-майора, секретаря голландского посольства при русском дворе Х. Ф. Сольдейна, была знакома с Н. Н. Гончаровой. Наталья Николаевна посещала ее дом, будучи невестой Пушкина.

По свидетельству воспитателя дочерей Сольдейн А. Д. Галахова, Вера Яковлевна была "очень обходительной и образованной женщиной, интересовавшейся литературой... У нее собирались молодые представители умственной жизни Москвы".

Дом на Пречистенке (Кропоткинская улица, 17а), в котором Пушкин побывал на балу у Сольдейн, в 1835 году покупает Д. В. Давыдов. Через некоторое время, убедившись, что он не в состоянии содержать столь обширное владение, Денис Васильевич решает продать его и обращается с шутливыми стихами к председателю Строительной комиссии в Москве сенатору А. А. Башилову, прося его ускорить торг:

 Помоги в казну продать 
 За сто тысяч дом богатый, 
 Величавые палаты, 
 Мой пречистенский дворец. 
 Тесен он для партизана: 
 Сотоварищ урагана, 
 Я люблю, казак-боец, 
 Дом без окон, без крылец, 
 Без дверей и стен кирпичных, 
 Дом разгулов безграничных 
 И налетов удалых...

Посылая в июне 1836 года эти стихи Пушкину, Давыдов писал: "У меня есть каменный, огромный дом в Москве, окно в окно с пожарным депо. В Москве давно ищут купить дом для обер-полицмейстера - я предлагаю мой - вот все, о чем идет дело в моей Челобитной. Ты можешь напечатать ее в "Современнике". Только повремени немного, т.е. до 3-го номера. Главное дело в том, чтобы Челобитная достигла своей позитивной, а не поэтической цели; чтобы прежде подействовала на Башилова и понудила бы его купить мой дом за 100 тысяч рублей". Пушкин поместил стихотворение в третьем номере "Современника" за 1836 год.

Дом на Пречистенке, построенный еще в конце XVIII века для генерал-майора Г. И. Бибикова, не претерпел существенных изменений до наших дней. Пострадали от времени лишь флигеля: левый не сохранился, правый значительно перестроен.

Название улицы, столь знакомой Пушкину, - Пречистенки - упоминается в четверостишии начала 1830-х годов:

 Когда Потемкину в потемках 
 Я на Пречистенке найду, 
 То пусть с Булгариным в потомках 
 Меня поставят наряду.

По мнению Б. Л. Модзалевского, это шуточное стихотворение написано "по какому-нибудь случайному поводу, экспромтом и представляется как бы заключительной фразой какого-то спора, заклада, пари, шутливого обязательства, заклятия".

Пушкин посещал дом Потемкиных на Пречистенке (Кропоткинская улица, 21) в связи со свой свадьбой: графиня Елизавета Петровна Потемкина (сестра декабриста С. П. Трубецкого) была посаженой матерью Пушкина. Она славилась по Москве красотой, изяществом, редкой скромностью. Еще в 1822 году, будучи очень молодой, она, по свидетельству А. Я. Булгакова, призывала московских дам "не носить ни блонд, ни кружев, ни перьев, ездить на балы в простых креповых платьях без накладок, деньги же, которые останутся дома, отдавать бедным".

О графе Сергее Павловиче Потемкине современники вспоминают как о "предобрейшем и прелюбезнейшем человеке", очень гостеприимном и хлебосольном. "Настоящий Лукулл и достойный однофамилец и родственник Таврического", - пишет о нем С. П. Жихарев.

Дом Потемкиных на Пречистенке был широко известен в Москве. Двухэтажный, каменный, изысканно-скромный по архитектуре, он отличался богатством и художественной роскошью убранства. Впоследствии он был значительно перестроен; все лепные украшения по фасаду относятся к 1870-м годам.

От Кропоткинской улицы по Чистому переулку, Сивцеву Вражку и Плотникову переулку дойдем до Арбата (Арбат, 53). У дома особая судьба. Здесь, на втором этаже, 23 января 1831 года Пушкин снимает квартиру из пяти комнат. Прежде, приезжая в Москву, он останавливался в гостиницах или у друзей, теперь же, ввиду предстоящей женитьбы, выбирает квартиру обстоятельно, предполагая обосноваться в ней по крайней мере на полгода: "...нанял я, Пушкин, собственный г-на Хитрово дом... каменный двухэтажный с антресолями и к оному принадлежащими людскими службами, кухнею, прачешной, конюшней, каретным сараем, под домом подвал, а также запасной амбар, в доме с мебелью по прилагаемой описи..."

Кропоткинская улица, 17а. Дом Д. В. Давыдова

В доме губернского секретаря Н.Н.Хитрово на Арбате началась семейная жизнь Пушкина. 17 февраля, накануне свадьбы, он приглашает к себе друзей на "мальчишник" - прощание с холостой жизнью.- - -

Собираются П. А. Вяземский, Е. А. Баратынский, П. В. Нащокин, Н. М. Языков, Д. В. Давыдов, А. А. Елагин, И. В. Киреевский, брат Пушкина Лев Сергеевич. По словам Киреевского, "Пушкин был необыкновенно грустен, так что гостям даже было неловко. Он читал свои стихи-прощание с молодостью…Но на другой день, на свадьбе,все любовались веселостью и радостью поэта и его молодой супруги, которая была изумительно хороша".

Арбат, 53. Мемориальный отдел Государственного музея А. С. Пушкина 'Квартира А. С. Пушкина на Арбате'

На арбатской квартире молодые Пушкины принимают гостей в - день свадьбы. 27 февраля они устраивают у себя "славный бал" и званый ужин. "И он, и она прекрасно угощали гостей своих, сообщает брату А. Я. Булгаков. - Она прелестна, и они как два голубка. Дай бог, чтобы всегда так продолжалось", В арбатском доме Пушкин читал друзьям восьмую главу "Евгения Онегина", "Повести покойного Ивана Петровича Белкина". Как записал в своем дневнике М. П. Погодин, они с поэтом провели однажды "четыре битых часа в споре о "Борисе".

Пушкины прожили на Арбате всего три месяца. В середине мая они уезжают из Москвы, как писал позднее Пушкин, "во избежание неприятностей, которые под конец могли лишить меня не только покоя". Неприятности были связаны с тем, что теща Пушкина, Н. И. Гончарова, относившаяся к нему с большим предубеждением, не стеснялась распространять о нем прямую клевету. "Я не люблю - московской жизни, - писал Пушкин П. А. Плетневу. - Здесь живи не как хочешь - как тетки хотят. Теща моя та же тетка".

Дом на Арбате тщательно отреставрирован, и в нем открыт мемориальный отдел Государственного музея А. С. Пушкина - "Квартира А. С. Пушкина на Арбате". В анфиладе комнат второго этажа, где жили Пушкины, представлены подлинные реликвии: конторка Пушкина, столик для рукоделия Натальи Николаевны, их прижизненные портреты, пушкинские рукописи.

И только в одной из комнат воссоздан интерьер гостиной пушкинского времени: старинная мебель, портреты тех, кто бывал в этом доме у Пушкина. Образный смысл гостиной, ее назначение - стать как бы местом встреч друзей поэта разных поколений современников и потомков; здесь проводятся Пушкинские чтения, литературные и музыкальные вечера. Мемориальные комнаты выглядят красиво, празднично. Наборный паркет, выполненный по старым образцам, прекрасно проработанная лепнина потолков, мраморные подоконники, кафельные печи, занавеси, бархатные драпировки, гармонически сочетающиеся по цвету со стенами, сияние хрустальных люстр и жирандолей - все это создает неповторимую атмосферу торжественности. Здесь, в этом доме, Пушкин - был по-настоящему счастлив, обретя то, о чем мечтал два года. "Я женат - и счастлив, - пишет он Плетневу через неделю после свадьбы, - одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось - лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился".

С символической "пустотой" мемориального пространства второго этажа контрастирует очень насыщенная экспозиция в первом этаже, бывшем "хозяйском". Ее тема - "Пушкин и Москва". Экспонаты рассказывают о литературной, театральной, художественной жизни Москвы, о своеобразном, колоритном быте "отставной" столицы.

Несколько залов посвящены московскому периоду жизни Пушкина, связанному с арбатским домом. В них - портреты хозяев арбатской квартиры, документы о найме квартиры Пушкиным, об истории усадьбы, семейные реликвии Гончаровых - коллекция портретов, мебель из калужского имения Полотняный Завод и др. Здесь и портреты тех, кто участвовал в "мальчишнике", в свадебном торжестве, в светских увеселениях после свадьбы.

Даже и в это время - смутное, беспокойное и радостное, наполненное семейными хлопотами и тревогами, - Пушкин, как и прежде, в центре литературной жизни обеих столиц. Он живо откликается на литературные новинки - романы Загоскина и Вельтмана, баллады Жуковского, прозу Вяземского, поэму Баратынского, исторические драмы Погодина, статью Шевырева. Он внимательно следит за литературной полемикой, готовый отражать выпады петербургских "шпионов-литераторов" Булгарина и Греча. Он дарит друзьям только что вышедшие, еще "горячие", долгожданные книжки "Бориса Годунова".

В экспозиционных залах портреты писателей и журналистов, документы, книги, рукописи "обитают" в присущей им среде - в сочетании с предметами быта, с мебелью пушкинского времени.

У музея на Арбате есть одна особенность - в нем представлены дары, переданные музею почитателями Пушкина. Дары музею - символ глубокой любви к Пушкину наших современников, залог дальнейшего роста и совершенствования московской пушкинской коллекции.