74. Е. П. Оболенскому. № 19. 19 июня 1841 г., Туринск
<...> Дети с бабушкой, вероятно, в конце июля отправятся. Разрешение детям уже вышло, но еще идет переписка о старушке. Кажется, мудрено старушку здесь остановить. Ты справедливо говоришь, что я к ним привык,- но также согласишься, что желаю от души скорее отправить их домой. Невольно беспокоишься за них, особенно в непостоянное теперешнее время: переход от необыкновенного жара к холоду заставляет иногда трепетать. Как-то страшно, чтоб кто-нибудь из них не занемог. В Туринске на эту семью много легло горя. <...>
Из Иркутска новости тебе известны. Мне пишут кой-что, полных сведений не имею.
Спасибо добрым нашим дамам, они меня не забывают, и вдобавок Марья Казимировна уверяет, что мой письменный слог напоминает m-me Sevigne, tandis que je fais de la prose, sans m'en douter*. Такого рода вещи тем забавны, что и тот, кто их говорит, и тот, кто их слушает, никто не верит. <...>
* (мадам Севинье, тогда как я, несомненно, пишу прозой (фр.).)
Я рад, что Борисовых перевели ближе к Иркутску*, а особенно доволен, что Поджио выздоровел; ты, вероятно, уже с ним виделся,- он должен был отправиться на воды, тебя миновать нельзя. <...>
* (Братья Борисовы 21 марта 1841 г. переведены были в деревню Малую Разводную близ Иркутска.)
Пойду сам поливать свою цветную капусту: обещает быть хорошею. Вместе будем ее есть. Скажи мне что-нибудь о Горбачевском. Давно нет от него ни слова. Я отвечаю исправно, но сам не начинаю переписки и тут уже прослыл бесконечным своим письмоводством.
Басаргин тебе дружески жмет руку. Он недавно от меня вышел.
Мы надеялись, что наших поляков настигнут свадебные милости, но, к сожалению, на этот раз им ничего нет. Товарищи их из юнкерской школы возвращены на родину, а нашим, видно, еще не пришло время*. <...>
* (Сведений о том, кто именно из ссыльных поляков был возвращен тогда на родину, нет.)
Паскаль отправился к Энгельгардту. Надеюсь, что труд Пушкина оценится и ему будет польза.