<...> Среди всех этих посетительниц навестил чиновник Казачинский с письмом от М<ихаила> А<лександровича>. Этот господин, кажется, приезжал наблюдать за умами - хочется им видеть, нет ли здесь сношений с Ирбитскими делами. Там государственные имущества начинают чувствовать, что с них дерут без пощады в две руки. Бедные теряют терпение. Эти обстоятельства вам должны быть известны из Шадринска, где также не совсем ладно идет дело*.
* (Ирбитские дела - волнения государственных крестьян Пермской губ. в связи с проведением в жизнь реформы 1837-1841 гг. В Шадринском уезде волнения начались 24 апреля 1842 г. и охватили 10 волостей. Для усмирения крестьян правительству в ряде случаев пришлось использовать воинские команды. Подробнее об этом см.: Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. М., 1958. Т.2. С. 475-481.)
<...> Гаюс мне прислал через Тюмень письма и чемодан с разными вещами. Отец меня балует, присылает разные уродливые платья, хотя и новомодные. Пальто обращает на себя внимание всех туринских жителей. Сестры по-прежнему милыми безделушками тешат меня. Не знаю, право, за что они так меня любят. Вчуже веселюсь их свиданию с Тулиновой. Она с ними поживет месяца два, пока муж торговаться будет на вино. Потом мы дождемся ее сюда - и тут не будет конца разговорам.
<...> Из Иркутска новости о детях, верно, вам известны. Давыдовы согласились отдать Васеньку и Сашеньку в дворяне, Трубецкие отказались - я это понимаю. Надеюсь, что то же сделали Волконские и Муравьевы. Странно, что Кат<ерина> Ив<ановна> ничего об них не говорит, а от М<арьи> Н<иколаевны> с тех пор я не имел писем. Видно, эта мера, которая, впрочем, делает честь правительству, касается только тех дам, которые были в России уже замужем. Кажется, я бы сам не отдал ребенка, хотя бы обещали сделать его князем, не только дворянином*.
* (По предписанию III Отделения от 24 февраля 1842 г. декабристы могли отдавать своих детей в военно-учебные заведения или девичьи институты, по окончании которых правительство обещало вернуть им дворянство. Условием этого был отказ от своей фамилии и принятие новой по имени отца. Согласие на это дали только многодетные Давыдовы, сыновья которых стали именоваться Васильевыми (см. об этом: Волконский С. Г. Записки. СПб., 1902. С. 483-488). Декабристы отрицательно отнеслись к поступку Давыдовых. М. А. Фонвизин 23 июня 1842 г. писал Пущину: "Не судя Василия Львовича за принятие им предложенного правительством, я не поступил бы так и нахожу, что все наши, отказавшись, поступили по совести и сделали должное" (Фонвизин, т. 1, с. 266).)
Лишь бы Лавальша не нашла в этом справедливом чувстве дочери чего-нибудь неприязненного. К<атерина> И<вановна> в ужасном волнении, это видно из последнего ее письма. Натурально, в этом вопросе много pro и contra*, главное, чтоб те, которые избирают то или другое, действовали по полному убеждению.