176. С. Д. Комовскому. <Ялуторовск, 9-28 июня 1854 г.>

9 июня 854.

Сейчас прочел письмо твое от 23 мая из Царского Села. Спасибо тебе, любезный друг Комовский, что ты замедлил откликнуться (хотя обыкновенно за это не благодарят), но ты видишь, что очень удачно отыскал меня своим листком в самый тот день, когда мы во время оно обнимались на пороге Лицея. Этот день у меня всегда постоянно посвящается воспоминаниям старины и рассказам о былом. Здешним моим товарищам <нрзб.> приходится волею и неволею выслушивать повторение преданий о всех вас, добрые мои друзья. Они терпеливо слушают повесть сердечную, которая молодит старика. Твое письмо еще более меня, далекого, перенесло в прошедшее; мысленно собрал я около себя всех спутников моей юности, и сущих и отшедших. А вы, добрая m-me Комовская, в дружеских ваших строках двумя стихами нашей прекрасной песни как будто заставили меня услышать те звуки, которые с 17-го года мне родные. Благодаря бога, я свято исполняю завет Дельвига, практически доставшийся на мою долю^*. Сказал вам это - и как будто испугался, чтоб вы из этих слов не приписали мне какой-нибудь самонадеянности. Надобно скорей уничтожить и тень такого сомнения. Знайте, что я себе ровно ничего не отношу, а всем обязан счастливым встречам и обстоятельствам, которые во всех положениях моей не совсем обыкновенной жизни ставили меня в исключительное положение. Это благоволение свыше - вполне это знаю и чувствую и до сих пор иначе не умею молиться, как благодарить. Не знаю, зачем это все вам говорю, но между тем думаю, что такого рода исповедь приятнее всякого другого известия, особенно из нашего далека. <...>

^* (Пущин имеет в виду строки из "Прощальной песни" Дельвига: "Судьба на вечную разлуку, // Быть может, породнила нас".)

Не взыщите, что не пишу к вам по-французски. Сколько-нибудь знаю этот язык, но у меня муха^*: никогда не употреблять его, особенно на бумаге, с соотечественниками; мне шибко хочется, чтоб наконец убедились, что нам, русским, надобно сноситься на родном языке. На этот раз мне не совсем удобно следовать за моей мухой: не знаю, как вас величать по нашему обычаю. <...>

^* (Здесь слово "муха" - в значении современного нам выражения "пунктик".)

28 июня.

Еще спасибо тебе, что ты хочешь пополнить мой архив. План Ц<арского> С<ела> я скоро получу - мне его высылает Евгений Якушкин, сын моего здешнего товарища, который по служебному поручению был у нас. Он тоже некоторое время был в Лицее и понимает мою привязанность к старому Лицею. От него я получил "Памятную книжку" 852-853 года. Прочитавши ее, я понял, почему сестра мне ее не высылала. Ей, как и мне, показалось странно, что меня, Вильгельма и других совершенно захерили и даже изменили историческую верность, показавши, что в первом выпуске вышло только 27-мь человек^*. Гораздо простее было бы сказать истину. Я нисколько, кажется, не получал наших летописей и нисколько не обиделся бы, если бы в отметке моей был выставлен теперешний громкий титул г<осударственный> п<реступник>. Впрочем, это их дело. <...>

^* (На первый лицейский курс поступили 30 человек, окончили его 29. Кюхельбекер и Пущин, как уже сказано, не были упомянуты в "Памятной книжке Лицея".)