182. Г. С. Батенькову. Ялуторовск, 24 сентября 1854 г.

Непростительно мне, вечному писаке писем, что я до сих пор не благодарил вас, добрый друг Гаврило Степанович, за ваши листки с ex-директрисой. Из последующего вы увидите причины этой неисправности и, может быть, меня оправдаете.

С того нужно начать, что Марья Александровна со всем своим причтом явилась в сумерки 3 сентября прямо в дом Бронникова. Хозяин, только что вышедший из бани, вышел встречать ее. Разумеется, тотчас подали самовар. Тут и слезы, и толки бесконечные. <...>

Мы прожили вместе до 12-го сентября. После обедни, в этот день после обедни отслужили панихиду по Муханове и, отобедавши, посадили дорогих гостей в экипажи. Мрачно мне было думать и теперь мрачно думается о доброй Марье Александровне^*. Я при ней и хохотал и дурачился, но все это было не совсем искренно. Она едет бог знает зачем к людям ей совершенно неизвестным. Надобно самые счастливые стечения обстоятельств, чтобы она ужилась с родными своего жениха, к которым она как с неба свалится. Много мы об этом говорили. Она сама понимает и говорит, может быть, возвращусь в Сибирь. Вообще наша Марья Александровна - ходячий пример преследования судьбы. Что она вытерпела - это страшно. Впрочем, нельзя и не сказать, что она сама много портила свою жизнь. Почему бы под конец не остаться в институте. Нет! нужно было задумать новое супружество, которого я никак не понимаю. Однако довольно об этом. Дай бог, чтоб она, с теплой душой своей, успокоилась. От души ей этого желаю. <...>

^* (О М. А. Дороховой см. прим. 1 к письму 179.)

14 августа обедал у меня курьер с устья Амура Корсаков,- мы с ним выпили шипучку за окончание экспедиции. Поскакал в столицу, и в газетах я уже читал, что его произвели в полковники. Лишь бы какой-нибудь винтовой англичанин не сбил с позиции оставленный отряд на Сахалине. Теперь все так сложно, что мудрено загадывать вперед. Кто поживет, тот увидит, чем эта история разрешится. Все-таки ясно одно, что Россию поставили в довольно глупое положение. Кто сидит в главе, тот должен уметь заглядывать вперед, а если слеп, то виноват. По какому-то предчувствию я убежден, что и из этой беды мы выйдем сухи, но усилия опять большие. Сколько раз давал себе слово не касаться этого предмета, а все невольно болтнешь. Беспрестанно мысль занята современностию и мрачною и сложною. <...>

Может быть, вы уже видели Молчановых, а я только жду их - и жду с стесненным сердцем. Последние вести, что его провожают подписным обедом по 25 целковых с лица. Я ничего тут не понимаю. Боюсь только заплакать, когда придется обнять Нелиньку. Не раз спрашиваю себя: за что такой ее удел? - fatum^* в полном развитии лежит над этой юной, милой женщиной. Подкрепи ее та сила, которая действует независимо от всех наших соображений. Пишу это глядя на синичку, она раскинулась на моем окне в мильоне цветов свежих и веселых. Такова бы должна быть участь Нелиньки. Существенность иначе гласит. <...>

^* (рок (лат.).)

В Тобольске Вольф очень хворает. Не могу дождаться почты, чтоб успокоиться на его счет^*. Там из наших знакомых умер Жилин (Петр Дмитриевич) и прокурор Францев. <...>

^* (Ф. Б. Вольф умер 24 декабря 1854 г.)

Менделеев вразумлен. Он часто пишет с Колывани к своей сестре. Доволен своим местом и понимает, что сам (независимо от вашего покровительства) должен устраивать свою службу. <...>

Завтра Сергиев день, у нас ярмарка, меня беспрестанно тормошат - думают, что непременно должно быть много денег, а оных-то и нет! Эти частые напоминания наводят туман, который мешает мыслям свободно ложиться на бумагу. Глупая вещь - эти деньги; особенно когда хотелось бы ими поделиться и с другими, тогда еще больше чувствуешь неудобство от недостатка в этой глупой вещи. Бодливой корове бог не дал рог. И сам уж запутался. <...>

Верный ваш И. П.

Наконец пришла почта и сказала, что Вольфу получше. Обещают даже, что он совершенно поправится. В этом случае всегда готов верить на слово.