242. М. И. Муравьеву-Апостолу. <Петербург>, 8 апреля 1857 г.

Упорное молчание ваше, добрый друг Матвей Иванович, пережило мою болезнь, которая продолжается почти три месяца. Теперь я выздоравливаю, хотя довольно медленно. <...>

Не говорю о том, что делают с вами, это меня так волнует при моей теперешней восприимчивости, что я думать об этом не могу. Верно, вы читали мои письма к Евгению. Следовательно, нечего повторять. Наконец, вы меня знаете и можете судить о том, что я чувствую. Почти уверен, что это изменится, потому что должно дойти до царя: он ничего не знает. Ему даже не докладывает, а действует Долгорукой, который пикирует с Закревским. Тоска, да и только^*.

^* (Конфликты возвращавшихся из Сибири декабристов с московским генерал-губернатором А. А. Закревским и шефом жандармов В. А. Долгоруковым - волновали И. И. Пущина. Власти запрещали им даже на некоторое время задерживаться в Москве для отдыха или получения квалифицированной медицинской помощи. М. И. Муравьев-Апостол с 3 января жил в деревне Зыкове под Москвой, а 12 апреля 1857 г. переехал в Тверь.)

Свистунову позволено ехать в Париж, за поручительством брата, на шесть недель^*. Поймите тут что-нибудь.

^* (Разрешение на поездку в Париж для свидания с матерью было дано Свистунову 1 апреля 1857 г.)

Оболенский мне как-то писал, будто вы видели кого-то, который вам сказал, что я всякий день гуляю по Невскому. Это точно странно! Я с 3-го генваря жил на даче у брата, около 20-го занемог там и лежал пластом. Было несколько дней, что не думали, чтоб я встал. Благодаря бога, организм выдержал сильные средства, без которых нельзя было уничтожить болезнь. Нужно было действовать решительно. Бог помог, видно, надобно еще жить. Когда началась распутица и нельзя было родным ко мне ездить, не ломая бока, когда и доктору затруднительно было делать десять верст всякий день, иногда два раза в день, сестра Набокова обратилась с просьбою, чтоб мне позволено было переехать к ним. Высочайше разрешено мне до выздоровления жить в столице. Меня перевезли 19 февраля, и с тех <пор> я безвыходно дома. Жду, чтоб установилась погода, чтоб ездить кататься. Обещают, что воздух должен меня укрепить. Увидим. Дыхание очень коротко - и это должно поправиться. Вообще пришлось довольно похворать и не на шутку. Еще никогда так болен не был. Может быть, эта трудная болезнь необходима была для меня.

Пожалуйста, скажите словечко, как вы? Как уладились ваши дела? Вообще не отчуждайте меня - мы должны плотнее держаться друг друга, хотя и разлучены.

Обнимаю вас крепко. Обнимаю вместе с вами добрую кумушку Марью Константиновну. Целую в лобик Анеточку - Гутиньке кланяюсь.

Верный ваш И. П.