Она смеялась по-пушкински звонко...

Ранним сентябрьским утром я приехал на кладбище бывшего Донского монастыря в Москве, чтобы разыскать могилу старшей дочери А. С. Пушкина Марии Александровны Гартунг. Дежурный служитель кладбища не очень охотно пояснил:

- Могилу Пушкиной ищите слева от центрального проезда в крематорий...

И вот я медленно хожу по узким опрятным дорожкам. Редкие багряно-желтые листья, первые вестники золотого листопада, плавно и бесшумно ложатся к ногам на влажный асфальт. А в памяти невольно оживают пушкинские строки:

 Когда за городом, задумчив, я брожу 
 И на публичное кладбище захожу, 
 Решетки, столбики, нарядные гробницы, 
 Под коими гниют все мертвецы столицы, 
 В болоте кое-как стесненные рядком, 
 Как гости жадные за нищенским столом, 
 Купцов, чиновников усопших мавзолеи. 
 Дешевого резца нелепые затеи, 
 Над ними надписи и в прозе и в стихах 
 О добродетелях, о службе и чипах...

Имена, имена, имена умерших... Внимательно вглядываюсь в начертанные на надгробиях слова, боясь пропустить имя той, ради которой пришел сюда; терпели но ищу место последнего земного пристанища дочери великого поэта, восьмидесятисемилетняя жизнь которой как бы связывала "век нынешний и век минувший".

...Мария Пушкина, первенец Александра Сергеевича и Натальи Николаевны Пушкиных, родилась 19 мая 1832 года^* в Петербурге, на Фурштадтской улице (ныне улица Петра Лаврова, участок дома № 20), в доме Алымовых, где Пушкин и его жена жили с начала мая до декабря 1832 года. Их квартира находилась во втором этаже.

^* (Даты до 1918 года здесь и далее приводятся по старому стилю.)

В метрической книге Сергиевского "всей артиллерии" собора была сделана запись под № 50, в которой говорилось, что девочку крестили 7 июня и что при крещении ее восприемниками (крестными) были дед Сергей Львович Пушкин, бабушка Наталья Ивановна Гончарова, прадед Афанасий Николаевич Гончаров и тетка Н. Н. Пушкиной - Екатерина Ивановна Загряжская^*. Имя дочери Пушкины дали в честь покойной бабки поэта - Марии Алексеевны Ганнибал (урожденной Пушкиной), "наперсницы волшебной старины".

^* (Сведения о времени и месте крещения всех детей А. С. Пушкина, а также их восприемниках даются по кн.: Невзоров Н. К биографии А. С. Пушкина. Материалы из архивов и других малоизвестных источников. СПб., 1899, с. 18)

За три дня до крестин Маши Пушкин не без гордости писал В. Ф. Вяземской: "...представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы".

По преданию, вскоре после рождения дочери Пушкин сказал жене: "Вот тебе мой зарок: если когда-нибудь нашей Маше придет фантазия хоть один стих написать, первым делом выпори ее хорошенько, чтобы от этой дури и следа не осталось!^*"

^* (См.: Арапова А. П., 1907, № 11413.)

Очень любил Александр Сергеевич свою "Машку", свою "беззубую Пускину". В письме из Москвы от 22 сентября 1832 года он заботливо спрашивал: "А Маша-то? что ее золотуха..?" В другом письме (к П. А. Осиповой, май 1833 года) поэт делился своими переживаниями: "Моя дочь в течение последних пяти-шести дней заставила нас поволноваться. Думаю, что у нее режутся зубы. У нее до сих нор нет ни одного. Хоть и стараешься успокоить себя мыслью, что все это претерпели, но созданьица эти так хрупки, что невозможно без содрогания смотреть на их страданья".

Отправившись в путешествие по пугачевским местам, чтобы собрать материал для будущей книги о предводителе крестьянской войны 1773-1775 годов, Пушкин 21 августа 1833 года писал жене из Тверской губернии: "...помнит ли меня Маша, и нет ли у ней новых затей?"

Пруд в лопасненской усадьбе Васильчиковых. Фотография 1975 г.

Через шесть дней он сообщал ей из Москвы: "Книги, взятые мною в дорогу, перебились и перетерлись в сундуке. От этого я так сердит сегодня, что не советую Машке капризничать и воевать с нянею: прибью".

Еще неделю спустя, 2 сентября, поэт с тревогой спрашивал Наталью Николаевну из Нижнего Новгорода: "...что, если у тебя опять нарывы, что, если Машка больна?"

В письме к теще Н. И. Гончаровой от 14 июля 1835 года Александр Сергеевич шутил: "Маша просится на бал и говорит, что она танцевать уже выучилась у собачек. Видите, как у нас скоро спеют; того и гляди будет невеста".

Из Михайловского 14 сентября того же года Пушкин писал жене: "Прощай, душа; целую ручку у Марьи Александровны и прошу ее быть моею заступницею у тебя".

4 мая 1836 года поэт сообщал Наталье Николаевне из Москвы: "Домик Нащокина^* доведен до совершенства - недостает только живых человечиков. Как бы Маша им радовалась!"

^* (Речь идет об известной модели московской квартиры П. В. Нащокина, где останавливался Пушкин. В настоящее время "нащокинский домик" экспонируется во Всесоюзном музее А. С. Пушкина. )

Маше шел пятый год, когда погиб Пушкин. Она помнила отца, его голос, его смех. И сама-взрослой - смеялась по-пушкински звонко. По словам пушкиниста П. И. Бартенева, "выросши, она заняла красоты у своей красавицы матери, а от сходства с отцом сохранила тот искренний задушевный смех, о котором А. С. Хомяков говаривал, что смех Пушкина был так же увлекателен, как его стихи"^*.

^* ("Русский архив", 1895, № 1, с. 369-370; там же, 1907, № 6, с. 3 обложки.)

Современник, видевший семилетнюю дочь Пушкина в 1839 году (ее угощал конфетами дед Сергей Львович Пушкин), отмечал, что она была "премилая и бойкая девочка"^*.

^* (См.: Дочь Пушкина. - Газ. "Жизнь искусства", 1919. 9 мая.)

Когда Маша была еще совсем малюткой, родители поэта души в ней не чаяли. Так, в письме к дочери от 8 мая 1833 года Сергей Львович писал, что его "маленькая... хороша, как ангелок... Хотел бы я, дорогая Оленька, чтоб ты ее увидела, ты почувствуешь соблазн нарисовать ее портрет, ибо ничто, как она, не напоминает ангелов, писанных Рафаэлем".

В том же году, 17 июня, Надежда Осиповна сообщала дочери: "Маленькая очень мила, никого она так не любит, как своего деда; он от того, разумеется, в восторге, я не ревную, ибо она и меня любит, когда его не видит".

Правда, слабое здоровье внучки нередко внушало П. О. Пушкиной тревожные мысли. Маше было около трех лет, когда Надежда Осиповна писала О. С. Павлищевой: "Мари... слабенькая, едва ходит... не думаю, чтоб она долго прожила"^*.

^* (Левкович Я. По неизвестным письмам. - "Звезда", 1974, № 6, с. 182, 188.)

К счастью, бабушкины опасения оказались напрасными: старшая дочь Пушкина прожила жизнь долгую, и здоровье у нее было отменное.

В молодые годы Мария Александровна была очень хороша собой. Пушкинист Н. О. Лернер в 1916 году писал, что в ней "соединялись красота матери с оригинальным экзотизмом отца"^*. И даже в преклонном возрасте, как свидетельствует правнучка А. С. Пушкина Н. С. Шепелева, "она была видная, стройная, очень эффектная женщина; при этом была умна".

^* (Лернер Н. Потомство Пушкина. - "Биржевые ведомости", 1916, 5 марта.)

Т. И. Галина, правнучка поэта, считает, что внешнее сходство с Пушкиным у М. А. Гартунг особенно ярко выражалось в лобной части лица. Эту портретную черту Александра Сергеевича унаследовали и некоторые его потомки младших поколений.

Монахиня со свечой. Акв. М. А. Пушкиной

Дочь поэта горячо любила русскую литературу, обладала незаурядными музыкальными способностями, хорошо играла на фортепьяно и рисовала. Близко знавшая ее с 1880 года Е. А. Регекамиф, автор мемуаров "Из мира теней", отмечала, что в Марии Александровне "было симпатично то, что она часто говорила про отца"^*.

^* (ИРЛИ, ф. 244, оп. 20, № 171.)

В детские годы Маша Пушкина, как и остальные дети поэта, получила хорошее домашнее воспитание. Уже в девять лет она свободно говорила по-немецки и по-французски, писала и читала на этих языках.

Затем Мария училась в Екатерининском институте - привилегированном женском учебном заведении. После окончания его она в декабре 1852 года была принята ко двору - фрейлиной императрицы.

В апреле 1860 года М. А. Пушкина вышла замуж за офицера лейб-гвардии конного полка Леонида Николаевича Гартунга, впоследствии генерал-майора, начальника коннозаводского округа в Тульской губернии. Под Тулой, в селе Прилепы, у него было небольшое имение. Там супруги и поселились. Позднее они жили в Туле, а затем в Москве: с 1875 года Л. П. Гартунг заведовал Московским отделением государственного коннозаводства.

В начале 1868 года Мария Александровна познакомилась с Л. И. Толстым. Это произошло в Туле, в доме генерала А. А. Тулубьева. Вот что рассказывала свояченица Толстого Т. А. Кузминская:

"...дверь из передней отворилась, и вошла незнакомая дама в черном кружевном платье. Ее легкая походка легко несла ее довольно полную, но прямую и изящную фигуру.

Меня познакомили с ней. Лев Николаевич еще сидел за столом. Я видела, как он пристально разглядывал ее.

- Кто это? - спросил он, подходя ко мне.

- М-me Гартунг, дочь поэта Лушкина.

- Да-а, - протянул он, - теперь я понимаю... Ты посмотри, какие у нее арабские завитки на затылке. Удивительно породистые.

Когда представили Льва Николаевича Марии Александровне, он сел за чайный стол около нее; разговора их я не знаю, но знаю, что она послужила ему типом Анны Карениной, не характером, не жизнью, а наружностью. Он сам признавал это"^*.

^* (Кузминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Воспоминания. Изд. 3-е. Тульское кн. изд-во, 1960, с. 464-465.)

В экспозиции Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве, в разделе, посвященном истории создания романа "Анна Каренина", помещен портрет М. А. Гартунг, выполненный в 1860-х годах академиком живописи И. К. Макаровым^*. Есть портретное изображение старшей дочери поэта - кисти того же художника - и в яснополянском доме-музее Толстого.

^* (Портрет приобретен музеем в 1933 году (см.: "Известия" 1934, 6 октября) у Е. С. Макаренко, дружившей с дочерью Пушкина. За несколько лет до революции Мария Александровна подарила ей портрет и ниточку жемчуга, с которой она изображена на нем (жемчуг перешел к М. А. Гартунг от матери).)

Интересно отметить, что в черновом варианте "Анны Карениной" главная героиня этого произведения носит имя Анастасии (Наны), а фамилия у нее... Пушкина.

Достаточно прочитать несколько отрывков из романа, где описывается внешность Анны Аркадьевны Карениной, чтобы убедиться, как тонко и точно переданы писателем в ее облике черты наружности Марии Александровны Гартунг, запечатленные на портрете Макарова и в воспоминаниях Кузминской.

Толстой писал: "Каренина стояла неподвижно, держась чрезвычайно прямо, и глаза ее улыбались... Он (Вронский. - В. Р.) пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело".

Мария Александровна Гартунг среди участников и устроителей вечера памяти А. С. Пушкина в реальном училище Ф. Д. Дмитриева. Москва. 27 апреля 1916 г.

"Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити, а в черном, низко срезанном бархатном платье, открывавшем ее точеные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь и округлые руки с тонкою крошечною кистью. Все платье было обшито венецианским гипюром. На голове у нее, в черных волосах, своих без примеси, была маленькая гирлянда анютиных глазок и такая же на черной ленте пояса между белыми кружевами. Прическа ее была незаметна. Заметны были только, украшая ее, эти своевольные короткие колечки курчавых волос, всегда выбивавшиеся на затылке и висках. На точеной крепкой шее была нитка жемчугу".

Правнучка Пушкина С. П. Вельяминова вспоминала:

- Марию Александровну Гартунг я знала на протяжении последних двадцати лет ее жизни. Последний раз видела ее в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Она жила тогда на Арбате. Однажды тетя Маша пригласила меня в ресторан "Прага" пообедать... А в тысяча девятьсот первом году она подарила мне и моей сестре Маше, только что окончившим женский институт, белые шелковые зонтики с фарфоровой ручкой... Надо сказать, что лицом Мария Александровна была вылитый дед - Сергей Львович Пушкин. До глубокой старости она очень внимательно относилась к своей внешности: изящно одевалась, следила за красотой рук... Тетя Маша обладала какой-то торжественной красотой. У нее были звонкий, молодой голос, легкая походка, маленькие руки...

По другим воспоминаниям, Мария Александровна "отличалась своевольным характером", чем "напоминала мать Пушкина Надежду Осиповну"^*.

^* (Бибикова Е. Н. Мои воспоминания о Пушкине и о его потомках (по рассказам матери - Е. П. Бибиковой, урожд. Ланской, и няни). - ИРЛИ, ф. 244, оп. 20, № 175. В дальнейшем при ссылке на эти мемуары указывается только их шифр.)

13 октября 1877 года в семье М. А. Гартунг произошло трагическое событие - самоубийство ее мужа Леонида Николаевича, опутанного интригами бесчестных людей и отданного под суд. Прокурор обвинил Гартунга в краже векселей, вексельной книги и других бумаг некоего Занфтлебена - процентщика, обязанности душеприказчика которого имел неосторожность взять на себя Леонид Николаевич, ничего не подозревавший о коварных умыслах родственников умершего процентщика.

Ф. М. Достоевский подробно рассказал об этом в "Дневнике писателя за 1877 год": "Все русские газеты толковали недавно (и до сих пор толкуют) о самоубийстве генерала Гартунга, в Москве, во время заседания окружного суда, четверть часа спустя после прослушания им обвинительного над ним приговора присяжных". Когда судьи, объявив перерыв, удалились из зала суда, чтобы составить приговор, Л. Н. Гартунг, по словам писателя, "выйдя в другую комнату... сел к столу и схватил обеими руками свою бедную голову; затем вдруг раздался выстрел: он умертвил себя принесенным с собою и заряженным заранее револьвером, ударом в сердце. На нем нашли тоже заранее заготовленную записку, в которой он "клянется всемогущим богом", что ничего в этом деле не похитил и врагов своих прощает".

Хорошо знавший Гартунга князь Д. Д. Оболенский (в свое время он принял от Леонида Николаевича должность вице-президента общества рысистых бегов в Туле) вспоминал впоследствии, что после суда над Гаргунгом "прокурор преспокойно отправился в театр, где, однако, ему была враждебная манифестация". Оболенский свидетельствует: "Вся Москва была возмущена исходом гартунговского дела. Московская знать на руках переносила тело Гартунга в церковь, твердо убежденная в его невиновности. Да и высшее правительство не верило в его виновность, не отрешая его от должности, которую он занимал и будучи под судом. Владелец дома, где жил прокурор, который благодаря страстной речи считался главным виновником гибели Гартунга, П. П. Шипов, приказал ему немедленно выехать из своего дома на Лубянке, не желая иметь, как он выразился, у себя убийц. Последствия оправдали всеобщую уверенность в невиновности Гартунга. Один из родственников Занфтлебсна был вскоре объявлен несостоятельным должником, да еще злостным, и он-то оказался виновником гибели невинного Гартунга"^*.

^* (Подробнее об этом см.: "Русский архив", 1895, № 3, с. 369- 370. О стремлении прокурора Муравьева любыми средствами ошельмовать Л. И. Гартунга, о его "уловках... в пользу обвинения" рассказывается и в воспоминаниях Е. Н. Дьяковой, присутствовавшей на этом судебном процессе (рукописный отдел ГЛМ. осп. ф., № 4180).)

Об этом судебном процессе знал, безусловно, и Лев Николаевич Толстой. В драме "Живой труп", в сцене самоубийства Федора Протасова, писатель воспроизвел детали гибели генерала Гартунга, с которым был знаком более четверти века.

Как и муж старшей дочери Пушкина, Федор Васильевич Протасов отказывается от последнего слова в суде, не делает никакой попытки защитить себя, сохраняет высокое человеческое достоинство до последнего своего вздоха. Как и Гартунг, герой Толстого "вынимает пистолет и стреляет себе в сердце". Подобно Гартунгу, Протасов кончает самоубийством в помещении окружного суда перед вынесением несправедливого судебного приговора.

...После смерти мужа Мария Александровна осталась почти без средств к существованию. Она обратилась с письмом к Александру II, но небольшая пенсия была назначена ей лишь много лет спустя. И только в мае 1899 года, к 100-летию со дня рождения А. С. Пушкина, размер пособия был увеличен до 300 рублей в год.

В дальнейшем М. А. Гартунг вела полускитальческий образ жизни. Похоронив Леонида Николаевича, она некоторое время продолжала занимать его квартиру в доме государственного коннозаводства^* на Поварской улице (теперь улица Воровского, 25а). Вскоре, однако, Мария Александровна поселилась - снова ненадолго - в тульской усадьбе мужа. Затем, вернувшись в Москву, она сняла скромную меблированную комнату на Кисловке, в доме Базилевских. Оттуда переехала на Арбат, где в одном из переулков занимала небольшую квартиру.

^* (У "Дома коннозаводства" {так часто именуют его в печатных источниках) интересная литературная судьба. В 1937 году в нем был открыт музей А. М. Горького, а позже разместился Институт мировой литературы имени А. М. Горького.)

Длительное время дочь Пушкина жила у овдовевшего брата Александра Александровича Пушкина. Она помогала ему воспитывать детей. "Не знаю, знаешь ли ты, что у меня с осени гостит сестра Маша, - писал А. А. Пушкин брату Г. А. Пушкину. - Для меня это такая благодать, что ты и вообразить себе не можешь. Есть с кем душу отвести, и для девочек моих это большое счастье, что она у меня"^*.

^* (ИРЛИ, ф. 246, № 72.)

В последние годы жизни брата Мария Александровна нередко - особенно зимой - проводила вечера в его московской квартире. Собирались обычно в кабинете Александра Александровича, играли в карты, пили чай. Вспоминали детство... Сестру и брата связывали не только теплые родственные чувства, которые оба сумели сохранить до конца жизни, но и большая, искренняя дружба.

Александр Александрович Пушкин. Рисунок Н. П. Ланского. 1851 г.

А в летнее время они, случалось, вместе отдыхали у своей сестры по матери - Александры Петровны Араповой (урожд. Ланской) в усадьбе Лашма Пензенской губернии^*. По воспоминаниям бывшего управляющего имением М. И. Лаже, они многие часы проводили вдвоем, "отдавая досуг чтению, разговорам", а Мария Александровна - и "дамскому рукоделью": она "была по этой части искусная мастерица".

^* (Воскресенская Лашма, или просто Лашма, - центральная усадьба имения И. А. Арапова, мужа А. П. Ланской, - входила в Паровчатский уезд Пензенской губернии. В советское время селение стало частью города Ковылкино Мордовской АССР. В Воскресенской Лашме бывали также внучки поэта Анна и Надежда. В километре от имения находилась железнодорожная станция Арапово. Это имение не следует путать с селом Араповом Тамбовской губернии, принадлежавшим сестрам М. У. и Е. У. Араповым - дальним родственницам пензенских Араповых. Одна из сестер, Екатерина Устиновна, состояла в браке с Павлом Александровичем Ланским - братом С. А. Ланской, жены А. А. Пушкина, сына поэта.)

В Лашму наведывались и соседи, особенно молодежь, из окрестных русских и мордовских сел. "Мария Александровна... выходила к приезжим гостям в неизменном темном костюме без всякого следа украшений, скромно усаживаясь в тени, принимала участие в общей беседе, вносила в споры примиряющее начало".

М. И. Лаже отмечал, что облик М. А. Гартунг и в старости не был лишен "известной привлекательности". В то же время она была "до крайности суеверна, пугалась совиного крика, избегала тринадцатого числа, а если выплата пенсии из наровчатского казначейства приходилась на пятницу, задерживала поездку нарочного с оказией на несколько дней"^*.

^* (Ксерокопию очерка "Лашма. Усадьба, где жили дети Пушкина", опубликованного в зарубежной газете на русском языке, прислал в ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР праправнук Пушкина Г. М. Воронцов-Вельяминов.)

После смерти Александра Александровича острое одиночество заставило М. А. Гартунг покинуть Москву. Долгое время она жила в Лапше - у овдовевшей к тому времени А. П. Араповой (И. А. Арапов скончался летом 1913 года). Там же она провела и следующие два лета.

Хорошо знавшая Марию Александровну Гартунг бывшая учительница из города Чехова^* Антонина Ивановна Коняева рассказывала мне:

^* (До 1954 года - поселок Лопасня.)

- Многие годы Мария Александровна жила летом в Лопасне. Помню, как дочь Пушкина давала нам с сестрой орехи, пряники. Вместе с Марией Александровной мы собирали грибы в окрестностях Лопасни. Она любила их. Очень любила и зеленые щи из крапивы, и куличи, которыми нас угощала... Когда я в январе семнадцатого года начинала работать в школе, она говорила: "Надо так учить детей, чтобы им было все понятно, просто. Чтобы ребятам было радостно учиться".

Антонина Ивановна помнила, как М. А. Гартунг без отдыха переплывала - туда и обратно - большой пруд в господском парке, ей шел тогда уже восьмой десяток.

"Она была... величавая и очень моложавая седая дама, жизнерадостная, приветливая... Она располагала к себе молодежь и нас, детей" - такой запомнилась старшая дочь поэта ныне здравствующей правнучке Пушкина Татьяне Николаевне Галиной.

А Софья Николаевна Данилевская, сестра Т. Н. Галиной, отмечала, что в Марии Александровне Гартунг было то редкостное радушие, благорасположение к людям, которым в такой высокой степени обладал Пушкин.

- У нас в Полтаве, - рассказывала она, - Мария Александровна никогда не бывала. Но по праздникам присылала нам теплые, ласковые письма, которые всегда кончались словами: "Целую. Ваша бабушка Маша". Мы, дети, очень любили читать эти письма и берегли их. Позже, когда я уже кончала женский институт, мне довелось провести одно лето в Лопасне. Это было после девятисотого года. Там отдыхала тогда и Мария Александровна. А потом я не раз бывала у нее в Москве. Одна из наших встреч особенно запомнилась. В тот раз на тете Маше было темно-зеленое бархатное платье, красиво облегавшее ее статную фигуру. Ее одежда всегда отличалась аккуратностью и каким-то скромным изяществом. Я никогда не видела ее в халате. И теперь с волнением вспоминаю, как тетя Маша, положив свои красивые руки мне на плечи, сказала: "Соня, какая ты большая выросла!"

Александр Александрович Пушкин, сын А. С. Пушкина, Фотография конца 1850-х - начала 1860-х гг.

Когда 2 мая 1900 года в Москве открылась городская аудитория-читальня (ныне библиотека имени А. С. Пушкина на Спартаковской улице, 9^*), Марию Александровну пригласили быть ее попечительницей. Эту почетную обязанность она исполняла до 1910 года и отказалась от нее исключительно по причине нездоровья.

^* (До недавнего времени - площадь Баумана, 9.)

У Н. С. Шепелевой хранится записная книжка М. А. Гартунг, относящаяся к годам ее попечительства. Первая запись в книжке сделана в конце 1900 года, последняя - в начале января 1906-го. Часть листов вырвана. На сохранившихся страницах рукой Марии Александровны зафиксированы библиотечные расходы. Здесь же расписки заведующего читальней и аудиторией М. А. Васильевского в получении денег. Так, с 26 октября по 7 декабря 1905 года М. А. Гартунг выдала ему 1841 рубль 50 копеек, 5 января 1906 года - 176 рублей 40 копеек.

Уже в глубокой старости Мария Александровна встретила Великую Октябрьскую социалистическую революцию.

В конце 1917 года она приехала в Петроград, опять же к А. П. Араповой, жившей тогда на Французской набережной (ныне набережная Кутузова). В городе на Неве старшая дочь Пушкина провела около полугода. В мае 1918-го она навсегда покинула Петроград - город, где прошли ее детство и молодые годы, где трагически оборвалась жизнь отца, человека еще совсем молодого, в полном расцвете его великих творческих возможностей...

По воспоминаниям правнучки Н. Н. и П. Н. Ланских, Марии Петровны Араповой, М. А. Гартунг и в последние годы жизни, несмотря на почтенный возраст и всякого рода трудности, вызванные гражданской войной, "была всегда подтянутой, веселой, неунывающей".

Возвратившись в Москву, Мария Александровна чуть ли не ежедневно приходила на Тверской бульвар, к памятнику ее отцу. Многие москвичи обращали внимание на одинокую - всю в черном - старушку, часами сидевшую здесь на удобной деревянной скамейке. И редко кто знал, что это дочь поэта...

В конце трудного, голодного 1918 года первый нарком просвещения молодой Советской республики А. В. Луначарский позаботился о том, чтобы дочери великого поэта была оказана материальная поддержка. М. А. Гартунг жила тогда в доме № 23 по Спиридоньевской улице. Работница Наркомсобеса, обследовавшая бытовые условия Марии Александровны "для определения степени ее нуждаемости и назначения ей пенсии", отмечала, что М. А. Гартунг, несмотря на свои восемьдесят шесть лот, обладала ясной памятью, живостью, в ее речи отчетливо слышался некоторый оттенок французского произношения^*.

^* (Дочь Пушкина. - "Взаимопомощь", 1924, 10 июня.)

Наркомсобес, идя навстречу ходатайству А, В. Луначарского и "учтя заслуги поэта Пушкина перед русской художественной литературой", назначил Марии Александровне персональную пенсию. Наркомпрос выдал ей единовременное пособие в сумме 2400 рублей. Однако первая выплата пенсии оказалась и последней: она пошла на расходы, связанные с похоронами дочери Пушкина.

Часть личных вещей М. А. Гартунг впоследствии, в 1950-1960-х годах, поступила от Н. С. Шепелевой и других дарителей во Всесоюзный музей А. С. Пушкина. Среди переданного были кожаный бумажник, кольцо с изумрудом, веер слоновой кости, русско-французский словарь с автографом Марии Александровны, сочинения Фридриха Шиллера...

Кое-что из вещей старшей дочери Пушкина до сих пор хранится у Н. С. Шепелевой, Г. Г. Пушкина и других потомков поэта. Большинство же их оказалось в руках разных лиц еще при жизни М. А. Гартунг. Так, острая нужда заставила ее продать московскому коллекционеру С. А. Мухину дорогую семейную реликвию - подсвечник, которым пользовался А. С. Пушкин, а задолго до него - его прадед Абрам Петрович Ганнибал. Последним он и изготовлен собственноручно в 1770-х годах.

Софья Александровна Пушкина (урожд. Ланская), жена А. А. Пушкина. Фотография начала 1860-х гг.

...Могила М. А. Гартунг, которую я наконец разыскал, оказалась очень скромной. Нежно обрамляли ее мелкие кустики. В двух небольших вазах отцветали неяркие осенние цветы. На серой гранитной доске - надпись и небольшой овальный портрет дочери Пушкина с известного ее изображения кисти И. К. Макарова.

С портрета смотрели на меня прекрасные, проницательные, чуточку грустные глаза Марии Александровны. Лучи солнца, ласково коснувшись ее задумчивого лица, золотом загорались в тихо падавших на землю листьях клена...