В III отделении

В III отделении

В начале XIX века большим участком на углу Мойки и Гороховой улицы владел откупщик Кусовников. Следующий его владелец, купец Таль, построил здесь новые здания. В глубине двора, рядом с угловым красным зданием, существующим и в наше время, стоял длинный одноэтажный дом в четырнадцать окон по фасаду. С 1813 года его занимал Английский клуб. Летом 1831 года в "Санкт-Петербургских ведомостях" появилось объявление о сдаче внаем помещения в доме Таля "с удобными флигелями, дворами и вновь красиво разведенным садом".

Вскоре у ворот здания выросли фигуры жандармов в тяжелых касках - здесь обосновалось III отделение. Его начальник граф А. X. Бенкендорф приезжал сюда обычно рано утром с Малой Морской улицы, где имел собственный дом. Лицо шефа жандармов, по воспоминаниям современников, всегда "измятое и усталое", "имело обманчиво доброе выражение". В эту "центральную шпионскую контору", как впоследствии будет называть А. И. Герцен это учреждение, находившееся под особым попечительством царя, должен был периодически являться Пушкин.

Новый император Николай I в сентябре 1826 года вызвал Пушкина в Москву. Ссылка поэта окончилась. Но уже первое письмо Бенкендорфа из Петербурга, датированное 30 сентября 1826 года, определило его подневольное положение: "Честь имею уведомить, что государь император не только не запрещает приезда Вам в столицу, но представляет совершенно на Вашу волю, с тем только, чтобы предварительно испрашивали разрешение через письмо. Его величество совершенно остается уверенным, что Вы употребите отличные способности Ваши на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя Ваше. ...Сочинений Ваших никто рассматривать не будет; на них нет никакой цензуры: государь император сам будет и первым ценителем произведений Ваших и цензором, - Объявляя Вам сию монаршую волю, честь имею присовокупить, что как сочинения Ваши, так и письма можете для предоставления его величеству доставлять ко мне; впрочем, от Вас зависит и прямо адресовать на высочайшее имя".

Это первое послание шефа корпуса жандармов, начальника III отделения Е. И. В. канцелярии открыло долголетнюю его переписку с поэтом. Начиная с 1830 года до 1837 года Пушкин вынужден был послать Бенкендорфу 58 писем, и сам получил от него 36.

Один из советских исследователей А. Эфрос, перечитывая и изучая переписку Пушкина, заметил, что письма Бенкендорфу написаны необычным для поэта почерком: "Глаз поражает трудный, заставляющий ежиться, змеиный блеск его официальных автографов, посланий Бенкендорфу с их абсолютной выписанностью, парадной отточенностью штрихов и завитков. ...Словом, - заключает он, - это почерк в мундире и орденах, и надо сделать над собой усилие, чтобы узнать в нем пушкинскую руку". Можно себе представить, с каким усилием писались эти письма!..

Рукопись и рисунки Пушкина А.С.

Теперь каждодневная жизнь Пушкина зависела от III отделения. Уже в конце июля - начале августа 1826 года возбуждается дело о распространении отрывка из элегии "Андрей Шенье". Бенкендорф не знал, что элегия Пушкина написана до восстания декабристов и что в отрывке шла речь о Робеспьере и Конвенте. 24 ноября 1827 года Пушкин написал последнее объяснение, и дело было прекращено в июне 1828 года. Последовало решение, утвержденное Николаем: "иметь за ним секретный надзор". А затем началось другое дело - об авторстве поэмы "Гавриилиада", закончившееся в декабре.

Теперь за поэтом неотступно следят.

 Снова тучи надо мною
 Собралися в тишине; 
 Рок завистливый бедою
 Угрожает снова мне... 
 Сохраню ль к судьбе презренье? 
 Понесу ль навстречу ей
 Непреклонность и терпенье
 Гордой юности моей? -

скажет поэт в 1827 году в стихотворении "Предчувствие". И еще тревожнее звучит вопрос в стихах, обращенных к Ек. Н. Ушаковой:

 Вы ж вздохнете ль обо мне, 
 Если буду я повешен?

Великого поэта приглашают в III отделение для объяснений, для выговоров, "отеческих" внушений и наставлений. Бенкендорф своей рукой делает пометы на письмах поэта: "К сведению", "К делу", "Я попрошу меня вперед уведомлять", "Разрешается", "C'est permis" ("Это позволено"), "Пригласить его в среду в 2 часа в Петербург" и т. п. Здесь же наставления Николая I, суровые и бесцеремонные суждения о поступках Пушкина и категоричные оценки его произведений. Все это ясно свидетельствует о тяжком, почти трагическом положении, в котором оказался Пушкин. Неотвязный, настойчивый взгляд "всевидящего ока" незримо сопровождал его всюду. Бенкендорф не упускал возможности воспользоваться каждым случаем, чтобы тем или иным способом дать почувствовать поэту его совершенную зависимость от III отделения, а следовательно, и от него самого. "Голубая, громоздкая, но мягкая фигура Бенкендорфа становится рядом с поэтом и неотступно, по пятам сопровождает его уже до самой могилы",- справедливо заметил исследователь Б, Л. Модзалевский.