"Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры, что довольно неприлично моим летам, но Двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове". Эта запись в дневнике 1 января 1834 года напоминает о том, что камер-юнкер Пушкин должен теперь вместе с женой являться в Аничков дворец на балы, дававшиеся для узкого круга лиц, принятых при дворе.
Аничков дворец (ныне Дворец пионеров) расположен на углу Невского проспекта и Фонтанки. Он создавался в середине XVIII века по проекту М. Земцова с изменениями, внесенными Ф.-Б. Растрелли, и неоднократно перестраивался. Нынешний свой облик дворец принял в двадцатые годы XIX столетия. Здание дворца поставлено в глубине большого двора и своим главным фасадом обращено к набережной. Дорога к реке некогда открывалась стройной колоннадой. Другим фасадом дворец выходит в большой сад, украшенный двумя павильонами К. Росси, сохранившимися до нашего времени. Со стороны Невского проспекта дворцовая территория была ограничена невысоким, украшенным колоннадой зданием, называвшимся "кабинетом его величества". Нижний этаж представлял открытые галереи с арками, впоследствии их застроили. Аничков мост, как и другие мосты через Фонтанку, созданные в XVIII столетии, имел первоначально гранитные башенки с цепями. До наших дней этот декор сохранился только на Калинкином мосту и мосту Ломоносова. Аничков мост был реконструирован в сороковые годы прошлого столетия и украшен скульптурами П. Клодта.
На балах в Аничковом дворце особенно строго соблюдался придворный этикет. 26 января 1834 года поэт записал в дневнике: "В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, что гости во фраках. Я уехал..." Возмущенный император приказал передать ему свое неудовольствие. В декабрьской записи поэт иронически сообщает, что явился на бал в треугольной шляпе с плюмажем - "не по форме: в Аничков ездят с круглыми шляпами".
Эти отрывки из дневника производят тяжкое впечатление. Какую силу воли и выдержку надо было иметь, чтобы сохранить работоспособность и не пасть духом, живя в такой обстановке...
Камер-юнкер - низшее придворное звание, даваемое обычно юношам, начинавшим придворную карьеру. Для Пушкина это звание было оскорбительно. Но смысл царской "милости" был предельно ясен - теперь Пушкин прочно привязан ко двору: он должен посещать все придворные церемонии, увеселения, церковные службы, быть постоянно на глазах Бенкендорфа и самого царя.
Пушкин сказывается больным, чтобы не участвовать в дворцовых празднествах. Он уезжает из Петербурга в ноябре 1834 года - за пять дней до открытия Александровской колонны, чтобы не присутствовать при церемонии "вместе с камер-юнкерами - своими товарищами". Камер-юнкерский мундир для него - ненавистный шутовской кафтан. "Пушкина я видел в мундире камер-юнкера только однажды. Из-под треугольной шляпы лицо его казалось бледным, скорбным и суровым", - вспоминал молодой писатель В. А. Соллогуб.
"Государю не угодно было, чтобы о своем камер- юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью; но я могу быть подданным, даже рабом, - но холопом и шутом не буду и у царя небесного", - записывает Пушкин в дневнике 10 мая 1834 года.
Поэту приходится сопровождать Наталью Николаевну на празднества и в Зимнем дворце. Из парадных залов он уходит в тишину Военной галереи 1812 года. Здесь его окружают портреты прославленных героев Отечественной войны - "лица, полные воинственной отваги", написанные английским художником Дж. Доу и его русскими помощниками:
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года.
Здесь родилось стихотворение "Полководец".
Необходимость бывать при дворе становится невыносимой. "Все эти праздники просижу дома, - пишет он жене в апреле 1834 года. - К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями!" Это письмо было вскрыто на почте, прочтено полицией и потом царем. Пушкин, узнав об этом от Жуковского, был крайне оскорблен и раздражен. "Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства. Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю", - читаем мы в дневнике 10 мая 1834 года. В письме к Наталье Николаевне 3 июня он с возмущением жалуется: "...Свинство почты так меня охолодило, что я пера в руки взять был не в силе. Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство a la lettre (буквально. - Авт.). Без политической свободы жить очень можно, без семейственной неприкосновенности (inviolabilite de la famille) невозможно: каторга не в пример лучше".
7 ноября 1824 года на площади у Большого театра. Картина Ф. Я. Алексеева. 1824
Цензура все сильнее теснила Пушкина. Материальное положение ухудшалось. Росли долги, росло чувство зависимости от казны. Н. М. Смирнов, муж Александры Осиповны Россет, приятельницы поэта, писал: "Пушкин с своей юности до гроба находился вечно в неприятном или стесненном положении, которое убило бы все мысли в человеке с менее твердым характером".
Пушкину хочется покинуть Петербург, поселиться в деревне. В стихотворении 1834 года, обращенном к жене, это желание высказано с глубокой проникновенностью;
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит -
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь - как раз - умрем.
На свеге счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
В письмах А. X. Бенкендорфу 25 июня 1834 года он просит разрешения оставить службу, сохранив за собой право работать в архивах. Но, как он с горечью сообщает жене, "получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид*, что я вструхнул". Просьбу об отставке пришлось взять назад. В дневнике 22 июля поэт записал: "Прошедший месяц был бурен. Чуть было не поссорился я со двором - но все перемололось. Однако это мне не пройдет".