1821

16. В. Л. Давыдову (?)

Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут иметь следствия, важные не только для нашего края, но и для всей Европы.

Греция восстала и провозгласила свою свободу. Теодор Владимиреско, служивший некогда в войске покойного князя Ипсиланти, в начале февраля нынешнего года вышел из Бухареста с малым числом вооруженных арнаутов и объявил, что греки не в силах более выносить притеснений и грабительств турецких начальников, что они решились освободить себя от ига незаконного, что намерены платить только подати, наложенные правительством. Сия прокламация встревожила всю Молдавию. Князь Суццо и русский консул папрасно хотели удержать распространение бунта - пандуры и арнауты отовсюду бежали к смелому Владимиреско, - и в несколько дней он уже начальствовал 7000 войска.

21 февраля генерал князь Александр Ипсиланти с двумя из своих братьев и с князем Георгием Кантакузеном - прибыл в Яссы из Кишинева, где оставил он мать, сестер и двух братий. Он был встречен тремястами арнаутов, князем Суццо и русским консулом и тотчас принял начальство города. Там издал он прокламации, которые быстро разлилися повсюду, - в них сказано, что Феникс Греции воскреснет из своего пепла, что час гибели для Турции настал и проч., и что Великая держава одобряет подвиг великодушный! Греки стали стекаться толпами под его трое знамен, из которых одно трехцветно, на другом развевается крест, обвитый лаврами, с текстом сим знаменем победиши, на третьем изображен возрождающийся Феникс. - Я видел письмо одного инсургента: с жаром описывает он обряд освящения знамен и меча князя Ипсиланти, восторг духовенства и народа и прекрасные минуты Надежды и Свободы...

В Яссах все спокойно. Семеро турков были приведены к Ипсиланти и тотчас казнены - странная новость со стороны европейского генерала. В Галацах турки в числе 100 человек были перерезаны; двенадцать греков также убиты.

Известие о возмущении поразило Константинополь. Ожидают ужасов, но еще их нет. Трое бежавших греков находятся со вчерашнего дня в здешнем карантине. Они уничтожили многие ложные слухи. Старец Али принял христианскую веру и окрещен именем Константина; двухтысячный отряд его, который шел на соединение с сулиотами, уничтожен турецким войском.

Восторг умов дошел до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету - к независимости древнего отечества. В Одессах я уже не застал любопытного зрелища: в лавках, на улицах, в трактирах - везде собирались толпы греков, все продавали за ничто свое имущество, покупали сабли, ружья, пистолеты, все говорили об Леониде, об Фемистокле, все шли в войско счастливца Ипсиланти. Жизнь, имения греков в его распоряжении. Сначала имел он два миллиона. Один Паули дал 600 тысяч пиастров с тем, чтоб ему их возвратить по восстановлении Греции. 10000 греков записались в войско.

Ипсиланти идет на соединение с Владимиреско. Он называется Главнокомандующим северных греческих войск и уполномоченным Тайного Правительства. Должно знать, что уже тридцать лет составилось и распространилось тайное общество, коего целию было освобождение Греции. Члены общества разделены на три степени... Низшую степень составляла военная сила, вторую - граждане, члены сей степени имели право каждый приписать себе товарищей, - но не воинов, которых избирала только третья, высшая степень. Ты видишь простой ход и главную мысль сего общества, которого основатели еще неизвестны... Отдельная вера, отдельный язык, независимость книгопечатания, с одной стороны просвещение, с другой - глубокое невежество, - все покровительствовало вольнолюбивым патриотам - все купцы, все духовенство до последнего монаха считалось в обществе, которое ныне торжествует.

Вот тебе подробный отчет последних происшествий нашего края.

Странная картина! Два великих народа, давно падших в презрительное ничтожество, в одно время восстают из праха - и, возобновленные, являются на политическом поприще мира. Первый шаг Александра Ипсиланти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал - и, мертвый или победитель, отныне он принадлежит истории - 28 лет, оторванная рука, цель великодушная! - завидная участь. Кинжал изменника опаснее для него сабли турков; Константин-паша после освобождения не совестней будет Клодовика или Владимира, ибо влияние молодого мстителя Греции должно его встревожить. Признаюсь, я бы советовал князю Ипсиланти предупредить престарелого злодея: нравы той страны, где он теперь действует, оправдают политическое убийство.

Важный вопрос: что станет делать Россия; займем ли мы Молдавию и Валахию под видом миролюбивых посредников; перейдем ли мы за Дунай союзниками греков и врагами их врагов? Во всяком случае, буду уведомлять -

17. А. А. Дельвигу

 Друг Дельвиг, мой парнасский брат, 
 Твоей я прозой был утешен, 
 Но признаюсь, барон, я грешен: 
 Стихам я больше был бы рад.
 Ты знаешь сам: в минувши годы 
 Я на брегу парнасских вод 
 Любил марать поэмы, оды, 
 И даже зрел меня народ
 На кукольном театре моды. 
 Бывало, что ни напишу, 
 Все для иных не Русью пахнет; 
 Об чем цензуру ни прошу, 
 Ото всего Тимковский ахнет. 
 Теперь едва, едва дышу! 
 От воздержанья муза чахнет, 
 И редко, редко с ней грешу. 
 К неверной славе я хладею; 
 И по привычке лишь одной 
 Лениво волочусь за нею, 
 Как муж за гордою женой. 
 Я позабыл ее обеты, 
 Одна свобода мой кумир, 
 Но всё люблю, мои поэты, 
 Счастливый голос ваших лир. 
 Так точно, позабыв сегодня 
 Проказы младости своей, 
 Глядит с улыбкой ваша сводня 
 На шашни молодых (- - -).

Жалею, Дельвиг, что до меня дошло только одно из твоих писем, именно то, которое мне доставлено любезным Гнедичем, вместе с девственной "Людмилою". - Ты не довольно говоришь о себе и об друзьях наших - о путешествиях Кюхельбекера слышал я уж в Киеве. Желаю ему в Париже дух целомудрия, в канцелярии Нарышкина дух смиренномудрия и терпения, об духе любви я не беспокоюсь, в этом нуждаться не будет, о празднословии молчу - дальний друг не может быть излишне болтлив. В твоем отсутствии сердце напоминало о тебе, об твоей музе - журналы. Ты все тот же - талант прекрасный и ленивый. Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки. Напиши поэму славную, только не четыре части дня и не четыре времени, напиши своего "Монаха". Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая - твой истинный удел - умертви в себе ветхого человека - не убивай вдохновенного поэта. Что до меня, моя радость, скажу тебе, что кончил я новую поэму - "Кавказский пленник", которую надеюсь скоро вам прислать. Ты ею не совсем будешь доволен и будешь прав; еще скажу тебе, что у меня в голове бродят еще поэмы, но что теперь ничего не пишу. Я перевариваю воспоминания и надеюсь набрать вскоре новые; чем нам и жить, душа моя, под старость нашей молодости, как не воспоминаниями? -

Недавно приехал в Кишинев и скоро оставляю благословенную Бессарабию - есть страны благословеннее. Праздный мир не самое лучшее состояние жизни. Даже и Скарментадо, кажется, не прав - самого лучшего состояния нет на свете, но разнообразие спасительно для души. -

Друг мой, есть у меня до тебя просьба - узнай, напиши мне, что делается с братом - ты его любишь, потому что меня любишь, он человек умный во всем смысле слова - и в нем прекрасная душа. Боюсь за его молодость, боюсь воспитания, которое дано будет ему обстоятельствами его жизни и им самим - другого воспитания нет для существа, одаренного душою. Люби его, я знаю, что будут стараться изгладить меня из его сердца, - в этом найдут выгоду. - Но я чувствую, что мы будем друзьями и братьями не только по африканской нашей крови.

Прощай.

А. Пушкин.

1821 г. марта 23.

Кишинев.

18. Н. И. Гнедичу

 В стране, где Юлией венчанный 
 И хитрым Августом изгнанный 
 Овидий мрачны дни влачил, 
 Где элегическую лиру 
 Глухому своему кумиру 
 Он малодушно посвятил,
 Далече северной столицы
 Забыл я вечный ваш туман,
 И вольный глас моей цевницы
 Тревожит сонных молдаван.
 Все тот же я - как был и прежде;
 С поклоном не хожу к невежде,
 С Орловым спорю, мало пью,
 Октавию - в слепой надежде -
 Молебнов лести не пою.
 И дружбе легкие посланья
 Пишу без строгого старанья.
 Ты, коему судьба дала
 И смелый ум и дух высокой,
 И важным песням обрекла,
 Отраде жизни одинокой;
 О ты, который воскресил
 Ахилла призрак величавый,
 Гомера музу нам явил
 И смелую певицу славы
 От звонких уз освободил, -
 Твой глас достиг уединенья,
 Где я сокрылся от гоненья
 Ханжи и гордого глупца,
 И вновь он оживил певца,
 Как сладкий голос вдохновенья.
 Избранник Феба! твой привет,
 Твои хвалы мне драгоценны;
 Для муз и дружбы жив поэт.
 Его враги ему презренны -
 Он музу битвой площадной
 Не унижает пред народом;
 И поучительной лозой
 Зоила хлещет - мимоходом.

Вдохновительное письмо ваше, почтенный Николай Иванович, Нашло меня в пустынях Молдавии: оно обрадовало и тронуло меня до глубины сердца. Благодарю за воспоминание, за дружбы, за хвалу, за упреки, за формат этого письма - все показывает участие, которое принимает живая душа ваша во всем, что касается до меня. Платье, сшитое, по заказу вашему, на "Руслана и Людмилу", прекрасно; и вот уже четыре дни как печатные стихи, виньета и переплет детски утешают меня. Чувствительно благодарю почтенного А. О.; эти черты сладкое для меня доказательство его любезной благосклонности. - Не скоро увижу я вас; здешние обстоятельства пахнут долгой, долгою разлукой! молю Феба и казанскую богоматерь, чтоб возвратился я к вам с молодостью, воспоминаньями и еще новой поэмой: - та, которую недавно кончил, окрещена "Кавказским пленником". Вы ожидали многого, как видно из письма вашего, - найдете малое, очень малое. С вершин заоблачных бесснежного Бешту видел я только в отдаленье ледяные главы Казбека и Эльбруса. Сцена моей поэмы должна бы находиться на берегах шумного Терека, на границах Грузии, в глухих ущелиях Кавказа - я поставил моего героя в однообразных равнинах, где сам прожил два месяца - где возвышаются в дальном расстоянии друг от друга четыре горы, отрасль последняя Кавказа; во всей поэме не более 700 стихов - в скором времени пришлю вам ее - дабы сотворили вы с нею, что только будет угодно.

Кланяюсь всем знакомым, которые еще меня не забыли - обнимаю друзей. С нетерпеньем ожидаю девятого тома "Русской истории". Что делает Николай Михайлович? здоровы ли он, жена и дети? Это почтенное семейство ужасно недостает моему сердцу. - Дельвигу пишу в вашем письме. Vale^*.

^* (Прощайте (лат.).)

Пушкин.

1821 марта 24.

Кишинев.

19. А. И. Тургеневу

Не правда ли, что вы меня не забыли, хотя я ничего не писал и давно не получал об вас никакого известия? Мочи нет, почтенный Александр Иванович, как мне хочется недели две побывать в этом пакостном Петербурге: без Карамзиных, без вас двух да еще без некоторых избранных, соскучишься и не в Кишиневе, а вдали камина княгини Голицыной замерзнешь и под небом Италии. В руце твои предаюся, отче! Вы, который сближены с жителями Каменного острова, не можете ли вы меня вытребовать на несколько дней (однако ж не более) с моего острова Пафмоса? Я привезу вам за то сочинение во вкусе Апокалипсиса и посвящу вам, христолюбивому пастырю поэтического нашего стада; но сперва дайте знать минутным друзьям моей минутной младости, чтоб они прислали мне денег, чем они чрезвычайно обяжут искателя новых впечатлений. В нашей Бессарабии в впечатлениях недостатку нет. Здесь такая каша, что хуже овсяного киселя. Орлов женился; вы спросите, каким образом? Не понимаю. Разве он ошибся плешью и (- - -) головою. Голова его тверда; душа прекрасная; но черт ли в них? Он женился; наденет халат и скажет:

Beatus qui procul...^*

^* (Блажен тот, кто вдали... (лат.))

Верьте, что, где б я ни был, душа моя, какова ни есть, принадлежит вам и тем, которых умел я любить.

Пушкин.

Кишинев.

7 мая 1821.

Если получу я позволение возвратиться, то не говорите ничего-никому, и я упаду, как снег на голову.

20. Дегильи

Avis a M-r Deguilly, ex-officier francais.

Il ne suffit pas d'etre un J. F.; il faut encore I'etre franchement.

A la veille d'un foutu duel au sabre, on n'ecrit pas sous les yeux de sa femme des jeremiades et son testament. On ne fabrique pas des contes a dormir debout avec les autorites de la ville, afin d'empecher une egratignure. On ne compromet pas deux fois son second^*.

^* (Ni un general qui daigne recevoir un pied-plat dans sa maison. (Прим. Пушкина.))

Tout ce qui est arrive, je l'ai prevu, je suis fache de n'avoir pas parie.

Maintenant tout est fini, mais prenez garde a vous.

Agreez l'assurance des sentiments que vous meritez.

Pouchkirie.

6 juin 1821.

Notez encore que maintenant en cas de besoin je saurai faire agir mes droits de gentilhomme russe, puisque vous n'entendez rien au droit des armes.

(Перевод:

К сведению г-на Дегильи, бывшего французского офицера.

Недостаточно быть трусом, нужно еще быть им в открытую.

Накануне паршивой дуэли на саблях не пишут на глазах у жены слезных посланий и завещания; не сочиняют нелепейших сказок для городских властей, чтобы избежать царапины; не компрометируют дважды своего секунданта^*.

^* (Ни генерала, который удостаивает принимать негодяя у себя в доме.)

Все то, что случилось, я предвидел заранее, и жалею, что не побился об заклад.

Теперь все кончено, но берегитесь.

Примите уверение в чувствах, какие вы заслуживаете.

Пушкин.

6 июня 1821.

Заметьте еще, что впредь, в случае надобности, я сумею осуществить свои права русского дворянина, раз вы ничего не смыслите в правах дуэли.)

21. Л. С. Пушкину и О. С. Пушкиной

Здравствуй, Лев, не благодарю тебя за письмо твое, потому что ты мне дельного ничего не говоришь - я называю дельным все, что касается до тебя. Пиши ко мне, покамест я еще в Кишиневе. Я тебе буду отвечать со всевозможной болтливостью, и пиши мне по-русски, потому что, слава богу, с моими конституционными друзьями я скоро позабуду русскую азбуку. Если ты в родню, так ты литератор (сделай милость, не поэт): пиши же мне об новостях нашей словесности; что такое "Сотворение мира" Милонова? что делает Катенин? Он ли задавал вопросы Воейкову в "Сыне отечества" прошлого года? Кто на ны? "Черная шаль" тебе нравится - ты прав, но ее черт знает как напечатали. Кто ее так напечатал? пахнет Глинкой. Если ты его увидишь, обними его братски, скажи ему, что он славная душа - и что я люблю его, как должно. Вот еще важнее: постарайся свидеться с Всеволожским - и возьми у него на мой счет число экземпляров моих сочинений (буде они напечатаны), розданное моими друзьями - экземпляров 30. Скажи ему, что я люблю его, что он забыл меня, что я помню вечера его, любезность его, V. С. Р. его, L. D. его, Овошникову его, Лампу его - и все елико друга моего. Поцелуй, если увидишь, Юрьева и Мансурова - пожелай здравия калмыку - и напиши мне обо всем.

Пришли мне "Тавриду" - Боброва. Vale.

Твой брат А.

27 июля.

Etes-vous de retour de votre voyage? avez-vous visite de nouveau les souterrains, les chateaux, les cascades de Narva? cela vous a-t-il amuse? aimez-vous toujours vos promenades solitaires? quels sont vos chiens favoris? avez-vous oublie la mort tragique d'Omphale et de Bizarre? qu'est-ce qui vous amuse? que lisez-vous? avez-vous revu la voisine Annette Voulf? montez-vous a cheval? quand revenez-vous a Petersbourg? que font les Korf? etes-vous mariee, etes-vous prete a l'etre? doutez-vous de mon amitie? bonjour, ma bonne amie.

(Перевод:

Вернулась ли ты из своего путешествия? Посетила ли снова подземелья, замки, Нарвские водопады? Развлекло ли это тебя? Любишь ли ты по-прежнему одинокие прогулки? Какие собаки твои любимицы? Забыла ли ты трагическую смерть Омфалы и Бизарра? Чем ты развлекаешься? Что читаешь? Виделась ли ты снова с соседкой, Анетой Вульф? Ездишь ли верхом? Когда возвращаешься в Петербург? Что поделывают Корфы? Не вышла ли ты замуж? Не собираешься ли выйти? Сомневаешься ли в моей дружбе? Прощай, мой добрый друг.)

22. С. И. Тургеневу

Поздравляю вас, почтенный Сергей Иванович, с благополучным прибытием из Турции чуждой в Турцию родную. С радостию приехал бы я в Одессу побеседовать с вами и подышать чистым европейским воздухом, но я сам в карантине, и смотритель Инзов не выпускает меня, как зараженного какою-то либеральною чумою. Скоро ли увидите вы северный Стамбул? обнимите там за меня милого нашего муфти Александра Ивановича и мятежного драгомана брата его; его преосвященству писал я письмо, на которое ответа еще не имею. Дело шло об моем изгнании - но если есть надежда на войну, ради Христа, оставьте меня в Бессарабии. Пред вами я виноват; полученное от вас письмо я через два дни перечитываю - но до сих пор не отвечал - надеюсь на великодушное прощение и на скорое свидание.

Кланяюсь Чу, если Чу меня помнит - а Долгорукий меня забыл.

Пушкин.

21 авг.

23. Н. И. Гречу

Извините, любезный наш Аристарх, если опять беспокою вас письмами и просьбами; сделайте одолжение - доставьте письмо, здесь прилагаемое, брату моему; молодой человек меня забыл и не прислал мне даже своего адреса.

Вчера видел я в "Сыне отечества" мое послание к Ч-у; уж эта мне цензура! Жаль мне, что слово вольнолюбивый ей не нравится: оно так хорошо выражает нынешнее liberal^*, оно прямо русское, и, верно, почтенный А. С. Шишков даст ему право гражданства в своем словаре, вместе с шаротыком и с топталищем. Там напечатано глупца философа; зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец; но лишняя брань не беда. А скромное письмо мое насчет моего же письма - видно, не лезет сквозь цензуру? Плохо.

^* (либеральный (франц.).)

Дельвигу и Гнедичу пробовал я было писать - да они и в ус не дуют. Что б это значило: если просто забвение, то я им не пеняю: забвенье - естественный удел всякого отсутствующего; я бы и сам их забыл, если бы жил с эпикурейцами, в эпикурейском кабинете, и умел читать Гомера; но если они на меня сердятся или разочли, что письма их мне не нужны, - так плохо.

Хотел было я прислать вам отрывок из моего "Кавказского пленника", да лень переписывать; хотите ли вы у меня купить весь кусок поэмы? длиною в 800 стихов: стих шириною - 4 стопы; разрезано на 2 песни. Дешево отдам, чтоб товар не залежался. Vale.

Пушкин.

21 сентября 1821. Кишинев.