6. "Я дружбу знал..."

В период пребывания в Кишиневе Пушкин, стараясь избавиться от мертвящей скуки, принимал участие в рассеянной светской жизни, посещал балы и вечера в домах именитых людей города: молдавских бояр Е. К. Варфоломея, Георгия Розгювана, Тудора Балша, коллежского асессора Замфира (Замфираки) Ралли, Маврогени, вице-губернатора М. Ф. Крупенского, его брата титулярного советника Тудора Крупенского, гражданского губернатора К. А. Катакази и других. Об этом подробно рассказывают в своих воспоминаниях А. Ф. Вельтман, В. П. Горчаков и И. П. Липранди¹.

¹ (Вельтман А. Ф. Воспоминания о Бессарабии, Майков Л. Пушкин СПб., 1899, с 102 - 136; Воспоминания В. П. Горчакова о Пушкине См- Пушкин в воспоминаниях современников М., 1950, с 181 - 224, Липранди И. П. Из дневника и воспоминаний. - Русский Архив, 1866, № 8 - 9, стб. 1213 -1484 и № 10, стб 1393 - 1491)

Пушкин особенно часто бывал у Варфоломея, посещал балы и вечера, которые устраивались почти ежедневно этим богачом, генеральным откупщиком в Бессарабском крае.

В своих "Записках" Ф. Ф. Вигель сообщает очень интересные бытовые факты о доме Варфоломея, где он поселился в 1823 г., вскоре после отъезда Пушкина из Кишинева.

"Тут нашел я атласные, бархатные диваны, мебель всех времен и фасонов в азиатском и европейском вкусе, некоторые предметы роскоши, старинные, стародавние, перемешанные с самыми новыми, модными, стены, расписанные всевозможными цветами. Хозяин этого дома Е. Варфоломей, недобросовестный, запутавшийся в долгах откупщик, которому помогли за высокую цену (в год за 12 тысяч левов) отдать его дом со всем удобством внаймы для казны".

Здесь же Вигелю предложили для услужения повара Тардифа, известного в прошлом петербургского ресторатора, с которым в Кишиневе встречался и Пушкин, назвав его в одном из кишиневских стихотворений "поварни генерал". "Ко мне, - пишет Вигель, - пришел длинный, сухой старик, черноволосый с проседью. Я Тардиф, - сказал он. Как Тардиф? Да не родня ли вы... Тардифу, который содержал славную гостиницу "Европу" против Зимнего дворца? - Да я сам и есть, - отвечал он. - Возможно ли! воскликнул я. - Что прикажете делать; ваши гвардейские офицеры задолжали мне десять тысяч рублей, потом неожиданно пошли в поход в двенадцатом году: где мне было за ними гоняться? С другой стороны, собака жена моя всего меня ограбила, и я вынужден был идти по миру"¹.

¹ (Записки Филиппа Филипповича Вигеля. М., 1892, ч. 6, с 104.)

Но вернемся к самому Варфоломею. Местные архивные материалы дают новые сведения для характеристики истинного лица Варфоломея.

А. Ф. Вельтман изобразил Е. К. Варфоломея и его семью в повести "Два майора"¹. Типичный образ молдавского боярина он дал в произведении "Странник", ярко обрисовав надутое чванство молдавских бояр

¹ (Москвитянин. 1848, № 1, с. 33 - 90.)

Он важен, важен, очень важен 
Усы в три дюйма, и седа 
Его в два локти борода, 
Янтарь в аршин, чубук в пять сажен, 
Он важен, важен, очень важен1

¹ (Вельтман Л. Ф. - Странник, М., 1840, ч. 2., с. 73; Вельтман А. Ф. - Странник, М., 1877.)

Однако нужно отметить, что А. Ф. Вельтман и В. П. Горчаков не совсем верно рисовали Варфоломея этаким приветливым, хлебосольным, простодушным толстяком. Как видно из ряда архивных документов, это был властный и жестокий откупщик, который безжалостно притеснял жителей. Так, в Бессарабском Верховном совете имеется дело от 27 февраля 1820 г. "По обвинению генерального откупщика в Бессарабской области Варфоломея за притеснение жителей", а также дело от мая 1823 г. "По обвинению помещика Варфоломея за избиение квартирмейстера"¹. Другие материалы свидетельствуют о начавшемся в 1824 г. разорении Варфоломея и снятии его с различных ответственных общественных должностей. Так, в деле от 30 июня 1824 г. находятся документы о публичных торгах "недвижимого имения, принадлежащего коллежскому асессору Варфоломею на пополнение казенной недоимки", из коих видно, что назначены к продаже четыре имения Варфоломея на сумму 190 тысяч левов². На основании указа сената Бессарабский Верховный совет вынес 19 января 1824 г. постановление: "уволить от настоящей должности советника от короны бессарабского областного гражданского суда коллежского асессора Варфоломея"³. Вскоре Варфоломею пришлось распрощаться и со своим великолепным домом, где у него на вечерах бывал Пушкин, и отдать его в казну, как и вновь строившийся дом в верхней части города. Умер Е. К. Варфоломей в 1842 г.

¹ (ЦГА МССР, ф. 3. оп. I, д. 160 и 330.)

² (ЦГА МССР, ф. 88, оп. I, д. 143, лл. 1 - 4.)

³ (ЦГА МССР, ф. 3, оп. I, д. 427, л. 1.)

Кстати, несколько слов о вымыслах, связанных с домом Варфоломея. В связи с поднятыми в газете "Вечерний Кишинев" от 24.III. 1986 г. вопросами реставрации домов, связанных с именем Пушкина, я с удивлением прочел, что "мы пока не установили с полной достоверностью, где находился и каким был дом Варфоломея". Это - неправда. На доме Варфоломея потому и висит мемориальная доска, что принадлежность этого дома Варфоломею установлена уже давно, 40 лет назад, на основании следующих историко-бытовых, архивных и прочих данных.

Во-первых, на плане старого Кишинева, приложенном к брошюре Ивана Халиппы "Город Кишинев времен жизни в нем А. С. Пушкина" (1899 г.), дом Варфоломея помечен на этом самом месте, где он находится и сейчас (как и другие помеченные на этом плане дома и церкви пушкинских времен, сохранившиеся до наших дней).

Во-вторых, архитекторы, обследовавшие дом Варфоломея, установили, что камень, из которого он сложен, стены его относятся к началу XIX века.

Чем же мотивируют свои сомнения в том, что дом Варфоломея - это не дом Варфоломея? Тем, что во дворе этого дома найден фундамент старого здания. Но это мог быть фундамент флигеля, принадлежавшего Варфоломею. А боярский дом всегда строился не во дворе, а фасадом на улицу. Поэтому все сомнения о действительной принадлежности дома Варфоломею - это просто вымыслы.

"Из других семейных домов, - пишет И. П. Липранди, - Пушкин довольно часто посещал семейство Ралли... У Ралли, или Замфираки, кроме троих сыновей (из коих в особенности один был очень порядочным молодым человеком), было две дочери". Одна из дочерей Ралли - Екатерина Захаровна - была замужем за коллежским советником Апостолом Константиновичем Стамо, которого Пушкин прозвал бараньей физиономией, начертив его полукарикатурный портрет на рукописи поэмы "Цыганы", рядом с рисунком цыганских шатров и телег. По свидетельству И. П. Липранди и прапорщика Ф. Н. Лугинина, нам известны только трое сыновей Ралли: Григорий, Константин и Иван¹.

¹ (Русский Архив, № 8 - 9, стб. 1231; Литературное наследство; № 16 - 18, с. 671)

Но, оказывается, у Замфира Ралли был еще и четвертый сын - Михаил. На "старом кладбище", где похоронены все братья Ралли и их сестра Екатерина, похоронен и Михаил Захарович Ралли, на могильном памятнике которого написаны даты его жизни: 1807 г. 23. XII. - 1861 г. 21. I (кстати, он умер позже остальных трех братьев) А всего у Ралли было пять сыновей и три дочери.

Богатый помещик Замфир Ралли имел в своем владении несколько молдавских и цыганских сел. В частности, ему принадлежали села нынешнего Ниспоренского района, в 50 км к западу от Кишинева: Долна (теперь село Пушкино), Юрчены и Варзарешты. В архивных документах сохранилась доверенность от 4 июня 1818 г., по которой Замфир Ралли доверял Ивану Прункулу отдать под залог в казну эти имения. "1818 года июня 4 дня город Кишинев выданное свидетельство мне об оценке вотчин моих Оргеевского цынута села Дольна, Молдвале, полсела Юрчены, три части села Варзарешты и часть села Фунду Галбина в 360 тысяч левов; вверяю его высокоблагородию надворному советнику Ивану Прункулу с тем, чтобы он по сей доверенности имел право по сказанному свидетельству обеспечить залогом в казну..."¹.

¹ (ЦГА МССР, ф. 3, оп. I, д. 270, л. 71 и на обороте)

Бывал Пушкин и у Бессарабского гражданского губернатора Константина Антоновича Катакази. В 1821 г. Пушкин написал стихотворение, в котором дает яркую жанровую картину, рисующую в сатирических тонах кишиневское боярское общество

Раззевавшись от обедни, 
К Катакази еду в дом, 
Что за греческие бредни, 
Что за греческий содом! 
Подогнув под (...) ноги, 
За вареньем, средь прохлад, 
Как египетские боги, 
Дамы преют и молчат1

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 2. (1), с. 192)

Пушкин чувствовал себя чужим среди этого общества молдавских бояр, как он чувствовал себя чужим среди русского великосветского общества. И, ненавидя русских дворян-аристократов, этих "обезьян просвещения", поэт не менее ненавидел молдавское боярство, которое раздражало его своим тупым чванством, высокомерием, потугами на французскую воспитанность, изощренным издевательством над своими слугами.

Памятник А. С. Пушкину в селе Пушкино. Скульптор О. С. Комов

Пушкин дает яркую характеристику моральной ничтожности господствующих классов Молдавии, опоры царизма. "Трус и грубиян", "подлец и грубиян"¹ - вот резкие и меткие характеристики, которыми наделяет бояр Пушкин. Привыкшие к подобострастию подчиненных, чванливые бояре действительно были напуганы неожиданным для них презрительным отношением Пушкина и часто обращались с жалобами на поэта к генералу И. Н. Инзову.

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 1, с. 745.)

Кстати, Инзов сыграл положительную роль по отношению к молдавскому народу в период своего пребывания в Бессарабии. Об этом Пушкин пишет в стихотворном послании "Мой друг, уже три дня...", очевидно, обращенном к Н. С. Алексееву, где называет Инзова "спаситель молдаван" (в черновом варианте).

"Добрый и почтенный... русский в душе" (по словам Пушкина), Инзов с исключительной сердечностью относился к Пушкину. "Инзов, - пишет поэт, - очень меня любил". А в письме к А. Н. Тургеневу от 14 июля 1824 г. Пушкин, сообщая о том, что Инзов сажал его под домашний арест, когда поэту "случалось побита молдавского боярина", Писал далее, что Инзов "в то же время приходил меня навещать и беседовать со мной об гишпанской революции"¹.

¹ (Там же, т. II, с. 25, 296 и т. 13, с. 103.)

П. Бартенев пишет: "... за него (Пушкина) был его добрый начальник... Инзов и еще несколько человек в Кишиневе хорошо знали, что Пушкину было можно и было за что прощать его увлечения"¹. Мне часто случалось посещать Ивана Никитича в Кишиневе... - пишет А. Стурдза. - Тогда же баловень собственного таланта и гения - Пушкин находился у него под непосредственной опекой и руководством"². Инзову стоило много труда, рискуя своим служебным положением, скрывать от правительства бунтарские выходки своего "подопечного", к которому он относился поистине с отеческой любовью и вниманием. И когда кто-либо из петербургского начальства запрашивал Инзова о поведении поэта, генерал отвечал: "г. Пушкин, состоящий при мне, ведет себя изрядно", или "Пушкин, в одном со мной доме, ведет себя хорошо и при настоящих смутных обстоятельствах не оказывает никакого участия в сих делах"³. Все это дает нам право утверждать, что Инзов сыграл исключительную роль в оберегании Пушкина от возможных новых репрессий со стороны царского правительства.

¹ (Бартенев П. Пушкин в южной России. - Русский Архив, № 8 - 9, стб. 1169.)

² (Стурдза А. Воспоминания об И. Н. Инзове. - Москвитянин, 1874, ч. 1, с. 224 (ранее опубликовано в "Одесском вестнике", 1847, № 13 - 14).)

³ (См.: Русская старина, 1833, декабрь, с. 657 и 1887, январь, с. 243.)

После ухода в 1823 г. с поста полномочного наместника Бессарабского края Инзов остается попечителем колонистов южного края.

Пылкий нрав Пушкина зачастую приводил его к столкновениям, кончавшимся дуэлями. Но эти столкновения и дуэли являлись, в большинстве случаев, результатом не каких-нибудь молодеческих выходок поэта (как это неверно представляет ряд биографов), а проявлением независимости его характера, стремлением заставить относиться к себе с должным уважением. "Непреклонность и терпенье гордой юности" своей Пушкин сохранил до конца жизни, сказав однажды, что он не будет шутом даже у самого царя небесного. В стихотворном послании к Н. И. Гнедичу из Кишинева в письме от 24 марта 1821 г. Пушкин писал:

Все тот же я - как был и прежде! 
С поклоном не хожу к невежде... 
Молебнов лести не пою...1

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 2, (1), с. 170.)

А в другом месте поэт с патриотической гордостью отметил, что русских писателей, не в пример зарубежным, отличают отсутствие рабской приниженности и покорности и наличие чувства собственного достоинства, свободолюбия и независимости. Эти черты характера Пушкина проявлялись, по свидетельству ряда его кишиневских знакомых, и при обычных дуэльных поединках, во время которых поэт держал себя всегда с мужественным достоинством. Так было, например, на дуэлях с подполковником Огаревым и офицером генерального штаба Зубовым.

Дом-музей А. С. Пушкина в селе Пушкино. (Дом 3. Ралли)

Но любовные увлечения, светские развлечения, дружеские пирушки и дуэли, как дань молодым годам, отнюдь не занимали основного места в кишиневском времяпрепровождении Пушкина, а составляли лишь чисто внешнюю сторону его жизни Пушкин, по свидетельству И. П. Липранди, предпочитая всему этому "беседу с людьми, его понимающими", завязывал знакомства, главным образом, среди наиболее передовых и культурных военных чиновников, находящихся тогда в Кишиневе, и передовых кругов молдавского общества.

Круг знакомых Пушкина в Кишиневе крайне обширен и насчитывал более 200 лиц. Среди этих знакомых находились и люди, с которыми поэт вынужден был встречаться подолгу службы или в местном светском обществе. Но эти люди, в конечном счете, чуждые ему, и знакомство с ними носило либо деловой, либо светский характер. Но было в Кишиневе у Пушкина и немало истинных друзей. К ним, в первую очередь, относятся члены тайного кишиневского общества декабристов и некоторые из военных и чиновников. Поэтому, естественно, мы в первую очередь остановим наше внимание на тех лицах, с которыми поэт находился в дружеских отношениях и которые сыграли какую-то роль в жизни поэта в период его пребывания в Молдавии.

Одним из наиболее близких друзей Пушкина был Н. С. Алексеев. Липранди в своих воспоминаниях пишет: "... коллежский секретарь Николай Степанович Алексеев, по крайней мере, десятью годами старее Пушкина, был вполне достоин дружеских к нему отношений Александра Сергеевича. У них были общие знакомые в Петербурге и Москве, и в Кишиневе Алексеев, будучи старожилом, ввел Пушкина во все общества. Русская и французская литература не были ему чужды. Словом, он из гражданских чиновников был один, в лице которого Пушкин мог видеть в Кишиневе подобие образованным столичным людям, которых он привык видеть"¹. Н. С. Алексееву Пушкин посвятил стихотворение: "Мой милый, как несправедливы...". Ему же, видимо, посвящена поэма "Гавриилиада" К нему обращено и стихотворение "Сегодня я поутру дома".

¹ (Русский Архив, № 8 - 9, стб. 1223 - 1224.)

Впоследствии, уже уехав из Молдавии, Пушкин не порывал дружеских связей с Н. С. Алексеевым, со своим, как он его шутливо называл, "лукавым соперником" и "черным другом". В своих письмах Н. С. Алексеев делился с поэтом воспоминаниями о днях, проведенных вместе в Кишиневе, передавал ему новости из Молдавии, Кишинева, сведения об общих знакомых. "Все переменилось здесь со времени нашей разлуки, - пишет Н. С. Алексеев в письме от 20 октября 1826 г.: Сандулаки вышла замуж; Соловкина умерла; Пульхерия состарилась и в бедности; Калипсо в чахотке; как часто по осушенным берегам Быка хожу я грустный и туманный и проч., вспоминая милого товарища, который умел вместе и сердить и смешить меня..."

В ответ Пушкин писал Алексееву из Пскова 1 декабря 1826 г.:

Не могу объяснить тебе моего чувства при получении твоего письма... кишиневские звуки, берег Быка... Милый мой, ты возвратил меня Бессарабии!"

Другим не менее близким другом Пушкина в Кишиневе был прапорщик генерального штаба В. П. Горчаков. О Владимире Петровиче Горчакове, оставившем правдивые воспоминания о поэте, мы располагаем незначительными биографическими сведениями. "Душа души моей" - назвал его Пушкин. Горчаков, как и Алексеев, был, по свидетельству И. П. Липранди, неразлучен с Пушкиным. Хотя и не профессионал-писатель, В. П. Горчаков печатал свои стихотворения и беллетристические произведения. Судя по единственному дошедшему до нас письму Пушкина к Горчакову от октября-ноября 1822 г. (от Горчакова к Пушкину есть только одна деловая записка), Пушкин ценил критические замечания Горчакова. Так, соглашаясь с некоторыми замечаниями его о поэме "Кавказский пленник", Пушкин пишет: "Замечания твои, моя радость, очень справедливы и слишком снисходительны"¹.

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 13, с. 52.)

Приехав в Кишинев в начале ноября 1820 г., Горчаков был вначале дивизионным квартирмейстером при штабе 16-й пехотной дивизии, а затем, с мая 1822 г., работал в топографической комиссии полковника С. И. Корниловича.

Пушкин, очевидно, встречался с полковником С. И. Корниловичем, поскольку был в самых близких отношениях с офицером топографической комиссии В. П. Горчаковым и встречался с офицерами этой же комиссии: Ф. Н. Лугининым, Зубовым, Кеком, Полторацкими. Кроме Горчакова, Пушкин был близок с офицером этой же комиссии поэтом А. Ф. Вельтманом. Занимаясь литературной деятельностью, Вельтман, который по своим политическим взглядам не шел далее умеренного либерализма, вскоре сблизился с Пушкиным на почве общих литературных интересов и был с ним очень дружен. По свидетельству И. П. Липранди, Пушкин "...умел среди всех отличить А. Ф. Вельтмана, любимого и уважаемого всеми оттенками... он один из немногих, который мог доставлять пищу уму и любознательности Пушкина... Он, безусловно, не ахал каждому произнесенному стиху Пушкина, мог и делал свои замечания, входил с ним в разбор, и это не нравилось Александру Сергеевичу..."¹.

¹ (Липранди И. П. Из дневника воспоминаний. - Русский Архив, 1866, стб. 1251.)

Узнав, что Вельтман пишет стихи и, в частности, сочиняет молдавскую сказку в стихах "Янко-чабан", Пушкин, как рассказывает в своих воспоминаниях Вельтман, посетил поэта и "хохотал от души над некоторыми местами описаний моего "Янко", великана и дурня, который, обрадовавшись, так рос, что вскоре не стало места в хате отцу и матери, и младенец, проломив ручонкой стену, вылупился из хаты как из яйца"¹.

¹ (Об этом факте жизни Вельтмана в Бессарабии и встречах его с Пушкиным см.: "Бессарабские воспоминания" А. Ф. Вельтмана и его знакомство с Пушкиным". Майков Л. Пушкин. Биографические материалы. СПБ., 1899, с. 92 - 136.)

Уехав из Кишинева ранее Пушкина, Вельтман встретился с ним только через девять лет - в 1831 г в Москве. К тому времени Вельтман стал известным писателем, автором ряда исторических, этнографических и художественных произведений, посвященных главным образом Молдавии. Большинство этих произведений было напечатано в 40-х годах XIX века. Среди них можно назвать такие: "Начертание древней истории Бессарабии" (М., 1828 г.); "Странник" (чч. I и II опубликованы в 1831 г., ч. III. - в 1834 г. и полностью - в 1840 г.); "Костештские скалы" ("Одесский альманах, 1840 г.); "Урсул" ("Сто русских литераторов" т. II, 1841 г.); рассказ "Илья Ларин" ("Московский городской листок", 1847 г., № 8); "Два майора" ("Москвитянин", 1848 г., № 1); "Приключения, почерпнутые из моря житейского" (М., 1863 г.); повесть "Радой", роман "Счастье-несчастье", стихотворения: "Простите, коль моей нестройной лиры глас...", "Джок", "Послание к друзьям", "Памятный ежедневник", "Дневник", "Реляция о русско-турецкой войне 1828 года", "Воспоминания о Бессарабии".

Кроме того, А. Ф. Вельтман опубликовал повесть о гайдуке Тундзе (Тунсуле), казненном в 1832 г., "Тундза. Валахская быль" в "Одесском Альманахе на 1840 г." за подписью "Раду Куралеско из села Чтима Варунтэ". А. Донич перевел эту повесть на молдавский язык.

В 1977 году в издательстве "Наука", в серии "Литературные памятники" вышел в свет роман "Странник". В книгу включены были в отрывках и некоторые другие произведения Вельтмана на молдавскую тему (издание подготовил Ю. М. Акутин).

Странной и необычной была литературная судьба писателя Александра Фомича Вельтмана. Бесспорно, талантливый и оригинальный писатель (что признавали такие авторитеты, как А. С. Пушкин и В. Г. Белинский), А. Ф. Вельтман подвергался резкому осуждению со стороны литературной критики, в первую очередь за эксцентрическую, причудливую, мозаичную архитектонику, композицию первого своего крупного произведения "Странник", за свободное смешение прозы и стихов, за манерность, вычурность стиля, смесь фантастического и реального. А затем, после смерти писателя, стали говорить и писать не только о самобытности его таланта, но и влиянии на крупнейших русских писателей XIX в. Так, в Лермонтове, Достоевском, Гоголе увидели наследников художественных особенностей Вельтмана, в частности, в сочетании фантастического и реального. Статья В. Ф. Переверзева была прямо названа: "Предтеча Достоевского". В композиции романа Лермонтова "Герой нашего времени" усматривали следование своеобразию композиции романа "Странник", а в поисках Печориным квартиры для постоя видели сходство с таким же эпизодом в "Страннике". Устанавливали много общего между изображением жизни и поведения молодых офицеров в романе "Странник" и изображением офицерства в "Казаках" и "Севастопольских рассказах".

Безусловно, правильно оценить достоинства и недостатки А. Ф. Вельтмана смог в 30 - 40-е годы только В. Г. Белинский, который, не зачеркивая композиционную "калейдоскопичность", стилевую "вычурность" отдельных произведений Вельтмана, все же в целом высоко оценивает его талант. "Талант г. Вельтмана самобытен и оригинален в высочайшей степени, он никому не подражает. В "Страннике" выразился весь характер его таланта, причудливый, своенравный".

Александр Сергеевич Пушкин, знавший Вельтмана по Кишиневу, живо интересовался его творчеством. В своих воспоминаниях Вельтман рассказывает о том, что Пушкин говорил ему: "Я непременно буду писать о "Страннике". И когда в "Литературной газете" от 26 мая 1831 г. появился неблагоприятный для Вельтмана разбор первой части "Странника", Пушкин сокрушенно писал П. В. Нащокину: "Я сейчас увидел в "Литературной газете" разбор Вельтмана, очень неблагоприятный и несправедливый. Чтоб не подумал он, что я тут как-нибудь вмешался. Дело в том, что я виноват поленился выполнить обещание. Не написал сам разбора, но и некогда было". А еще ранее в письме к Е. М. Хитрово Пушкин писал: "Посылаю Вам, сударыня, "Странника", которого Вы у меня просили. В этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант".

И все же только в советское время Вельтман, его своеобразное творчество, в частности роман "Странник", получили справедливую оценку, как одно из оригинальных достижений реалистической литературы XIX века. Это нашло отражение в работах 29 - 30-х годов В. Ф. Переверзева, Н. К. Пиксанова, З. С. Ефимовой, а в послевоенный период в трудах Н. Л. Степанова, Г. М. Фридленде.ра и других, в том числе молдавских исследователей: Л. Н. Оганян ("А. С. Пушкин и молдавская тематика А. Ф. Вельтмана") и А. С. Киделя ("А. Ф. Вельтман") Опираясь на эти предшествующие работы, много нового внес в исследование творчества А. Ф Вельтмана и Ю. М. Акутин - составитель, комментатор сборника и автор приложенной статьи о нем.

Ю. М Акутин видит основное достоинство романа "Странник" в том, что в нем, как и во всей русской литературе 20 - 30-х годов XIX века, главной темой является история молодого человека эпохи (Евгений Онегин, Печорин, Бельтов). "Молодой человек этот - самая значительная фигура литературы XIX века", - указывал М. Горький. Другим значительным достоинством романа "Странник" является, по верному замечанию Ю. М. Акутина, эпическая широта, энциклопедичность в показе действительности, в сочетании историко-бытового материала с нравственно-философскими обобщениями, рассуждениями, лирическими отступлениями. Ю. М. Акутин усматривает в этом влияние творческого опыта Пушкина, его романа "Евгений Онегин", но в то же время раскрывает оригинальность, идейно-художественное своеобразие, новаторство творческой манеры А. Ф. Вельтмана.

В романе "Странник", как и в ряде других произведений Вельтмана, нашло художественное отражение десятилетнее (с перерывами) пребывание писателя в Бессарабии. Используя свои воспоминания, дневниковые записи, военные реляции, стихотворные и прозаические отрывки, письма, А. Ф. Вельтман дает широкое описание жизни, быта, нравов, характеров, увиденных им лично. Все это сделало "Странника" своеобразной энциклопедией бессарабской, кишиневской провинциальной жизни.

Смотрите пристально на карту: 
Вот Бессарабия! Вот свет! 
Я в нем чуть-чуть не десять лет, 
Как шар катался по бильярду!

Думается, следовало бы издать у нас в республике на русском и молдавском языках произведения А. Ф. Вельтмана, посвященные Бессарабии, а также и другие его произведения.

Пушкин читает кишиневским декабристам стихотворение 'Кинжал'. С картины художника Б. И. Лебедева

Продолжая рассказ о знакомых Пушкина в Кишиневе, необходимо отметить, что у Пушкина кроме близких друзей был и ряд хороших знакомых. Среди них И. П. Липранди, областной почтмейстер А. П. Алексеев, офицеры И. М. Друганов, В. Ф. Калакуцкий, двоюродные братья Полторацкие - Алексей Павлович и Михаил Александрович, В. Т. Кек. Здесь же, в Кишиневе, Пушкин встречался и со своим лицейским товарищем К. К. Данзасом. Об этом свидетельствуют В. Ф. Раевский, И. П. Липранди и Ф. Н. Лугинин. В своих записках В. Ф. Раевский пишет: "Данзас Константин Карлович (товарищ и секундант Пушкина), с которым познакомил меня Пушкин в Кишиневе"¹ И. П. Липранди указывает: "Во время пребывания Пушкина (в Кишиневе. - Б. Т.) Данзас был поручиком пионерного батальона, квартировавшего в Бендсрах... Данзас бывал в Кишиневе, где Пушкин с ним виделся"².

¹ (Щеголев П. Е. Декабристы. М., 1926, с. 80.)

² (Липранди И. П. Из дневника... - Русский Архив, 18661 № 10, стб. 1489.)