Глава четвертая. "Ум... вникает в дух народный"

1. "Наскуча рабскою сохой..."

Пушкин, мечтавший о тех временах, "когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся", с поистине братской дружбой относился ко всем народам России, жадно интересовался их жизнью, историей, бытом, культурой, отображая, запечатлевая затем все увиденное и истинно народное в своих лучших произведениях.

Пребывание Пушкина в Молдавии сыграло значительную прогрессивную роль в культурно-политической жизни молдавского народа. Мы никогда не забываем того, имеющего исключительное историко-культурное значение, факта, что в лице Пушкина, воплотившего в себе с наибольшей полнотой гений великого русского народа, впервые начали осуществляться в наиболее плодотворной форме культурные, литературные взаимосвязи между русским и молдавским народами. Также было благотворно влияние русской демократической, прогрессивной мысли, культуры на молдавскую культуру и, в первую очередь, молдавскую литературу

Обращаясь к теме "Пушкин и молдавский народ", необходимо отметить, что освещение этой темы давалось ранее, в дореволюционных работах, исключительно в культурно-бытовом плане. Рассказывалось больше о глубоком интересе Пушкина к жизни, быту, фольклору молдавского народа, что, конечно, имело место, и было важно. Но исследователи жизни и творчества Пушкина, как и современники его, в своих воспоминаниях оставляли вне поля зрения главное - глубокий интерес Пушкина к общественно-политической жизни молдавского народа, к его освободительной борьбе против внутренних и внешних угнетателей. А только это и дало возможность Пушкину по-настоящему глубоко понять молдавский народ, его жизнь, думы и чаяния и отразить все это правдиво и ярко в ряде своих произведений, связанных с Молдавией.

Вопреки реакционно-клеветническим утверждениям не только современных Пушкину, но и позднейших/буржуазных этнографов, характеризовавших молдаван как покорный, меланхолический народ, склонный к созерцательности и бездеятельности, Пушкин совершенно по-иному рассматривал истинный характер молдавского народа. Прежде всего, Пушкин резко отделял молдавский народ от его угнетателей - бояр. Нет сомнения, что пушкинские эпитеты "сонные", "тяжелые" относились отнюдь не к простым молдаванам, а к той "бояр орде", "болванов", "грубиянов", "подлецов" и "трусов", важная медлительность и надутое чванство которых были так ненавистны Пушкину. Поэт хорошо знал об освободительных традициях молдавского народа. Он был современником выступлений гайдуков¹ Урсула, Бужора, Кирджали.

¹ (Гайдуки, или хайдуки, как называют повстанцев-партизан у южных славян, не нужно путать с другим значением слова "гайдук" - слуга, лакей (у поляков).)

Тема "Пушкин и гайдуцкое движение" является одной из важнейших, когда мы касаемся взаимоотношений великого русского поэта-гражданина, единомышленника декабристов, с молдавским народом, и приобретает особое значение и смысл, когда мы обращаемся к изучению жизни и творчества Пушкина в Молдавии, ибо дает возможность глубже осмыслить важнейшие стороны его жизни и творческой биографии в кишиневский период.

Гайдуцкое движение, как стихийное движение молдавских крестьянских масс против поработителей, являлось одной из форм общей революционно-освободительной борьбы народов России против самодержавно-полицейской, помещичье-дворянской России.

Гайдуцкое движение, начавшееся еще в XVII веке, особенно широко развернулось в XVIII веке, превратилось в грозную силу, страшную для турецких поработителей и бояр. Среди вождей гайдуков особенно выделялись гайдуки XVIII века и первой половины XIX века: Кодряну, Раду, Бадиул, Бодян, Величко, Лэпушнянул, Бекир, Дарие, Бужор, Войку, Урсул, Кирджали, Тобулток, Барган, Грозеску.

Пушкин в своей замечательной повести "Кирджали" сохранил для нас образ одного из выдающихся гетеристов и народных мстителей Молдавии. Ряд современников и ближайших кишиневских знакомых Пушкина дают интересные сведения о виднейших вождях гайдуцкого движения. Так, о гайдуке Бужоре пишет в своем дневнике сослуживец Пушкина П. И. Долгоруков. Особенно много сведений сохранилось об Урсуле, одном из выдающихся руководителей гайдуцкого движения в Молдавии начала XIX века. А. Ф. Вельтман в своих бессарабских воспоминаниях дает яркое описание "разбойничьих" похождений Урсула. Конечно, Вельтман, как и все представители господствующих классов царской России, зачеркивал социально-политическую сущность гайдучества, видел в гайдуках не народных мстителей, защитников бедноты, а простых грабителей, уголовных преступников, разбойников. "Это был начальник шайки, - пишет А. Ф. Вельтман, - составившейся из разного сброда вольнолюбивых людей, служивших этерии молдавской и перебравшихся в Бессарабию от преследования турок после Скулянского дела. В Молдавии и вообще в Турции разбойники разъезжают отрядами по деревням, берут дань, пируют в корчмах, и их никто не трогает. Урсул с несколькими из отважных ограбил на дороге от Бендер к Кишиневу купца. Вздумали пировать в корчме при въезде в город. В то время еще никто не удивлялся, видя несколько вооруженных с ног до головы арнаутов, но ограбленный Урсулом прибежал в Кишинев и, заметив разбойников в корчме, закричал: "Талгарь, талгарь!"¹ Народ сбежался; письменная почта была подле; почтмейстер Алексеев, отставной храбрый полковник гусарский, собрал команду почтальонов и бросился с ними в корчму, дав знать между тем жандармскому командиру. Урсул с товарищами, видя себя окруженными, вскочив на коней, понеслись во весь опор через город. Только крики: "Талгарь, талгарь!" успевали их преследовать по улицам. Народ заграждал им путь, но выстрелами прокладывали они себе дорогу вперед, однако же, выбрали плохой путь - через Булгарию (часть Кишинева у Вознесенской церкви, заселенная в то время болгарами. - Б. Т.). Булгары осыпали их и принудили свернуть в сторону к огородам. Огороды лежали на равнине по берегу Быка. Принадлежали разным владельцам, все пространство было в загородках. Лихие кони разбойников перелетали через плетни, но загородок было много, а толпы болгар преследовали их бегом и догоняли; постепенно утомленные кони падали с отважными седоками, и булгары, как пчелы, осыпали их и перевязывали. На скованного Урсула съезжался смотреть весь город. Это был образец зверства и ожесточения; когда его наказали, он не давал лечить себя, лежал, осыпанный червями, но не охал"². Впоследствии А. Ф. Вельтман ввел этот красочно описанный мм эпизод из жизни Урсула в свою повесть, озаглавленную именем прославленного гайдука³.

¹ (Разбойник, разбойник! (молд.))

² (Майков Л. Пушкин. СПб., 1899, с. 127 - 128.)

³ (Вельтман А. Ф. Урсул. - Сто русских литераторов, 1841, т. II.)

В своих, правда, не во всем достоверных, воспоминаниях Ф. Ф. Вигель дает яркую зарисовку образа гайдука Урсула и его сотоварища Богаченко, которых он видел в тюрьме; "Я нашел Урсула задумчиво сидящим на наре, сложив руки. Он был лет сорока, широкоплеч, черноволос и весь оброс бородой. Лицо его было не без благородства: ни страха, ни злости оно не выражало. В углу на соломе лежал также скованный товарищ его Богаченко лет двадцати шести... Пустился он мне доказывать право разбойников вооруженной рукой собирать дань с господ, которые без всякого труда и опасности грабят своих крестьян"¹.

¹ (Записки Филиппа Филипповича Вигеля. - Русский Архив М., 1892, ч. VI, с. 165.)

Об Урсуле и его соратниках пишет и И. П. Липранди. Он рассказывает о поимке в апреле 1824 г. Урсула и Соболева, а в 1826 г. - Богаченко. Урсул и Соболев бежали из тюрьмы, но через месяц были пойманы в корчме. Богаченко тоже совершил побег. "Заключенный в острог, - пишет Липранди,- он взбунтовал других и, среди дня, успел почти со всеми заключенными, обезоружив караул из внутренней стражи, бежать; но так как у него и у других кандалы были не сбиты, то они остановились для сего на еврейском кладбище, в версте от города (на северо-западной окраине Кишинева - Скулянской рогатке. - Б. Т.), лежавшем почти па самой оконечности города, по дороге на Скуляны. По сделавшейся тревоге рота 33 егерского полка бросилась за ними и, вступив в перестрелку, захватила их". Затем Богаченко был "засечен кнутом"¹.

¹ (Липранди И. П. Замечания на "Воспоминания" Ф. Ф. Вигеля. Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. - Смесь М., 1873 кн 2-я, с. 219 - 220.)

И здесь возникает вопрос: когда, в какое время и сколько раз ловили Урсула и было ли это в период пребывания Пушкина в Кишиневе. И. П. Липранди указывает, что поимка Урсула была совершена в апреле 1824 г. Очевидно, в это время Урсула мог видеть в тюрьме и Вигель, который жил в Кишиневе с ноября 1823 г. А Вельтман мог быть свидетелем поимки Урсула или просто слышать о ней, т. к. до середины 1823 г. он жил в Кишиневе и уехал, по его свидетельству, распрощавшись с Пушкиным, т. е. ранее поэта и, следовательно, никак не позже начала августа 1823 г.

Вот почему мы можем сделать если не вывод, то довольно основательное предположение о том, что Урсула ловили не только в 1824 г. (когда Пушкина уже не было в Молдавии), но и в 1823 г., т. е. в период пребывания поэта в Кишиневе. И, следовательно, Пушкин мог знать и о гайдуке Урсуле, как он знал о Кирджали.

Интересно отметить чрезвычайно любопытные для характеристики гайдуцкого движения факты, свидетельствующие о широкой разноплеменной и социальной прослойке гайдуцкого движения. Среди гайдуков кроме коренного населения - молдаван - были русские (Соболев), болгары, украинцы (Богаченко), греки, арнауты¹. А также встречаем крестьян и солдат, ремесленников и мещан (Соболев - кременчугский мещанин) А. С. Пушкин в своем кишиневском дневнике пишет о посещении им острога и встрече там с русским "разбойником" Тарасом Кириловым в записи от 26 мая 1821 г Пушкин замечает: "потом был я в здешнем остроге N. В. Тарас Кирилов"². Сохранился рассказ о том, что один из арестантов "главный первостатейный каторжник" сказал Пушкину, что ночью намерен бежать. После удачного побега одного из арестантов Пушкин говорил, что вот "многих переловили, а мой друг убежал". Возможно, что этим арестантом, совершившим побег, и был Тарас Кирилов³.

¹ (По-турецки албанцы; у молдавских бояр арнаутами еще назывались слуги. Это второе слово не отмечено в словаре языка Пушкина. (См. т. I, с. 49.))

² (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. 12, с. 303.)

³ (Куликов Н. И. Пушкин и Пущин. - Русская старина, 1881, № 8, с. 613 - 614.)

Нужно отметить, что в период гайдуцкого движения в начале XIX века в Молдавию бежало немало крепостных крестьян из русских губерний, которые пополняли ряды гайдуков. Вместе с молдавским народом они вели борьбу с ненавистными угнетателями. И, кроме того, среди гайдуков встречалось немало солдат, бежавших от ужасов царской казармы. "Большая часть великороссов в Бессарабии, - пишет А. Защук, - состоит из лиц, убежавших из разных русских губерний от рекрутства и помещиков"¹. Выше уже указывалось, что зверское обращение ряда офицеров с солдатами вызвало волнение в полках 16-й дивизии, расквартированной в Бессарабии. Но побеги были часты и во всей 2-й армии, в которую входила 16-я дивизия. Так, в 1819 г. бежало 1086 солдат, в 1820 г. - 1405, а в 1821 г. - 1612. По свидетельству офицера-декабриста В. Ф. Раевского, из 24-го егерского полка только за один месяц бежало 45 человек². О побегах солдат в период пребывания Пушкина в Молдавии свидетельствуют и архивные данные. В делах секретной следственной комиссии от мая - августа 1823 г. сообщается о значительном количестве задержанных полицией беглых солдат. В регистрационном листе от 25 мая есть запись о трех солдатах: Якове Суровцеве, Михаиле Перепелкине и Иване Золотареве, взятых "за побег из военной службы", причем о последнем из них сообщается: "спина на нем шпицрутенами совершенно избита"³. Но особенно было велико число бежавших в Молдавию крепостных крестьян. Это объясняется тем, что в Молдавии в начале XIX века крестьянство формально не было в крепостной зависимости от бояр-помещиков (но, выполняя трудовые повинности, находилось в такой же кабале и пользовалось лишь "свободой" ухода от одного помещика к другому). Вот потому-то, как указывается в "Истории Молдавии", "...в большом количестве стекались в Бессарабию беглые крестьяне. Их наплыв сюда особенно усилился после присоединения Бессарабии к России. Русские помещики принимали меры для розыска и возврата, русские крепостные нелегально приписывались к местным крестьянским обществам, ...куда их охотно принимали. Они причислялись к молдавским семьям, которые скрывали их под именем своих умерших родственников. Отсюда родилась молдавская поговорка: "Папа рус, мама рус, а Иван - молдаван"⁴. Нет ничего удивительного, что теперь в ряде районов Молдавии существуют русские села. Об этих массовых побегах сообщал В. Ф. Малиновский (впоследствии один из директоров Царскосельского лицея), который состоял русским консулом в Яссах в 1802 - 1803 гг. Об этом же свидетельствует и ряд архивных материалов. Так, в тех же делах секретной следственной комиссии, о которых упомянуто выше, в разделе о преступниках из села Ганчешты (родина славного сына молдавского народа Григория Ивановича Котовского, ныне райцентр Котовск) указывается в записи от 7 мая 1823 г., что в "течение 6 лет причислено к Ганчештам русских беглецов более 2000 человек"⁵. Далее, там же отмечалось, что беглецы подлежат аресту и отправке по месту жительства. Не желая возвращаться под ярмо помещика, беглые русские крестьяне вступали в гайдуцкие отряды. Это говорит о совместной борьбе русского и молдавского народов и народов балканских стран против внутренних и внешних врагов за свободу и независимость.

¹ (Защук А. Материалы для географии и статистики России. Бессарабская область. СПб., 1862, с. 491.)

² (Гессен С. Солдатские волнения в начале XIX века. М., 1929, с. 24.)

³ (ЦГА МССР, ф. 2, оп. I, д. 791, лл. 4 и 6.)

⁴ (История Молдавии, т. I, с. 347.)

⁵ (ЦГА МССР, ф. 2. оп. I, д. 791, л. 12.)

В деле "О появлении разбойников¹ в оргеевских лесах" имеется рапорт оргеевского исправника от 18 апреля 1824 г., в котором сообщается, что один из жителей села Белиешты, искавший в лесу вола, "нашел человека, одетого в арнаутское платье", и "увидел много спящих", коих от объявшей его тут робости пересчитать не мог". Бендерский исправник в рапорте от 12 июля 1826 г. доносил о появлении в лесу "16 человек разбойников... из коих 15 одеты в шаровары и куртки серого солдатского сукна... а последний в булгарской одежде". И, наконец, измаильский исправник в рапорте от 10 августа 1826 г. доносил "о появлении в измаильском цинуте разбойников в Гречанском околе, повыше селения Баурчи молдаван, числом до 10 человек"².

¹ (Здесь, как и в других местах, "разбойниками" господствующие классы боярской Молдавии и царские сатрапы называли гайдуков, народных мстителей, ничего общего с настоящими разбойниками не имевших.)

² (ЦГА, ф. 2. оп. I, д. 792, лл. 20, 26, 34.)

Все эти данные нам интересны потому, что они раскрывают особый разноплеменный характер гайдуцкого движения.

Архивные документы подтверждают положение Н. Гудзия в его исследовании о "Братьях разбойниках": "очень характерно, что бессарабские разбойничьи шайки отличались такой же разноплеменностью, как и разбойничьи шайки, фигурирующие в поэме Пушкина"¹.

¹ (Гудзий Н. К. "Братья разбойники" Пушкина. - Известия Академии наук СССР, отделение общественных наук, 1937, № 2 - 3, с. 652.)

И действительно, есть все основания утверждать, что именно особый разноплеменный и социальный характер гайдуцкого движения (о чем не мог не знать Пушкин) и явились той реальной жизненной основой (наряду, безусловно, с "разбойничеством" в целом), на которой построена поэма "Братья разбойники". Об этом говорят и подсказанные Пушкину реальной молдавской действительностью строки из начала поэмы, ярко рисующие "разбойничью" среду, характерную именно для гайдуцкого движения.

Какая смесь одежд и лиц, 
Племен, наречий, состояний!

В черновом варианте было: "племен и лет и состояний". Но затем Пушкин, считая, видимо, более важным подчеркнуть не возрастное, а разноплеменное своеобразие гайдуцких отрядов, слово "лет" заменил словом "наречий"¹.

¹ (Пушкин А. С. Полн. собр. соч., т. IV, с. 145 и 375.)

Гайдуцкое движение, образы народных мстителей, как выразителей глубоких революционно-освободительных чувств и настроений молдавского народа, естественно, нашли широчайшее отражение в молдавском фольклоре. И молдавский народ, создавший много песен, сказаний, легенд, посвященных народным борцам за свободу, всегда отличал подлинных разбойников, уголовных преступников от народных героев, называя первых "талгарями", а вторых "гайдуками". Глубокая любовь к угнетенному молдавскому народу и страстная ненависть к его поработителям-боярам, призыв к кровавой расправе с ними и прославление народных мстителей - вот что составляет содержание этих гайдуцких песен, легенд и сказаний, являющихся распространенным и любимым молдавским народом жанром фольклора. Исключительный интерес представляет дошедший до нас замечательный по своей яркой публицистичности литературный памятник "Слово крестьянина к боярину". "Вы, - обращается с гневом неизвестный автор к боярам, - проводите время в пиршествах, а мы умираем с голоду... Знайте, что, несмотря на то, что мы холопы без ума, как вы говорите, мы сами защитимся... Хватит! Довольно! Терпенье лопнет. Или вы нам учините справедливость, или мы сами ее добудем, потому, что наши предки рассказывали, что когда-то также бояре стали совсем пренебрегать нуждами народа и хорошими порядками, все шло по их желанию. И говорили нам старики: "Пока мы не обагрили свои топоры в их крови, до тех пор не было порядка"¹.

¹ (История Молдавии, т. I, с. 335.)

Не менее сильное и яркое отражение нашли эти революционно-освободительные думы и чаяния молдавского народа в его фольклоре. Так, в одной из баллад мы встречаем следующее характерное признание гайдука, во многом раскрывающее истинную социальную подоплеку т. н. "разбойничества", в котором, как справедливо указывал М. Горький, "были элементы бунта социального"¹.

¹ (Речь М. Горького на Пленуме Правления Союза советских писателей 7 марта 1935 г. См.: М. Горький о литературе (Литературно-критические статьи) М., 1953, с. 775.)

Это правда, взял вчера 
Много я у бояр добра, 
Сотню золотых монет 
Отдал тем, у кого нет, 
Чтоб для бедных всех детей 
Накупили калачей1

¹ (Менюк Г. Молдавские песни старины. - Советская Молдавия, 1945, 5 ноября. В более развернутом виде та же статья напечатана в журн. "Октомбрие" (Октябрь, 1946, № 1). См. еще: Ботезату Г. Песни гайдучества. - Днестр. 1961, № 7, с. 118 - 125.)

Схема маршрута поездки А. С. Пушкина по Бессарабии с 9 по 23 декабря 1821г

Исследователь Яцимирский, который сделал в Молдавии ряд интересных фольклорных записей (например, со слов 80-летнего старика из села Ганчешты Иоана Нистора и др.), пишет: "Если вы попросите рассказать что-нибудь про старину (дин бэтрынь или дин трекут) или просто какой-нибудь рассказ (повесть или сказку - басм), то он (народный сказитель) непременно предложит вам рассказать про разбойника" И "...начнет он говорить про разбойников, и сам весь оживляется и слушатели тоже Рассказ дышит необыкновенным сочувствием к своему герою, увлечением им, даже каким-то обаянием, а слушатели, кажется, живут вместе с разбойником, совершающим подвиги свои один за другим Разбойник всегда наделен положительными чертами: он красив, статен, силен, ловок, смел, в опасности хитер и решителен, для бедняков добр и нежен, а главное - справедлив. Когда рассказчик нарисует самыми яркими красками фигуру подобного разбойника, трудно представить себе, чтобы такой человек мог грабить и безжалостно убивать людей. Нет! это герой, которого народное представление наделяет самыми симпатичными чертами. Это - идеал народа, воплотивший в себе, быть может, идею освобождения от тяжелого ига, которое давило несчастный народ в продолжение четырех веков..."¹ (выделено мною - Б. Т.).

¹ (Яцимирский А. Разбойники Бессарабии в рассказах о них. - Этнографическое обозрение. М., 1896, кн. 28, с. 54.)

Об этом же пишут А. Защук "гоцкие или гайдуцкие песни самые лучшие и содержательные", и Г Филатов, который отмечает в своей статье "Очерки Бессарабии. Народная литература у молдаван", что "из молдавских народных песен самые замечательные, бесспорно, разбойнические". "Глубокая симпатия, - продолжает Г. Филатов, - существовала между хоцами (гайдуками. - Б. Т.) и народом, и народ, чтобы даром не пропала слава о подвигах своих избавителей, увековечил их имена песнями"¹

¹ (Защук А. Материалы для географии и статистики России. Бессарабская область. СПб., 1862, с. 491; Филатов Г. Очерки Бессарабии. Народная литература у молдаван. - Бессарабские областные ведомости, 1861, № 13, 14, 15, 16 (в данном случае цитирую из № 13, с. 108).)