б) "Истинный романтизм"

Во время своего пребывания в Молдавии Пушкин, обогащенный и умудренный жизненным опытом, переживает сложный и глубокий процесс идейно-политического роста и даже просто личного возмужания. В какой-то мере свидетельством этого духовного возмужания Пушкина является его письмо к брату Льву, написанное из Кишинева в сентябре - октябре 1822 г. (на французском языке). Давая брату ряд житейских советов, в которых обнаруживается не только глубокое понимание жизни светского общества, но и ясный ум, Пушкин в заключение подчеркивает, что указанные им правила основаны на собственном горьком житейском опыте¹.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т 13, с. 49 - 50 и 524 (перевод с франц.))

Пребывание Пушкина в Молдавии было тем периодом, когда созревал его самобытный поэтический гений, было временем его напряженной и многогранной творческой деятельности, которая особенно широко развернулась после приезда в середине марта 1821 г. из Каменки.

Творчество и чтение являлись в то время основными занятиями Пушкина. "Чтение - вот лучшее учение", - Пишет он в одном из писем к брату Льву. А. Ф. Вельтман рассказывает в своих воспоминаниях: "Утро посвящал он (Пушкин) вдохновенной прогулке за город, с карандашом и листом бумаги; по возвращении лист был исписан стихами"¹.

¹ (Бессарабские воспоминания А. Ф. Вельтмана. Майков Л Пушкин. СПб., 1899, с. 124.)

Липранди говорит о большом количестве книг, которые поэт брал у него для прочтения. Брал он их у В. Ф. Раевского и у любителя книг постельника Ивана Скины Пушкин пользовался также обширной библиотекой генерала Инзова, которая, по свидетельству Н. Н. Мурзакевича (одного из знакомых Инзова), "состояла из сочинений Сведенборга, Эккертсгаузена, Штиллинга, Бема и им подобных, а также сочинений ботани ческих"¹. Судя по упомянутым авторам, масон Инзов имел в своей библиотеке книги главным образом нравственно-мистического и естественно научного содержания, многие из которых были в то время запрещены. Рассказывают, что однажды он будто бы сказал одному из чиновников "Пока я жив, читайте те книги, которые имеете, но если я умру, сожгите их немедленно"².

¹ (Записки Н. Н. Мурзакевича 1806 - 1883. - Русская старина, 1867, февраль, с. 286.)

² (Инзов И. Н. - бессарабский наместник и попечитель болгарских поселенцев. - Юг, Одесса, 1882, февраль, с. 136.)

На интенсивность научно-литературной деятельности поэта в кишиневский период указывает и П. В. Анненков: "Пушкин принялся за собирание народных песен, легенд, этнографических документов, за обширные выписки из прочитанных сочинений и проч. К сожалению, вся эта работа поэта над самим собой за очень малыми исключениями пропала для нас бесследно"¹.

¹ (Анненков П. В. Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. СПб., 1874, с. 155.)

О напряженной умственной работе Пушкина в период пребывания его в Молдавии свидетельствует его стихотворное послание к П. Я. Чаадаеву, выдающемуся русскому мыслителю и одному из ближайших друзей поэта. В своем стихотворении ("В стране, где я забыл тревоги прежних лет ", 1821 г.) Пушкин писал:

В уединении мой своенравный гений 
Познал и тихий труд, и жажду размышлений, 
Владею днем моим; с порядком дружен ум; 
Учусь удерживать вниманье долгих дум; 
Ищу вознаградить в объятиях свободы 
Мятежной младостью утраченные годы 
И в просвещении стать с веком наравне1

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 2 (I), с. 187.)

Сюда же примыкает и стихотворение "К моей чернильнице" ("Подруга думы праздной...").

Кстати, жанр посланий, так широко представленный в русской литературе XVIII века и особенно начала XIX века, был существенно преобразован Пушкиным.

Возникший в литературе XVIII века как вид "галантного", "светского" обращения-приветствия, обращения-прославления, жанр послания принял у Державина уже характер философского размышления, у Батюшкова - собеседования с другом.

Сохраняя и развивая эти традиционные формы посланий, Пушкин, однако, расширяет границы жанра, выводит его из узкого круга интимных переживаний, обогащает новым содержанием.

Пушкинский жанр посланий (имеется в виду кишиневский период) представляет собою послание-размышление (Чаадаеву), послание-воспоминание (Я. Толстому), послание-рассказ (В. Л. Давыдову), послание-сообщение (В. П. Горчакову), послание-сатиру ("Послание цензору") и т. п.

Еще очень важно отметить, что Пушкин обогащает жанр посланий при помощи углубления характеристики адресата послания, создает его литературный портрет ("Послание цензору", например) или литературные портреты описываемых в посланиях лиц ("К В. Л. Давыдову", "Мой друг уже три дня..." и др.)

Пушкин, по словам П. В. Анненкова, признавал высокую образованность первым существенным качеством, неотъемлемым свойством всякого истинного писателя России. Поэт, которому пришлось учиться "понемногу, чему-нибудь и как-нибудь", неустанно устранял недостатки своего воспитания и образования. Любовь к труду была у Пушкина поистине самозабвенная. "В нем (Пушкине), - пишет П. А. Вяземский, - глубоко таилась охранительная и спасительная нравственная сила. Еще в разгаре самой заносчивой и треволненной молодости, в вихре и разливе разнородных страстей, он нередко отрезвлялся и успокаивался на лоне этой спасительной силы. Эта сила была любовь к труду, потребность труда... Труд был для него святыня"¹. Вот где таится источник творческой активности Пушкина в период пребывания в Молдавии, где им было написано около ста стихотворений (не считая стихотворных отрывков), среди которых такие выдающиеся произведения, как "Черная шаль", "К Овидию", "Песнь о вещем Олеге", послание "Чаадаеву", "Наполеон", "Редеет облаков летучая гряда", "К моей чернильнице", "Кинжал", "Узник", "Послание цензору" и многие другие, а также поэмы: "Кавказский пленник" (начата еще на Кавказе), "Гавриилиада", "Братья разбойники" и (написанный вчерне) "Бахчисарайский фонтан". В это же время Пушкин пишет свои замечательные по публицистической силе "Заметки по русской истории XVIII века", ведет дневник, пишет мемуары, над которыми продолжал работать до 14 декабря 1825 г., автобиографию. Но в 1825 г. он "принужден был сжечь свои тетради". Сохранились лишь отрывки автобиографии и кишиневского дневника. Об этом поэт впоследствии (в 1830 г.) писал в набросках автобиографии: "В 1821 году начал я свою биографию и несколько лет сряду занимался ею. В конце 1825 года, при открытии несчастного заговора, я принужден был сжечь сии записки (которые могли замешать многих и умножить число жертв). Не могу не сожалеть об их потере. Я в них говорил о людях, которые после сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства"².

¹ (Вяземский П. А. Из воспоминаний. - В кн.: Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1950, с. 107 - 108.)

² (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 12, с. 310, 432.)

Однако Пушкин сжег не все свои "Записки". Как это довольно убедительно доказал И. Фейнберг в своей книге "Незавершенные работы Пушкина", поэт прибег к своеобразной камуфляжной форме, публикуя сохраненные им отрывки из своих "Записок" в виде писем, незавершенных набросков, примечаний и т. п.¹ К указанным выше текстам (как предполагаемым отрывкам из "Записок") можно было бы прибавить и такие: примечания (беловые и черновые варианты) к "Цыганам", где дается подробное историческое и этнографическое описание молдавских цыган, замечания о И. П. Липранди, а также примечания об Овидии. К кишиневскому же периоду относится и большое количество стихотворных и прозаических отрывков и набросков. Из последних особенно замечательны наброски статьи о прозе. Эти заметки в исключительно яркой программной форме определяют эстетическую позицию Пушкина.

¹ (Фейнберг И. Незавершенные работы Пушкина. М., 1962.)

Следует отметить, что уже в начале 20-х годов Пушкин проявил глубокий интерес к теории и практике развития русской прозы, как бы предугадав ту роль, которую сыграет проза 30 - 40-х годов XIX века в истории развития литературы критического реализма и русской литературы в целом.

Интересно, что и декабристы указывали на необходимость обратиться к развитию русской прозы. Так, в 1821 г., почти в одно время с написанием Пушкиным "Заметок о прозе", М. Ф. Орлов в письме к П. А. Вяземскому пишет: "Займись прозою, вот чего недостает у нас. Стихов уже довольно"¹.

¹ (Литературное наследство, М., т. 60, с. 33.)

А. Бестужев-Марлинский в 1823 г. в статье-обзоре "Взгляд на старую и новую словесность в России" заметил: "У нас такое множество стихотворцев (не говорю поэтов) и почти совсем нет прозаиков"¹.

¹ (Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Л., 1951, т. I, с. 414.)

Следовательно, "Заметки о прозе" Пушкина имеют то историко-литературное значение, что в них Пушкин, наряду .с меткими замечаниями о существе прозы, об идейности литературы, первый из русских писателей обратил внимание на значение прозы в деле развития русской классической литературы, в деле развития русского общественного литературного языка. И, наконец, говоря в общем о творческой деятельности Пушкина в Кишиневе, нужно отметить, как особо знаменательный факт, то, что здесь, в Кишиневе, 9 мая 1823 г. поэтом начат "Евгений Онегин". Мы не знаем, сколько именно строф I главы (которая была завершена в Одессе 22 октября 1823 г.) написано Пушкиным в Молдавии. Но весьма вероятно, что строфа VII, в которой Пушкин касается политико-экономических вопросов, была написана в Кишиневе.

В многогранном наследии Пушкина осталась почти неисследованной крайне примечательная сторона его творчества - как экономиста. Находясь "в просвещении с веком наравне", обладая поистине энциклопедическими познаниями в области различных сторон мировой общественной жизни, культуры, Пушкин был знаком и с современными ему учениями, теориями в области политической экономии, с работами выдающихся представителей классической политэкономии XIX века А. Смита и Д. Рикардо. И не только был знаком с их взглядами, но и сам высказывал ряд глубоких и своеобразных положений по теории и практике политической экономии.

Можно также предполагать, что в VII строфе I главы отразились в какой-то мере беседы, которые вел М. Ф. Орлов с Охотниковым и при которых присутствовал Пушкин. Об этих беседах упоминает И. П. Липранди, он рассказывает о том, как Ф. Ф. Орлов предлагал куда-нибудь отправиться гулять, нежели слушать разговор "братца с Охотниковым о политической экономии"¹. Кстати, М. Ф Орлов вообще интересовался политической экономией. Об этом свидетельствует написанная им позднее (в 1833 г.) книга "О государственном кредите", на которую Пушкин дал ряд крайне оригинальных и глубоких критических замечаний². Для нас же составляет интерес VII строфа потому, что о ней упоминают в своих работах и письмах К. Маркс и Ф. Энгельс. Так, в работе "К критике политической экономии" (1859 г.) К. Маркс использует VII строфу I главы "Евгения Онегина", в которой говорится об учении Адама Смита и о том, что Онегин

¹ (Липранди И. П. Из дневника... - Русский Архив, 1866, № 10, стб. 1413.)

² (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 12, с. 206 - 207. ("Заметки при чтении книги М/ Ф. Орлова "О государственном кредите".))

Бранил Гомера, Феокрита; 
Зато читал Адама Смита 
И был глубокий эконом 
То есть умел судить о том, 
Как государство богатеет, 
И чем живет, и почему 
Не нужно золота ему, 
Когда простой продукт имеет. 
Отец понять его не мог 
И земли отдавал в залог.

Используя эту строфу, К. Маркс в одном из примечаний о Рикардо в той же работе ("К критике политической экономии") пишет: "В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар - деньги..."

Эту же строфу цитирует и Ф. Энгельс в 1890 г. в статье "Внешняя политика русского царизма" "Это было то время, - пишет Ф. Энгельс, - когда пушкинский Евгений Онегин узнал из Адама Смита,

Как государство богатеет 
             ...и почему 
Не нужно золота ему, 
Когда простой продукт имеет.

Между тем как, с другой стороны

Отец понять его не мог 
И земли отдавал в залог".

Критикуя экономическую теорию Адама Смита, Ф. Энгельс, ссылаясь на эти же строки Пушкина в письме к Даниэльсону от 29 - 31 октября 1891 г., отмечает: "Впрочем, Пушкин уже знал это, как и то,

...почему 
Не нужно золота ему, 
Когда простой продукт имеет. 
Отец понять его не мог 
И земли отдавал в залог"1.

¹ (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 158, т. 22, с. 29 и т. 38, с. 171; см. также: Алексеев М. П. Словарные записи Ф. Энгельса к "Евгению Онегину"; Пушкин. Исследования и материалы./Труды III Всесоюзной пушкинской конференции. М. - Л., 1953, с. 28 - 30.)

"Евгений Онегин" - это (по определению В. Г. Белинского) энциклопедия русской жизни и, начиная с первых строф, написанных поэтом в Молдавии, есть глубоко верное русской действительности произведение. В предисловии к I главе (изданной отдельно в 1825 г.) Пушкин указывает, что "она (глава) в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года"¹. Решительно отвергая предположение о подражательности "Евгения Онегина" произведению Байрона "Дон-Жуан", Пушкин писал А. А. Бестужеву (Марлинскому в письме из Михайловского от 24 марта 1825 г.: "Но все-таки ты не прав, все-таки ты смотришь на Онегина не с той точки, все-таки он лучшее произведение мое. Ты сравниваешь первую главу с Дон-Жуаном. Никто более меня не уважает Дон-Жуана.., но в нем ничего нет общего с Онегиным"². В связи с этим нужно вообще сказать (хотя теперь этот вопрос и не имеет столь большой полемической остроты), что насквозь космополитична и лжива была оценка так называемых романтических южных поэм Пушкина как "байронических".

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 6, с. 638.)

² (Там же, т. 13, с. 155.)

А то, что подобные суждения имеют еще место, свидетельствует книжка Е. А. Маймина "Пушкин. Жизнь и творчество". (М., Наука, 1981 г., с. 48), где автор пишет, что "пушкинская поэма ("Кавказский пленник")... оказалась проводником байронического влияния в русской литературе" Нам нет нужды, вопреки исторической истине, замалчивать тот бесспорный факт, что Пушкин, по его же словам, зачитывался произведениями Байрона. Да, великому русскому поэту-гражданину была близка могучая поэзия Байрона, его гордые, свободолюбивые, борющиеся с тиранами земли и неба герои.

Могучая проповедь страстного протеста против деспотизма, прославление свободолюбия, составляя одну из существенных сторон "байронизма", безусловно, отвечали прогрессивным устремлениям передовых представителей русского общества первой четверти XIX века, как и устремлениям всего прогрессивного человечества.

Именно в этом смысле, характеризуя общественное значение "байронизма", Достоевский писал в "Дневнике писателя за декабрь 1877 г." ("Пушкин, Лермонтов, Некрасов"): "...словом "байронизм" браниться нельзя. Байронизм хотя и был моментальным, но великим, святым и необходимым явлением в жизни европейского человечества... Это была новая и неслыханная еще тогда муза мести и печали... Всякий сильный ум и всякое великодушное сердце не могли и у нас тогда миновать байронизма"¹.

¹ (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч., т. 12, с. 349 - 350.)

Было бы неверно отрицать использование Пушкиным положительного творческого опыта зарубежных гениальных художников слова, в первую очередь Байрона и Шекспира. И здесь нельзя не остановиться на проблеме литературных влияний в целом, уяснении сущности литературных влияний.

Проблема литературных влияний и взаимосвязей по существу своему есть проблема историческая, изучающая литературный процесс в целом, все литературные связи и опосредствования, вне которых не может находиться ни один писатель, как бы талантлив и самобытен он ни был.

При этом нужно учесть, что чем писатель талантливее и самобытнее, тем труднее проследить и исследовать те литературные влияния и взаимосвязи, в кругу которых этот писатель находится. И действительно, легче проследить подражание и заимствование, имеющее место у молодых, ищущих свой самостоятельный творческий путь писателей, чем обнаружить и исследовать литературные влияния и взаимосвязи в творчестве зрелого, самобытного художника слова. И здесь мы должны заметить следующее. К сожалению, мы по сей день наблюдаем в нашем литературоведении некоторую неясность, нечеткость, некоторую терминологическую путаницу в понимании, в определении сущности литературных влияний, наблюдаем смешение воедино различных по своей природе понятий - ученического, рабского подражания и литературного влияния. В результате ряд литературоведов, обнаруживая в творчестве молодого писателя сюжетно-тематические заимствования и прямые контаминации, всерьез исследуют эти факты подражаний, как якобы проявление литературных влияний. А здесь нужно говорить лишь о том, что это всего только "с живой картины список бледный", т. е. рабское копирование уже созданного. Конечно, даже в прямых ученических подражаниях есть элемент литературного влияния. В этом проявляется диалектическая взаимосвязь частного (заимствований, ученических подражаний) с общим (литературным влиянием). Что такое, например, "Кавказский пленник" Лермонтова? Подражание? Конечно. Но оно возникло под литературным влиянием Пушкина, его "Кавказского пленника". Однако подражание, заимствования, переделки - по своей природе это как бы одна из простейших форм и притом (это важно подчеркнуть!) чисто внешнего проявления литературного влияния. Литературное же влияние в целом в своей сущности, безусловно, шире простого подражания и находит свое выражение в глубоких внутренних, органических (а не внешних сюжетно-тематических) идейно-художественных взаимосвязях творчества писателя со всем литературным процессом, его исторически сложившимися традициями, с художественным опытом, как отдельных писателей-предшественников, так и всего процесса художественного развития.

Еще К. Маркс говорил, что если бы явление и сущность совпадали, то не было бы науки. И, быть может, именно в силу сложности исследования проблемы литературных влияний в творчестве зрелых писателей мы наблюдаем зачастую в нашем литературоведении примечательный факт. Мы довольно обстоятельно изучаем и освещаем факты литературных влияний, вернее, ученических подражаний, заимствований и переделок в творчестве какого-либо молодого писателя. Но стоит только этому писателю (хотя бы даже Пушкину) стать на самостоятельный творческий путь, как мы зачастую теряем всякий интерес к изучению литературных влияний и взаимосвязей в творчестве зрелого писателя, считая, видимо, что таких литературных связей и влияний в его творчестве уже не существует. В результате исследование творчества того или иного писателя как бы отграничивается от общего литературного процесса, что приводит к изучению истории литературы только, как серии локальных монографий о писателях.

Все эти соображения о существе литературных влияний имеют прямое отношение и к вопросу о литературных влияниях на творчество Пушкина, ибо Пушкин как человек гениального ума, высокой образованности не мог пройти мимо всего того ценного, положительного, что было закреплено веками в художественном развитии, художественной практике, опыте всего человечества.

Уместным будет напомнить, что Белинский, который всегда страстно опровергал всякие попытки поставить знак равенства между Пушкиным и Байроном, счел необходимым отметить, что Пушкин при создании "Евгения Онегина" учел творческий опыт Байрона. "Форма романов вроде Онегина создана Байроном, - замечает Белинский, - по крайней мере, манера рассказа, смесь прозы и поэзии в изображаемой действительности, отступления, обращения поэта к самому себе и особенно это слишком ощутительное присутствие лица поэта в созданном им произведении - все это есть дело Байрона"¹. Но, используя форму и манеру, общие приемы творчества Байрона, Пушкин создал совершенно необычное в мировой литературе оригинально-самобытное, чисто русское по содержанию и форме произведение "Евгений Онегин". Поэтому не приходится доказывать, что Байрон писал о Европе и для Европы, а Пушкин о России и для России. И Белинский, высмеивая одного из горекритиков (Н. И. Надеждина), видевшего в Пушкине слепого подражателя Байрону, писал: "Обманутому внешним сходством формы поэм Байрона, этому ученому критику еще меньше входило в голову, что между Пушкиным и Байроном не было ничего общего в направлении и духе таланта и что, следовательно, тут неуместно было какое бы то ни было сравнение" (выделено мною. - Б. Т.). А в другом месте Белинский скажет: "Это сравнение более чем ложно, ибо трудно найти двух поэтов столь противоположных по своей натуре, а, следовательно, и по пафосу своей поэзии, как Байрон и Пушкин"².

¹ (Белинский В. Г. Соч.: В 3-х т. М., 1948, т. 3, с. 504.)

² (Там же, с. 370 и 404.)

И, наконец (что особенно важно отметить), "Евгений Онегин" позволяет проследить развитие в недрах прогрессивного романтизма реалистических элементов, развитие и становление критического реализма в целом с удержанием в нем всего положительного, что есть в романтизме, - это и составляет самое важное и главное, когда мы обращаемся к изучению творчества Пушкина в Молдавии, и в особенности таких характерных в этом отношении произведений, как "Кавказский пленник", "Братья разбойники", "Песнь о вещем Олеге", "Узник". Поэтому здесь мы считаем необходимым остановиться на некоторых вопросах, связанных с романтизмом в творчестве Пушкина в Молдавии.

Тема "Пушкин и романтизм" нашла свое отражение в ряде работ как дореволюционных, так и советских литературоведов. Значительное внимание освещению этого вопроса уделил А. Н. Пыпин в своей "Истории русской литературы". Неверно указав, что "наш романтизм возникал не из собственного источника, а по зависимости от литератур западных", Пыпин тем самым игнорировал наличие оригинального русского литературного направления. Однако Пыпин высказал ряд ценных замечаний и определил такие характерные для романтизма черты, как "освобождение поэтического творчества от условных ограничений в форме и содержании", утверждение "элемента национальности", стремление к "изображению общественной и народной жизни". Затем Пыпин привел суждения Пушкина о романтизме¹.

¹ (Пыпин А. Н. История русской литературы. Изд. 2-е. СПб., 1903, т. 4., с. 385 - 387.)

В. В. Сиповский в своей работе "Пушкин и романтизм" дает по существу субъективно-идеалистическую трактовку романтизма вообще и пушкинского в частности, выделяя в романтизме лишь черту индивидуального протеста, разочарованности, "мировой скорби"¹.

¹ (Сиповский В. Пушкин и романтизм. - В кн.: Пушкин и его современники. М., 1916, т. 15, вып. XXIJI - XXIV, с. 232 - 250.)

Наиболее развернутое, глубокое освещение темы "Пушкин и романтизм" нашло отражение в работе Б. С. Мейлаха "Пушкин и русский романтизм", основные положения которой сохраняют свое значение и до сего дня¹. Однако, как нам кажется, во второй главе этой работы, посвященной взаимоотношениям Пушкина и декабристов, прогрессивных романтиков, Б. С. Мейлах, правильно раскрывая эти взаимоотношения, недостаточно глубоко и верно определил сущность разногласий между Пушкиным и литераторами-декабристами. А эти разногласия вытекали, в первую очередь, из стремления Пушкина перейти от романтического метода к реалистическому. Б. С. Мейлах указывает, что "сущность творческих разногласий между Пушкиным и литераторами-декабристами проявляется при анализе понимания ими критерия художественности"². Но полемика шла не вокруг художественной ценности произведений, а вокруг различных методов художественного отображения действительности, откуда вытекали и различные понимания критерия художественности.

¹ (Мейлах Б. С. Пушкин и русский романтизм. М. - Л., 1937.)

² (Там же, с. 1 14.)

Однако было бы глубоко ошибочно понимать переход Пушкина к реализму как окончательный разрыв его с прогрессивным романтизмом, литературным течением декабризма. "Преодолев слабые стороны романтизма - романтическую отвлеченность, романтическую абстрактность, известную неясность в обрисовке героев, - как указывал Б. С. Мейлах в своем докладе "Проблемы советского пушкиноведения", - Пушкин удержал те ценные элементы, которые были в революционном романтизме"¹, т. е. положительные стороны прогрессивного романтизма: протест против насилия, свободолюбие, устремление к передовым идеалам человечества, благородство, возвышенность мыслей и чувств, глубокий интерес к внутреннему миру человеческой личности. Все это, присущее прогрессивному романтизму, находило и находит отражение и в реалистическом искусстве, что дало право М. Горькому сказать, что романтизм и реализм слиты воедино в творчестве любого крупного художника слова.

¹ (Мейлах Б. С. Проблемы советского пушкиноведения. Труды первой и второй Всесоюзных пушкинских конференций. М. - Л., 1952, с. 81.)

Начало отхода Пушкина от романтизма, осознание им слабых сторон романтизма, обращение поэта к "жизни действительной", подробностям быта, нравов и психологии героев, к тому, что Энгельс назвал "правдивостью деталей", поиски путей в художественном создании более социально углубленного образа современника во всем многообразии его конкретных связей с общественной средой - все это дает нам право определять киши невский период как время становления и развития реалистического пути Пушкина. "То, что Пушкин преодолел слабые стороны романтизма, - указывает Б. С. Мейлах, - и удержал его сильные элементы, то, что он сумел отвергнуть романтизм как творческий метод, способствовало его исключительно быстрой эволюции по реалистическому пути"¹.

¹ (Там же.)

Какой же вывод мы можем сделать, исходя из вышесказанного, о месте и роли Пушкина в истории русской литературы 20-х годов, об отношении его к романтизму и реализму, о взаимоотношении романтического и реалистического начал в его творчестве в кишиневский период?

Творчество Пушкина развивалось в целом в кишиневский период под знаком прогрессивного романтизма. Но, преодолевая слабые стороны романтизма, а главное, обращаясь к отображению "элементов жизни действительной", образам своих современников, рисуя подробности быта, нравов и психологии героев, обращаясь к методу показа типических характеров в типических обстоятельствах, Пушкин шел дальше литераторов-декабристов. Однако поэт сохранил и в последующем, уже реалистическом в целом, творчестве отдельные положительные стороны прогрессивного романтизма - идеи гражданского подвига, ненависть к деспотизму, возвышенность чувств, внимание к внутреннему миру человека.

Обращаясь к проблемам романтизма и реализма, нельзя не отметить, что ряд ученых не соглашается с тем, что пушкинский реализм складывался еще в рамках романтизма кишиневского периода его творчества. Однако это положение противоречит фактам исторического развития литературы, положениям демократической эстетики и, в первую очередь, эстетической теории Белинского.

Проблемы романтизма и реализма, определения эстетической сущности их, взаимосвязи и соотношения являются (как показала всесоюзная дискуссия о реализме) одними из сложнейших и при этом основных литературоведческих проблем, изучение которых имеет огромное значение для теории и практики художественной литературы, литературоведения и критики в целом.

Несмотря на всю плодотворность всесоюзной дискуссии о реализме, которая разрешила многие вопросы, относящиеся к проблемам романтизма и реализма, их взаимоотношений и эстетической сущности, все же многое осталось еще неясным в определении литературных направлений, терминологической сущности их. Этим и объясняется продолжающаяся дискуссия о реализме на страницах нашей печати, в ходе которой, однако, встречаются некоторые явно ошибочные высказывания.

Так, например, берут под сомнение историческую закономерность появления литературных направлений. Или рассматривают закономерность смены литературных направлений как созданную искусственно условную "схему" и указывают, что реализм в виде "просветительского реализма" сформировался до появления сентиментализма и романтизма (?!). Это противоречит конкретному историческому литературному процессу. Принять такое антиисторическое, мы бы сказали даже нигилистическое, отношение к сложившемуся историческому литературному процессу нельзя. Ведь возникновение, развитие и уничтожение того или иного литературного направления, смена их - это не выдуманная кем-то "схема", а научное отражение исторически закономерного процесса художественного развития, художественного мышления как общественной идеологии. Историческая смена литературных направлений - это объективно-закономерный процесс развития конкретно-исторических форм художественного мировоззрения, художественного познания и отражения действительности, такой же неотвратимый, как развитие и смена одной общественной формации другой. Можно признать, что мы недостаточно изучили эти процессы, ступени литературного развития, недостаточно точно ясно представляем себе их эстетическую сущность и не нашли точных и ясных определений этих направлений. Все это так, и это верно. Но ничто не дает права отрицать историческую предопределенность и закономерность в существовании и развитии литературных направлений.

Нельзя при этом забывать, что правдивость в изображении действительности присуща всем литературным направлениям, в том числе и классицизму. Поэтому нет необходимости превращать классицизм в какую-то разновидность реализма - "просветительский реализм". Это, на наш взгляд, опять-таки противопоставление реализма, как якобы единственно правдивого метода художественного познания и отображения действительности, всем другим литературным направлениям.

Многие из недоразумений и недоумений, касающихся проблем историзма литературных направлений и определений эстетической сущности их, были бы устранены, а сами проблемы более плодотворно разрешены, если бы мы обратились к эстетическому наследию наших предшественников и, в первую очередь, к тому, как решались эти проблемы в эстетике Белинского. Именно Белинский в ряде своих работ дал наиболее глубокое (сохранившее свое значение и до сегодняшнего времени) определение эстетической сущности романтизма и реализма и раскрыл исторические закономерности в появлении этих направлений, взаимосвязи их и смены одного другим. И нужно удивляться тому, что на всесоюзной дискуссии о реализме не говорилось об эстетическом наследии Белинского, которое во многом помогло бы нам разобраться и решить сложнейшие проблемы, касающиеся историзма в появлении литературных направлений и определений эстетической сущности их.

Первый теоретик русского реализма Белинский, опираясь на исследование конкретно-исторического литературного процесса, на творчество писателей XVIII века и первой половины XIX века, дал характеристику литературных направлений: классицизма, сентиментализма, романтизма и реализма, обосновав и определив историческую закономерность их проявления, их взаимосвязи и сменяемость.

Нас интересуют, прежде всего, проблемы, связанные с романтизмом и реализмом (последний термин, правда, при Белинском еще не употреблялся, но Белинский уже говорил о "реальной поэзии", о "натуральной школе", что одно и тоже).

Опираясь на исследование творчества Жуковского, с одной стороны, и Пушкина и Гоголя, с другой, Белинский в своей статье "О русской повести и повестях Гоголя", как и в знаменитых одиннадцати статьях о Пушкине и ряде других работ, раскрыл эстетическую сущность романтизма и реализма, взаимосвязь между ними и историческую взаимосмену.

В своей статье Белинский дает деление поэзии на идеальную и реальную, или (что одно и то же) на романтическую и реалистическую.

Определяя существо романтизма, Белинский видит его особенность, его эстетическую сущность в том, что сферой романтизма является внутренний мир человека. При этом Белинский (и это очень важно!) не отказывает романтизму в жизненной правдивости, не противопоставляет его в этом реализму. "Жизнь там, где человек, - пишет Белинский, - а где человек, там и романтизм. В теснейшем и существеннейшем своем значении романтизм есть не что иное, как внутренний мир человека"¹. Обращение русской литературы к художественному исследованию и отображению внутреннего мира человека и было величайшим художественным открытием романтизма и определило сущность его как исторически новой ступени художественного познания и отображения действительности. Это художественное открытие и совершил Жуковский. Но романтизм все же не давал еще полного восприятия и отображения действительности. В романтизме был человек, его внутренний мир, но показанный вне его общественных связей и опосредствовании. Был уже в какой-то мере типический характер, но не было еще типических обстоятельств, то есть всего того, что определяет, по формуле Энгельса, реализм. Однако уже своим обращением к человеку романтизм прокладывал пути реализму. Это прекрасно понял Белинский, в формуле которого "без Жуковского мы не имели бы Пушкина" точно определяется роль романтизма как исторически закономерной и обязательной ступени в литературном процессе по пути к реализму. Более того, здесь устанавливается и взаимосвязь между ними. Романтизм, его важнейшие, существенные, сильные стороны, отображение внутреннего мира человека остаются, "снимаясь" реализмом, но так, что "снятое" остается в новой, высшей форме. Человек, его внутренний мир в реализме дается уже в тесной связи с общественной средой. Об этом пишет Белинский, указывая, что "форма и условия романа удобнее для поэтического представления человека, рассматриваемого в отношении к общественной жизни"². (Интересно отметить, что здесь Белинский взаимосвязывает историзм появления романа, повести как жанра с историзмом появления реализма как литературного направления). А в последней своей крупной работе "Взгляд на русскую литературу 1847 года" Белинский отметил как знаменательный историко-литературный факт, что на долю русской реалистической прозы "досталось изображение картин общественности, поэтический анализ общественной жизни"³ (выделено мною. - Б. Т.). А в другом месте Белинский скажет: "Что такое само искусство нашего времени? Суждение, анализ общества". Здесь уже дается изображение типических характеров в типических обстоятельствах, то есть осуществлен принцип реализма.

¹ (Белинский В. Г. Соч.: В 3-х т., т. 3, с. 217.)

² (Белинский В. Г. Соч.: В 3-х т., т. 1, с. 1 12.)

³ (Там же, т. 3., с. 804.)

Таким образом, можем сделать следующий вывод. Белинский, опираясь на исследование истории литературного процесса, литературных явлений, дал характеристику литературным направлениям, раскрыл историческую закономерность в появлении этих направлений и определил эстетическую сущность их и взаимосвязь между ними. И если его положения и страдают неполнотою и неточностью определений, однако могут и должны служить той методологической основой, опираясь на которую мы сможем плодотворней решать проблемы, связанные с изучением историзма и эстетической сущности романтизма и реализма, имеющих столь большое теоретическое и практическое значение для развития теории и практики советской художественной литературы, литературоведения и критики. Эти положения имеют прямое отношение к изучению проблемы романтизма и реализма в творчестве Пушкина и, более того, дают возможность правильно исследовать эти проблемы, раскрыть по-научному историю творческого развития поэта, а отсюда и всей русской литературы 20 - 40-х годов XIX века, прошедшей путь от романтизма к реализму.

Проблема романтизма и реализма, их взаимоотношений и развития чрезвычайно волновала Пушкина. И это естественно. Ведь речь шла о развитии русской литературы по пути национальной самобытности, правдивого, типического отображения действительности, дум, чувств русского народа.

Во времена Пушкина, как известно, термина "реализм" не существовало. Этот термин был впервые введен П. В. Анненковым в статье 1849 г. "Заметки о русской литературе прошлого года", но стал общеупотребительным только в 50 - 60-х годах XIX века.

Однако Пушкин имел в виду именно реализм, говоря о так называемом "истинном романтизме" (этот термин взят Пушкиным из книги де Сталь "О Германии"), который он противопоставлял романтизму в обычном понимании этого слова. И здесь интересно проследить ту борьбу против отдельных слабых сторон романтизма в защиту реализма, которую вел Пушкин, пользуясь средствами теоретической полемики и художественной практикой своего творчества.

В 20-е годы XIX века, как известно, шла ожесточенная борьба романтизма с классицизмом (Надеждин, О. Сомов). Пушкин резко отрицательно относился к классицизму, боролся против догматизма, канонов и поэтики классицизма, однако не стал полностью и на позиции романтизма, не принял его слабых сторон. Его эстетическая позиция, сак и практика художественного творчества в период пребывания в Молдавии, если и не имели еще столь четко выраженного характера утверждения реалистического искусства, то все же были позицией не столько писателя-романтика, сколько писателя, ищущего новых, еще никем не изведанных путей и становящегося в этих поисках на путь критического реализма.

Об этом идейно-художественном пути развития своего творчества, а также о становлении своем на путь реализма именно в кишиневский период, рассказал в поэтической форме сам Пушкин в VIII главе "Евгения Онегина". Пушкин, отмечая, что он как поэт "в закон себе вменяя", жил всегда, "с толпою чувства разделяя", пишет, что в начале своего творческого пути его муза "как вакханочка резвилась" (здесь поэт имеет в виду свои ранние анакреонтические стихи), и "молодежь минувших дней за нею (музой. - Б. Т.) буйно волочилась" (здесь намек на вольнолюбивые стихи). Затем "часто по скалам Кавказа она Ленорой, при луне, со мной скакала на коне", "во мгле ночной водила слушать шум морской, немолчный шепот Нереиды". Здесь поэт говорит о тех произведениях, в которых он отдал дань романтизму, его поэтике.

Но затем, говорит поэт, "в глуши Молдавии печальной" муза поэта стала иной: "она смиренные шатры племен бродячих посещала и между ими одичала, и позабыла речь богов (читай: язык классицизма и романтизма. - Б. Т.) для скудных, странных языков, для песен степи ей любезной..." И, наконец, уже после отъезда из Молдавии осуществился процесс полного становления Пушкина как "поэта действительности" (так себя называл сам поэт). С некоторым даже изумлением он скажет об этом: "Вдруг изменилось все кругом, и вот она (муза. - Б. Т.) в саду моем явилась барышней уездной"¹.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 6, с. 166 - 167.)

Обостренная полемика между классицизмом и романтизмом в 20-х годах XIX века заставили, и Пушкина вплотную обратиться к проблемам классицизма, романтизма и реализма. Но особенно его волновали проблемы романтизма и реализма. О романтизме, истолковании этого термина, эстетическом понимании сущности его Пушкин открыто заговорил в 1824 - 1825 гг. И здесь, прежде всего, он отметит, что нет еще ясного представления о том, что нужно понимать под термином "романтизм". "Кстати: я заметил, - пишет Пушкин в письме к Вяземскому летом 1825 г., - что все (даже и ты) имеют у нас самое темное понятие о романтизме. Об этом надобно на досуге потолковать..."¹. "Даже и ты", - говорит Пушкин о Вяземском, имея, конечно, в виду статью-предисловие Вяземского к "Бахчисарайскому фонтану". ("Разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или Васильевского острова"), которую Пушкин в общем похвалил и в письме к Вяземскому от апреля 1824 г. и в "Письме-статье к издателю "Сына Отечества" того же года. Однако Пушкина не удовлетворило толкование романтизма, которое дал ему Вяземский (в чем не удовлетворило - об этом скажем ниже).

¹ (Там же, т. 8, с. 184.)

В письме к А. А. Бестужеву от 30 ноября 1825 г. Пушкин пишет: "Под романтизмом у нас разумеют Ламартина. Сколько я ни читал о романтизме, все не то, даже Кюхельбекер врет"¹. Пушкин имеет здесь в виду статьи Кюхельбекера "О направлении нашей поэзии лирической в последнее десятилетие" и "Разговор с Булгариным", где Кюхельбекер, защищая оду и выступая против элегии, резко нападал на романтизм, подразумевая под ним субъективно-мистический и камерно-лирический характер изображения душевного мира человека. Такое одностороннее понимание романтизма не могло удовлетворить Пушкина. Все это и заставило его высказаться о своем понимании романтизма и одновременно о реализме. И здесь нужно будет заранее оговориться, что Пушкин, давая определение романтизма в целом, далее говорит о так называемом "истинном романтизме" и при этом отмечает в нем такие характерные черты, которые типичны именно для pреалистического творчества.

¹ (Там же, с. 245.)

Пушкину был чужд педантический пуризм классицистов, слепо отвергающих все прогрессивное в искусстве, сектантски высокомерное третирование классицизма романтиками, наконец (такова диалектика исторического развития!), педантическая нетерпимость самих романтиков к новому, реалистическому началу в русской литературе. Утверждая в своих теоретико-литературных работах и в практике художественного творчества принципы критического реализма, Пушкин не забывал об использовании положительных сторон творческого опыта классиков и романтиков, что отнюдь не мешало ему резко выступать против слабых сторон, изживших себя исторических канонов поэтики классицизма и романтизма. Поэтому эстетические взгляды Пушкина и подход его к литературным направлениям и явлениям прошлого были проникнуты глубоким историзмом.

До приезда в Молдавию Пушкин еще шел по путям, проложенным до него Радищевым, Фонвизиным, Карамзиным, Жуковским, Батюшковым. Но взяв от них все лучшее, отвечающее задачам развития национально-самобытной, реалистической литературы, Пушкин знал, что на этом нельзя остановиться, что нужно искать и найти иные формы дальнейшего развития русской литературы, продолжая одновременно следовать генеральной линии развития русской литературы по пути самобытности, народности, реализма, демократизма. И Пушкин смело, до дерзости смело, искал, находил и учил русских писателей искать эти новые пути в русской литературе.

В возражениях критикам "Полтавы" Пушкин скажет: "К тому ж это сочинение совсем оригинальное, а мы из того и бьемся"¹.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 11, с. 164.)

Свои взгляды на романтизм, а также реализм ("истинный романтизм") Пушкин в наиболее развернутой форме изложил в незаконченной черновой статье "О поэзии классической и романтической", написанной в 1825 г. Пушкин отмечает сбивчивость, неясность существующих в современной критике понятий "классицизм" и "романтизм", указывает на явную неточность понятий романтического в искусстве, замечает, что критики "обыкновенно относят к романтизму все, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных: определение самое неточное"¹. Об этом же Пушкин скажет и в "Письме к издателю "Московского вестника": "Я увидел, что под общим словом романтизма разумеют произведения, носящие печать уныния или мечтательности, что, следуя сему своевольному определению... самовластно разделяют Европу литературную на классическую и романтическую..."².

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 11, с. 36.)

² (Там же, с. 67.)

Пушкин возражал также против определения романтизма как системы известных поэтических речевых средств. Так, в "Евгении Онегине" в главе VI поэт, характеризуя стиль писаний Ленского, замечает: "так он писал темно и вяло ("что романтизмом мы зовем, хоть романтизма тут нимало не вижу я"...)¹.

¹ (Там же, с. 126.)

И Пушкин видит, совершенно справедливо, причину путаницы в понимании романтизма в том, что за основу при его определении берут отдельные настроения, эмоциональную направленность и поэтическую фразеологию, что, конечно, может определять существо произведений любого литературного направления. Пушкин подходит с иных позиций к осмыслению романтизма, сущности его как литературного направления, беря за основу при определении романтизма, прежде всего специфические особенности поэтического творчества как особой формы мышления, мышления в образах. "Если вместо формы стихотворения будем брать за основание только дух, в котором сие писано, - указывает Пушкин, - то никогда не выпутаемся из определений". В чем же видел Пушкин существо романтизма в целом как литературного направления?

Прежде всего, он видел это в его (романтизма) новаторстве. "Какие же роды стихотворения должны отнестись к поэзии романтической?" - спрашивает Пушкин и отвечает: "...те, которые не были известны древним, и те, в коих прежние формы изменялись или заменены другими"¹. Второй характерной особенностью романтизма, точнее, того, что определяет существо новаторства этого литературного направления по сравнению с классицизмом, Пушкин считал (что было, по его совершенно справедливому мнению, самое главное, важное, прогрессивное в романтизме) освобождение от пут условностей, канонов поэтики классицизма и замену их свободой, широтой в выборе тем, жанров, отборе жизненных явлений, изображении характеров. Все это утверждало в искусстве "истину страстей и правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах"², которое Пушкин провозгласил основой своего эстетического кодекса, основой реалистического искусства (так называемого "истинного романтизма"), явившегося последующей и высшей по сравнению с романтизмом ступенью развития русской литературы. И Пушкин призывал к развитию этих сильных сторон прогрессивного русского романтизма, как обеспечивающего раскрепощение русской литературы от всяких условностей классицизма и свободное и могучее развитие ее: "Не короче ли следовать школе романтической, - пишет Пушкин в заключение своего наброска статьи "О трагедии", - которая есть отсутствие всяких правил, но не всякого искусства?"³.

¹ (Там же, с. 36.)

² (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 11, с. 178.)

³ (Там же, с. 89.)

Отсюда понятно, почему Пушкин определяет ряд своих произведений как истинно романтические. Так, поэт указывает, что в "Борисе Годунове" он дал верное изображение лиц, времени, развития исторических характеров и событий - "словом написал трагедию истинно романтическую"¹. И далее Пушкин замечает: "Между тем, читан мелкие стихотворения, величаемые романтическими, я в них не видел и следов искреннего и свободного хода романтической поэзии"².

¹ (Там же, с. 67.)

² (Там же.)

И обращение к "истинному романтизму" как литературному направлению, в основе которого лежит стремление к новаторству, свободе в творчестве, Пушкин рассматривал как литературный подвиг. В письме к П. А. Вяземскому от 13 июля 1825 г. он, сообщая о начале работы над "Борисом Годуновым", писал: "Я предпринял литературный подвиг... романтическую трагедию"¹. А в письме А. Бестужеву от 30 ноября 1825 г. Пушкин пишет: "Я написал трагедию и ею очень доволен; но страшно в свет выдать - робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма"².

¹ (Там же, т. 13, с. 188.)

² (Там же, с. 244 - 245.)

В свете пушкинского понимания существа романтизма станет ясным и идейно-художественное достоинство, особенности, содержание романтического творчества Пушкина в кишиневский период.

Поэтому глубоко ошибочно и односторонне определять этот период только как романтический, не видя в нем одновременно и периода формирования критического реализма Пушкина. И проследить становление Пушкина как "поэта жизни действительной", как родоначальника критического реализма - это, как уже говорилось выше, и составляет основное в анализе творческой деятельности поэта в Молдавии. Борьбу за романтическое творчество (в том понимании, которое вкладывал в него Пушкин) поэт вел и в кишиневский период, пускай не так открыто, как в 1824 - 1826 гг. Теоретически свои взгляды на развитие реалистического искусства, освобожденного от условностей классицизма, от изысканной выспренности языка, литературных норм прошлого, требование отказа от интимно-бездумного и борьбы за глубоко содержательное, идейно направленное творчество Пушкин высказал в своих знаменитых набросках о прозе, относящихся к 1882 г.

Полемически острые выпады Пушкина против условностей, против слабых сторон романтизма в защиту реализма мы встречаем в ряде писем.

Так, сообщая в письме к Н. И. Гнедичу от 24 марта 1821 г. об окончании "Кавказского пленника", Пушкин предупреждает: "Вы ожидали многого, как видно из письма вашего, - найдете малое, очень малое"¹.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 13, с. 26.)

В письме к В. П. Горчакову от октября - ноября 1822 г. Пушкин, как бы подчеркивая реалистическое содержание поэмы "Кавказский пленник", отмечает, что "черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую (выделено мною. - Б. Т.) часть моей повести"¹.

¹ (Там же, с. 52.)

Отмечая как положительное наличие элементов реализма в поэме, П. А. Вяземский (чьи критические выступления Пушкин высоко ценил) в статье о "Кавказском пленнике" отметил, что "содержание настоящей повести просто и, может быть, слишком естественно". Зато орган "любомудров", журнал "Галатея" С. Е. Раича, резко осуждая Пушкина за обращение к "элементам жизни действительной", писал: "Жаль, что Пушкин... спустился в мир действительный, что он, озираясь кругом себя, видит землю с ее страданиями, с ее грубыми элементами, с ее ничтожностью". А образ Пленника журнал "Галатея" оценивал как "клевету на человечество", упрекая Пушкина "за то, что он для своего рассказа выбрал героем лицо бездушное, бесчувственное, и что всего досаднее, обиднее для народной чести, дал ему представителя Россиян..."¹.

¹ (Галатея. 1839, ч. 3, № 21, с. 276 - 284.)

В поэме "Кавказский пленник", наряду с субъективно-романтическим элементом (личные настроения поэта, титанические страсти героя и т. п.), находим правдивый показ действительности, событий. Это нашло выражение в обрисовке с реалистической подробностью, "правдивостью деталей" природы Кавказа ("местные краски верны", - заметил сам Пушкин), жизни, быта и нравов горцев ("сам не понимаю, - опять скажет Пушкин, - каким образом я мог так верно... изобразить нравы и природу"). И, как справедливо отметил Д. Д. Благой, "в описаниях природы Кавказа и нравов горцев", данных Пушкиным, "особенно наглядно можно проследить, как непосредственно жизненный, притекающий из самой действительности материал раздвигает, а местами и прямо ломает рамки канона романтической поэмы, целиком заполненной личностью героя, субъективным миром его страстей и переживаний"¹. Но, безусловно, не менее существенным признаком реалистических элементов в поэме является и сам образ Пленника, который, несмотря на явные черты романтического героя, был не условным героем романтического произведения, а героем эпохи, образом современника, типичным портретом, правда, еще силуэтно зарисованным, "молодого человека XIX века", родным братом лишних людей - этих, по меткому определению А. И. Герцена, "умных ненужностей". Кстати, эти "элементы жизни действительной", элементы реализма, нашедшие свое изначальное выражение в "Кавказском пленнике", "Братьях разбойниках" и "Цыганах", а именно: реалистическая обрисовка быта, нравов, черты современника в герое произведения - все это в яркой и полной форме проявляется в произведении критического реализма, в "Евгении Онегине", первые строфы которого были написаны в Кишиневе, в период завершения или написания романтических поэм. Поэтому важно и интересно в плане дальнейшего раскрытия процесса становления реализма в рамках романтического творчества Пушкина в Молдавии остановиться на проблеме создания типичного, положительного героя современности.

¹ (Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина. М., 1950, т I, с. 266.)

Эта проблема, несмотря на свой "ретроспективный", исторический характер представляет большой и непреходящий интерес для теории и практики, проблемы положительного героя современной литературе и искусстве.