2. "Цыганы шумною толпой по Бессарабии кочуют"

Безусловно, наиболее ярко и сильно отразились молдавские впечатления Пушкина в поэме "Цыганы", начатой им в январе 1824 г., т. е. через каких-нибудь четыре месяца после переезда в Одессу. Интересно отметить, что первые строки "Цыган" начинались так: "Цыганы шумною семьей в степях Молдавии кочуют". Так поэт объединял в понятие "Молдавия" и Бессарабию и Запрутскую Молдавию. Но затем, желая выделить часть Молдавии, находящуюся в границах Русского государства, поэт определил более точно: "Бессарабия".

Пушкин провел около месяца в цыганском таборе, кочевавшем в районе сел Долна (теперь Пушкино), Юрчены и Варзарешты. Это непосредственное наблюдение за жизнью и бытом цыган и придало поэме столь реалистический (несмотря на романтическую окраску отдельных образов) характер. Кстати, Пушкин первоначально предполагал поставить к поэме следующий эпиграф: "Мы люди смирные, девы наши любят волю - что тебе делать у нас? Молдавская песня".

Цыгане в Бессарабии в отличие от кочевых цыган в русских областях живут в цыганских деревнях и селах, сохранившихся и до нашего времени (в частности, село Волканешты и бывшие цыганские села Гозун и Бурсук вблизи села Пушкино). Пушкин хорошо был знаком с жизнью и бытом молдавских цыган, в частности цыган-урсарей, т. е. "медвежатников". О бессарабских цыганах пишет в своем "Отрывке о Бессарабии" и поэт-декабрист В. Ф. Раевский. Пушкин же в своем предисловии к поэме "Цыганы" пишет: "В Молдавии цыганы составляют большую часть народонаселения; но всего замечательнее то, что в Бессарабии и Молдавии (Запрутской. - Б. Т.) крепостное состояние есть только между сих смиренных приверженцев первобытной свободы. Это не мешает им, однако же, вести дикую кочевую жизнь, довольно верно описанную в сей повести. Они отличаются перед прочими большей нравственной чистотой. Они не промышляют ни кражей, ни обманом. Впрочем, они так же дики, так же бедны, так же любят музыку и занимаются теми же грубыми ремеслами. Дань их составляет неограниченный доход супруги господаря"¹. Пушкин очень верно определяет отличие цыган Молдавии от цыган, живущих в русских областях, и верно рисует их особые нравы, быт и обычаи, отличные от цыган бродячих. Цыгане, живущие в Молдавии, как свидетельствуют старики молдаване, никогда "не промышляли ни кражей, ни обманом". Автору этих строк пришлось побывать в 40-х годах в цыганском селе Волканешты (недалеко от села Долна). К этому времени селу было 75 лет. Старые цыганы: Георгий Вырсан, Иван Ибриян, Петря Алла и Андрей Стойка рассказывали, что в период румынско-боярской оккупации они хотя и жили оседло, но в определенные месяцы бродили табором, к чему их вынуждало нежелание работать на румынских бояр. Теперь же, говорят они, получив землю, имея возможность сбывать изделия своей кустарной артели, они считают излишним бродить в поисках куска хлеба по свету. Они же сообщили, что, кроме оседлых цыган, которые редко бродят табором, в Бессарабии кочуют и бродячие, пришлые из других мест цыгане. При этом Стойка и другие отметили, что они сторонятся этих бродячих цыган, так как "они злы и занимаются недобрым делом". Цыгане же села Волканешты обращают на себя внимание вежливостью, мягкостью характера и дружелюбием. Дома у них чисты, но стены и печи, в отличие от молдавской "касы" (хаты), разрисованы яркими цветами. Цыгане села Волканешты дружно живут с молдаванами соседнего колхоза имени Пушкина (села Чорешты), и многие жители этих сел породнились между собой.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 11, с. 22.)

Пушкин, прожив в цыганском таборе, затем верно и в своих примечаниях, и в поэме "Цыганы" отобразил характер и нравы цыган Молдавии. О пребывании Пушкина в цыганском таборе сохранилось достоверное свидетельство. Замфир Константинович Ралли-Арборе (сын Константина Захаровича Ралли) в своих воспоминаниях рассказывает со слов своей тетки Екатерины Захаровны, что Пушкин, будучи в селе Долна, по дороге оттуда на Юрчены встретил цыганский табор, с которым кочевал в районе сел Долна, Юрчены, Варзарешты летом 1821 г.¹ "Однажды, - рассказывала мне тетушка Екатерина Захаровна (пишет Замфир Ралли-Арборе), - твой отец собрался посетить одно из отцовских имений - Долну. Между этим имением и другим, Юрчены, в лесу находится цыганская деревня. Цыганы этой деревни принадлежали твоему отцу. Вот, помню, однажды Александр Сергеевич и поехал с твоим отцом в Долну, а оттуда они проехали лесом в Юрчены и, конечно, посетили лесных цыган. Табор этот имел старика булибашу (старосту), известного своим авторитетом среди цыган; у старика булибаши была красавица дочь. Я прекрасно помню эту девушку. Ее звали Земфирой; она была высокого роста с большими черными глазами и вьющимися длинными косами... Александр Сергеевич до того был поражен красотой цыганки, что упросил твоего отца остаться на несколько дней в Юрченах. Они пробыли там более двух недель, так что отец мой даже обеспокоился и послал узнать, не приключилось ли чего с молодыми людьми. И вот, к нашему общему удивлению, пришло из Долны известие, что отец твой и Александр Сергеевич ушли в цыганский табор, который откочевал к Варзарештам. По получении такого известия отец мой послал тотчас другого нарочного с письмом к брату Константину, и мы ждали с нетерпением ответа, который, помню, долгонько-таки запоздал. Наконец пришло письмо от брата к отцу - оно было написано по-гречески, и отец, прочитавший его, объявил нам, что ничего особенного не случилось, но что Александр Сергеевич просто-напросто сходит с ума по цыганке Земфире. Недели через две наши молодые люди, наконец, вернулись. Брат рассказал нам, что Александр Сергеевич бросил его и настоящим-таки образом поселился в шатре булибаши". Однако эта любовная история Пушкина с цыганкой Земфирой вскоре получила неожиданную развязку: Земфира бежала из табора с одним цыганом. "В одно раннее утро Александр Сергеевич проснулся в шатре булибаши один-одинешенек, Земфира исчезла из табора. Оказалось, что она бежала в Варзарешты, куда помчался за ней Пушкин, однако ее там не оказалось, благодаря, конечно, цыганам, которые предупредили ее"².

¹ (Ралли-Арборе Замфир. Из семейных воспоминаний о А. С. Пушкине. - Минувшие годы, СПб., 1908, июль, с. 1 - 6, а также: Щеголев П. Е. Из семейных воспоминаний о кишиневской жизни Пушкина. - В кн.: Из жизни и творчества Пушкина. М., 1931, с. 287.)

² (Минувшие годы, 1908, июль, с. 2 - 3.)

Мы нарочно выписали здесь большую цитату из воспоминаний Ралли-Арборе, ибо они, в противоположность различным сообщениям, носящим' подчас анекдотический характер о пребывании Пушкина в цыганском таборе (например, полный вымысла рассказ Елизаветы Францевой), являются, как это правильно отмечает П. Е. Щеголев, вполне правдоподобными жизненными фактами из биографии Пушкина, которые легли в основу поэмы "Цыганы" и одноименного стихотворения.

Пушкин в цыганском таборе. С картины художника Б. И. Лебедева.

Необходимо внести некоторые уточнения в дату и сроки пребывания Пушкина в цыганском таборе, в районе сел Долна, Юрчены и Варзарешты. В "Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина" эти строки и даты определяются как две недели и предположительно в июле-августе 1821 г.¹ Ряд данных дает нам право предполагать, что эту дату можно уточнить: "28 июля - 20 августа 1821 года" на основании следующих фактов.

¹ (Цявловский М. А. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина, т. I, с. 305.)

В своих воспоминаниях Ралли-Арборе указывает, что Пушкин с Константином Ралли из Долны поехали в Юрчены, где они "пробыли более двух недель". Далее отмечается, что был послан нарочный узнать о них, который, вернувшись в Кишинев, сообщил об отъезде их (Пушкина и Ралли) из Долны в Юрчены На это ушло еще 1 - 2 дня. Затем был послан другой нарочный с письмом к Константину Ралли. От Ралли пришел ответ, который "долгонько-таки запоздал". И после этого "недели через две наши молодые люди, наконец, вернулись"¹. Следовательно, в итоге мы получаем, что срок пребывания Пушкина в районе сел Долна, Юрчены, Варзарешты составляет больше или во всяком случае не менее месяца. Теперь необходимо установить дату пребывания его там. Прежде всего, о годе поездки, 1823 г. - исключается, так как Пушкин ездил летом в Одессу и занят был переездом туда. Теперь - 1822 г. В июне 1822 г Пушкин был в Кишиневе, т. к. 27 мая он (по свидетельству П. И. Долгорукова в его "Дневнике") обедал у И. Н. Инзова, 4 июня (по свидетельству Ф. Н. Лугинина) поэт был в митрополии, 17 июня (по свидетельству П. И. Долгорукова) Пушкин опять обедал у Инзова и от 21 и 27 июня ость письма поэта из Кишинева. В июле 1822 г. Пушкин также был в Кишиневе, т. к. 1 июля есть его пометка на поэме "Бова" и имеются его письма из Кишинева от 19 и 21 июля. В августе 1822 г. имеется пометка "2 августа" на "Заметках по русской истории XVIII века", а затем до 1 сентября (дата письма Пушкина из Кишинева), т. е. 29 дней, нет никаких сведений, свидетельствующих о пребывании поэта в Кишиневе. Однако едва ли Пушкин мог в августе 1822 г. быть в цыганском таборе, т. к. Липранди, приехавший после четырехмесячной отлучки в Кишинев в июле 1822 г., знал бы и сообщил в своих воспоминаниях о месячной отлучке Пушкина из Кишинева. Следовательно, летом 1822 г. Пушкин в цыганском таборе быть не мог, и поэтому в летописи совершенно правильно указан 1821 г. (причем даже можно, думается, снять знак вопроса, стоящий перед этой датой). Теперь необходимо уточнить месяцы пребывания в цыганском таборе (в "Летописи" указано: "июль-август"). 26 мая 1821 г. есть запись Пушкина в его дневнике, а от 6 июня есть и письмо поэта из Кишинева. Следовательно, конец мая - начало июня Пушкин находился в Кишиневе. 9 июля есть расписка поэта в получении им жалованья. 18 июля есть его запись о смерти Наполеона. От 27 июля есть письмо поэта из Кишинева. Следовательно, Пушкин в июле 1821 г. был в Кишиневе. Далее, между 28 июля и 21 августа (дата письма поэта из Кишинева) нет никаких сведений, свидетельствующих о пребывании Пушкина в Кишиневе.

¹ (Минувшие годы, 1908, июль, с. 2 - 3.)

Итак, можем предполагать, что Пушкин был в цыганском таборе: либо между 6 июня и 8 июля, либо между 27 июля и 21 августа 1821 г. Можно было бы принять дату между 6 июня и 8 июля на том основании, что если между 27 июля и 21 августа всего 26 дней, т. е. менее месяца, то между 6 июня и 8 июля 32 дня, что дает нам наибольший (и даже по сравнению с августом. 1822 г. - 29 дней) срок, приближающийся к сроку (более месяца), который определяется на основании воспоминаний З. К. Ралли-Арборе¹.

¹ (Минувшие годы, 1908, июль, с. 2.)

Но учитывая тот факт, что в июне 1821 г. в Кишиневе были братья Давыдовы и семья Раевского, трудно предположить, что Пушкин оставил в это время своих близких друзей Раевских. Поэтому можно датировать время пребывания Пушкина в селе Долна, в цыганском таборе, в районе сел Долна, Юрчены, Варзарешты 28 июля - 20 августа 1821 г.

Далее необходимо выяснить, о каком цыганском селе, которое посетил Пушкин, идет речь в воспоминаниях Ралли-Арборе. Дело в том, что между селами Долна (Пушкино) и Юрченами есть сейчас села Бурсук и Гозун, которые находятся, хотя и недалеко от села Долна, но село Гозун значительно в стороне, а Бурсук в трех километрах от дороги Долна - Юрчены. Уроженец села Долна Георгий Саввич Кику (1877 г. рождения) сообщил нам, что между Долной и Юрченами он другого цыганского села, кроме Бурсука, не помнит, и отец его ничего не говорил о другом цыганском селе, кроме села Балана (которое при Георгии Кику уже не существовало). Но село Балана находилось в противоположной стороне от Юрчен.

Следовательно, есть все основания предполагать, что цыганским селом, которое посетил Пушкин, было село Бурсук, расположенное несколько в стороне от дороги Долна - Юрчены, но между ними и на опушке огромного леса.

Впечатления от пребывания в цыганском таборе надолго сохранились у Пушкина и нашли отражение в его творчестве. Так, о своем пребывании в цыганском таборе Пушкин пишет в эпилоге поэмы "Цыганы".

В стране, где долго, долго брани 
Ужасный гул не умолкал, 
Где повелительные грани 
Стамбулу русский указал, 
Где старый наш орел двуглавый 
Еще шумит минувшей славой, 
Встречал я посреди степей 
Над рубежами древних станов 
Телеги мирные цыганов, 
Смиренной вольности детей. 
За их ленивыми толпами. 
В пустынях часто я бродил, 
Простую пищу их делил. 
И засыпал пред их огнями1.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 4, с. 203.)

Это непосредственное общение с цыганами Молдавии и обусловило столь яркое реалистическое описание их образов, их нравов, быта, а также и природы Молдавии, которые даны в поэме "Цыганы". И одним из свидетельств знакомства Пушкина с фольклором цыганского народа является знаменитая "Песня Земфиры". Созданная по мотивам молдавской песни, "Песня Земфиры" из поэмы "Цыганы" была не менее популярна, чем (Черная шаль". Песня эта "Режь меня, жги меня, не скажу ничего, старый муж, грозный муж, не знаешь его..." является переводом, близким к оригиналу популярной молдавской песни "Арде-мэ, фиже-мэ" ("Жги меня, жарь меня"). В письме к П. Вяземскому из Михайловского от второй половины сентября 1825 г. Пушкин писал: "Радуюсь, однако, участи моей песни "Режь меня". Это очень близкий перевод, посылаю тебе дикий напев подлинника. Покажи его Виельгорскому (композитор, современник Пушкина. - Б. Т.) - кажется, мотив чрезвычайно счастливый. Отдай его Полевому и с песней"¹. Важно свидетельство о том, что "варианты ее ("песня Земфиры". - Б. Т.) на молдавском языке продолжали жить в народе вплоть до XX в."². Вполне основательно предположение А. Глумова, "Песня Земфиры" была написана Пушкиным в Молдавии, ибо "в рукописи поэмы "Цыганы", оконченной лишь в ноябре 1824 г., после стиха: "Я песню для тебя пою", поэт оставил пропуск и пометил: "Песн. Земфир..." - обстоятельство, подтверждающее более раннее возникновение песни"³.

¹ (Там же, т. 13, с. 231.)

² (История Молдавии, т. I, с. 428.)

³ (Глумов А. Музыкальный мир Пушкина. М. - Л., 1950, с. 77.)

Оспаривая мнение В. Александру который рассматривал песню Земфиры как простой перевод цыганской хоры (т. е. хоровой песни), А. Яцимирский, основываясь на сопоставлении пушкинского текста с текстом хоры, пишет, что "сходство между ними есть не столько текстуальное, сколько по содержанию, а главное, по характеру, по тону песни"¹.

¹ (Яцимирский А. Песня Земфиры в "Цыганах" А. Пушкина и цыганская хора./Известия отделения русского языка и словесности Академии наук, 1899, т. 4, кн. I, с. 302.)

В 1934 г. ленинградский музыковед А. Н. Глумов нашел в архиве Центральной нотной библиотеки Ленинграде автограф нот песни "Старый муж, грозный муж..." Ноты написаны неизвестным лицом. На оборотной стороне листа имеется приписка Пушкина, обращенная, по-видимому, к П. Вяземскому: "Не потеряй этих нот, если не будут они гравированы, покажи это Верстовскому"¹. Первая строка для песни была подтекстована рукой Верстовского, вписавшего к нотам всю первую строку "Песни Земфиры" Впервые на музыку "Песня" была положена композитором Виельгорским, а потом Верстовским, Рубинштейном, Рахманиновым, Чайковским и др.

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 13, с. 231.)

В "Цыганах", как бы окончательно порывая с романтическим периодом своего творчества в Молдавии и одновременно развивая далее "элементы жизни действительной", реализма, Пушкин создает реалистический по жизненной глубине, психологической многогранности и противоречивости характера (наряду, правда, с сохранением и некоторых романтических черт) образ Алеко. Сложность и противоречивость этого образа заключается в том, что, наряду с положительными качествами Алеко - его оппозиционным отношением к душному, звериному, частнособственническому миру, в нем имеют место и "родимые пятна" той общественной среды, в которой он жил, - эгоизм, мелочное себялюбие, низменность поступков, не соответствующих его "возвышенным" словам. И здесь, в этом внутренне противоречивом, а тем самым и жизненно правдивом характере Алеко, в разоблачении и решительном осуждении его и заключается новое, что, по справедливому замечанию Д. Д. Благого, дал Пушкин в дальнейшем раскрытии характера современного героя, "лишнего человека".

Цыганам Пушкин посвятил и стихотворение "Цыганы" (1830 г), где поэт, вновь связывая их жизнь со своей, пишет:

Здравствуй, счастливое племя! 
Узнаю твои костры; 
Я бы сам в иное время 
Провожал сии шатры. 
Завтра с первыми лучами 
Ваш исчезнет вольный след! 
Вы уйдете - но за вами 
Me пойдет уж ваш поэт1

¹ (Пушкин А. С. Указ, соч., т. 3 (I), с. 264.)

Упоминание о цыганском таборе мы встречаем и в "Евгении Онегине" в VIII главе (5-й строфе). Любопытно, что у Т. Г. Шевченко в поэме "Ведьма" действие происходит среди кочующих цыган из Бендер "Ободраны, едва не голы,

Цыгане из Бендер толпой 
Шли по степи в тиши ночной 
И - вольные, конечно, пели. 
Всё шли, все шли и захотели 
Передохнуть. Разбив шатры, 
Раздули жаркие костры 
И у огня на отдых сели". 

В заключение скажем несколько слов о сегодняшнем селе Долна, селе Пушкино.

Указом Президиума Верховного Совета Молдавской ССР село Долна Нис по ре некого района переименовано в Пушкино.

Село Пушкино и сейчас живет воспоминаниями о пребывании великого русского поэта. Жители села из поколения в поколение рассказывают предания о его жизни здесь. И это естественно, поскольку последние помещики Ралли, потомки З. Ралли, владели родовым поместьем в с. Долна 40-х годов XX века.

В селе сохранился до настоящих дней бывший дом боярина Ралли, где жил Пушкин. Колхозники реставрировали дом и 8 октября 1964 г. открыли в нем Дом-музей А. С. Пушкина. Перед домом поставлен памятник работы скульптора О. Комова. (Кстати говоря, копия этого памятника установлена в Испании, в Мадриде).

Кроме того, крестьяне с. Пушкино, в память о поездке Пушкина в с. Юрчены и встрече поэта с цыганским табором, с Земфирой, дали поляне и источнику, находящимся по дороге на с. Юрчены, поэтические названия: "Пушкинская поляна" и "Источник Земфиры".

Дом-музей поэта в селе Пушкино пользуется огромной популярностью. За 25 лет существования музея его посетило около 1 700 000 экскурсантов. Среди них не только советские граждане, но и гости из многих зарубежных стран. Так, например, 12 сентября 1968 г. Дом-музей посетила большая группа дипломатов из стран Европы, Азии, Африки и Латинской Америки.

Все, кто бывает здесь, узнают о больших успехах в экономике и культуре, которых достигли колхозники села Пушкино и колхоза его имени при Советской власти.

Кстати говоря, не пора ли вернуть селу его исконное имя, которым называют его все жители Молдавии? Память Пушкина от этого нисколько не пострадает, а историческая память населяющих наш край народов только выиграет.