Петровское

Наряду с такими важнейшими памятниками заповедника, как Михайловское и Тригорское, большой интерес представляет сельцо Петровское.

Петровское - замечательный памятник ранней истории пушкинских мест, с которым особенно тесно связывается память о первых владельцах их, предках поэта, Ганнибалах. В Петровском неоднократно бывал Пушкин, начиная с 1817 года. Оно упоминается на страницах писем, дневников и художественных произведений поэта.

С 1742 года земли Петровского, входившие в состав Михайловской губы, как говорилось выше, принадлежали А. П. Ганнибалу и составляли центр его псковской вотчины, а затем, в 1781 году, перешли по наследству к его второму сыну Петру. Как показывают Раздельный акт 1781 года и Геометрический специальный план 1786 года, сельцо окончательно сформировалось на месте старой деревни Кучане, на берегу озера того же названия, в последней четверти XVIII века.

Название свое Петровское получило, надо полагать, от имени царя Петра I, за долголетнюю верную службу которому были пожалованы Ганнибалу псковские имения. Позже Петровским стало называться и озеро, на берегу которого сельцо расположено (в настоящее время сохранились оба названия озера - Петровское и Кучане). Повидимому, в 1780-х годах при П. А. Ганнибале в Петровском был выстроен большой господский дом, возведены многочисленные хозяйственные постройки и разбит парк.

С Михайловским Петровское связывают две дороги. Одна идет лесом, а затем круто спускается к озеру, невдалеке от деревни Косохново, одной из немногих деревень, сохранивших свое местоположение и название с ганнибаловских времен. Другая дорога пролегает по берегу озера, вдоль опушки стройной сосновой рощи, разросшейся на прибрежных холмах, и сливается с первой у Змеиной горы - самого высокого холма на берегу Кучане. Обе эти песчаные дороги очень живописны.

Парк. С берега озера, особенно близ Змеиной горы, уже отчетливо вырисовываются очертания Петровского парка.

Парк Петровского, как и парки Михайловского и Тригорского,- прекрасный образец русской садово-парковой архитектуры второй половины XVIII века. Парк искусственный, насаженный. В нем растут липа, клен, дуб, береза. Планировка его отличается геометрической правильностью и строгостью линий, красотой и изобретательностью в разбивке аллей и подборе древесных пород. Площадь, занимаемая парком, невелика. Сейчас она составляет 2,8 гектара. Немного больше была она и в ганнибаловские времена. На этой небольшой площади было насажено несколько десятков тысяч разнообразных деревьев, искусно разбиты аллеи, парковые залы, цветники, вырыты пруды. Парк сильно пострадал от рук фашистских захватчиков, но и теперь он сохранил отличающую его величавость и красоту.

Аллеи карликовых лип. Главная аллея карликовых лип, ведущая от озера к усадьбе, пересекает весь парк и делит его на две части. Это парадная аллея. Она очень широка, но даже в самые яркие летние дни здесь густая тень и прохлада. Карликовые липы тонкие, невысокие, но чрезвычайно ветвистые. Они образуют сплошной зеленый свод, почти непроницаемый для дождя и солнца. За полтора столетия эта аллея мало изменилась.

Параллельно центральной аллее и пересекая ее, тянутся несколько других аллей, главным образом тоже липовых. Они делят парк на ряд правильных квадратов. Пространство между аллеями - открытые солнечные площадки, на которых росли фруктовые деревья и ягодные кусты. Чередуясь, длинные тенистые коридоры аллей и светлые солнечные залы-площадки придают разнообразие парку, создают контраст света и тени, одни как бы подчеркивают прелесть других.

С середины главной аллеи, перпендикулярно к ней, направо тянется до самого края парка вторая аллея карликовых лип. Время пощадило ее. Широкая, тенистая, она прекрасно сохранилась. В центре ее деревья, расходясь, образуют естественную беседку круглой формы с высоким зеленым куполом.

Большая липовая аллея. Одна из самых примечательных аллей Петровского - большая липовая аллея. Она идет по краю парка, у самой усадьбы. Здесь деревья уже не карликовые, а, напротив, могучие великаны. Аллея эта также широка и тениста. Заканчивается она небольшой круглой солнечной площадкой, обсаженной липами. В центре площадки, у того места, где еще недавно возвышалось огромных размеров ветвистое дерево, лежит большой серый валун. На нем, по преданию, часто сиживал П. А. Ганнибал, и вообще вся эта площадка была любимым местом отдыха владельца Петровского.

Усадьба. Большая липовая аллея, как и центральная аллея, идущая от озера, выходит на широкую круглую площадку - традиционный круг перед усадьбой. Когда-то в центре его, по преданию, был пруд, обсаженный розами; затем пруд засыпали и на его месте разбили клумбу, следы которой сохранились до сих пор.

Возле круга, против центральной аллеи, расположена была сама усадьба: барский дом, а за ним, у большого пруда, примыкая к деревне,- баня, скотные дворы, амбары и другие хозяйственные строения.

Старый ганнибаловский дом и хозяйственные постройки простояли почти полтора столетия. Сейчас сохранились лишь следы былой усадебной планировки да полуразвалившийся фундамент дома. Фундамент и две-три позднейшие фотографии позволяют судить о размере и внешнем виде петровского дома. Он был довольно больших размеров и довольно высокий (длина фундамента в центральной части - 46 метров, ширина без веранд - 15 метров, с верандами - 28 метров), деревянный, обшитый и крытый тесом, с мезонином и двумя просторными верандами; одна из веранд выходила в парк, почти к самому кругу, другая - на въездную аллею, и перед нею тоже была открытая площадка с цветником посредине.

Внутреннее убранство дома не отличалось особенной роскошью. Большие изразцовые печи, дубовый пол, штофные обои, старые портреты и картины в темных рамах. Дорогие изделия из красного дерева и карельской березы, ковры и гобелены соседствовали с еловыми скамьями, табуретами и комодами, с домотканными половиками и занавесками.

Петровское было типичной русской помещичьей усадьбой XVIII века.

Здесь более трех десятков лет почти безвыездно жил и хозяйничал, повелевая своими крепостными рабами, помещик Петр Абрамович Ганнибал.

Второй сын "арапа Петра Великого", Петр Абрамович окончил Петербургскую военную школу, служил в артиллерии и вышел в отставку в чине генерал-майора. Получив в наследство от отца до полутора тысяч десятин земли и около трехсот душ крепостных, он был состоятельным помещиком, имел вес в уезде и в губернии. "Весьма возможно, что Петр Абрамович достиг бы еще более видного общественного положения,- пишет в статье "Один из предков Пушкина" Н. А. Белозерская,- если бы не попался в неприятном деле, в виде растраты каких-то артиллерийских снарядов. Вследствие этого он долгое время состоял под судом и избавился от него только благодаря связям и влиянию своего старшего брата, Ивана Абрамовича. Таким образом, о новой службе помышлять было нечего; и Петр Абрамович, после выхода в отставку, поселился в своем наследственном псковском имении, доставлявшем ему возможность безбедного и праздного существования. Здесь он зажил жизнью большинства тогдашних провинциальных дворян"...^*

^* (Н. А. Белозерская, Один из предков Пушкина.- "Исторический вестник", 1899, май, стр. 438.)

Петр Абрамович был человек грубый, вспыльчивый, несдержанный. Он был женат, имел сына и двух дочерей, но, прожив с женой Ольгой Григорьевной девять лет, оставил ее и, уехав в псковское имение, известил письменно, чтобы "она к успокоению его не жила более с ним вместе, а получала бы от него с детьми положенное им содержание". Считая выдаваемое ей содержание недостаточным, Ольга Григорьевна неоднократно жаловалась на мужа Екатерине II (сохранилось несколько ее прошений, которые разбирал как статс-секретарь Г. Р. Державин). Однако она сама признавала, что Петр Абрамович детей своих любил и о них заботился. Указ императрицы требовал от Петра Абрамовича удовлетворения жены всем необходимым для "безнужденного содержания", а также "нечинения впредь оскорблений и неотобрания у ней детей".

Петровское. Дом Ганнибалов со стороны парка. Фотография. 1910-е годы

Быт Петровского - типичный крепостнический быт, полный жестокости и самодурства. "Когда бывали сердиты Ганнибалы, все без исключения,- вспоминал камердинер Петра Абрамовича, а затем Михайловский приказчик, М. И. Калашников,- то людей у них "выносили на простынях". Смысл этого выражения достаточно понятен... В Петровском долго существовали крепостные музыканты и танцоры. Любимым занятием старого генерала было приготовление водок и настоек, которым он занимался "без устали, со страстью"; любимая его поговорка была: "Эй, малой, подай водки алой!"

Петровское. Дом Ганнибалов со стороны въездной аллеи. Фотография. 1910-е годы

Следует напомнить, что примерно таким же был и быт соседнего Михайловского, когда там жил родной брат владельца Петровского Осип Абрамович (дед поэта).

Братья были очень похожи по характеру. К тому же оба были "несчастливы" в своей семейной жизни и, оставив семьи, жили в одиночестве. Впоследствии Пушкин так описал историю "несчастливого брака" своего деда: "Дед мой служил во флоте и женился на Марье Алексеевне Пушкиной, дочери тамбовского воеводы, родного брата деду отца моего... И сей брак был несчастлив. Ревность жены и непостоянство мужа были причиною неудовольствий и ссор, которые кончились разводом. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекали его в удивительные заблуждения". Рассказ Пушкина не совсем точен. Осип Абрамович не развелся с Марией Алексеевной, а просто оставил ее и маленькую дочь Надежду без всяких средств к существованию и, служа во Пскове, в 1779 году обвенчался с новоржевской помещицей Толстой, представив фальшивое свидетельство о смерти жены. Мария Алексеевна, узнав об этом, возбудила дело о двоеженстве мужа. Брак его с Толстой был признан незаконным, и по приказанию императрицы Екатерины II О. А. Ганнибал был отправлен "на кораблях на целую компанию в Северное море, дабы он службою погрешения свои наградить мог". Отбыв наказание, Осип Абрамович поселился в своем имении Михайловском, где и прожил до конца дней. Вместе с решением развести О. А. Ганнибала с Толстой было решено взять под опеку часть его имущества для обеспечения семьи. Одним из двух опекунов назначен был Петр Абрамович. Но он к своим опекунским обязанностям относился весьма халатно, что объясняется, между прочим, изложенными выше его собственными семейными обстоятельствами.

История предков, А. П. Ганнибала и его сыновей, как известно, всегда живо интересовала Пушкина - поэта и историка. Об этом свидетельствует целый ряд его исторических и поэтических произведений: "Начало автобиографии", "Моя родословная", "Арап Петра Великого" и другие.

В примечаниях к первому изданию первой главы романа "Евгений Онегин", написанных в 1825 году в Михайловском, Пушкин приводит биографическую справку о своем предке (примечание к стиху "Под небом Африки моей"). Заканчивая ее, он пишет: "В России, где память замечательных людей скоро исчезает, по причине недостатка исторических записок, странная жизнь Аннибала известна только по семейным преданиям. Мы со временем надеемся издать полную его биографию".

"Полную биографию" Ганнибала Пушкину написать не удалось, но довольно подробно он рассказал историю его жизни - военной, политической деятельности и семейных обстоятельств в статье "Начало автобиографии" (1834). "Родословная матери моей еще любопытнее. Дед ее был негр, сын владельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом, и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами. Государь крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 году, с польской королевою, супругою Августа, и дал ему фамилию Ганнибал. В крещении наименован он был Петром; но как он плакал и не хотел носить нового имени, то до самой смерти назывался Абрамом. Старший брат его приезжал в Петербург, предлагая за него выкуп. Но Петр оставил при себе своего крестника. До 1716 году Ганнибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах; потом послан был в Париж, где несколько времени обучался в военном училище, вступил во французскую службу, во время испанской войны был в голову ранен в одном подземном сражении (сказано в рукописной его биографии) и возвратился в Париж, где долгое время жил в рассеянии большого света. Петр I неоднократно призывал его к себе, но Ганнибал не торопился, отговариваясь под разными предлогами. Наконец государь написал ему, что он неволить его не намерен, что предоставляет его доброй воле возвратиться в Россию или остаться во Франции, но что во всяком случае он никогда не оставит прежнего своего

питомца. Тронутый Ганнибал немедленно отправился в Петербург. Государь выехал к нему навстречу и благословил образом Петра и Павла, который хранился у его сыновей, но которого я не мог уж отыскать. Государь в 1722 году пожаловал Ганнибала в бомбардирскую роту Преображенского полка капитан-лейтенантом. Известно, что сам Петр был ее капитаном.

После смерти Петра Великого судьба его переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от двора. Ганнибал был переименован в майоры Тобольского гарнизона и послан в Сибирь с препоручением измерить Китайскую стену. Ганнибал пробыл там несколько времени, соскучился и самовольно возвратился в Петербург, узнав о падении Меншикова и надеясь на покровительство князей Долгоруких, с которыми был он связан.- Судьба Долгоруких известна. Миних спас Ганнибала, отправя его тайно в ревельскую деревню, где и жил он около десяти лет в поминутном беспокойстве. До самой кончины своей он не мог без трепета слышать звон колокольчика. Когда императрица Елисавета взошла на престол, тогда Ганнибал написал ей евангельские слова: "Помяни мя, егда приидеши во царствие свое". Елисавета тотчас призвала его ко двору, произвела его в бригадиры и вскоре потом в генерал-майоры и в генерал-аншефы, пожаловала ему несколько деревень в губерниях Псковской и Петербургской, в первой Зуево, Бор, Петровское и другие; во второй Кобрино, Суйду и Таицы, также деревню Раголу, близ Ревеля, в котором несколько времени был он обер-комендантом. При Петре III вышел он в отставку и умер философом (говорит его немецкий биограф) в 1781 году, на 93-м году своей жизни. Он написал было свои записки на французском языке, но в припадке панического страха, коему был подвержен, велел их при себе сжечь вместе с другими драгоценными бумагами.

В семейственной жизни прадед мой Ганнибал так же был несчастлив, как и прадед мой Пушкин. Первая жена его, красавица, родом гречанка, родила ему белую дочь. Он с нею развелся и принудил ее постричься в Тихвинском монастыре, а дочь ее Поликсену оставил при себе, дал ей тщательное воспитание, богатое приданое, но никогда не пускал ее себе на глаза. Вторая жена его, Христина-Регина фон Шеберх, вышла за него в бытность его в Ревеле обер-комендантом и родила ему множество черных детей обоего пола".

Рассказ Пушкина, не учитывающий ряда позднее установленных фактов, не всегда абсолютно точен. Так, Ганнибал, не негр, а абиссинец, фамилию свою получил не при крещении, а много позднее, умер не 93-х лет, а несколько моложе; не совсем точно изложены история парижской жизни Ганнибала, его ссылки в Сибирь, первой женитьбы и т. д. Но эти неточности малозначительны, и в общем поэт достаточно обстоятельно знакомит читателя с необычайной жизнью "царского арапа". Там же он приводит и цитированные выше данные из биографии деда Осипа Абрамовича, особенно касающиеся его семейной жизни. Пушкин основывается в своем изложении на "семейных преданиях" и немецкой рукописной биографии, составленной кем-то из весьма близких к Ганнибалу людей и полученной Пушкиным, повидимому, от Петра Абрамовича. Немецкая биография эта и русский перевод ее, сделанный рукою Пушкина в 1825-1826 годах, были обнаружены в его бумагах после смерти.

Возмущенный наглыми выпадами продажного журналиста, жандармского агента Ф. Булгарина, в 1830 году поэт писал: "В одной газете (почти официальной) сказано было, что прадед мой Абрам Петрович Ганнибал, крестник и воспитанник Петра Великого, наперсник его (как видно из собственноручного письма Екатерины II), отец Ганнибала, покорившего Наварин (см. памятник, воздвигнутый в Царском Селе гр. Ф. Г. Орлову), генерал-аншеф и проч.- был куплен шкипером за бутылку рому. Прадед мой, если был куплен, то вероятно, дешево, но достался он шкиперу, коего имя всякий русский произносит с уважением и не всуе. Простительно выходцу не любить ни русских, ни России, ни истории ее, ни славы ее. Но не похвально ему за русскую ласку марать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами праотцев".

То же читаем в постскриптуме к "Моей родословной" (1830):

 Решил Фиглярин,* сидя дома,
 Что черный дед мой Ганнибал
 Был куплен за бутылку рома
 И в руки шкиперу попал. 

 Сей шкипер был тот шкипер славный,
 Кем наша двигнулась земля,
 Кто придал мощно бег державный
 Рулю родного корабля. 

 Сей шкипер деду был доступен,
 И сходно купленный арап
 Возрос усерден, неподкупен,
 Царю наперсник, а не раб. 

 И был отец он Ганнибала,
 Пред кем средь чесменских пучин
 Громада кораблей вспылала,
 И пал впервые Наварин.

^* (Так называет Пушкин Ф. Булгарина.)

"Семейные предания", документы и другие материалы, относящиеся к прадеду, Пушкин собирал с большим интересом. При этом следует подчеркнуть, что интерес к истории своих предков неотделим у Пушкина от интереса к истории родной страны, и Ганнибалы занимали его постольку, поскольку он видел в них во многом типичных представителей своего времени, деятелей одной из замечательнейших эпох истории России (отношение Пушкина к Петру I и петровской эпохе известно). Только потому Пушкин и сделал своего прадеда героем романа "Арап Петра Великого".

Листок с записью А. С. Пушкина о посещении Петровского в 1817 году

С гордостью писал Пушкин, что происходит "от предков, коих имя встречается почти на каждой странице истории нашей". Гордость эта имела своим основанием отнюдь не дворянскую спесь, а неизменное ощущение кровной связи с родной страной и ее историей. Дворянская спесь была глубоко чужда Пушкину. "Что есть общего,- говорил он, отвечая на нападки Ф. Булгарина,- между привязанностью лорда к своим феодальным преимуществам и бескорыстным уважением к мертвым прадедам, коих минувшая знаменитость не может доставить нам ни чинов, ни покровительства?", и издевался над теми, кто "более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т. е. историей отечества" ("Опровержение на критики", 1830).

Естественно, что Петровское и его владелец должны были привлекать особое внимание поэта. Если в Михайловском с 1806 года никого из Ганнибалов не было, хозяйничал управляющий и лишь временами наезжала семья Пушкиных, то в Петровском до 1825 года жил сам Петр Абрамович, а позже сын его - Вениамин Петрович, зачастую бывали дети Исаака Абрамовича - Павел, Семен и другие.

Еще летом 1817 года, в первый приезд в псковскую деревню, Пушкин посещает своего двоюродного деда в Петровском. Свидетельством этого посещения служат следующие строки в записках поэта 1824 года (на обороте листка с записью "Вышед из Лицея...", цитированной выше): "...попросил водки. Подали водку. Налив рюмку себе, велел он и мне поднести; я не поморщился - и тем, казалось, чрезвычайно одолжил старого Арапа. Через четверть часа он опять попросил водки и повторил это раз 5 или 6 до обеда". Особое удовольствие "старого арапа", повидимому, объясняется тем, что водка, которой он потчевал внука, была его собственного изготовления.

Очевидно, в это лето поэт посещал П. А. Ганнибала не раз. Быть может, именно в одно из таких посещений Петровского и произошла та встреча его с Павлом Исааковичем Ганнибалом, о которой рассказывает в своих воспоминаниях Л. Н. Павлищев, со слов своей матери Ольги Сергеевны, присутствовавшей при этом: "П. И. Ганнибал... во главе импровизированного хора бесчисленных деревенских своих родственников... вооруженный бутылкой шампанского, постучал утром в дверь комнаты, предоставленной... Александру Сергеевичу" и пропел ему следующий экспромт:

 Кто-то в двери постучал:
 Подполковник Ганнибал,
 Право слово, Ганнибал,
 Пожалуйста, Ганнибал,
 Сделай милость, Ганнибал,
 Свет, Исакыч Ганнибал,
 Тьфу, ты пропасть, Ганнибал!

Александр Сергеевич, только что выпущенный тогда из лицея, очень его полюбил, что, однако, не помешало ему вызвать Ганнибала на дуэль за то, что Павел Исаакович в одной из фигур котильона отбил у него девицу Лошакову, в которую, несмотря на ее дурноту и вставные зубы, Александр Сергеевич по уши влюбился. Ссора племянника с дядей кончилась минут через десять мировой и... новыми увеселениями да пляской, причем Павел Исаакович за ужином возгласил под влиянием Вакха:

 Хоть ты, Саша, среди бала
 Вызвал Павла Ганнибала,
 Но, ей-богу, Ганнибал,
 Ссорой не подгадил бал!

Пушкин тут же при публике бросился ему в объятия".^*

^* (Л. Н. Павлищев, Из семейной хроники. Воспоминания об А. С. Пушкине, М., 1890, стр. 22-23. Павел Исаакович Ганнибал впоследствии был обвинен в "причастности" к восстанию декабристов и сослан сначала в Сольвычегодск, а затем в Соловецкий монастырь. Умер в 1841 году.)

Посещает Пушкин Петровское и позже, особенно в годы Михайловской ссылки.

Петр Абрамович был уже очень стар, шел ему девятый десяток (родился в 1742 году), и он частенько впадал в такую старческую забывчивость, что не помнил имен самых близких людей. Л. Н. Павлищев рассказывает, со слов своей матери, как однажды при посещении Ганнибала Пушкиным и сестрой его Ольгой старик завел разговор о сыне своем Вениамине, но никак не мог вспомнить его имя: "Вообразите мою радость: ко мне на днях заезжал... да вы его должны знать... ну, прекрасный молодой офицер... еще недавно женился в Казани... как бишь его... еще хотел побывать в Петербурге... ну... хотел купить дом в Казани...- Да это Вениамин Петрович,- подсказала ему его внучка Ольга Сергеевна.- Ну да, Веня, сын мой; что же раньше не говорите? Эх, вы!..."^*

^* (Л. Н. Павлищев, Из семейной хроники. Воспоминания об А. С. Пушкине, стр. 23.)

Однако для Пушкина старый Ганнибал был живым источником ценных исторических сведений. Общение с ним не могло не занимать поэта. 11 августа 1825 года он писал П. А. Осиповой: "Я рассчитываю еще повидать моего двоюродного дедушку - старого арапа, который, как я полагаю, не сегодня-завтра умрет, а между тем мне необходимо раздобыть от него записки, касающиеся моего прадеда". И действительно, от Петра Абрамовича Пушкин получил несколько документов, среди которых, возможно, были и рукописная биография А. П. Ганнибала на немецком языке и начало автобиографических записок, сохранявшиеся в бумагах поэта.

Записки эти, о которых и упоминает Пушкин в письме к Осиповой, весьма любопытны. Листок из них, находящийся в бумагах поэта, гласит: "Отец мой служил в российской службе, происходил во оной чинами и удостоился Генералом аншефского чина орденов святыи Анны и Александра Невского, был негер, отец его был знатного происхождения то есть владетельным князем и взят вомонаты отец мой константинопольского двора из оного выкраден и отослан к государю Петру Первому, детей после себя оставил Ивана - генерал-поручика; Петра - артиллерии полковника; Иосифа - морской артиллерии второго ранга капитана; Исаака - морской артиллерии 3 ранга капитана; дочерей Елизавету, которая была за Пушкиным вдовою, Анну, коя была за генерал-майором Нееловым, Софья за Роткирхом. Братья, сестры и зятья волею божею все вроди и чада помре; остался я один, я и старший в роде Ганнибалов; теперь начну писать о собственном рождении, происходящим в чинах и приключениях. Родился я в 1742 году июля 21 числа пополуночи в городе Ревеле, где отец мой в оном городе был Обер-Комендантом: восприемники были заочно вечно достойна Императрица Елизавет Петровна достойной памяти с Петром Третьим - вто же время пожаловано отцу моему 500 Псковской Губернии".

Материалами, полученными от П. А. Ганнибала, как мы видели, Пушкин неоднократно пользовался впоследствии. Эти материалы и близость "старого арапа", наряду с рассказами Арины Родионовны "про стародавних бар", быть может, натолкнули поэта на сюжет романа "Арап Петра Великого".

"Арап Петра Великого" был первым опытом Пушкина в области художественной прозы. Поэт работал над ним в Михайловском в конце лета, начале осени 1827 года. А. Н. Вульф, бывавший в это время у Пушкина в Михайловском, записал в своем "Дневнике": "По шаткому крыльцу взошел я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В молдаванской красной шапочке и халате увидел я его за рабочим его столом. . Две тетради в черном сафьяне остановили мое внимание на себе: мрачная их наружность заставила меня ожидать чего-нибудь таинственного, заключенного в них, особливо, когда на большей из них я заметил полустертый масонский треугольник. Естественно, что я думал видеть летописи какой-нибудь ложи: но Пушкин, заметив внимание мое к этой книге, окончил все мои предположения, сказав мне, что она была счетною книгой такого общества, а теперь пишет он в ней стихи; в другой же книге показал он мне только что написанные первые две главы романа в прозе, где главное лицо представляет его прадед Ганнибал, сын абиссинского эмира, похищенный турками, а из Константинополя русским посланником присланный в подарок Петру I, который его сам воспитывал и очень любил".^*

^* (А. Н. Вульф, Дневники, стр. 135-136.)

"Арап Петра Великого" - роман о великом преобразовании России. Неизменно интересуясь отечественной историей, Пушкин много внимания уделял петровскому времени - эпохе, когда широко проявилась творческая мощь русского народа, когда "Россия вошла в Европу, как спущенный корабль - при стуке топора и при громе пушек". Пушкин избрал своим героем прадеда Абрама Петровича Ганнибала как типичного представителя той эпохи, как "птенца гнезда Петрова", участника и свидетеля великих трудов и великих побед. "На другой день Петр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном... Ибрагим проводил дни однообразные, но деятельные - следовательно не знал скуки. Он день ото дня более привязывался к государю, лучше постигал его высокую душу. Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная. Ибрагим видел Петра в Сенате, оспариваемого Бутурлиным и Долгоруким, разбирающего важные запросы законодательства, в адмиралтейской коллегии, утверждающего морское величие России, видел его с Феофаном, Гавриилом Бужинским и Копиевичем, в часы отдохновения рассматривающего переводы иностранных публицистов, или посещающего фабрику купца, рабочую ремесленника и кабинет ученого. Россия представлялась Ибрагиму огромной мастеровою, где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка..."

Пушкин не закончил своего романа. "Будь этот роман кончен, так же хорошо, как начат,- писал Белинский,- мы имели бы превосходный исторический русский роман, изображающий нравы величайшей эпохи русской истории".^*

^* (В. Г. Белинский, Сочинения Александра Пушкина, стр. 637.)

Пушкин упоминает о своем прадеде и в подготовительных текстах "Истории Петра", над которой работал позднее. Поэт сообщил некоторые сведения для биографии А. П. Ганнибала историку Д. П. Бантыш-Каменскому, составлявшему "Словарь достопамятных людей земли русской".

Бантыш-Каменский, перечисляя источники, послужившие материалом для написания биографии А. П. Ганнибала, указывает: "и по словесному преданию, переданному мне родным правнуком А. П. Ганнибала, Александром Сергеевичем Пушкиным".

В письме брату из Михайловского в феврале 1825 года Пушкин писал: "Присоветуй Рылееву в новой его поэме поместить в свите Петра I нашего дедушку..."

Петровское и его владелец, несомненно, были перед глазами поэта и тогда, когда в стихотворном послании к Языкову (Михайловское, 1824) он рисовал образ прадеда, доживающего свои дни в одиночестве, вдали от двора, "под сенью липовых аллей":

 В деревне, где Петра питомец,
 Царей, цариц любимый раб
 И их забытый однодомец,
 Скрывался прадед мой арап,
 Где, позабыв Елисаветы
 И двор и пышные обеты,
 Под сенью липовых аллей
 Он думал в охлажденны леты
 О дальней Африке своей,
 Я жду тебя...

В Петровском, с его типичным крепостническим бытом и укладом жизни, Пушкин нашел богатый материал для обличения крепостнического гнета в стихотворении "Деревня", для характеристики образа старика дяди своего героя и его усадебной жизни в романе "Евгений Онегин":

 Он в том покое поселился, 
 Где деревенский старожил 
 Лет сорок с ключницей бранился, 
 В окно смотрел и мух давил. 
 Все было просто: пол дубовый, 
 Два шкафа, стол, диван пуховый, 
 Нигде ни пятнышка чернил. 
 Онегин шкафы отворил; 
 В одном нашел тетрадь расхода, 
 В другом наливок целый строй, 
 Кувшины с яблочной водой, 
 И календарь осьмого года: 
 Старик, имея много дел, 
 В иные книги не глядел.

Впечатления Петровского, как и Тригорского, широко отразились в реалистических картинах провинциального поместного быта, в характеристиках обитателей дворянских уездных гнезд, содержащихся в "Онегине".

По видимому, отчасти воспользовался Пушкин наблюдениями, почерпнутыми в Петровском, и позже, в романе "Дубровский". Поразительно много общих черт в быту села Петровского и изображенного в романе села Покровского, а также в образах владельцев их - генерала Петра Абрамовича Ганнибала и генерала Кирилы Петровича Троекурова.

"Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение... .Дом его всегда был полон гостями, готовыми тешить его барскую праздность, разделяя шумные, а иногда и буйные его увеселения. Никто не дерзал отказываться от его приглашения или в известные дни не являться с должным почтением в село Покровское. В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Несмотря на необыкновенную силу физических способностей он раза два в неделю страдал от обжорства и каждый вечер бывал навеселе... С крестьянами и дворовыми обходился он строго и своенравно..."

Совпадает и столь характерный пейзаж Петровского с пейзажем, который рисует Пушкин в своем романе: "Вот Покровское! Дубровский поднял голову. Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами..."

После смерти П. А. Ганнибала Петровское перешло к его сыну Веньямину Петровичу. Пушкин был хорошо знаком со своим двоюродным дядей, и родители поэта во время наездов в Михайловское неоднократно бывали у В. П. Ганнибала в Петровском. Веньямин Петрович, по свидетельству современников, был умелый хозяин, хлебосол, весельчак и страстный любитель музыки. У него в Петровском был целый оркестр, которым он сам дирижировал и для которого сам же писал музыку. Большой поклонник поэзии Пушкина, Веньямин Петрович положил на музыку песню Земфиры из "Цыган". Не только В. П. Ганнибал но его дворовые люди знали наизусть произведения его племянника-поэта - "Братья-разбойники", "Бахчисарайский фонтан" и другие.

Веньямин Петрович скончался вскоре после гибели Пушкина, в 1839 году, и похоронен близ Тригорского на погосте Воронич. Ныне, как было указано выше, его могила перенесена на территорию семейного кладбища Осиповых-Вульф на городище Ворониче.

Березовая аллея. От фундамента ганнибаловского дома вьется тропинка мимо старого большого пруда через деревню Покровское к березовой аллее на берегу Кучане. Аллея эта - остаток большой аллеи пушкинского времени, переходящей затем в полевую дорогу, ведущую на Михайловское, Тригорское, Пушкинские Горы (Святогорский монастырь).