Святогорский монастырь

Бывший Святогорский монастырь находится в четырех с половиной километрах к югу от Михайловского, на краю поселка Пушкинские Горы - центра Пушкиногорского района. Прежде поселок назывался Святыми Горами, а первоначально - слободой Тоболенец, по названию находящегося в центре его небольшого, но глубокого живописного озера. Очень живописно и расположение всего поселка благодаря обилию зелени и особенно холмистой местности,- домики то располагаются на гребнях холмов, то в ложбинах между ними, среди стройного сосняка, молодых березовых рощ, поросли лип и кленов. Холмы эти - Синичьи горы - отроги Валдайской возвышенности, тянущиеся на юго-запад к границам Литвы и Белоруссии. На самых высоких холмах стоит Святогорский монастырь. Белые стены и серебристый шпиль соборной колокольни, поднимающиеся из густой зелени вековых лип, далеко видны со всех дорог, ведущих к Пушкинским Горам.

Дорога к монастырю из Михайловского пересекает Михайловский бор, сливается у деревни Бугрово с широкой проселочной дорогой из Тригорского и, пролегая через целую цепь холмов, приводит к старому шоссе Новгородка - Новоржев. Здесь не раз приходилось проезжать Пушкину, здесь и поныне лежит основной путь из Пскова и Острова на Пушкинские Горы и Михайловское.

На Новоржевское шоссе, как раз против того места, где с ним соединяется дорога из Михайловского, выходят восточные ворота монастыря. Другие ворота выходят на то же Новоржевское шоссе с северо-западной стороны.

Весь монастырь обнесен массивной каменной оградой, из-за которой виднеются кровли немногочисленных строений, поднимаются белые стены древнего собора.

Святогорский Успенский мужской монастырь был основан в 1569 году псковским воеводой князем Юрием Токмаковым по указанию царя Ивана Грозного (который, как мы помним, сам бывал в этой местности), на средства царской казны. Основание монастыря, как обычно, породило церковную легенду. Псковская летопись под 1566 годом сообщает: "Того ж лета 7074 (1566) явися в Вороначщине на Синичьих горах, на городищи проща именем пречистыя богородицы и многое множество прощение <т. е. исцеление> человеком всякими недуги начася". Пользуясь этим сообщением летописца, специальная позднейшая рукописная повесть, хранившаяся в монастыре и известная в нескольких редакциях XVII века, рассказывает о том, как в 1563 году, а затем еще через шесть лет явились юродивому пастушку из Воронича пятнадцатилетнему Тимофею чудотворные иконы богоматери - "умиления" и "одигитрии" (путеуказательницы) сначала у реки Луговицы, где он пас стадо, затем на самой высокой Синичьей горе близ Тоболенца; как произошли от этих икон "различные исцеления болящим" и другие чудеса; как узнал "о всех сих происшествиях" через псковского воеводу Юрия Токмакова царь Иван Васильевич Грозный и, по произведении подробных изысканий, "повеле на той горе устроити церковь каменну... и повеле быти обители <монастырю>". Эта наивная церковная легенда, разумеется, никак не объясняет истинных причин основания Святогорского монастыря; она придумана в XVII веке в церковно-агитационных целях для придания авторитета святогорским "святыням" и популяризации их среди местного населения. Сообщение летописи под 1566 годом о появлении чудотворных исцеляющих икон "в Вороначщине" академик С. Ф. Платонов справедливо связывает с прошедшей в этом году по Руси жестокой эпидемией. Повеление же царя Ивана Грозного о постройке на высоких Синичьих горах близ пригорода Воронича монастыря было вызвано, несомненно, соображениями политическими и военно-стратегическими, заботой об укреплении позиций Московского государства в этом приграничном районе, а отнюдь не сообщениями о явлении чудотворных икон.

Из ранней истории Святогорского монастыря мы знаем очень немного, так как большая часть монастырского архива XVI-XVIII веков сгорела во время ночного пожара 5 марта 1784 года, унесшего почти все деревянные строения с находившимся в них имуществом.

Когда создавалось первое описание Святогорского монастыря (1821, автор - архиепископ псковский Евгений), архива уже не было.

Известно, что до второй половины XVII века монастырь официально считался в числе трех десятков "старших" обителей всей Руси, был богат и влиятелен, владел большим количеством крепостных крестьян, населявших окрестные деревни (в том числе ныне существующие Бугрово и Кирилово), обширными участками пахотной земли, покосами, рыбными ловлями на озерах Воронич, Белогуля и реке Сороти, пользовался доходами с перевоза на реке Сороти у пригорода Воронича, ярмарочными выгодами и т. д. К Святогорскому монастырю в ведение было приписано несколько других монастырей из Воронича и Опочки, в нем находилось духовное правление Новоржевского и Опочецкого уездов. Резко изменилось положение монастыря после издания в 1764 году Духовных штатов. Пахотные земли и другие угодья сохранились, но из крестьян осталось всего несколько человек "монастырских служителей"; духовное правление было переведено в Опочку, и монастырь оказался включенным в число третьеклассных, по степени сорок пятым, всего с двенадцатью человеками "монашествующей братии".

Святогорский монастырь. Литография П. Александрова по рисунку И. Иванова. 1838 г.

Примерно так выглядел Святогорский монастырь и в начале XIX века, когда с ним впервые познакомился А. С. Пушкин. Это был типичный третьеклассный провинциальный монастырь, в котором обитало всего не более трех десятков человек, но еще довольно богатый и влиятельный. Он получал значительные средства от своих угодий, сдаваемых в аренду окрестным жителям, от ярмарок, крестных ходов, всяческих сборов, благодаря щедрым пожертвованиям соседних помещиков - Львовых, Карамышевых, Ганнибалов. О. А. Ганнибал был одним из самых щедрых покровителей Святогорской обители; намереваясь устроить там свое родовое кладбище, он старался снискать благорасположение монахов щедрыми пожертвованиями, как в виде денег, так и земель. Монастырь систематически расширял свои земельные владения, получая их в дар от помещиков, прикупая, а то и оттягивая у крестьян. Так много лет, с 1802 года, шла тяжба между монастырем и крестьянами деревни Бугрово за "мельничное место" близ названной деревни. Притесняемые "монашествующей братией", посадские люди писали жалобы. В одной из них сообщаются следующие данные о состоянии монастыря: "А под тем де Святогорским монастырем вотчинных деревень и пустошей довольно и сенных покосов на 7 верстах ставитца опричь деревень и пустошей болши 3 000 копен. А крестьянских и бобыльских дворов болши 100 дворов, также и оброчных рыбных ловель и конских пошлин и всяких угодий и полавочных всяких доходов оброку збираетца во обитель многими доходы, а монахов де в том монастыре малое число, кроме игумена, братьи человек с 13 или менши. И теми монастырскими многими доходы сами корыстуютца и богатятца и родственников своих подмогают".

Пушкин неоднократно бывал в Святогорском монастыре в 1817-1819, затем в 1824-1826 годах и позже.

Бывал он здесь, разумеется, не как прихожанин. Здесь были похоронены его дед, бабушка, брат Платон (умер младенцем в Михайловском в 1819 году, похоронен в алтаре собора^*), и поэт, естественно, навещал это родовое кладбище Ганнибалов-Пушкиных.

^* (Сохранилась каменная плита с надписью: "Здесь положено тело младенца Платона Пушкина, родившегося 1817-го года, ноября 14-го дня, скончавшегося 1819-го года, июля 16-го дня. Покойся милый прах до радостного утра".)

В годы ссылки, как известно, настоятель Святогорского монастыря игумен Иона осуществлял, по распоряжению властей, "духовный надзор" над Пушкиным, обвиненным в атеизме, и поэт обязан был время от времени являться к своему духовному пастырю.

Святогорский монастырь. Акварель неизвестного художника. Первая половина XIX в.

Но главное, что побуждало поэта посещать Святогорский монастырь в годы ссылки, был его глубокий интерес к историческому прошлому своей родины. Как и городище Воронич и Савкина горка, Святогорский монастырь привлекал внимание Пушкина, живо интересовал его именно как замечательный исторический памятник далекого прошлого русской земли, памятник той бурной эпохи "многих мятежей" конца XVI века, на которой были сосредоточены в эти годы все его интересы, на материале которой писал он свою народную историческую драму "Борис Годунов". Поэт мог найти в монастырской библиотеке и архиве, частично сохранившемся, немало интересных материалов - рукописных книг, документов, летописных повестей и сказаний. Он знакомился с жизнью монахов, их нравами и характерами, слушал бытовавшие в монастыре рассказы о монашеской жизни прошлого. С особенным интересом посещал монастырские ярмарки. Все здесь - даже сами мощные стены, каменные ограды, кованые ворота пленяли поэта обаянием древности, служили источником вдохновения.

Пушкин обычно входил в монастырь через восточные ворота, к которым прямо приводила его дорога из Михайловского.

Ворота. Эти восточные (Анастасьевские) ворота - древнейшие. По сей день они сохранили свой древний облик, какой имели сотни лет назад, какими изобразил их в 1837 году землемер И. Иванов.

Массивная арка из кирпича на фундаменте из дикого камня, распашные деревянные створы на железных кованых петлях с тяжелыми крюками, узкая калитка в одной из створ. При воротах караульня - небольшое каменное строение с окнами во двор. С глухим скрипом растворяются деревянные створы и, верно, так же тяжело скрипя, как бы отягощенные собственной древностью, отворялись они, пропуская Пушкина.

Другие ворота, ведущие в монастырь, северные (Святые, или Пятницкие, считавшиеся главными), в своем нынешнем виде построены в 1858 году. Они сложены из кирпича в форме легкой арки с уступами, карнизами и другими украшениями, оштукатурены и отбелены известью. Створы их распашные, железные, решетчатые. Первоначально эти ворота имели иной вид. Они были каменные, массивной архитектуры и занимали значительную площадь, так что над ними в верхнем ярусе находилась деревянная Пятницкая церковь (отсюда старое название ворот). После издания Духовных штатов в 1764 году церковь эту сняли, поставили за монастырскую ограду, а затем перенесли на погост - Тимофееву горку, где она стоит и поныне. В 1795 году старые массивные каменные ворота были заменены более легкими кирпичными, с шатровой тесовой кровлей и кирпичной кельей для караульного. Эти ворота и существовали при Пушкине; они отчетливо видны на литографии по рисунку И. Иванова 1837 года.

Ограда. Ворота соединяет между собой старая каменная ограда. Она опоясывает всю территорию монастыря и имеет общую протяженность около 700 метров, включая малую ограду, которой обнесен главный соборный холм. Высота ограды 2 метра, ширина внизу 1,5 метра, вверху - 75 сантиметров. Ограда сложена из дикого камня, покрыта железом, а со стороны шоссе (северной и восточной) украшена маленькими оштукатуренными, с железными козырьками башенками. В таком почти виде ограда существует с 1794-1796 годов, когда она заменила ранее существовавшую деревянную. Почти такой видел ее Пушкин. Ограда очень пострадала от рук фашистов в 1941-1944 годах - во многих местах была разобрана и взорвана. В 1946-1948 годах она полностью восстановлена с восточной, северной и западной стороны, а также в части, опоясывающей соборный холм.

На соборный холм (Святую гору), самую высокую из Синичьих гор, а потому и выбранную для постройки собора, ведут две лестницы, с юго-восточной и юго-западной стороны. Вторая широкая лестница, сложенная из нетесанного гранитного камня, с сорока четырьмя ступенями, четырьмя площадками и невысокими каменными оградами с обеих сторон, существует в таком примерно виде с конца XVIII века. Такой была она при Пушкине (капитально ремонтировалась только в 1830-х годах, в самом конце XIX века и в 1948 году, после повреждений, причиненных фашистами). Она приводит прямо к собору со стороны главного входа.

Святогорский монастырь. Собор, главный вход. Фотография. 1954 г.

Собор. Собор - самое древнее и самое интересное строение в монастыре. Основание его относится ко времени основания монастыря - к 1569 году. Тогда из псковского плитняка был сооружен небольшой холодный храм, составляющий основу собора. Много позже, в 1770 году, к нему был пристроен кирпичный теплый придел с южной стороны, а через несколько лет, в 1776 году,- такой же придел с северной стороны. В 1783 году старая тесовая кровля над древним храмом и приделами была заменена новой железной, установлена новая железная глава. В конце XVIII века началось строительство новой каменной колокольни, законченное в 1621 году.

Святогорский монастырь. Собор с южной стороны. Фотография. 1954 г.

Позднее, на протяжении XIX и начала XX века неоднократно капитально ремонтировалась кровля, заменялись глава и шпиль, но собор в целом сохранял облик конца XVIII - начала XIX века, оставался таким, каким видел его Пушкин. В 1944 году немецко-фашистские оккупанты взорвали собор. Древняя кладка храма устояла, но верхние ярусы колокольни и частично глава и перекрытия рухнули. К 1949 году Успенский собор полностью восстановлен и сейчас особенно близок к своему историческому облику пушкинского времени. Суровая простота его архитектуры типична для древнерусского псковского зодчества. Немало подобных храмов сохранилось еще на Псковщине, и ныне они оберегаются как примечательные памятники старины.

Собор Святогорского монастыря одноэтажный, приземистый, с редкими небольшими окнами. Его каменные стены, сохранившиеся в своем первоначальном виде, поражают массивностью, толщиной. Добротной кладки и большой крепости, они могли служить, и, очевидно, служили надежным укрытием от неприятельских набегов в беспокойную эпоху XVI-XVII веков.

Размеры собора невелики: длина 23,5 метра, ширина 13,5 метра, высота без колокольни 9,25 метра. Наружный вид его крайне прост и скромен. Гладкие белые стены на северной, южной и восточной стороне имеют по два выступа в форме плоских колонн, идущих от карниза к основанию, а по углам - полуколонны с капителями. Вверху под луковицей и на алтарных полукружиях простой неширокий геометрический орнамент - вот и все украшения.

Кровля как центрального храма, так и приделов шатровая, на три ската, железная.

Святогорский монастырь. Собор, внутренний вид. Фотография. 1954 г.

Большая деревянная глава - луковица - покрыта железом и окрашена в голубовато-серый цвет.

В западной части собора, над самым входом, поднимается колокольня. Она была точно такою же 120-130 лет тому назад. Колокольня четырехъярусная, каменная. Первый и второй ярусы (от земли) квадратные, третий и четвертый - круглые. На стенах выступы в виде полуколонн, над каждым ярусом карниз. Колокольню венчает высокий, острый шпиль, крытый железом. Высота колокольни от подножья до кончика шпиля 37 метров.

В собор ведут два входа - южный и западный. Южный - малый, с массивной деревянной дверью на железных петлях, ведет прямо в храм. Западный - главный, в виде широкой арки с железными коваными дверями, ведет в притвор. Отсюда, отворив старинную массивную дверь, обитую кованым железом, попадают в самый храм. Внутри храм занимает площадь около 200 квадратных метров.

Правильные дугообразные своды храма покоятся на шести массивных столбах, сходящихся вверху. Стены отштукатурены и отбелены известью. Существовавшая когда-то стенная роспись не сохранилась, как и древний иконостас и старинная утварь. Пол каменный, плиточный. Свет проникает в собор через два главных окна и несколько других, меньших по размеру.

У южной и северной стен собора два клироса, у западной стены, под окном хоры, устроенные в конце XVIII века,- узенький балкон с точеной деревянной балюстрадой.

Алтарь с тремя полукружиями, без граней; разделен на три части капитальными стенами; стены гладкие, в верхней части центрального полукружия видны три ряда вмурованных глиняных горшков-голосовиков,- это делалось для того, чтобы облегчить конструкцию здания и улучшить акустику; помост каменный, плитный, возвышается против храма на одну ступень.

Приделы оба примерно одной величины (около 50 квадратных метров). Они имеют правильную прямоугольную форму; полы и потолки деревянные, дощатые; стены оштукатуренные, побеленные; окна низенькие, квадратные, по четыре в каждом приделе; печи круглые железные.

Старинное убранство приделов, как и центрального храма, не сохранилось. Сейчас в них расположены выставки.

Выставка в северном приделе посвящена истории края и самого монастыря, его разрушения в годы фашистской оккупации и восстановления в 1947-1949 годах. Здесь представлены и древние каменные ядра и глиняные кувшины, найденные на Ворониче, и старинные колокола и иконы, бывшие здесь в соборе, и обломки старинной соборной утвари, разбитой фашистами, и проектные материалы, по которым проводились восстановительные работы в монастыре, и фотографии восстановленных монастырских строений. Выставка эта должна послужить основой будущего краеведческого музея.

Выставка в южном приделе посвящена истории гибели Пушкина и его погребению в Святогорском монастыре. Из представленных здесь картин, портретов, документов, скульптур выделяются два большие оригинальные полотна художника В. Федорова, созданные в 1937 году,- "Тайный увоз тела Пушкина из Петербурга" и "Похороны Пушкина в Святогорском монастыре 6(18) февраля 1837 года".

У самого входа в южный придел справа находится совсем маленькая овальная дверка. Отсюда неширокая деревянная лестница в три марша ведет на колокольню. При подъеме отчетливо различимы границы древней плитняковой кладки и позднейших кирпичных надстроек. Четыре большие овальной формы арки для колоколов, прикрытые снизу железными решетками, образуют третий ярус колокольни.

Отсюда открывается вид на много километров вокруг - на живописные просторы холмов, полей, лесов, озер, колхозных поселков, окружающих Пушкинские Горы; широко расстилается разнообразная зелень колхозных нив и лугов, вьются песчаные дороги, взбегая на холмы, синеет озеро Тоболенец, темной стеной встают Михайловские рощи, как на ладони виден пышный Тригорский парк, поднимается из-за холмов вершина Воронического городища, а в летний погожий день можно различить даже очертания Новоржева.

Большинство древних колоколов, как и старинные железные часы с боем, находившиеся под шпилем, давно утрачены. До 1944 года висел здесь самый большой святогорский колокол весом 151 пуд 10 фунтов. Когда фашисты в 1944 году взорвали колокольню, он упал и раскололся. Сейчас этот огромный колокол установлен посреди центрального храма.

Надпись по нижнему краю его гласит: "...в Святогорский монастырь пресвятыя богоматери чеснаго ея умиления тщанием тоя обители игумена Инокентия <1753-1755> весу в нем 151 пуд 10 фу лит на заводе московского купца Данилы Теленева..."

Знакомство с таким историческим памятником, как Святогорский монастырь, где еще были живы нравы и обычаи "черного" русского духовенства, сохранялись документы, предания более ранних эпох, несомненно, имело большое творческое значение для Пушкина в период создания исторической народной драмы "Борис Годунов".

Создавая свою драму, Пушкин стремился к предельной исторической правдивости в изображении характеров. И он достигал этого прежде всего потому, что рисовал людей той эпохи в неразрывной связи с реальной жизнью, духом времени, породившим и сформировавшим их нравы, их мировоззрение. Поэт достигал исторической правдивости образов своей трагедии путем тщательного изучения документов, летописей. "Характер Пимена,- писал Пушкин,- не есть мое изобретение. В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях: простодушие, умилительная кротость, нечто младенческое и вместе мудрое, усердие (можно сказать) набожное к власти царя, данной богом, совершенное отсутствие суетности, пристрастия - дышат в сих драгоценных памятниках времен давно минувших".

Ценным дополнением к изучению летописей, способствовавшим проникновению в дух эпохи, были посещения поэтом Святогорского монастыря.^* Та атмосфера суровой древности, которая царила в Святогорском соборе, переносила поэта в реальную обстановку XVI-XVII веков. Здесь, под древними сводами, при тусклом свете, скупо проникающем сквозь узкие окна, воображению Пушкина живо рисовались картины далекого прошлого, образы его героев. Здесь особенно ощутимым и жизненным становится и ныне один из самых замечательных образов пушкинской трагедии - величавый образ монаха-летописца Пимена, неустанно пишущего для грядущих поколений историю своей бурной и беспокойной эпохи, и какую-то необычайную реальность приобретает здесь знаменитая сцена в келье Чудова монастыря, изумлявшая современников исторической точностью характеров, языка, отношений, понятий.

^* (Следует в этой связи напомнить и о поездках Пушкина в Псков и Новгород, где он, несомненно, знакомился с историческими памятниками этих древних русских городов. Поездка в Новгород в 1825 году, повидимому, была вызвана именно историческими интересами поэта.)

Историк Погодин, присутствовавший на чтении "Бориса Годунова" Пушкиным, возвратившимся из ссылки, вспоминал: "Первые явления выслушаны были тихо и спокойно... Но чем дальше, тем ощущения усиливались. Сцена летописателя с Григорием всех ошеломила. Мне показалось, что мой родной и любезный Нестор поднялся из могилы и говорит устами Пимена, мне послышался живой голос русского древнего летописателя".^*

^* ("Русский архив", 1865, стр. 98.)

И, может быть, именно здесь, в старинных стенах Святогорского монастыря, в его древнем соборе впервые в творческом сознании поэта прозвучал вылившийся затем в гениальный стих этот живой голос летописца Пимена:

 Еще одно, последнее сказанье -
 И летопись окончена моя,
 Исполнен долг, завещанный от бога
 Мне, грешному. Недаром многих лет
 Свидетелем господь меня поставил
 И книжному искусству вразумил;
 Когда-нибудь монах трудолюбивый
 Найдет мой труд усердный, безымянный,
 Засветит он, как я, свою лампаду -
 И, пыль веков от хартий отряхнув,
 Правдивые сказанья перепишет,
 Да ведают потомки православных
 Земли родной минувшую судьбу,
 Своих царей великих поминают
 За их труды, за славу, за добро -
 А за грехи, за темные деянья,
 Спасителя смиренно умоляют.
 На старости я сызнова живу,
 Минувшее проходит предо мною -
 Давно ль оно неслось событий полно,
 Волнуяся, как море-окиян?
 Теперь оно безмолвно и спокойно:
 Немного лиц мне память сохранила,
 Немного слов доходит до меня,
 А прочее погибло невозвратно...
 Но близок день, лампада догорает -
 Еще одно, последнее сказанье.

Белинский восторженно писал о сцене в келье: "Тут русский дух, тут Русью пахнет! Ничья, никакая история России не даст такого ясного, живого созерцания духа русской жизни. .. Вообще, вся эта превосходная сцена сама по себе есть великое художественное произведение, полное и оконченное. Она показала, как, каким языком должны писаться драматические сцены из русской истории..."^*

^* (В. Г. Белинский, Сочинения Александра Пушкина, стр. 591.)

Большой монастырский двор, старый каменный корпус. К югу от соборного холма простирается большой монастырский двор, превращенный сейчас в зеленый сквер с обширными цветниками и бюстом поэта работы скульптора И. Гинцбурга посредине. С двух сторон двор окаймляет каменная ограда, всю третью сторону занимает старый длинный каменный корпус. В пушкинские времена во дворе было несколько строений. У самого подножья холма возвышалась небольшая каменная Никольская церковь, построенная в конце XVIII века; в середине 1840-х годов она была переделана, а во время фашистской оккупации в 1944 году полностью разрушена. Вдоль ограды с восточной и западной стороны стояли

другие деревянные монастырские здания - братский корпус (кельи), дом настоятеля, склады, амбары и проч. Позднее они неоднократно перестраивались и, как и Никольская церковь, полностью разрушены фашистскими захватчиками в 1944 году (церковь и эти строения не восстановлены, так как к пушкинскому времени они отношения не имели; исключение составляет двухэтажный каменный настоятельский дом - он восстановлен и служит сейчас гостиницей).

Большой монастырский двор, старый каменный корпус. Фотография. 1954 г.

От начала XIX века сохранился только один названный выше каменный корпус. Одноэтажный, приземистый, он вытянулся во всю длину монастырского двора, замыкая его с юга. Корпус построен в 1824 году из дикого камня, взамен ранее бывшего деревянного, оштукатурен и выбелен. Окна, выходящие во двор, небольшие, квадратной формы; кровля высокая, тесовая. Посредине каменного корпуса широкие массивные ворота с тяжелыми деревянными створами на кованых железных крюках и петлях. Над ними светелка в два окна с высоким деревянным шпилем (она видна на литографии по рисунку И. Иванова 1837 года). Вход в корпус и светелку - из-под ворот. Здесь когда-то находились монастырская трапезная, кухня, кладовые и другие хозяйственные учреждения; в светелке до середины XVIII века помещалось духовное правление Новоржевского и Опочецкого уездов, затем правление монастыря. Капитально восстановленный в 1948-1949 годах после разрушения фашистами, этот старый корпус внешне сохраняет облик пушкинского времени. Внутри него сейчас оборудованы выставочный зал, комнаты отдыха экскурсантов и другие музейные помещения.

Бывая в период работы над "Борисом Годуновым" в Святогорском монастыре, Пушкин заходил и на монастырские дворы, и в келий, и в трапезные. Здесь он знакомился с бытом и нравами монахов, слушал рассказы о событиях и происшествиях недавних и прошлых, присматривался к характерам монахов, отыскивая в них наиболее типичное для этой среды.

О том, каковы были монастырские нравы и что являлось характерным для жизни "честной братии", можно судить по рассказам современников и сохранившимся документам из истории Святогорского монастыря.

Так, в конце XVIII века братией монастыря была подана жалоба на настоятеля игумена Созонта, гласившая, что "для братии в пищу кроме хлеба и штей без заливки или кашицы пресной ничего неготовится, да и квасу такожде неделается... деньги братские задерживает, да вдобавок дерется дубиной". На фоне этого бытового документа особенно ярко звучит сцена из "Бориса Годунова" Ограда монастырская, рисующая быт монахов. Эта сцена, не вошедшая в печатную редакцию трагедии, должна была следовать после сцены "Ночь. Келья в Чудовом монастыре".

             Григорий и злой чернец.
                   Григорий
 Что за скука, что за горе наше бедное житье!
 День приходит, день проходит - видно, слышно все одно:
 Только видишь черны рясы, только слышишь колокол.
 Днем, зевая, бродишь, бродишь; делать нечего - соснешь;
 Ночью долгою до света все не спится чернецу.
 Сном забудешься, так душу грезы черные мутят;
 Рад, что в колокол ударят, что разбудят костылем.
 Нет, не вытерплю! нет мочи. Чрез ограду да бегом.
 Мир велик: мне путь дорога на четыре стороны,
 Поминай как звали. 
                    Чернец
                  Правда: ваше горькое житье,
 Вы разгульные, лихие, молодые чернецы.

Тоскливый и однообразный паразитический монастырский быт порождал пьянство, буйство, корыстолюбие, разврат. Об этом красноречиво говорят указы Псковской консистории о наказаниях провинившихся. В указе от 15 марта 1781 года, например, повелено было иеромонаха Святогорского монастыря Феофилакта "за разные ругательные слова и драку посадить в большую цепь, и содержать ево во оном монастыре до недели в той цепи безвыпускно, а сверх того, чтоб ему сие ево преступление было чувствительно и быть ему в черных монастырских трудах". В 1785 году 2 августа штатный служитель монастыря Мина Алексеев "за вынесение им воровски из келий игумена казенных монастырских денег двухсот рублев да сборных лавочных мелких в трех ящиках девяносто пяти рублев", был приговорен судом к наказанию кнутом, "с вырезанием ему ноздрей, с постановлением на лбу и на щеках знаков и с отсылкою в каторжную работу в город Ригу". Из штрафного журнала Святогорского монастыря за 1804 год видно, что служитель Прокопий "при некоторых из братии и служителях был штрафован розгами", а другой, Петр, "несколько дней находился в пьянстве... за что посажен был на цепь, в которой он в кузнице замок разбил и стуло расколов ушел в кабак, за что был штрафован розгами". Не большей праведностью жизни отличалось и начальство монастыря, его настоятели. Корыстолюбие, пьянство и буйство им было присуще не в меньшей степени, чем их подчиненным - простым монахам и служителям. При настоятеле игумене Моисее (1789-1808) исчезли неведомо куда монастырские ценности на сумму 645 рублей, причем эти деньги, по приказу консистории, вычитали из содержания настоятеля по 100 рублей в год. Игумен Петр Лавров, бывший настоятелем монастыря после Моисея до 1818 года, также не отличался "честным поведением". Однажды, когда монастырь неожиданно посетил псковский архиерей, игумена Петра более суток искали и не могли сыскать ни в монастыре, ни в его окрестностях. Известно, что и преемник игумена Петра Иона, настоятель монастыря с 1818 по 1827 год, "духовный отец" Пушкина, шпионивший за ним, был также весьма пристрастен к спиртным напиткам.

Настоятель Святогорского монастыря Иона. Рисунок А. С. Пушкина

Непосредственные наблюдения Пушкина, почерпнутые в Святогорском монастыре, бытовавшие там рассказы не могли не найти своего творческого отображения в картинах монашеского быта трагедии "Борис Годунов", в создании образов беглых монахов - отцов Варлаама и Мисаила, типичных представителей монашеского сословия, отнюдь не отличавшихся "строгостью иноческой жизни", погрязших во всех "мирских грехах". Создавая свою трагедию, поэт не срисовывал эти образы с отдельных свято-горских монахов; его герои - люди XVI-XVII веков, имена их он нашел в "Истории" Карамзина.^* Но то, что было присуще "честным инокам" всех времен и переходило из века в век, что сохранялось неизменно в быте и нравах святогорских монахов, вошло в трагедию Пушкина и способствовало такой полнокровности, жизненности и яркости ее незабываемых образов. А в некоторых случаях мы можем даже говорить о непосредственном использовании святогорских наблюдений в "Борисе Годунове". Так известно, что для прибауточной речи Варлаама Пушкин воспользовался присловием, которое слышал от игумена Ионы:

^* (Впрочем, имена Варлаама и Мисаила, часто встречающиеся среди монахов, мы находим и в истории Святогорского монастыря.)

 Наш Фома 
 Пьет до дна, 
 Выпьет, поворотит, 
 Да в донышко поколотит.

Варлаам в трагедии Пушкина говорит: "...пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим".

Среди черновиков поэта есть запись: "А вот то будет, что ничего не будет. Пословица святогорского игумена".

И еще одна интересная деталь, связанная со Святогорским монастырем и имеющая отношение к трагедии Пушкина: святогорские монахи, так же как Варлаам и Мисаил, ходили собирать "на монастырь". Заходили они и в Михайловское, бывали в Тригорском. И от них-то мог слышать поэт жалобы, подобные тем, которые вложил он в уста Варлаама: "Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь; беда да и только.- Ох, плохо, знать пришли наши последние времена..."

Для создания образов монахов в своей трагедии, особенно образа Варлаама, Пушкин использовал и те интересные наблюдения, которые дало ему знакомство и общение с вороническим попом отцом Илларионом Раевским, прозванным за веселый и проказливый нрав "отцом Шкодой". Отец Шкода служил в старой Воскресенской церкви на погосте Воронич, близ Тригорского.^* С этим колоритным, сметливым попом, мало чем отличавшимся по быту от простого мужика, Пушкин поддерживал самые дружеские отношения. В 1825 году, 7 апреля, в воронической церкви поп Шкода служил по заказу Пушкина обедню по Байрону. "Нынче день смерти Байрона - я заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия. Отсылаю ее к тебе",- писал Пушкин П. А. Вяземскому.

^* (Церковь эта, построенная в 1780-х годах, разрушена в 1944 году фашистскими захватчиками.)

Это была своеобразная политическая демонстрация. Ссыльный Пушкин, гонимый самовластием, принес дань уважения великому английскому поэту-романтику, погибшему в героической борьбе за свободу порабощенной Греции.

Пушкин сам бывал в Ворониче у Шкоды, принимал его у себя. Дочь попа Шкоды, Акулина Илларионовна, вспоминала впоследствии: "Покойный Александр Сергеевич очень любил моего тятеньку... И к себе в Михайловское тятеньку приглашали и сами у нас бывали совсем запросто... Подъедет это верхом к дому и в окошко плетью цок: "Поп у себя?" спрашивает... А если тятеньки не случится дома, всегда прибавит: "Скажи, красавица, чтоб беспременно ко мне наведался, мне кой о чем потолковать с ним надо!" И очень они любили с моим тятенькой толковать... потому, хотя мой тятенька был совсем простой человек, но ум имел сметливый, и крестьянскую жизнь, и всякие крестьянские пословицы и поговорки весьма примечательно знал... Только вот насчет божественного они с тятенькой не всегда сходились и много споров у них через это выходило. Другой раз тятенька вернется из Михайловского туча-тучей, шапку швырнет: "разругался я,- говорит,- сегодня с Михайловским барином вот до чего,- ушел... даже не попрощавшись... книгу он мне какую-то богопротивную все совал,- так и не взял, осердился!" А, глядишь, двух суток не прошло,- Пушкин сам катит на Воронич, в окошко плеткой стучит.- "Дома поп? - спрашивает.- Скажи,- говорит,- я мириться приехал". Простодушный был барин, отходчивый..."

"Я так про себя полагаю,- прибавляла Акулина Илларионовна,- что Пушкин, через евонные разговоры кой-чего хорошего в свои сочинения прибавлял".^* И действительно, есть основания утверждать, что воронический поп Шкода, острослов и балагур, с его пословицами и поговорками, дал поэту ценный материал для создания образа Варлаама в сцене "Корчма на литовской границе", одной из самых замечательных, подлинно реалистических, новаторских сцен трагедии Пушкина.

^* (См. И. Щеглов, Новое о Пушкине, СПб., 1902, стр. 58-59.)

"Гостиный двор". Несколько раз в году в монастыре устраивались ярмарки, которые, по преданию, перешли сюда из Воронича, после его окончательного разрушения в XVII веке. Ярмарки приносили обители немалый доход и потому устройству их уделялось много внимания. Особенно многолюдной и обширной была традиционная ярмарка летом, в "девятник" - девятую пятницу после пасхи. На нее съезжалось масса народу - окрестные помещики, купцы с товарами из Опочки, Новоржева, Острова, Пскова, даже из Москвы и Нижнего Новгорода, различные ремесленники, крестьяне с домашними изделиями. Прибывали сухим путем, приплывали в ладьях. Присылались в изрядном количестве и полицейские чины для надзора за порядком.

На высоком шпиле над светелкой большого каменного корпуса поднимался ярмарочный флаг.

Главная торговля шла на "гостином дворе", находившемся сразу позади большого корпуса. Проходом на этот двор служили большие ворота в центре.

Здесь находились ряды лавок, специально выстроенных монастырем - до 150 штук. Их снимали купцы побогаче, а те, кто победнее, устраивали временные лари или располагались со своими возками на монастырском поле, вдоль большой дороги, ведущей в Новоржев.

Уже с раннего утра в "девятую пятницу" начиналась оживленная торговля. Ярмарка шумела, гудела, двигалась. Щеголеватые костюмы помещиков, добротные поддевки купцов, пестрая домотканная одежда крестьян и крестьянок, лохмотья нищих, черные рясы монахов; телеги, груженые товарами, возки, лари,- все это представляло запоминающееся яркое и красочное зрелище.

Пушкин охотно, с большим интересом посещал монастырские ярмарки. Одетый в русскую рубашку, в соломенной шляпе на голове, с железной тростью в руках, Пушкин бродил среди шумящей толпы, вслушивался в народную речь, запоминал все наиболее интересное, характерное, многое записывал. Здесь он общался с народом, с тем народом, который всецело владел его творческими думами, которому он уделял столько внимания в своей трагедии, впервые в истории драматургии отводя ему роль главного действующего лица, вершителя судеб царей и царств. И это общение, эти наблюдения и записи давали поэту много ценного, необходимого для создания народных сцен в "Борисе Годунове".

Сохранилось несколько рассказов о посещении Пушкиным святогорских ярмарок. "Во время бывавших в Святогорском монастыре ярмарок,- вспоминал А. Д. Скоропост,- А. С. Пушкин любил ходить где более было собравшихся нищих. Он, бывало, вмешается в их толпу и поет с ними разные припевки, шутит с ними и записывает, что они поют, а иногда даже переодевался... и ходил с нищими по ярмарке".^* Кучер Пушкина Петр Парфенов рассказывал, что поэт ходил на ярмарку "...как есть, бывало, как дома: рубаха красная, не брит, не стрижен, чудно так, палка железная в руках; придет в народ, тут гулянье, а он сядет наземь, соберет к себе нищих, слепцов, они ему песни поют, стихи сказывают". "...Было раз, еще спервоначалу,- продолжал свой рассказ Парфенов,- приехал туда капитан-исправник на ярмарку: ходит, смотрит, что за человек чудной в красной рубахе с нищими сидит? Посылает старосту спросить: кто, мол такой? А Александр-то Сергееич тоже на него смотрит, зло так, да и говорит эдак скоро (грубо так он всегда говорил): "Скажи капитану-исправнику, что он меня не боится и я его не боюсь, а если надо ему меня знать, то я - Пушкин". Капитан, ничто взяло, с тем и уехал, а Александр Сергеич бросил слепцам беленькую да тоже домой пошел..."^**

^* ("А. С. Пушкин в селе Михайловском".- "Русский архив", 1892, кн. 1, стр. 96-97.)

^** (П. Парфенов, Рассказы о Пушкине. "Пушкин в воспоминаниях современников", стр. 322.)

Пушкин на ярмарке в Святогорском монастыре. Рисунок Н. Ульянова. 1937 г.

Любопытное свидетельство находим мы в дневнике опочецкого торговца И. И. Лапина: "1825 год... 29 Мая в Святых Горах был о девятой пятнице... И здесь имел щастие видеть Александру Сергеевича господина Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одеждою, а например, у него была надета на голове соломенная шляпа - в ситцевой красной рубашке, опоясавши голубой ленточкою, с железною в руке тростию, предлинными черными бакенбардами, которые более походят на бороду; также с предлинными ногтями, которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом, я думаю около ¹/₂ дюжины".^*

^* (Л. И. Софийский, Город Опочка и его уезд в прошлом и настоящем, стр. 203. Ср. Труды Псковского археологического общества, вып. XI, Псков, 1915, стр. 74-75.)

Несколько свидетельств современников о посещении Пушкиным монастырских ярмарок мы находим в "Записке" Бошняка.

М. И. Семевский записал рассказ А. Н. Вульфа: "...в девятую пятницу после пасхи Пушкин вышел на Святогорскую ярмарку в русской красной рубахе, подпоясанный ремнем, с палкой и в корневой шляпе, привезенной им еще из Одессы. Весь новоржевский beau monde, съезжавшийся на эту ярмарку (она бывает весной), закупать чай, сахар, вино, увидя Пушкина в таком костюме, весьма был этим скандализирован..."

Современников поражает костюм Пушкина. Поражает их и то, что поэт в кругу нищих у монастырских ворот слушает народные стихи и песни. Опочецкие и новоржевские помещики не могли понять Пушкина, видели в его поведении признаки неблагонадежности и усиленно распространяли слухи о поступках поэта, "клонящихся к возбуждению к вольности крестьян".

Но поступки Пушкина не покажутся нам удивительными, если вспомним, что речь идет о лете 1825 года, т. е. о времени, когда в самом разгаре была работа над "Борисом Годуновым".

Впечатления, которые поэт получал на святогорской ярмарке, присматриваясь к многочисленным нищим - слепцам, юродивым - и прислушиваясь к их песням, были ему чрезвычайно полезны, в частности, для создания образа юродивого Николки, в уста которого он вложил приговор народа над царем: "Нельзя молиться за царя Ирода".

Здесь, несомненно, записал Пушкин значительную часть народных песен из полусотни, собранных им в Михайловском.

Язык "Бориса Годунова" - "неподражаемый, поэтический, верный", замечательное пушкинское "просторечие" - в большой степени результат изучения живой народной речи.

Пушкин, по словам М. Горького, "учился русскому языку у Крылова, еще больше у своей няньки и всегда у ямщиков, торговок, в трактирах, на постоялых дворах, у солдат".^* Он учился русскому языку и на ярмарках Святогорского монастыря. Н. А. Добролюбов подчеркивал, что "во время пребывания своего в псковском уединении Пушкин особенно обратился к изучению русской народности... особенно занимало его в то время наблюдение над языком и нравами народа. Он переодетый ходил по базарам псковским для изучения живой народной речи".

^* (М. Горький, О Пушкине, стр. 32.)

<Борис Годунов> Последняя страница черновой рукописи

Учась у народа, достиг Пушкин высокой цели - в поэтическом произведении "говорить с полной непринужденностью, как в жизни", завершил историческую реформу широчайшей демократизации языка, уничтожения грани между языком литературы и разговорным языком народа, стал основоположником современного русского литературного языка.

Пушкин создал первую подлинно народную русскую драму - произведение, знаменующее новый этап зрелого реалистического творчества для него самого и новый этап для всей русской литературы. Знакомство с историческими памятниками в окрестностях Михайловского и Тригорского, и в первую очередь, конечно, со Святогорским монастырем, непосредственные наблюдения над народной жизнью, изучение поэзии, и языка народа сыграли существенную роль в истории создания "Бориса Годунова".