"И пустимся стрелою в Приютино с тобою..."

'И пустимся стрелою в Приютино с тобою...'

Задолго до дня отъезда в Приютино в доме начинался переполох. Елизавета Марковна, которой Приютино полюбилось с первых же дней, руководила сборами в дорогу, много хлопотала, хотя ехать-то не более 20 верст. На даче тоже за много дней до приезда господ дым стоял коромыслом. В господском доме протапливались печи и камины для просушки отсыревших за долгую зиму толстых кирпичных стен, чистилась мебель и вытряхивалась пыль из ковров, проветривались на весеннем солнышке многочисленные пуховики, подушки и одеяла. Бойкие горничные наводили порядок в барских комнатах; эконом пополнял запасы всевозможной провизии в погребах и магазине; садовник перекапывал клумбы и рабатки, спеша пересадить на них цветы из оранжереи, вытаскивал оттуда кадки с южными растениями, сжигал прошлогоднюю траву, листья и сучья, посыпал дорожки чистым речным песком; конюхи выкатывали из каретного сарая необходимые для переезда дополнительные экипажи, ремонтировали их, красили и загодя перегоняли в Петербург.

Так, в заботах и трудах, проходила не одна неделя, прежде чем наступал долгожданный день - день отъезда в Приютино.

Рис. 26. Крылов Иван Андреевич и Аткинсон Василий Яковлевич. Рисунок О. А. Кипренского (?) из альбома Олениных. Тушь, перо. ГРМ

Елизавета Марковна, дети, многочисленная родня, гувернантки, учителя и няньки, возбужденные сборами и предстоящей дорогой, рассаживались в разнообразные экипажи, начиная от тяжелого дормеза, где можно ехать лежа, и кончая легкими открытыми колясками, потом вдруг начинали меняться местами, что вызывало неудовольствие Елизаветы Марковны, и наконец отправлялись в путь.

Кортеж медленно двигался вдоль берега Фонтанки к Летнему саду, у которого переправлялся по наплавному Троицкому мосту на правый берег Невы и мимо домика Петра I продолжал свой путь к Выборгской стороне, где останавливался на заставе. Унтер-офицер регистрировал путешественников в книге выезжающих из города, солдат открывал красно-черно-белый шлагбаум, и - снова в путь. Там, где нынче протянулась гранитная набережная, в конце XVIII - начале XIX века вдоль прижавшейся к Неве дороги стояло всего несколько дач крупных столичных вельмож. На месте нынешней областной больницы, на Свердловской набережной, находились владения директора Горного департамента П. А. Соймонова. Усадебный дом строился по проекту Н. А. Львова. В парке расположились садовые павильоны, на берегу Невы была устроена пристань. Затем следовали владения Дурново (на набережной сохранился усадебный дом в перестроенном виде), а через некоторое время экипажи проезжали через усадьбу Кушелева-Безбородко мимо господского дома, стоявшего за оградой с гранитными сидящими львами, "охраняющими" владения вельможи, и выложенной гранитными плитами пристани на Неве (этот замечательный памятник архитектуры и поныне украшает невские берега). "Красота сих загородных домов известна, миллионы рублей зарытые сделали на болоте луга, сады и воздвигли замки", - подметил сын Олениных, Петр Алексеевич, в шутливом сочинении под названием "Тринадцать часов, или Приютино"^*.

^* (PO ГПБ, ф. 542, № 627, л. 9.)

За дачей Кушелева-Безбородко начиналось поле. "Земля, измученная мхом, покрытая кочками, поросла редким ельником. Он считает бытие свое не годами, а месяцами, - продолжал далее П. А. Оленин.- Между деревьев много грибов, а в болотах живут кулики - какая красноречивая речь для любящего хорошо обедать человека!"

Часа через два после начала путешествия экипажи въезжали в Ильинскую слободу, где жили военные поселенцы, приписанные к пороховым заводам; миновав церковь Ильи- пророка, построенную в камне в 1744 году на месте деревянной, петровских времен, и мрачные корпуса казенных заводов, тоже заложенных еще при Петре I, сворачивали налево и продолжали путь по пыльной Рябовской дороге.

Медленно надвигались и проплывали мимо давно не чиненные деревянные верстовые столбы. На шестнадцатой версте от заставы компактно расположились усадебные постройки Приютина. Экипажи, отбив дробь на деревянном настиле плотины, перекрывшей пруд у острова Кроликов, сворачивали у господского флигеля с дороги и один за другим подкатывали к главному усадебному дому, на крыльце которого толпились в ожидании господ дворовые люди.

Каждому из приехавших отводилась отдельная комната. После небольшого отдыха по звону колокола, извещавшего, что кушать подано, все сходились к обеденному столу. Петр Оленин описал один из таких обедов в Приютине, и мы воспользуемся его рассказом.

Рис. 27. Батюшков Константин Николаевич. Автопортрет. 1807. Перо

"О вы! для которых час обеда есть важнейший час в жизни, для вас пишу сие, вам расскажу я об обеде приютинском. Он был не велик да сытен. Мы начали окрошкой - кушанье простое, но питательное и любимое потомкам славян. Щи и кулебяка следовали за оной, потом подали хороший кусок говядины, обжаренный хлеб с горохом и часть телятины. Все заключено было творогом со сливками. Хозяин спросил вина, нам подали старого, хорошего Аафиту".

Душою приютинского общества была хозяйка. Елизавета Марковна получила в Петербурге имя "ходячей доброты". Современники отмечали ее ум, радушие, сердечность... С детских лет она отличалась слабым здоровьем и очень часто болела. Гостей порой приходилось принимать лежа в гостиной на диване. Один из современников, Ф. Ф. Вигель, писал о Елизавете Марковне: "Эта умная женщина исполнена была доброжелательства ко всем... Ей хотелось, чтобы все у нее были веселы и довольны, и желание беспрестанно выполнялось. Нигде нельзя было встретить столько свободы удовольствия и пристойности вместе, ни в одном семействе - такого доброго согласия, такой взаимной нежности, ни в каких хозяевах - столь образованной приветливости"^*.

^* (Вигель Ф. Ф. Записки, ч. IV. М., 1892, с. 145.)

Вигелю вторит еще один частый посетитель Олениных - С. С. Уваров: "Дому Оленина служила украшением его супруга Елизавета Марковна... Образец женских добродетелей, нежнейшая из матерей, примерная жена, одаренная умом ясным и кротким нравом, - она оживляла и одушевляла общество в своем доме"^*.

^* (А. В. [Уваров С. С.] Указ. соч., с. 39.)

В Приютине всегда было многолюдно, так как вместе с Олениными там в летнее время отдыхали и многочисленные родственники, и друзья, и друзья друзей, приехавшие погостить на несколько дней. Елизавета Марковна радовалась и шуму детей, и играм молодых людей, и музыке, и пению... Одно ее огорчало - разлука с Алексеем Николаевичем, который из-за постоянной занятости на службе чаще всего приезжал в Приютино только по воскресным дням. Еще тоскливее становилось, когда Алексей Николаевич уезжал из Петербурга, что, правда, было не очень часто, тогда она принималась за длинные, задушевные письма с рассказами о детях и вообще о домашней жизни. "Спасибо тебе, мой хранитель, батюшка, друг мой неоцененный, за письмо твое из Новогорода, видно, что бог создал нас друг для друга, что мы так хорошо друг друга разумеем, за тысячьми верстами всегда чувства друг друга знаем,- писала Елизавета Марковна однажды мужу, находившемуся в июне 1802 года в родовом селе Салауре по случаю раздела с сестрами имения после смерти отца. - ...Признаюсь тебе, что Приютино никогда мне еще так мило не было... Варинька наша так переменилась здесь, что ее узнать нельзя - так стала здорова и весела... Приезжай поскорей, Алешенька, ангел мой, розно жить нам нельзя, за что нам делать себя несчастливыми. Бога ради береги свое здоровье, разберись в Москве как можно поскорей, отдай что хотел, мы и без имения были счастливы, бесценный мой друг, на что оно нам? Будь здоров и все будет... До вчерашнего дня у нас были такие дожди, что все луга потопило и в пруде вода престрашная, плотина стоит благополучно и, по моему мнению, криво. Можно бы мельницу для домашнего расходу сделать. Печку извёстную сегодня начали класть. Погреба невредимы. Кашку перед домом сегодня выкосили, потому что была превысокая. Перед кухней луг очень зазеленел. Вот тебе все наши новости"^*.

^* (ГАРО, ф. Олениных, д. 8, л. 3-4 об.)

Варенька, о которой упоминает Елизавета Марковна, - четвертый ребенок Олениных, родившийся 3 февраля 1802 года. Ко времени написания письма ей было четыре месяца.

Всего у Олениных было пятеро детей. Старшим был Николай, родившийся 29 ноября 1793 года; 21 декабря 1794 года родился второй сын - Петр. Меньше чем через год оба малыша были записаны в полк. Из сохранившегося отпускного листа, выданного Петруше Оленину, узнаем, что "объявитель сего лейб-гвардии Семеновского полка сержант Петр Аленин отпущен в дом его впредь до совершенного возраста..."^*. А выдан этот отпускной лист сержанту Оленину 15 ноября 1795 года, когда ему не было еще и года от рождения.

^* (РО ГПБ, ф. 542, № 629.)

Пока дети росли, шли и чины. "Отпущенного в дом" уже вскоре - ровно через два месяца - выпустили в армию из квартирмейстеров в субалтерн-офицеры .

Квартирмейстер - должностное лицо, заведующее продовольствием для войск и размещением их по квартирам. Субалтерн-офицер - младший офицер роты.

30 мая 1797 года родился третий сын - Алексей; затем дочь Варвара, а 11 августа 1808 года родилась самая младшая дочь - Анна, названная так в честь бабушки, Анны Семеновны, урожденной Волконской.

Дети росли под наблюдением нянек, а потом, когда подросли, - гувернеров и учителей.

В письме Елизавета Марковна не забыла сообщить все приютинские новости. Упоминается плотина, которая, должно быть, была построена совсем недавно, а потому и сообщала Елизавета Марковна, что с ней все благополучно; и печку для обжига извести начали класть - значит, нужна она для дальнейших строительных работ; и неплохо бы мельницу поставить - для своих нужд... Заботы не покидали Елизавету Марковну ни на минуту. Особенно много хлопот доставляла подготовка к праздникам, которые устраивались ежегодно в Приютине в ее именины или на день рождения 2 мая. К этим дням готовились заблаговременно, основательно, и в подготовке участвовали не только домашние, но и родственники, и друзья - поэты, драматурги, актеры, музыканты, художники.

Рис. 28. Вид места где был найден Тмутараканский камень. Рисунок Н. А. Львова. 1802. Перо. ИРЛИ

"Праздники затевал обыкновенно любимый наш дядя Константин Маркович Полторацкий, редкой доброты и весельчак, - вспоминала Варвара Алексеевна Оленина. - Любя страстно маменьку, как только можно любить родную мать свою, он всячески старался ее потешать и к 5-му сентябрю в Елизаветин день делал великолепные сюрпризы, привозя оркестр музыкантов, фейерверк, плошки для иллюминации..."^*.

^* (РО ГПБ, ф. 542, № 877, л. 122 об.)

Поспешим на один такой праздник, устроенный 5 сентября 1806 года.

На именины приехали многочисленные родственники и друзья, и среди них - Капнист, Озеров, Марин, возвратившийся в Петербург после тяжелого ранения, полученного в Аустерлицком сражении, литератор И. Наумов (автор комической поэмы "Язон, похититель Золотого Руна", впоследствии сотрудник "Духа журналов"), С. С. Уваров.

Праздник начался появлением "Флориной" колесницы с подарками, поднесенными имениннице. Колесница не случайно названа именем богини растительного мира: на повозке, долженствующей изображать античную колесницу, возвышались многочисленные растения в кадках и горшках. Затем последовало "отчаянное побоище рогожных рыцарей" Константина Полторацкого и А. Данилова на деревянных лопатах. Победитель в сопровождении приютинского "гарнизона" прошел круг почета, приветствуемый восторженными зрителями. Шествие закончилось торжественным въездом "чахотного Геркулеса" (его изображал Федор Полторацкий, брат Елизаветы Марковны) и "прачки Минервы" (по-видимому, Александр Маркович Полторацкий), восседавших на племенных быках, в сопровождении Константина Полторацкого и других участников представления. Античные костюмы, шутовские балахоны и колпаки на оркестрантах усиливали зрелищный эффект.

Рис. 29. Анна и Варвара Оленины. Рисунок О. А. Кипренского. 1812. Ит. кар. Местонахождение неизвестно

Праздник не обошелся без постановки пьесы. Вслед за торжественным шествием началось представление одноактной трагедии "Превращенная Дидона", написанной одним из участников праздника - Сергеем Мариным. Собственно, это была перелицовка трагедии Княжнина "Дидона". Героическая эпопея под бойким пером Марина превратилась в бурлескную - шутовскую. По трагедии Княжнина троянский царевич Эней видит во сне умершего отца Анхиза, который просит сына возвратиться на родину. В душе Энея начинается борьба долга перед отцом и страсти к карфагенской царице Дидоне, спасшей его от гибели в море. Суеверный страх заставляет Энея покинуть Дидону.

Гетульский царь Ярб домогается любви прекрасной Дидоны, но его любовь отвергается. Ярб, мстя Дидоне, поджигает Карфаген. Пламя охватывает весь город, и Дидона бросается в огонь.

...Зрители заняли свои места, открылся занавес, и представление началось. На приютинской сцене троянский царевич Эней и его наперсник Антенор. Первые же реплики Энея вызвали веселье у присутствовавших на представлении.

 Довольно бредил я - пора, пора проснуться 
 И на дела мои пора мне оглянуться. 
 Наделал глупостей! - Когда поверить снам, 
 То лыжи навострить пора отселе нам. 
 Мне снился батюшка, в руках его дубина, 
 Которою тазать хотел ослушна сына, 
 Сердился очень он, Дидону разбранил. 
 Оставь ты вдовушку, Анхиз мне говорил. 
 Не то накажет рок за все тебя измены, 
 Не будешь обладать ты царством Карфагены. 
 В тебе окончится Приамов славный род, 
 И будешь ты стеречь у Ярба огород.

Подобное переложение трагедии было неожиданным, хотя проделки Марина были знакомы приютинцам.

Далее следовал диалог Энея и Антенора. Антенор уговаривал царевича покинуть Дидону и возвратиться домой, в Трою:

 Поедем, государь, - вот что могу сказать. 
 .........................................
 Не то судьба задаст тебе такой трезвон, 
 Что не воспомнишься и будешь ты калека. 
 Зевес ведь шуточкой проучит человека. 
 ........................................
 Отправимся отсель. 
 Эней 
 Увы! Подай мне водки, 
 А между тем вели готовить лодки.

За кулисами слышится плач; сестра Дидоны Анна, вышедшая на сцену, возвещает, что Ярб вызвал к себе Аскания, сына Энея, чтобы выпороть его крапивой (совсем по-русски). Эней начал метать громы и молнии, а в это время появился Ярб и его наперсник Гетул.

 Ярб 
 Бранит он, кажется, меня, Гетул, теперь. 
 Поди-ко подержи покрепче эту дверь, 
 Чтобы на выручку Дидона не вбежала. 
 (К Энею.) 
 Давно тебя, дурак, злость Ярбова искала. 
 Теперь попался ты, спасенья больше нет...

Ярб вынул из-под полы кнут, чтобы высечь и Энея. В это время появилась Дидона. Побоище было предотвращено. Дидона сообщает Ярбу, что выходит за Энея замуж, но вдруг слышит от последнего:

 Дидона, выслушай меня в последний раз. 
 Я еду! рок велит, оракул так толкует. 
 Отец мой и Зевес меня в зашей суют. 
 Один грозит прибить, другой желает сжечь, 
 А могут согласясь легко меня посечь - 
 Так видишь, расстаюсь с тобою я невольно. 
 Плохая тут любовь, спине где будет больно...

Зрители ждут развязки, и она приблизилась. Эней ушел, а оскорбленная Дидона падает в обморок с репликой: "Да, кстати, в обморок ведь надобность упасть". Сестра Анна бросается к ней.

 ...Ах! Чем помочь тебе - что хочешь ты? 
 Дидона 
 Воды! 
 Я новой смерти род открыть теперь попцуся. 
 На сцене в бочке я, как в море, утоплюся. 
 Хотя мне должно бы, как кажется, сгореть; 
 Но я в стихии той желаю умереть, 
 Которая меня с любезным разлучила; 
 Горела я, сестра, когда его любила, 
 Так надобно теперь сей огнь навек залить.

Дидона покидает сцену; появляется Гетул, вынимает колокольчик и звонит. Актеры вынесли Дидону в бочке и начали балет.

Но на этом праздник не кончился, и до ужина, о котором мечтал Гетул в своих последних репликах, было далеко. Вслед за трагедией последовал "пожар города Трои", который изобразила А. П. Квашнина-Самарина, а привел в действие П. А. Нилов. По сигналу одновременно была зажжена смола во всех бочках, установленных на границах усадьбы. А потом был хор с участием Самариной, Ниловых, Капниста, Озерова; фейерверк, выступления балансеров, кукол, балет, бал и "бесчисленное множество других штучек", - пояснил свои зарисовки праздника Алексей Николаевич Оленин^*.

^* (Гиллельсон М. И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. Л., 1974, с. 15. См. также: РО ГПБ, ф. 542, № 353.)

Елизавета Марковна в этот праздничный день была больна, но стоически переносила страдания, присутствуя на торжествах в ее честь. Обязанности хозяйки во время обеда взяли на себя Татьяна Михайловна Полторацкая и Агафоклея Марковна Сухарева, а Алексей Николаевич, радостный, что все идет прекрасно, по собственному признанию, "бегал, как угорелая кошка".