Первые встречи с Пушкиным

Первые встречи с Пушкиным

С 11 июня 1817 года Пушкин в Петербурге. После шестилетнего пребывания в Лицее он сразу же окунулся в светскую жизнь столицы. "Его по очереди влекли к себе то большой свет, то шумные пиры, то закулисные тайны. Он жадно, бешено предавался всем наслаждениям. Круг его знакомства и связей был чрезвычайно обширен и разнообразен"^*, - вспоминал брат поэта Л. С. Пушкин.

^* (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 1. М.-Л., 1974, с. 59.)

Пушкин охотно бывал у Жуковского, у братьев Тургеневых, а по воскресеньям спешил к Олениным, где встречался с Крыловым, Гнедичем, Батюшковым и другими постоянными участниками дружеских бесед.

В этом доме он впервые увидел в начале 1819 года Анну Петровну Керн. Ее отец, Петр Маркович Полторацкий, приходился родным братом Елизавете Марковне и потому, как только Анна Петровна приехала с мужем в Петербург, она часто стала бывать в доме своей тетки.

Воспоминания Керн об этой первой встрече интересны не только в связи с Пушкиным, но еще и потому, что в них дана живая картина оленинских вечеров. Приехав в столицу из провинциальной среды, в которой прошло ее детство, девятнадцатилетняя Керн была "очарована" в доме Олениных и Крыловым, и вечерами, на которых она испытала "поэтическое наслаждение".

Рис. 55. 'Разносчик'. Рисунок Оленина А.А. Кар. Из альбома Олениных. ИРЛИ

"Мне очень нравилось бывать в доме Олениных, потому что у них не играли в карты; хотя там и не танцовали, по причине траура при дворе, но зато играли в разные занимательные игры и преимущественно в Charades en action^*, в которых принимали иногда участие и наши литературные знаменитости - Иван Андреевич Крылов, Иван Матвеевич Муравьев-Апостол и другие... На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его; мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. Не помню, за какой-то фант Крылова заставили прочитать одну из его басен. Он сел на стул посередине залы; мы все столпились вкруг него, и я никогда не забуду, как он был хорош, читая своего "Осла"! И теперь еще мне слышится его голос и видится его разумное лицо и комическое выражение, с которым он произнес: "Осел был самых честных правил"! В чаду такого очарования мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина. Но он вскоре дал себя заметить. Во время дальнейшей игры на мою долю выпала роль Клеопатры, и когда я держала корзинку с цветами, Пушкин, вместе с братом Александром Полторацким, подошел ко мне, посмотрел на корзинку и, указывая на брата, сказал: "Et c'est sans doute Monsieur qui fera l'aspic?"^**. Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла.

^* (Шарады в живых картинах (франц.). )

^** ("Конечно, этому господину придется играть роль аспида?" (франц.). )

После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов. Да и какие могли быть чины там, где просвещенный хозяин ценил и дорожил только науками и искусствами? За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и ста-

рался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: "Est-il permis d'etre aussi jolie"^*. Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: "Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?" Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. "Ну, как же теперь, Пушкин?" - спросил брат. - "Je me гаvise^**,- ответил поэт,- я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины"^***.

^** (Я раздумал (франц.). )

^* ("Можно ли быть такой прелестной" (франц.). )

^*** (Керн А. П. Воспоминания. Дневники. Переписка. М., 1974, с. 30.)

В доме Олениных у Пушкина появляются и другие новые знакомые. Здесь он впервые встретился с художником и членом тайного общества Ф. П. Толстым, здесь состоялась первая встреча в 1819 году с юным М. П. Бестужевым-Рюминым. По ответу Бестужева-Рюмина следственному комитету получается, что с Пушкиным он встречался только в доме Олениных.

...2 мая 1819 года на день рождения Елизаветы Марковны собралось много гостей. Приехали И. М. Муравьев-Апостол, Жуковский, Крылов, Гнедич, Пушкин...

По давней традиции к этому дню готовились, и Крылов - большой любитель сочинять шарады - предложил новую, сыгранную в лицах в честь Елизаветы Марковны.

У Олениных охотно участвовали в шарадах. По свидетельству В. А. Олениной, "фигурировали обыкновенно в шарадах и картинах Крылов, Гнедич, Жуковский, Муравьевы, князь Голицын... Мейендорфы, Борьхи, Полторацкие, потом Пушкин, еще позже граф В. П. Панин (который необычайно был мил во всех играх)"^*.

^* (РО ГПБ, ф. 542, № 877, л. 122.)

На этот раз шарада состояла из трех частей: первые две части давали отгадку двух слогов, составных частей того слова, на которое была сочинена шарада. В третьей части представления присутствовавшие должны были дать окончательный ответ на загадку.

Иван Андреевич, как сочинитель и распорядитель, объявил о начале первой части шарады, и под звуки музыки в зале появились танцующие в масках и прекрасных костюмах участники представления, что должно было означать бал - отгадку первой составной части задуманного слова. А потом появились красивые девушки и дамы, изображавшие богиню любви и красоты у славян Ладу (вторая часть задуманного слова).

Вспоминая этот праздник, В. А. Оленина писала: "Когда начали балом, Жуковский исчез, что всех смутило, но все- таки продолжали bal masque^*, в прелестных костюмах... Во время уже второй части искали повсюду Жуковского и нашли его наконец пишущего в батюшкином кабинете стихи на день рождения матушки прелестные..."^**

^* (Маскарад (франц.))

^** (РО ГПБ, ф. 542, № 877, л. 122.)

С этими стихами, а точнее - балладой (а Крылов сочинил шараду именно на слово "баллада") и выступил Василий Андреевич Жуковский.

 Что ты, девица, грустна, 
 Молча присмирела,
 Хоровод забыв, одна 
 В уголку присела?
 "Именинницу, друзья, 
 Нечем позабавить.
 Думала в балладе я 
 Счастье наше славить. 
 Но Жуковский наш заснул, 
 Гнедич заговелся,
 Пушкин бесом ускользнул,
 А Крылов объелся". 
 Вот в гостиной стол накрыт - 
 Поскорее сядем, 
 В рюмках пена закипит, 
 И балладу сладим;
 Вот и слажена она - 
 Нужны ли поэты? -
 Рюмки высушив до дна,
 Скажем: многи леты 
 Той, которую друзьям
 Век любить не поздно! 
 Многи лета также нам,
 Только с ней не розно.

Автограф баллады, сохранившийся в бумагах Оленина, позволяет внести поправку в воспоминания Варвары Олениной: рукою Жуковского написаны только полтора стиха, а потом по листу заскользила быстрая рука Пушкина.

Известно участие Пушкина и в одном из домашних спектаклей у Олениных. Играли комедию Н. И. Хмельницкого "Воздушные замки". Возможно, этот случай имел в виду Ф. П. Толстой, вспоминая, как "однажды наша первоклассная трагическая актриса г-жа Семенова-старшая в одной довольно большой сцене, представленной в доме Алексея Николаевича.... играла роль веселой, хитрой, весьма забавной субретки..."^*. Вместе с ней в спектакле участвовали тогда еще малоизвестная актриса, прославившаяся позже, М. Д. Львова-Синецкая, актер-комик И. И. Сосницкий и, наконец, Пушкин, которому досталась роль мичмана Альнаскарова.

^* (Биржевые ведомости, 1911, 2 дек., утрен. выпуск, № 12613.)

В 1820 году Пушкин начал подготовку к изданию первой своей поэмы "Руслан и Людмила", к работе над которой он приступил еще в Лицее. Вполне вероятно, как справедливо заметил археолог А. А. Формозов, при написании поэмы поэт получил квалифицированную помощь от Оленина в ознакомлении со старинным русским оружием и его правильными наименованиями. Если такие названия вооружения, полагает исследователь, как щит, меч, шлем - "обычные слова из поэтического лексикона, но уже шишак, броню, бердыш мог упомянуть лишь человек, несколько знакомый со средневековым доспехом и оружием"^*.

^* (Формозов А. А. Пушкин и древности. Наблюдения археолога. М., 1979, с. 16.)

Оленин еще со времен пребывания в Дрездене изучал древнерусское оружие и составлял "Словарь старинных военных речений". В его доме хранилась обширная коллекция шлемов, доспехов, луков и другого оружия и защитного одеяния, которую Пушкин не мог не видеть, постоянно бывая у Алексея Николаевича.

В середине апреля Пушкин был вызван петербургским генерал-губернатором графом М. А. Милорадовичем для объяснений по поводу распространения бесцензурных сочинений поэта. По Петербургу поползли слухи о повелении сослать Пушкина на Соловецкие острова или в Сибирь. Друзья, обеспокоенные судьбой молодого поэта, пытались как-то помочь. "Между тем, в промежутке двух суток, разнеслось по городу, что Пушкина берут и ссылают, - вспоминал Ф. Н. Глинка. - Гнедич, с заплаканными глазами (я сам застал его в слезах), - бросился к Оленину; Карамзин, как говорили, обратился к государыне; а (незабвенный для меня) Чаадаев хлопотал у Васильчикова, и всякий старался замолвить слово за Пушкина. Но слова шли своею дорогою, а дело исполнялось буквально по решению..."^*.

^* (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 1, с. 208.)

6 мая Пушкин покинул Петербург, надолго расставшись со многими друзьями, которые появились у него за то непродолжительное время, что он там находился после окончания Лицея.

Издание "Руслана и Людмилы" принял на себя Гнедич. Включился в работу и Оленин. Он сделал вчерне рисунки, которые затем передал художнику И. А. Иванову. Подготовленные рисунки затем поступили к граверу М. Иванову. "Пушкина поэма - finis! - радостно сообщал Гнедич Жуковскому в июле, - только окончится виньетка, которую рисовал Алек. Н. Оленин (Эге? а ты, друг, и не подозревал) и которая уже гравируется"^*. Однако Гнедич поспешил: гравер не успел изготовить доску к печатанию гравюр, и часть тиража, вышедшая в конце июля - начале августа, оказалась без рисунков. Пришлось давать в "Сыне отечества" в разделе "Новые книги" заметку с сообщением, что виньетка "нарисована весьма удачно, гравируется искусным художником и купившим поэму раздаваться будет безденежно"^**.

^* (Русский архив, 1875, № 11, с. 365.)

^** (Сын отечества, 1820, № XXXIII, с. 326-327.)

Если Оленин и Гнедич содействовали скорейшему выходу поэмы, то многие современники приняли ее далеко не благосклонно. "За поэму Пушкина "Руслан и Людмила" восстала здесь ужасная чернильная война - глупость на глупости, - но она недурна"^*, - писал А. А. Бестркев. В защиту Пушкина выступил и Крылов, поместив в "Сыне отечества" эпиграмму на критику.

^* (Памяти декабристов. Сб. материалов, I. Л., 1926, с. 20.)

 Напрасно говорят, что критика легка,
 Я критику читал Руслана и Людмилы. 
 Хоть у меня довольно силы,
 Но для меня она ужасно как тяжка!

Пушкин узнал о выходе "Руслана" с рисунками только где-то в конце декабря. В письме к Гнедичу он писал: "В газетах читал я, что "Руслан", напечатанный для приятного препровожденья скучного времени, продается с превосходною картинкою - кого мне за нее благодарить?"

По-видимому, переписка велась только с Гнедичем, от которого Оленины и обитатели их дома узнавали все новости о Пушкине. В свою очередь Гнедич мог сообщать Пушкину о жизни оленинского дома, но его письма полностью утрачены, а письма Пушкина к Николаю Ивановичу сохранились частично. Гнедич не преминул сообщить, кто исполнял виньеты к поэме, и в следующем письме польщенный участием Оленина Пушкин благодарил Алексея Николаевича, К тому времени он получил и саму поэму.

Рисунки Оленина ему пришлись по душе. "Благодарю за воспоминание, за дружбы, за хвалу, за упреки, за формат этого письма - все показывает участие, которое принимает живая душа ваша во всем, что касается до меня. Платье, сшитое, по заказу вашему, на "Руслана и Людмилу", прекрасно; и вот уже четыре дни, как печатные стихи, виньета и переплет детски утешают меня. Чувствительно благодарю почтенного ; эти черты сладкое для меня доказательство его любезной благосклонности. Не скоро увижу я вас; здешние обстоятельства пахнут долгой, долгою разлукой!" - признавался он Гнедичу.