В начале августа, т. е. за несколько дней до поездки в Приютино на день рождения Анны, Пушкина вызвал к себе Петербургский военный генерал-губернатор П. В. Голенищев-Кутузов. Допрос был учинен по поводу причастности поэта к написанию "богохульной" поэмы "Гавриилиада". Пушкин отказался от авторства. 19 августа по требованию царя, не удовлетворенного ответами, Пушкина допрашивали снова. В тот же день с него взяли подписку, что он не будет печатать своих сочинений без предварительного представления в цензуру. И это после заверения царя, что только он будет цензором сочинений Пушкина. Поэт был взбешен, когда сочинял письмо Бенкендорфу: "Требование полицейской подписки унижает меня в собственных моих глазах, и я, твердо чувствую, того не заслуживаю, и дал бы и в том честное мое слово, если б я смел еще надеяться, что оно имеет свою цену".
После почти трехмесячного молчания Пушкин наконец написал 1 сентября свое первое письмо к Вяземскому, уехавшему из Петербурга в начале июня. "Пока Киселев и Полторацкие были здесь, я продолжал образ жизни, воспетый мною таким образом.
А в ненастные дни собирались они
часто.
Гнули, <> их <> от 50-ти
на 100.
И выигрывали и отписывали
мелом.
Так в ненастные дни занимались они
делом.
Но теперь мы все разбрелись. Киселев, говорят, уже в армии; junior в деревне; Голицын возится с Глинкою и учреждает родственно-аристократические праздники. Я пустился в свет, потому что бесприютен. Если б не твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила. Я ей пишу стихи. А она произвела меня в свои сводники... Ты зовешь меня в Пензу, а того и гляди, что я поеду далее.
Прямо, прямо на восток..."
Как никогда ранее Пушкин осознавал серьезность ситуации: с церковью шутки плохи, к тому же чувствовалось раздражение царя. В этой напряженной обстановке, когда не исключалась поездка "прямо, прямо на восток", появились строки "Предчувствия". В отчаянии от нависшей над ним новой угрозы правительства в этих стихах он обращается к Анне, как спасительнице в трудные для него минуты:
Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне...
.....................
Но, предчувствуя разлуку,
Неизбежный, грозный час,
Сжать твою, мой ангел, руку
Я спешу в последний раз.
Ангел кроткий, безмятежный,
Тихо молви мне: прости,
Опечалься: взор свой нежный
Подыми иль опусти;
И твое воспоминанье
Заменит душе моей Силу,
гордость, упованье
И отвагу юных дней.
В ответном письме Вяземский пытается пошутить, хотя ясно представлял состояние встревоженного друга: "Ты говоришь, что ты бесприютен: разве уже тебя не пускают в Приютино?"
В Приютино Пушкина пускали, а вот бесприютным он остался намного раньше, в июне, когда "пустился в свет", оставшись без многих приятелей и переключив свое внимание с Анны Олениной, которую "страшит любви признанье" и которая постоянно опасается, как бы Пушкин не соврал чего-нибудь в "сентиментальном роде", на "медную Венеру" Закревскую.
Пушкин посвятил Закревской три стихотворения, она узнается в героине повести "Гости съезжались на дачу..." Зинаиде Вольской. Даже приехав 11 августа в Приютино, Пушкин "все об ней толкует", желая немного подразнить Анну. Однако отношения с Закревской вскоре зашли в тупик. "Я по горло сыт интригами, чувствами, перепиской и т. д. и т. д. Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хотя я и люблю ее всем сердцем..." - жаловался он В. М. Хитрово.
Рис. 66. Оленина Анна Алексеевна. Рисунок Пушкин А.С.
Возможно, поэтому он снова начал появляться в Приютине. 5 сентября приехал на именины Елизаветы Марковны. Этому дню посвящена следующая запись Анны: "Приехали гости: из дам - Бакунины и Хитровы, Васильчиковы, много мужчин за обедом. Приезжают Голицын, потом и Пушкин".
На этот раз под театр была приспособлена зала столовой, где Анна организовала все приготовления для представления. Снова, как и в прошлые годы, разыгрывались шарады. Потом Елена Василевская, Сергей Голицын и Анна исполнили трио Гайдна, после чего Голицын, чьи любительские сочинения часто исполнялись в Приютине, спел свои куплеты.
Вечером молодежь увлеклась фокусами, и только ночью все разъехались. "Прощаясь, Пушкин мне сказал, что он должен уехать в свое имение, если, впрочем, у него хватит духу,- прибавил он с чувством",- записала Анна в дневник.
Это была последняя из известных нам поездок Пушкина в Приютино.
В тот день Анна с нетерпением ждала от Сергея Голицына рассказа "об известных событиях", обещанного ей князем. Приведем его полностью, ибо он чрезвычайно интересен и не менее загадочен.
"После некоторого жеманства он сказал мне, что это касается поэта. Он умолял меня не менять поведения по отношению к нему. Сергей порицал маменьку за ее суровость к Пушкину, говоря, что это не способ успокоить его. Когда я сказала ему о дерзости, с которой Штерич говорил мне у графини Кутайсовой о любви Пушкина ко мне, Сергей мне отвечал, что он уже заметил Штеричу, что это не его дело и что я ему очень хорошо ответила. Я была в ярости от речей, которые Пушкин держал на мой счет. Он сказал мне тогда: "Вам передавали, не правда ли, что Пушкин сказал: "Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам". Это было при мне сказано, и не совсем так. Я ведь знаю, кто и зачем Вам это передал. Вам это сказала Варвара Дмитриевна". Тогда я подумала, что он знал так же хорошо, как я, причину этого, и замолчала. Мы поговорили потом о Киселеве и о его ухаживании за мадам Василевской. Сергей сказал, что он всегда порицал его за это..."
Из этого разговора ясно, что однажды в каком-то обществе зашла речь о взаимоотношениях Пушкина с Анной Олениной, и поэт, считавший, что сватовству его могут помешать родители, дерзко высказался на их счет, чем вызвал и ярость Анны, и осуждение ее родных.
Художник Солнцев утверждал, что Пушкин "сватался за Анну Алексеевну... однако же брак этот не состоялся, так как против него была Елизавета Марковна"*.
* (Русская старина, 1876, т. 15, № 3, с. 633.)
Но просил ли Пушкин в самом деле руки Анны?
Никаких других свидетельств, кроме вышеприведенного, о факте сватовства не сохранилось. И даже если предположить, что до нас не дошли письма, воспоминания, другие документы, проливающие свет на это событие, все же трудно представить, чтобы активные ухаживания Пушкина за дочерью А. Н. Оленина, о которых знал весь светский Петербург, и сватовство не отразились бы на страницах дневника Анны. Дневник заполнялся, главным образом, в связи с ее рассуждениями о замужестве, о возможных вариантах. Замужество - необходимость в ее летах. Но она никого не любит, кроме человека, имя которого только однажды промелькнуло на страницах дневника. И потому Анна убеждена, что если и выйдет замуж, то не по любви. Она перебирает возможных женихов и не скрывает даже тех случаев, когда они старались уйти в сторону. Она отмечает непорядочность Киселева в его отношениях к женщинам, после того как он однажды объяснил запинаясь, что расстроенное хозяйство не позволяет ему жениться. Хотя совсем еще недавно Варвара Дмитриевна старалась сделать все возможное, чтобы Анна согласилась выйти замуж за ее брата.
Анна не скрывает, как провалились ее смотрины у Павла Дмитриевича Дурново. Не получилось и с Жоржем Мейендорфом, и с графом Матвеем Юрьевичем Виельгорским, который в доме Олениных появился впервые в мае 1829 года. Большой любитель музыки, виолончелист, организатор вместе с братом Михаилом Юрьевичем музыкально-литературных вечеров, ставших популярными в 20-х годах, он сразу же очаровал Анну и ее сестру. Варвара Алексеевна предприняла попытки составить партию из Виельгорского и Анны. "Я очень верю, что если бы желание Варвары могло бы исполниться, я была первой от этого счастлива. Как говорят все, это человек редких качеств. Он уже не очень молод и будет прекрасным мужем",- записала Анна. Через некоторое время она снова возвращается в своих записях к Виельгорскому, пытается дать его портрет. Наконец она с сожалением записывает: "Увы! Он не может меня любить - его сердце слишком утомлено любовью, чтобы он мог думать о женитьбе на мне, и потом, я чувствую сама, что во мне уже нет тех прелестей, что были в 18, 19 лет. Тогда я могла внушать страсти, ну а теперь? Нужна ли страсть, чтобы удачно выйти замуж и быть счастливой? - Нет, но надо, чтобы было немного любви с той и другой стороны, а я... могу ли я ее внушить?"
Анна откровенно описала в дневнике неудачу с Виельгорским, и потому кажется естественным, что если бы Пушкин действительно сватался, сна непременно отметила бы этот факт в своем дневнике.
Упоминание же Солнцева о сватовстве Пушкина к А. Олениной, вероятнее всего, вызвано неосторожными словами поэта: "Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам" и последовавшего за ними разговора - сердитого со стороны Елизаветы Марковны.
Чрезвычайно важно понять слова Анны: "Сергей порицал маменьку за ее суровость к Пушкину, говоря, что это не способ успокоить его". Что за ними скрывается? Чем вызвана эта суровость- высказыванием Пушкина? И почему его надо было успокаивать? Намеревался ли он в самом деле свататься? Или суровое наставление Елизаветы Марковны сделало невозможным сватовство? Трудно сказать, но не следует забывать и еще об одном обстоятельстве: одновременном увлечении Олениной и Закревской. Пожалуй, подобное раздвоение делало невозможным сватовство, так как связь с последней была известна в свете, да Пушкин и не скрывал ее. И хотя его увлечение Анной и Закревской носило противоположный характер ("Одно - возвышенная, идеальная и поэтическая любовь к А. А. Олениной, другое - сложные и своеобразные отношения к А. Ф. Закревской")*, это не меняло дела. Если бы Пушкин и хотел свататься к Олениной, то вряд ли пошел на такой шаг, заведомо зная, чем это кончится.
* (Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1976, с. 62.)
...После 5 сентября 1828 года имя Пушкина в дневнике Анны больше не упоминалось, невозможно проследить его связи с Олениными и по другим источникам. А. Дельвиг писал Пушкину в Москву 3 декабря: "Город Петербург полагает отсутствие твое не бесцельным. Первый голос сомневается, точно ли ты без нужды уехал, не проигрыш ли какой был причиною; 2-й уверяет, что ты для материалов 7-й песни Онегина отправился; 3-й утверждает, что ты остепенился и в Торжке думаешь жениться; 4-й же догадывается, что ты составляешь авангард Олениных, которые собираются в Москву..."
Не чувствуется из содержания этого письма, чтобы произошел разрыв дружеских отношений Пушкина с семьей Олениных. Более того, в обществе даже предполагают, что Пушкин - "авангард Олениных", намеревавшихся приехать к старшей дочери, ожидавшей родов.
А Пушкин в те осенние дни часто думал об Анне. Его истинные чувства выдают рукописи. На листах с черновиками "Полтавы" во множестве стали появляться записи во французской транскрипции: "Olenine", "Annette", "Annette Pouchkine", "АР" (Оленина, Анета, Анета Пушкина, А. П., т. е. Анна Пушкина). Но, понимая, что не суждено Анне стать его женой, не суждено ей носить его фамилию, Пушкин зачеркнул эту запись.
После длительного перерыва Пушкин возобновил работу над "Полтавой", а потому, возможно, при продолжении поэмы он стал просматривать более ранние записи, находящиеся на первых страницах альбома, и там, на свободных местах, читая эти записи, он снова, мысленно возвращаясь к Анне, выводил одну за одной анаграммы фамилии любимой девушки: "Aninelo" (т. е. Анинело - Оленина) и "А. О." (Анна Оленина).
В эти осенние дни он несколько раз рисовал и профиль Анны в однажды выбранном и потом неоднократно повторяемом положении головы: наклоненной немного вперед- вниз и с невидимым под прядью волос глазом.
Рис. 67. Оленина Анна Алексеевна. Рисунок О. А. Кипренского. 1828. Иг. кар. ГТГ
Пушкин еще 5 сентября говорил Анне, что собирается уехать в деревню, и, как только закончилось дело о "Гавриилиаде", он немедленно выехал 19 октября из Петербурга. В эти дни он с грустью писал:
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит -
Все же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.
Путь его лежал в Старицкий уезд Тверской губернии к давней знакомой Прасковье Александровне Осиповой. Через неделю после отъезда из Петербурга, в Малинниках, Пушкин написал "Посвящение" к "Полтаве".
Нe одно десятилетие идут споры: к кому обращены строки "Посвящения"? Называется М. Н. Болконская, жена декабриста С. Г. Волконского - двоюродного брата Алексея Николаевича Оленина. Потом появилось имя Анны Олениной. Однако эта гипотеза не нашла поддержки, хотя в ее пользу есть авторитетные свидетельства. Так, двоюродный брат Анны Сергей Дмитриевич Полторацкий, известный библиограф и знакомый Пушкина, 7 марта 1849 года, когда Анна приезжала в Петербург из Варшавы, где она жила с мужем, после разговора с кузиной сделал следующую запись: "Оленина (Анна Алексеевна)... Стихи о ней и к ней Александра Пушкина: 1) "Посвящение" - поэмы "Полтава", 1829... 2) "Я вас любил"... 3) "Ее глаза"..." Ниже Полторацкий сделал приписку: Подтвердила мне это сама, сегодня, и сказала еще, что стихотворение "Ты и вы" относится к ней (СПб, воскр. 11 дек. 1849)"*.
* (Временник Пушкинской комиссии. 1967-1968. Л., 1970, с. 60. См. также: ОР ГБЛ, ф. 233, к. 38, д. 45.)
Существует мнение, что подобное признание Анны вызвано желанием "создать семейную легенду о том, что он (Пушкин.- Л. Т.) посвятил ей "Полтаву""*.
* (Измайлов Н. В. Указ. соч., с. 109.)
Трудно сказать, так ли это. Обращает на себя внимание очень небольшой перечень стихотворений, которые Анна считает адресованными или посвященными ей. В списке отсутствуют многие другие известные нам стихотворения. Это можно объяснить одним: она могла не знать о некоторых стихах, так как Пушкин не отдал их Анне, как это было, по-видимому, с "Предчувствием", "Вы избалованы природой...".
Были ли основания у Анны Олениной считать, что "Посвящение" к "Полтаве" адресовано именно ей? Обратимся к его строкам и сопоставим их с другими стихами Пушкина, обращенными к Олениной:
Тебе - но голос музы темной
Коснется ль уха твоего?
Поймешь ли ты душою скромной
Стремленье сердца моего?
И посвящение поэта,
Как некогда его любовь,
Перед тобою без ответа
Пройдет, непризнанное вновь?
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе -
И думай, что во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
В первых же строках Пушкин беспокоится: услышит ли адресат голос музы, поймет ли "стремленье сердца"; а может быть, его просьбы останутся без ответа, как некогда не получила взаимности его любовь?
Эти строки вполне могли быть обращены к Анне. То, что она не любит его, поэт понял еще в мае, после чего, возможно, надолго прекратил посещения Олениных. Только в августе он снова начал наезжать в Приютино, а потом, как воспоминание, появились портретные зарисовки, многократные, в различных вариантах повторы имени Анны среди черновиков "Полтавы".
В самом начале мая Пушкин писал Анне:
Ей милы мерные напевы,
Ей сладок рифмы гордый звон...
Так было когда-то. А теперь Пушкин просит:
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе...
Просьба вполне понятна и закономерна после разговора поэта с Елизаветой Марковной и того разговора, который произошел в Приютине между С. Голицыным и Анной 5 сентября. У Пушкина имелись все основания сомневаться: проявит ли Анна после случившегося интерес к его рифмам, которые некогда были милы ее сердцу?
"Посвящение" пронизано безответным чувством к девушке, которую поэт любил и любовь которого она отвергла. И вполне естественно вслед за "Посвящением" появление проникновенных строк, которыми подводилась окончательная черта во взаимоотношениях между Пушкиным и той, которую он любил безнадежно:
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Можно с большой долей уверенности предположить, что и "Посвящение", и стихотворение "Я вас любил..." были адресованы одному человеку - Анне Олениной.
Издавая в 1936 году в Париже дневник Анны Олениной (Андро), ее внучка О. Н. Оом в предисловии отмечала, что в одном из альбомов, принадлежавших ее бабушке, среди многих рисунков и стихов известных художников и поэтов был автограф стихотворения "Я вас любил...
Когда же эти строки могли быть вписаны в альбом? Когда, наконец, Пушкин мог показать Анне "Посвящение"?
Это могло произойти в Москве, куда Пушкин поехал из Старицкого уезда в начале декабря 1828 года. В Москву собирались и Оленины (вспомним, что еще 3 декабря Дельвиг сообщал о том Пушкину), и приехали они туда в более ранние сроки, чем принято считать. Сохранилось письмо Елизаветы Марковны, в котором она 10 января 1829 года извещала родных: "Я в Москве для родин моей Варюшки, которых ждем в конце этого месяца... Анюта моя со мною... Все наши родные съехались..."*. Вряд ли Елизавета Марковна сразу же, из возка, доставившего ее в Москву из Петербурга, засела за письма. Пока распаковали и разложили по местам вещи, которые возились с собою в большом количестве, пока отдохнули от изнурительного и долгого пути (Елизавета Марковна к тому же постоянно была нездорова), должно было пройти немало времени, так что вполне возможно, что Пушкин до 6 января 1829 года, пока он снова не уехал в Старицу, мог встретиться с Анной и вписать в ее альбом свои стихи.
* (ИРЛИ, 10071/LX6.19.)
Вообще Пушкин в те дни был неузнаваем. Вяземский сообщал жене: "Он что-то во все время был не совсем по себе. Не умею ни объяснить, ни угадать, что с ним было или чего не было, mais il n' etait pas en verve*"**.
* (Но он был не в ударе (франц.). )
** (Литературное наследство, т. 58, с. 86.)
В Москве Пушкин часто бывал в доме сестер Ушаковых и в их альбоме рисовал портреты Анны, Алексея Николаевича и Елизаветы Марковны. Все изображения Олениных исполнены с чувством, живо, без раздражения.
После отъезда Пушкина Вяземский сообщал приятелю: "А мы, то есть я и Баратынский, танцовали в Москве с Олениною и, кажется, у них были элегические выходки". Написано как бы между прочим, но это напоминание об Олениной, оставшейся в Москве.
В мае 1829 года Пушкин находился за тысячи верст от Петербурга, путешествуя по Военно-грузинской дороге в сторону Тифлиса. 25 мая, накануне дня своего рождения и в годовщину поездки вместе с Олениными в Кронштадт, в дорожной тетради он рисует профиль Алексея Николаевича. На черновике с пометой "Душет, 27 мая" снова появился портрет Оленина, но на этот раз вместе с Елизаветой Марковной, изображенной в традиционном чепце. А еще раньше, 22 мая, среди черновиков появился портрет Адама Мицкевича. Случайность или воспоминание о тех майских днях 1828 года, когда Пушкин общался с Мицкевичем и бывал в Приютине? Вспомнив Мицкевича и рисуя его портрет, Пушкин не подозревал, что в эти дни польский поэт навсегда покинул Россию. 15 мая он выехал из Кронштадта первым кораблем, спеша и опасаясь, что полиция отберет паспорт. "Почтенный Оленин, московский его приятель, помог быстрее закончить формальности на борту английского парохода "Георг IV"",- отмечал один из знакомых Мицкевича. "Московским приятелем" мог быть Алексей Оленин - junior, который жил в подмосковной усадьбе Богородском на Сенеже.
Не мог Пушкин забыть Олениных. В конце декабря 1829 или в январе 1830 года среди черновиков поэмы "Тазит" снова появилась головка Анны, но нарисована она была в иной манере: едва запрокинута, и локоны на этот раз не закрывают глаз. Это самый поэтичный портрет Анны у Пушкина.
Рис. 68. Пушкин Александр Сергеевич. С портрета О. А. Кипренского. 1827. X., м. ВМП
Последнее известное нам посещение Пушкиным Олениных относится к 12 января 1830 года. В тот день Пушкин, Дарья Федоровна Фикельмон - жена австрийского посланника, ее сестра Екатерина Федоровна Тизенгаузен, их мать Елизавета Михайловна Хитрово - дочь М. И. Кутузова и другие, в масках и домино, шумной компанией приехали в дом Олениных на Гагаринскую набережную. "Мы всюду очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были всюду тотчас узнаны",- записала в дневнике Д. Ф. Фикельмон.
Этот эпизод подтверждает предположение о несостоявшемся сватовстве Пушкина к Анне Олениной, ибо появление в доме, где отказано в руке, являлось нарушением обычаев того времени.
В черновиках 8-й главы "Евгения Онегина", которую Пушкин начал писать с 24 декабря 1829 года, поэт набрасывает сцену петербургского бала, создавая портреты съезжающихся гостей. Анну Оленину он выводит и под своим именем и под именем Лизы Лосиной и выставляет в самом неприглядном виде:
Annette Olenine тут была...
Уж так жеманна, так мала!..
Так бестолкова, так писклива,
Что вся была в отца и мать.
Тут Лиза, дочь его была,
Уж так жеманна, так мала,
Так неопрятна, так писклива,
Что поневоле каждый гость
Предполагал в ней ум и злость...
Не пощадил Пушкин и Алексея Николаевича:
Тут был ее отец
О двух ногах ну лек горбатый
Тут был отец ее пролаз
Нулек на ножках.
Кажется странным и непонятным, что одновременно с дружеским визитом к Олениным 12 января, с созданием лиричного портрета Анны в черновиках "Тазита" из-под пера Пушкина выходят подобные строки. Чем были вызваны эти резкие, беспощадные характеристики, неизвестно, мы знаем только, что они так и остались в черновиках.
А в памяти Пушкина, Анны Олениной и их друзей сохранились до конца жизни свидания в Летнем саду, поездки в Приютино, прогулки в окрестностях, живые разговору...*
* (П. А. Вяземский помнил свой первый визит в Приютино и после поездки в мае 1830 г. в имение Всеволожских Рябово, раскинувшееся на Румболовских горах за Приютином, записал: "Едешь мимо порохового завода, Приютина: мы в Приютине остановились, вспомнил я Пушкина, горелки, комары..." - Вяземский П. А. Записные книжки. М., 1963, с. 168.
Значительно позже, когда в живых не было многих участников приютинских забав, пятидесятилетняя Анна Алексеевна - тогда уже Андро - писала Вяземскому: "Помните ли вы то счастливое время, где мы были молоды, и веселы, и здоровы! Где Пушкин, Грибоедов и вы сопутствовали нам на невском пароходе в Кронштадте. Ах, как все тогда было красиво и жизнь текла быстрым шумливым ручьем..." - Литературное наследство, т. 47- 48, с. 237. )
Сохранился и прекрасный цикл стихотворений - один из лучших в любовной лирике Пушкина, написанный в дни увлечения, любви и разочарования Анной Олениной.