Для будущих поколений

Для будущих поколений

С возрастом не ослабевал интерес Оленина к историческим изысканиям, и ни загруженность служебными обязанностями, ни болезни, ни сильная потеря зрения и частые головные боли, ничто другое, постоянно препятствовавшее научным занятиям, не могли его остановить.

Исторические исследования порой были тесно связаны с деятельностью в Академии художеств. Оленин учил молодых художников разбираться в одежде и оружии древних народов, в том числе и славян. Чтобы оказать помощь историческим живописцам в их работе, Оленин в 1832 году издал "Опыт об одежде, оружии, нравах, обычаях и степени просвещения славян от времени Траяна и русских до нашествия татар". Этим трудом он подвел итоги многолетних своих поисков в письменных источниках сведений о древнерусских одеждах и оружии, которое он сопоставлял с оружием из собрания Оружейной палаты, Белозерского Кириллова монастыря, с находками в курганах, с изображениями на фресках церквей.

Диапазон его научных увлечений по-прежнему был широк: рязанские древности, которым Оленин посвятил свою книгу, вышедшую в 1832 году, фанагорийские и керченские находки и даже древнеегипетское письмо, расшифрованное Ж.-Ф. Шампольоном.

Это внимание к открытию Шампольона не было случайным. Еще в "Письме... о камне Тмутараканском..." Оленин писал о своем интересе к круглому столбу с какими-то непонятными знаками, найденному на Северном Кавказе. Увидев рисунок этого камня в сочинениях Гутри, Оленин удивился сходству букв, изображенных на нем, с древними египетскими письменами, "что побудило меня отыскивать могущего удовольствовать мое любопытство". И Оленин нашел, что Сезострис (т. е. Рамсес) основал в Колхиде селение и там, как и во многих других странах, которые он покорил, были поставлены подобные столбы с надписью: "Си- зострис Царь Царей, и Государь Государей, сию землю оружием завоевал". В марте 1819 года Оленин обратился с просьбой к Вяземскому, который в то время служил в Варшаве, снять надпись, "начертанную на столбе, некогда найденном на Кубани и ныне находящемся в прекрасном поместье графини Радзивилл... Неподалеку от Варшавы"^*.

^* (ЦГАЛИ, ф. 195, oп. 1, ед. хр. 2460.)

По поводу этого столба Оленин обратился и к Шампольону. Так возникла переписка с французским ученым. В одном из писем Шампольон сообщал, что он готовит к изданию "Очерк иероглифической системы древних египтян" и обязательно пришлет Оленину эту книгу. "Для меня явится истинным удовольствием,- писал ученый, - ускорить момент, когда г-н Оленин, который проявляет некоторый интерес к моим работам, сможет убедиться путем чтения этого нового труда в полной достоверности и точности моих иероглифических открытий. Мнение человека, подобного ему, высказанное в мою пользу, явится наиболее лестной наградой, которую я могу ожидать за мои усилия и труды".

Ученый сдержал свое слово. Он прислал Оленину свою книгу с просьбой принять ее как "свидетельство высокого уважения и преданности".

И все же главным в исторических занятиях Оленина на протяжении многих лет его жизни являлось исследование и подготовка к изданию отечественных древностей.

Летом 1828 года умер А. И. Ермолаев. Оленин потерял энергичного, преданного делу помощника, а историческая наука - крупного ученого, который многие годы совместно с Олениным занимался исследованием древнерусских письменных источников и их подготовкой к изданию.

К зарисовке древностей Оленин привлекает художника Федора Григорьевича Солнцева. Отец Солнцева был крепостным и жил в Петербурге, где занимал место кассира при императорских театрах. В начале 1817 года его сын, шестнадцатилетний Федор Солнцев, был зачислен в Академию своекоштным воспитанником, а в 1827 году получил первую золотую медаль и право на заграничную поездку. Солнцев стремился в Италию, но у Оленина были иные планы. Он старался привлечь его для зарисовок археологических древностей и памятников древнерусского зодчества, которые еще не были окончательно разрушены. Еще в 1826 году Оленин посылал художника для этих работ в Ярославль и Кострому. После окончания Академии Солнцев по совету Оленина полностью переключился на зарисовку отечественных древностей. Ежегодно он совершал длительные поездки по России. Весной 1830 года Солнцев побывал в Москве, Владимире, а также Юрьеве-Польском "для срисовывания старинных наших обычаев, одеяний, оружия, церковной и царской утвари, скарба, конской сбруи и прочих предметов, принадлежащих к историческим, археологическим и этнографическим сведениям"^*. Возвратившись в Петербург, художник зиму 1831/32 года занимался приведением в порядок привезенных рисунков. Лето он провел в Приютине, где рисовал барельефы и военные арматуры для Александровской колонны. Комната художника находилась на втором этаже господского дома. Ее окна выходили на живописный берег Лубьи, но отдыхать было некогда. Оленин не подпускал к Солнцеву домочадцев, чтобы не мешать ему.

^* (Русская старина, 1876, т. 15, с. 634.)

Работы художника требовали умения обращать внимание на самую мельчайшую деталь и способности точного воспроизведения. Оленин был неумолим в своих требованиях всегда быть аккуратным и обстоятельным в фиксации памятников. Эта чрезвычайно важная для историка и археолога черта не раз подмечалась Солнцевым и другими современниками. Наблюдая за работой художника, Оленин не переставал напоминать ему о необходимости тщательного воспроизведения любых деталей объекта, который зарисовывался художником. "Если заставят тебя блоху нарисовать, ты должен сделать это", - внушал он Солнцеву. Однажды, заметив, что у Солнцева не получается рисунок бегущей лошади, Алексей Николаевич приказал привести из стойла быка, которого начали гонять по лужайке, чтобы Солнцев мог понаблюдать и зарисовать его бег, так как бег быстро бегущей лошади труднее зафиксировать и запомнить. Оленин воспитывал в Солнцеве художника-археолога, которому предстояло провести колоссальные работы по фиксации памятников архитектуры, материальной культуры, старинных росписей соборов, миниатюр в летописных сводах и многого другого, необходимого для издания древностей Российских.

Оленин задумал провести длительные, рассчитанные на многие годы поездки Солнцева по древнерусским городам для зарисовок сохранившихся древностей с целью последующего их изучения. Еще поездка Бороздина и Ермолаева в 1808-1810 годах дала богатый материал о состоянии многих памятников. Войны, пожары, небрежное отношение к произведениям искусства уничтожали ценные творения русских мастеров и умельцев. Сохранить для потомков обмеры, натурные зарисовки и описания одежды, оружия и других старинных бытовых вещей, а также архитектурных строений, с тем чтобы потом можно было их восстанавливать, реставрировать или изготавливать заново,- таковы были стремления Оленина. Не успел Солнцев закончить работу над рисунками фанагорийских древностей, найденных в Причерноморье, как Оленин послал его в Рязань для зарисовок в районе городища Старой Рязани обнаруженных трех белокаменных гробов. А в 1833 году состоялась поездка в Новгород, где Солнцев выполнил около ста рисунков с древностей в монастырях и церквах. Оленин постоянно требовал от Солнцева отчетов о проделанной работе, беспокоился, все ли тот зарисовывает и записывает. "Прошу только не выпускать из виду самомалейших предметов, которые могут служить к пояснению старинных наших обычаев и костюма, или относящихся к отечественной нашей истории"^*, - просил он художника.

^* (Русская старина, 1876, т. 16, с. 150.)

В следующем году состоялась новая поездка - в Москву, но Оленин просил еще раз заехать в Новгород, а потом и Торжок, где Солнцев зарисовал несколько старинных нарядов женщин. А в Москве художник работал в Оружейной палате, Успенском и Архангельском соборах, Троице-Сергиевой лавре. На зиму он возвратился в Петербург, а летом вновь отправился в Москву. За последующие 8 лет он побывал в Рязани, Юрьеве-Польском, Смоленске и многих других городах России.

Рис. 71. Фурман А. ф., неизвестная и А. А. Оленина. Рисунок ит. карандашом и акварелью К. К. Гампельна. Местонахождение неизвестно

Оленин просил не только зарисовывать древности, но на рисунках обязательно помечать, как, по местным преданиям, зарисованная вещь называлась. Предостерегал он художника от доверчивости к тем или иным показаниям, требуя критического подхода к источникам, что отливало Оленина как историка в то время. Так, на предложение Солнцева срисовать в Оружейной палате детские латы Дмитрия Донского, Оленин ответил предупредительным письмом: "Я обязан вам сказать, в осторожность, что вы должны худо верить всем наименованиям, данным в Оружейной палате разным предметам старинного нашего оружия, утвари, одеяния и скарба. Особенно остерегайтесь в показаниях о принадлежности тех вещей такому-то, будто бы знаменитому вельможе, князю или царю. Покойный П. С. Валуев, некогда начальствующий над Московской мастерской Оружейной палаты, имел страсть приписывать сии предметы в принадлежность знаменитым людям в истории русской. Он это делал без всякого основания и без доказательств, а единственно по пустым преданиям или ПО собственному изобретению. Также и г. Свиньину прошу не верить: его воображение слишком пылко для холодных археологических исследований. Итак, если вы в старинных самых описях мастерской Оружейной палаты не найдете подтверждения, что такая-то вещь или предмет принадлежит именно такому-то, то всякий раз следует писать таким образом: доспех, латы, броши, зерсало, кольчуга, шлем... приписываемые такой-то особе. Итак, мнимые детские латы великого князя Дмитрия Донского прошу не срисовывать. Я их очень знаю и могу вас уверить, что они ему никогда не принадлежали, ибо в том веке, в котором он жил, т. е. от 1349 по 1362 г., не токмо в России, но нигде в Азии и Европе такого рода лат не употребляли"^*.

^* (Русская старина, 1876, т. 15, с. 636.)

В 1836 году Оленин выхлопотал К. Брюллову поездку в древний Псков в связи с его желанием написать картину "Осада Пскова". Вместе с ним Оленин направил и Солнцева, чтобы тот сделал зарисовки для Брюллова различной древней утвари, доспехов и самой крепости. Знания, приобретенные Солнцевым в процессе многолетних занятий под наблюдением Оленина, его умение разбираться в тонкостях всевозможного оружия и утвари могли оказать неоценимую помощь Брюллову при написании монументального полотна, посвященного событиям XVI века.

Солнцев побывал во многих городах и зарисовал множество неизвестных науке вещей, хранившихся в монастырях, церквах и Оружейной палате. Только в Оружейную палату от него поступило 3 тысячи рисунков с описаниями, даже выкройками одежды, которые он сам изготовил, так что по ним можно было заново сшить старинные русские наряды. Вся эта многолетняя работа художника была необходима для издания русских древностей. Оленин потратил много времени на подготовку издания, но увидеть его ему не удалось. Только в 1849-1853 годах "Древности Российского государства" вышли в роскошном издании с цветными таблицами. В шести томах Солнцев опубликовал зарисованные им церковные и царские вещи, оружие, одежды, посуду, а последний том посвятил памятникам архитектуры.

Одновременно Оленин занимался составлением "Полного живописного курса археологии и этнографии для художников".

Говоря о педантичности, сухости, строгости и даже жестокости Оленина-президента, исследователи порой забывают о другой стороне деятельности этого неутомимого исследователя, которая и поныне не утратила своего значения, особенно в связи с теми восстановительными и реставрационными работами, которые в последние годы широко ведутся в древнерусских городах и в Московском Кремле.