"С Орловым спорю..." (Зажурило В.К.)

Пушкин встречался с Михаилом Федоровичем Орловым в литературном обществе "Арзамас", во многих домах и салонах столицы, в семье Раевских. Эти встречи происходили в 1817-1820-х годах. Современники запомнили примечательную внешность Орлова, восхищались его широкой образованностью, начитанностью и красноречием, добротой и большой физической силой.

Первый ученик в пансионе французского аббата Николя, "уважаемый наставниками и товарищами", Михаил Орлов сохранил связь со своими однокашниками - С. Г. Волконским, В. Л. Давыдовым, А. П. Барятинским - будущими декабристами.

Зачисленный в Коллегию иностранных дел в 1801 году, он выхлопотал перевод на военную службу и в 1805 году, 10 августа, юнкером кавалергардского полка выступил из Петербурга в заграничный поход. Полк шел на помощь армии Кутузова, а затем принял участие в Аустерлицком сражений.

Здесь ярко проявилась поистине неудержимая храбрость Орлова. Он был "употребляем по труднейшим делам, которые всегда исполнял с желанным успехом", вспоминали современники. Началась его блестящая военная карьера.

Кутузов поручил Орлову написать листовку, разоблачавшую лживый 29-й бюллетень Наполеона, где побежденный император пытался объяснить разгром своей армии русским морозом. Листовка написана с тонкой иронией и беспощадным сарказмом. Со свойственной ему страстностью автор прославлял героизм русских солдат, ни разу не упомянув о царе.

В последние дни войны проявились дипломатические способности Орлова. За выдающиеся военные заслуги и решающую роль в переговорах о капитуляции Парижа ему был пожалован чин генерал-майора.

По словам Ф. Ф. Вигеля, Орлов мечтал "о счастии сограждан" и видел его прежде всего в уничтожении крепостного права. В этом он пытался убедить и царя, подавая ему проект об освобождении крестьян, но потерпел неудачу.

В 1814 году у него созрела мысль об организации тайного общества. "Я первый задумал в России план тайного общества", - сообщал он впоследствии. Задуманное общество получило название "Орден русских рыцарей". В 1815 году Орлов участвовал во втором походе русских войск во Францию и закончил его начальником штаба оккупационных войск. Здесь он общался с русским комиссаром Центрального департамента союзных правительств Н. И. Тургеневым. Дружба и общение этих двух замечательных людей была для них обоих необычайно значимой.

В 1816 году генерал-майор Орлов вернулся на Родину. В Петербург он приехал в январе 1817 года и попал в обстановку идейного брожения. Всюду говорили о необходимости немедленных реформ, обсуждали планы преобразований. Передовая военная молодежь видела смысл жизни в борьбе за счастье народа. Мерзости крепостного права, отсталость России возмущали чувство национальной гордости лучших людей России. В Петербурге уже более полугода существовало тайное общество "Союз спасения". Его члены - старые друзья и знакомые Орлова - М. С. Лунин, С. П. Трубецкой, А. З. Муравьев и др. К этому времени "Орден русских рыцарей" формально прекратил свое существование. Михаил Федорович вошел в созданный в 1818 году "Союз благоденствия".

Еще в 1817 году Н. И. Тургенев привлек своего друга в литературное общество "Арзамас". За плавность и красоту речи Орлову дали прозвище "Рейн", часто прибавляя к нему эпитет, характеризующий его темперамент, "Кипучий". В речи "Кипучего Рейна", произнесенной при вступлении в "Арзамас", "просвещение подавало руку грозной и мирной богине Свободе", записал В. А. Жуковский в протоколе собрания. Орлов призывал арзамасцев образовывать "общее мнение и распространять мнения ясные и правильные, наблюдать политическое и нравственное состояние России и прочих государств". Уже на следующем заседании он предложил "завести журнал". В. А. Жуковский в стихотворном протоколе так описал его выступление:

 Тут осанистый Рейн, разгладив чело... 
 Важно жезлом волшебным махнул, и явилось нечто 
 Пышным вратам подобное, к светлому зданью ведущим, 
 Звездная надпись сияла на них: Журнал арзамасский.

Руководство "Арзамасом" по существу перешло теперь к двум друзьям - Н. И. Тургеневу - "Варвику" и М. Ф. Орлову - "Кипучему Рейну". Они надеялись, что "Арзамас" будет готовить членов будущих тайных обществ, стремящихся ко "благу отечества". Но их надежды не осуществились, не состоялось и издание журнала.

К этому времени благоволение царя к своему флигель-адъютанту давно прошло: его не мог устраивать беспокойный генерал, досаждавший проектами об освобождении крестьян. Свое новое назначение в Киев начальником штаба корпуса, которым командовал генерал Н. Н. Раевский, Орлов рассматривал как опалу. Только после длительных хлопот он получил назначение в 1820 году командиром 16-й пехотной дивизии в Молдавии.

В Кишиневе гостеприимно были раскрыты двери дома, где жил новый командир. И когда в 1821 году в Кишинев прибыл Пушкин, он стал частым гостем в доме Орлова. "Пишу тебе у Рейна - все тот же он, не изменился, хоть и женился",- сообщал он Петру Андреевичу Вяземскому 2 января 1822 года. Жена Орлова, старшая дочь Н. Н. Раевского Екатерина Николаевна, по словам Пушкина, "женщина необыкновенная". В письме П. А. Вяземскому из Михайловского в сентябре 1825 года поэт писал, имея в виду Марину Мнишек из трагедии "Борис Годунов": "Моя Марина славная баба: настоящая Катерина Орлова!.. Не говори, однако ж, этого никому".

Кишинев был тогда местом примечательным. В городе находился центр подготовки греческого восстания против турецкого ига. Глава тайного общества по освобождению Греции А. Ипсиланти жил в Кишиневе и часто бывал у Орлова. Здесь велись беспрестанные шумные споры - философские, политические, литературные. "С Орловым спорю",- скажет позже Пушкин. Поэт тогда горячо исповедовал идею вечного мира. Екатерина Николаевна писала брату: "Он [Пушкин] убежден, что правительства, совершенствуясь, постепенно водворят вечный и всеобщий мир, что тогда не будет проливаться иной крови, кроме крови тех, кто пожелает войны". Эти суждения впоследствии отразились в заметке Пушкина "О вечном мире".

В 16-й дивизии было немало членов тайного общества. Из них составилась кишиневская управа "Союза благоденствия", которая сразу приступила к действию. Не зная о существовании тайного общества, Пушкин жил его идеями, дышал его воздухом. В Кишиневе поэт создал наиболее яркие политические стихотворения! "Кинжал", "В. Л. Давыдову", "Генералу Пущину".

В письме Вяземскому Пушкин сообщал, что "Орлов делает палки сургучные, а палки в дивизии своей уничтожил" (Орлов завел вблизи Кишинева сургучную фабрику). Он не только отменил телесные наказания, но преследовал офицеров, не выполнявших его распоряжений.

 О ты, который сочетал
 С душою пылкой, откровенной
 (Хотя и русский генерал)
 Любезность, разум просвещенный;
 О ты, который с каждым днем
 Вставая на военну муку,
 Усталым усачам верьхом
 Преподаешь царей науку;
 Но не бесславишь сгоряча
 Свою воинственную руку
 Презренной палкой палача...

"Ласковое его обращение, его величественный вид, его всегда веселое лицо, его доступность для всех - вкушало солдатам доверенность, привязанность до восторженности",- вспоминал один из офицеров майор В. Ф. Раевский. Начали действовать и ланкастерские школы взаимного обучения, получившие необычайное развитие в дивизии Орлова. В. Ф. Раевский вел политическую агитацию среди солдат. Орлов готовил свою дивизию к активным выступлениям: "16 тысяч под ружьем... С этим можно пошутить".

После ареста В. Ф. Раевского - первого декабриста, как его назвали,- командира дивизии отстранили от службы, и он был назначен "состоять по армии". Жил в Киеве, в Крыму и в своем имении Калужской губернии. Хозяйственные заботы не могли удовлетворить человека, привыкшего к кипучей политической деятельности. В какой-то мере помогали занятия историей, литературой, политической экономией.

После событий 14 декабря Орлова арестовали. Это произошло 21 декабря. Но его спас от расправы брат А. Ф. Орлов, командовавший лейб-гвардии конным полком, который участвовал в подавлении восстания. Пользуясь неограниченным доверием Николая I и принимая непосредственное участие в суде над декабристами, он сумел избавить брата от тяжкой участи, которой подверглись остальные участники восстания. "В своем спасении меньше всего был виноват Орлов",- скажет А. И. Герцен.

17 июня 1826 года М. Ф. Орлов был освобожден, но его навсегда вычеркнули из гражданской жизни. Для кипучей натуры, находившейся в полном расцвете сил, такое положение стало подлинной трагедией.

Когда правительство, после долгих ходатайств, разрешило ему в 1831 году поселиться в Москве, дом его стал центром "глухой оппозиции". Здесь велись бурные философские споры, обсуждались последние литературные новинки. Постоянными гостями у него были Чаадаев и Вяземский, а во время своих наездов в Москву приходил сюда и Пушкин.

В это время Орлов снова обратился к экономическим и финансовым проблемам. Его книга "О государственном кредите" подверглась жестокой цензуре, в результате которой ему предложили выкинуть из рукописи все, что касалось социально-политических проблем. Книга вышла в свет без имени автора в 1833 году.

Орлов преподнес один экземпляр Пушкину с надписью: "Милостивому государю Александру Сергеевичу Пушкину от сочинителя М. Орлова в знак дружбы и уважения". Он вложил в книгу рукописное добавление всех исключенных цензурой мест. В бумагах поэта сохранился черновой набросок: "Заметки при чтении книги М. Ф. Орлова ,,О государственном кредите"".

Еще в "Арзамасе" Орлов мечтал о журнале, о публицистической деятельности, к которой имел несомненное дарование. И с какой же горечью он писал Вяземскому в июне 1827 года: "Ежели бы я был свободен жить, где я хочу, ежели б не обращали на меня особенного надзора, и я бы сделался твоим сотрудником и я бы счастлив был, ежели бы видел хоть один порядочный журнал в отечестве".

Интересуясь судьбой Пушкина, Орлов возмущенно писал в 1826 году Вяземскому, одному из деятельных авторов журнала "Московский телеграф": "Как ты Пушкина отдал на съедение Погодину и не причел его к своим сотрудникам?" (М. П. Погодин был редактором "Московского вестника").

"Посылаю вам двух Байронов и двух Тальма,- извещал Орлов Вяземского в 1827 году.- Один из Байронов и один из Тальма - для Пушкина". "Как хорош граф Нулин!" - восклицает он в письме 17 февраля 1828 года.

Но, по-видимому, не все гладко было в отношениях Орлова с Пушкиным. Отголоски каких-то сложных споров, имевших место еще в Кишиневе, отразились в письме Пушкина к Наталье Николаевне: "На днях обедал я у Орлова. Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям".

Безвременная смерть Пушкина не могла не поразить Орлова. Не случайно Чаадаев хотел показать Орлову письмо Жуковского, адресованное Сергею Львовичу Пушкину, с описанием последних часов жизни поэта.