Душой "Арзамаса" был Василий Андреевич Жуковский; ему более всего это общество обязано своими ритуальными затеями и необычными формами литературного общения. Поэт пришел в "Арзамас" с опытом шутливого содружества, восходящим ко временам его молодости. В имении его родных Муратове и поместье Чернь А. А. Плещеева (которого Жуковский тоже обратит в "арзамасскую веру") разыгрывались забавные представления, пародировались баллады Жуковского, выпускались юмористические журналы и газеты ("Муратовский сморчок", "Муратовская вошь" и др.). Но Жуковский внес в "Арзамас" и нечто большее: он способствовал утверждению в обществе духа подлинного товарищества, равенства всех его членов в сочетании со строгой требовательностью к каждому.
Жуковский В.А. Акварель К. П. Брюллова. 1835 г. Рим
Согласно сложившейся традиции Жуковский тоже получил арзамасское прозвище ("Светлана"), взятое из лучшей его баллады и удивительно точно выражающее нрав Жуковского - его светлый ум, добродушный характер, доброжелательность, уступчивость и мягкость. Жуковский стал бессменным секретарем общества. Это его рукой были написаны дошедшие до наших дней шутливые - прозаические и стихотворные - протоколы "Арзамаса". Он был изобретателем "арзамасской галиматьи", создателем особого "арзамасского наречия", но вместе с тем он был и самым значительным, самым талантливым поэтом "Арзамаса", уступив свое первенство только Пушкину.
1815 год - важнейшая веха в истории отношений Жуковского и Пушкина, время расцвета поэтической славы Жуковского. "Певец во стане русских воинов" принес молодому поэту (уже известному, но еще незнаменитому) славу русского Тиртея (певца, воспламенявшего воинов-греков на битву). И в этом облике - в ореоле участника Отечественной войны 1812 года - воспринимают Жуковского лицеисты, зачитываясь не только "Певцом", но и другими стихами поэта.
Поэзию Жуковского Пушкин знает и любит с детских лет,- иначе и не может быть, потому что Жуковский- желанный гость в доме родителей Пушкина, живущих в Москве. Но прежде чем состоялось настоящее знакомство двух поэтов, познакомились и подружились их музы. Проездом через Москву в начале января 1815 года Жуковский читает в рукописи (полученной В. Л. Пушкиным от племянника) "Воспоминания в Царском Селе" с вдохновенными строчками о себе:
О Скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй,
Среди друзей твоих, с душой воспламененной,
Взгреми на арфе золотой!
Переехав в Петербург из Дерпта, Жуковский спешит посетить Лицей. В лицейских ведомостях его имя значится среди посетителей уже в июне 1815 года, но состоялась ли встреча, сказать трудно, ибо Жуковский напишет Вяземскому о своем знакомстве с "молодым нашем чудотворцем" 19 сентября этого же года. Пушкин отзовется на эту "царскосельскую" встречу стихами своего послания "К Жуковскому (Благослови, поэт...)" еще позднее, в 1816 году:
И ты, природою на песни обреченный!
Не ты ль мне руку дал в завет любви священный?
С этого момента Жуковский - поэтический наставник юного Пушкина - не единственный, но первый и главный среди целого созвездия ярких поэтических талантов, учивших и ободрявших Пушкина-лицеиста.
Их уже связывает дружба, несмотря на разницу лет (Пушкин на 16 лет моложе своего наставника). Они общаются почти ежедневно - десятки, сотни встреч! Следы теснейшего общения хранят рукописи Пушкина, бумаги Жуковского, мемуары современников, письма друзей. Пушкин ценит Жуковского-поэта, понимает и любит его, хотя далеко не всё принимает в его творчестве. Уникальная поэтическая память Пушкина вмещает бесчисленное количество стихов Жуковского, который любит повторять, что, если Пушкин не запоминает его стихотворной строки, она требует переделки.
Пушкин совсем по-арзамасски любит подшутить над своим наставником: он посвящает ему немало шутливых записок, экспромтов, пародий и даже хотя и не очень обидных, но острых эпиграмм. "Послушай, дедушка",- посмеется он над стихотворением Жуковского "Тленность". Уже вдали от Петербурга, советуя Жуковскому при составлении сборника своих сочинений "не слушаться маркиза Блудова", Пушкин по-озорному перефразирует начало обращенного к Блудову послания Жуковского:
Веселого пути
Я Блудову желаю...
Для Пушкина Жуковский не только поэт-переводчик - русский Гёте, Грей, Шиллер и Томсон, но одновременно и бравый "штабс-капитан" (в этом чине Жуковский вышел в отставку после окончания военной кампании 1812 года).
Резвое и шаловливое перо Пушкина не только выписывает строчки знаменитой пародии на "Двенадцать спящих дев", включенные в IV песнь "Руслана и Людмилы", но набрасывает на полях рукописи шаржированный портрет самого автора баллады. В черновиках "Руслана и Людмилы" Жуковский изображен в виде старого добродушного дядьки. Жуковский не обиделся и, слушая поэму у себя на литературных вечерах, оценил изящество и остроумие литературной шутки Пушкина, давая "Руслану и Людмиле" самую высокую оценку: "Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму "Руслан и Людмила"".
Жуковский был склонен к самоиронии: в одном из своих поздних писем он назовет себя "поэтическим дядькой чертей и ведьм немецких и английских", как бы вторя давней петербургской шутке Пушкина. Резвился не один Пушкин, читая наизусть шутливое, от имени Жуковского написанное "Послание к павловским фрейлинам", к сожалению, не сохранившееся (а может быть, просто сымпровизированное в Павловске у Жуковского, куда юный поэт приехал вместе с А. Тургеневым поздней ночью и всю ночь забавлял и потешал хозяина, который тоже не отставал от своих ночных гостей).
Уже на юге, работая над "Кавказским пленником", Пушкин мысленно перенесся в Петербург и, вспомнив об одной из таких же встреч, начал торопливо набрасывать строки обращенного к Жуковскому послания: "...как ты шалишь и как ты мил".
Таким рисовался его воображению далекий петербургский наставник! Вдали от столицы Пушкин помнил Жуковского, требовал от него и от общих друзей новых его стихов: они нужны ему как воздух ("брат пришлет тебе мои стихи, жду твоих, как утешения"), он будет бредить, болеть ими, непрестанно повторять полюбившиеся ему строчки.
Вернувшись в Петербург в мае 1827 года, Пушкин не застал Жуковского в столице. Их первая встреча после семилетней разлуки состоится лишь в ноябре 1827 года, и возобновится их постоянное, доверительное, дружеское общение.