"Философ резвый и пиит..." (Зажурило В.К.)

Юный Пушкин видел Константина Николаевича Батюшкова еще в доме своих родителей, в Москве, но знакомство и личное общение с ним началось значительно позже, в Петербурге. Поэзия Батюшкова оказала на молодого поэта значительное и плодотворное влияние. Оно обнаруживается уже в его лицейских стихотворениях - "в складе выражений и особенно во

взглядах на жизнь и ее наслаждение,- говорил Белинский.- Во всех их видна нега и упоение чувств, столь свойственные музе Батюшкова".

Белинский В.Г. Брюллов Н.А. с оригинала Горбунова К.А. 1838 г.

В 1815 году в первом номере "Российского музеума" появилось стихотворение "К Батюшкову", где Пушкин с любовью и восхищением рисует его образ:

 Философ резвый и пиит,
 Парнасский счастливый ленивец,
 Харит изнеженный любимец, 
 Наперсник милых Аонид... 
 ........................ 
 Играй: тебя младой Назон,
 Эрот и Грации венчали,
 А лиру строил Аполлон.

Быть может, именно знакомство с этими стихами побудило Батюшкова в феврале 1815 года приехать в Царское Село, чтобы навестить племянника своего старого знакомца В. Л. Пушкина. Он застал юного поэта больным в лицейском лазарете.

В шестом номере "Российского музеума" этого же года появилось второе послание Пушкина "Батюшкову", в котором отразились и беседы двух поэтов:

 А ты, певец забавы
 И друг Пермесских дев,
 Ты хочешь, чтобы славы
 Стезею полетев,
 Простясь с Анакреоном,
 Спешил я за Мароном
 И пел при звуках лир
 Войны кровавый пир.

Но Пушкин не принял совета Батюшкова - настроить свою лиру на героический лад: "Бреду своим путем, будь всякой при своем..."

Задумав писать поэму о Бове, он уступил свой замысел Батюшкову и в письме Вяземскому в марте 1816 года просил обнять Батюшкова "за того больного, у которого, год тому назад, завоевал он Бову Королевича".

Батюшков был уже известным поэтом. Его первые литературные опыты создавались под непосредственным влиянием Н. М. Карамзина и М. Н. Муравьева и появились в "Вестнике Европы", других журналах и альманахах. "Просвещенные любители словесности", как писал Н. И. Гнедич, высоко оценили поэзию "ума и сердца" Батюшкова.

Но великие события увлекли поэта, он принял участие в героической борьбе русского народа с войсками Наполеона. В феврале 1807 года Батюшков в рядах ополчения выступил в поход: "Мы идем, как говорят, прямо лбом на французов". В битве под Гейльсбергом он был ранен, и "его вынесли полумертвого из груды убитых и раненых товарищей". События 1812 года потрясли Батюшкова. Пламенный патриот, он писал еще в 1809 году Н. И. Гнедичу: "Любить отечество должно. Кто не любит его, тот изверг!"

Батюшкову довелось побывать в Москве после отхода французских войск. Ему представилась страшная картина разрушения. Он с гневом писал Гнедичу: "Варвары, вандалы! И этот народ извергов осмелился говорить о свободе!" "Москвы нет! потери невозвратные!.. Сколько зла"! - повторял поэт в письме к Вяземскому.

 Трикраты с ужасом потом
 Бродил в Москве опустошенной
 Среди развалин и могил...

В 1813 году его направили в Дрезден адъютантом к генералу Н. Н. Раевскому, с которым он делил все опасности и трудности военного похода, легко их перенося, несмотря на свое хрупкое здоровье. "Три войны, и все на коне, и в мире на большой дороге",- скажет он впоследствии. В письме к Жуковскому сообщал: "В Париж я вошел с мечом в руке. Из Парижа в Лондон, из Лондона в Готенбург, в Стокгольм... в Петербург. Вот моя Одиссея, поистине Одиссея!"

Батюшков остановился у своей тетки Е. Ф. Муравьевой, в доме на Фонтанке. Старший друг и покровитель А. Н. Оленин зачислил его на службу в Публичную библиотеку.

Оленин А.Н. Копия Лашина А. К. с оригинала Варнека А. Г. 1820-е гг.

В 1815 году Батюшкова заочно избрали в члены "Арзамаса" под именем "Ахилл", а впервые он присутствовал на заседании общества в доме А. И. Тургенева 27 августа 1817 года.

Собрания "Арзамаса" его увлекали. "В "Арзамасе" весело, - сообщает он П. А. Вяземскому и дает характеристики некоторым арзамасцам: ...отдохнул с людьми, ибо это, право, люди: Блудов, столь острый и образованный; Тургенев, у которого доброты достанет па двух, и какого-то аттицизма, весьма приятного и оригинального, человек на десять; ...Орлов, у которого - редкий случай! - ум забрался в тело, достойное Фидиаса, и Жуковский, исполненный счастливейших качеств ума и сердца, ходячий талант".

Друзья запомнили кроткую, миловидную наружность Батюшкова: она "согласовалась с неподражаемым благозвучием его стихов, с приятностью его плавной и умной прозы. Он был моложав, часто застенчив, сладкоречив; в мягком голосе и в живой, но кроткой беседе его слышался как бы тихий отголосок внутреннего пения".

Пушкин встречался с Батюшковым не только в "Арзамасе", но и во многих петербургских домах. Сохранился экспромт, посвященный дружескому собранию в Царском Селе 1 сентября 1817 года. Его содержание живо передает непринужденное веселое настроение участников:

В октябре этого же года Батюшков и Пушкин в Царском Селе провожали В. А. Жуковского, уезжавшего в Дерпт.

Высоко оценив дарование юного поэта, Батюшков с интересом следил за его развитием. Маленькому Пушкину, скажет он, "Аполлон дал чуткое ухо". А "арзамасцу" Д. Н. Блудову сообщит: "Талант чудесный! вкус, остроумие, изобретательность, веселость!" В письме к Вяземскому в мае 1818 года он отзывался о "Руслане и Людмиле": "Молодой Пушкин пишет прелестную поэму и зреет".

Первый биограф Пушкина П. В. Анненков вспоминает о том, как "Батюшков судорожно сжал в руках" листок бумаги, на котором читал пушкинское "Послание к Ю<рье>ву", и проговорил: "О как стал писать этот злодей!" По словам Анненкова, он "нередко с изумлением смотрел, как антологический род поэзии, созданный им на Руси, легко и непринужденно подчиняется перу молодого человека, занятого, по-видимому, только удовольствиями и рассеяниями света". Батюшкову казалось опасным увлечение Пушкина светскими развлечениями, и он советовал А. И. Тургеневу его "запереть в Геттинген и кормить года три молочным супом и логикою... но да спасут его Музы и молитвы наши!"

В 1817 году вышел в свет первый сборник произведений Батюшкова "Опыты в стихах и прозе", которому суждено было стать единственным. Поэт рассматривал его как итог своего поэтического творчества.

Слабое здоровье Батюшкова и "ипохондрия" заставили друзей в 1818 году хлопотать о причислении его к Министерству иностранных дел, с тем чтобы он мог поехать для лечения в Италию. Хлопоты увенчались успехом. "Вчера проводили мы Батюшкова в Италию,- сообщал 20 ноября А. И. Тургенев П. А. Вяземскому.- Отправились в Царское Село, где ожидал уже нас хороший обед и батарея шампанского. Горевали, пили, смеялись, спорили, горячились. Готовы были плакать и опять пили... В девять часов вечера усадили нашего милого вояжера и с чувством долгой разлуки обняли его и надолго простились". Вместе с А. И. Тургеневым проводить поэта собрались Е. Ф. Муравьева с сыном Никитой, М. С. Лунин со своей сестрой, В. А. Жуковский, Пушкин.

Тургенев И.С. Рисунок Горбунова К.А. 1846 г

Италия не помогла Батюшкову. Душевная болезнь прогрессировала. Пророчески звучат его слова: "Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес на голове красивый сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги. Поди, узнай теперь, что в нем было". И скажет с глубокой скорбью: "Меня уже нет".

Печальное известие о болезни Батюшкова достигло и Михайловское. Глубокая тревога звучит в письме Пушкина брату 21 июля 1822 года: "Мне писали, что Батюшков помешался: быть нельзя: уничтожь это вранье". Обращаясь к К. Ф. Рылееву 25 января 1825 года, поэт опять с грустью вспоминает о трагической судьбе Батюшкова: "Уважим в нем несчастия и не созревшие надежды".

В наброске статьи 1824 года "Причинами, замедлившими ход нашей словесности..." Пушкин писал: "Батюшков, счастливый сподвижник Ломоносова, сделал для русского языка то же самое, что Петрарка для италианского".

Некоторые пушкинские стихотворения, пишет П. В. Анненков, имеют сходство с "манерой Батюшкова". Рассказывают, что в 1828 году Пушкин сказал о своем стихотворении "Муза": "Я люблю его - оно отзывается стихами Батюшкова".

К сборнику Батюшкова Пушкин обратился в 1830 году. На полях второй части "Опытов" он сделал множество замечаний, пометок, зачеркиваний. Он изучал и как бы редактировал этот сборник.

Сам автор ранее в письмах к Н. И. Гнедичу, В. А. Жуковскому и П. А. Вяземскому просил при чтении "выкидывать лишнее". Надо полагать, что Пушкин знал об этом и сделал то, чего не выполнили друзья Батюшкова. В своих замечаниях он выступает как собрат по перу, судит строго и профессионально. Эти замечания - бесценный материал для понимания зрелой поэтики Пушкина. Они делятся почти поровну на положительные и отрицательные. Поэт писал их для себя, не стесняясь в выражениях. "Дрянь, вяло, плохо, черт знает что",- замечает он о некоторых стихотворениях. Но многие стихи получают восторженные оценки: "Что за чудотворец этот Батюшков", "По чувству, гармонии, по роскоши и небрежности воображения - лучшая элегия Батюшкова" и т. п.

Не случайно Белинский настойчиво напоминал об особой заслуге Батюшкова, который "много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно".

В сборнике Батюшкова был напечатан и очерк "Прогулка в Академию художеств", который увидел свет еще в журнале "Сын отечества" в 1814 году. Пушкин использовал материал очерка во вступлении к поэме "Медный всадник", в особенности описывая преображение "топи блат" в "великолепный Петербург".

...Батюшкова привезли в Москву в 1828 году и поселили в небольшом домике в Грузинах под наблюдением доктора и под надзором старой любящей его покровительницы-тетки Е. Ф. Муравьевой.

Последний раз Пушкин видел его в 1830 году в Грузинах, но Батюшков уже никого не узнавал. "И был он мертв для внешних впечатлений..." - с грустью скажет П. А. Вяземский.