"Наш Аристип и Асмодей..." (Зажурило В.К.)

В VII главе "Евгения Онегина" Пушкин упомянул о встрече своей героини Татьяны у скучной тетки в Москве с поэтом и критиком Петром Андреевичем Вяземским:

 К ней как-то Вяземский подсел
 И душу ей занять успел.

"Эта шутка Пушкина очень меня порадовала. Помню, что я очень гордился этими двумя стихами",- писал впоследствии Вяземский, один из ближайших друзей поэта.

Пушкин ценил в своем друге проницательность и глубину ума, умение блестящим, глубоко содержательным разговором "занять душу" своего собеседника.

В их переписке отразились бурные литературные споры, все, что "к размышлению вело". Сохранилось семьдесят четыре письма Пушкина к Вяземскому и сорок шесть писем Вяземского. Несомненно, что какая-то часть переписки друзей была уничтожена ими в тревожные дни после декабрьского восстания.

Любивший острую шутку, Вяземский так описывает собственную внешность:

"У меня маленькие и серые глаза, вздернутый нос... Как бы в вознаграждение за маленький размер этих двух частей моего лица, мой рот, щеки и уши очень велики. Что касается до остального тела, то я ни Эзоп, ни Аполлон Бельведерский!.. У меня чувствительное сердце... У меня воображение горячее, быстро воспламеняющееся. восторженное, никогда не остающееся спокойным...

Я очень люблю изучение некоторых предметов, в особенности поэзии. Я не стараюсь отгадать, подлинное ли я дитя муз или только выкидыш,- как бы то ни было, я сочиняю стихи. Я не глуп,- но мой ум часто очень забавен".

Детство Вяземского прошло в подмосковном имении Остафьево. Большое влияние оказал на него отец - человек большого ума и благородного сердца. Остроумный спорщик, любитель самых разнообразных отраслей знаний - гуманитарных и точных наук, Андрей Иванович Вяземский собрал обширную библиотеку. "Урывками и тайком обращали... на себя мое ребяческое внимание", вспоминал Петр Андреевич, любимые книги отца- исторические и философские. Ему обязан поэт образованием, многими чертами своего характера: мужеством, стойкостью, твердостью в защите своих убеждений. Методы воспитания ребенка носили спартанский характер. Так, например, впечатлительного и робкого, его оставляли одного ночью в парке, а чтобы научить плавать - бросали в пруд.

В 1804 году его сестра (внебрачная дочь А. И. Вяземского) Екатерина Андреевна Колыванова вышла замуж за Н. М. Карамзина, в их семье "русский литературный оттенок смешался с французским колоритом, который до него первенствовал".

Два года пребывания Петра Вяземского в Петербургском иезуитском пансионе, в который его отвезли в 1805 году, расширили круг его интересов, особенно литературных.

Возвратившись в Остафьево, в доме родителей он "нашел Дмитриева и В. Л. Пушкина, юношу Жуковского и других писателей". "Отец хотел видеть во мне математика, Карамзин боялся видеть во мне плохого стихотворца", - шутливо вспоминал Вяземский. Оба они ошиблись. Он стал выдающимся интересным литературным критиком и журналистом, значительным поэтом.

После смерти отца в 1807 году наставником и опекуном осиротевшего юноши стал Карамзин, влияние которого не смогло оградить молодого Вяземского от увлечения светской жизнью, ее излишествами. "Я прокипятил на картах около полумиллиона",- признавался он впоследствии.

В 1811 году хлопотами Н. М. Карамзина Вяземский был определен на службу, получил звание камер-юнкера, и в том же году женился на Вере Федоровне Гагариной. Вера Федоровна была впоследствии большим другом Пушкина.

В годы нашествия Наполеона на Россию Вяземский вступил в ополчение и участвовал в Бородинском сражении. Слабое здоровье помешало его дальнейшей военной службе. Он отдался серьезной литературной и критической деятельности и принимал самое живое участие в общественно-литературной борьбе своего времени.

Пушкина Вяземский знал еще в Москве ребенком, будучи знаком с его родителями, и в особенности с дядей- Василием Львовичем Пушкиным. Познакомившись со стихами лицейского поэта, он писал К. Н. Батюшкову в феврале 1815 года: "Его "Воспоминания" вскружили нам голову с Жуковским. Какая сила, точность в выражениях, какая твердая и мастерская кисть в картинах. Дай бог ему здоровья и учения, и в нем будет прок и горе нам. Задавит каналья!"

Приехав в столицу в 1816 году, он, вместе с Карамзиным и Жуковским, поспешил навестить Пушкина в Царском Селе. С этого времени и началось их общение. Молодой Пушкин, несмотря на разницу в возрасте (Вяземский был старше его на семь лет), сумел завоевать симпатию и дружеское расположение "взрослого" Вяземского. Дальнейшее сближение произошло на почве общих литературных симпатий, приведших их в "Арзамас".

Активный член "Арзамаса", Вяземский сатирическим пером разил "Беседу любителей русского слова", вполне оправдывая свое арзамасское прозвище "Асмодей" - демон чародейства. "Я разлился потоком эпиграмм",- вспоминал он с удовольствием. Эпиграммы Вяземского возбуждали полемический задор "Сверчка".

Пушкин высоко ценил этот дар своего старшего друга. Он писал в 1820 году:

 Язвительный поэт, остряк замысловатый,
 И блеском колких слов, и шутками богатый,
 Счастливый Вяземский, завидую тебе.
 Ты право получил, благодаря судьбе,
 Смеяться весело над злобою ревнивой,
 Невежество разить анафемой игривой.

Общаясь с вольнолюбивой молодежью, среди которой были Н. И. Тургенев, Н. М. Муравьев, М. Ф. Орлов и многие другие, Вяземский мечтал об изменении общественного строя России. Вместе с ними он понимал, как важно для этого иметь влияние на публику: "Как похитить это влияние? Изданием журнала... Журналов у нас большой недостаток". Но мечты о журнале не сбылись.

Для Вяземского жить в Петербурге - значило "идти на всех и всякого рода домовых деспотизма". Рабство на теле государства Российского нарост; ...начнешь толковать о средствах, как его срезать вернейшим образом и так, чтобы рана затянулась скорее", - писал он А. И. Тургеневу в феврале 1820 года. Сочиненное Вяземским письмо об уничтожении крепостничества послужило одним из толчков к составлению записки о создании общества для разработки проекта об освобождении крестьян. Подписанная группой передовых дворян, записка была подана Александру I, но, естественно, не встретила одобрения. Начальство, которому известны были оппозиционные настроения Вяземского, приняло свои меры. Служивший в Варшаве, Вяземский в апреле 1821 года был выслан из польской столицы. Он уехал в Москву. На год раньше покинул Петербург и Пушкин, отправляясь в южную ссылку.

Вяземский с глубоким вниманием следил за творчеством Пушкина и в своих статьях выступал с тонкой и верной критикой его произведений. "Благодарю тебя, милый Вяземский! пусть утешит тебя бог за то, что ты меня утешил. Ты не можешь себе представить, как приятно читать о себе суждение умного человека", - писал Пушкин, познакомившись с его статьей "О Кавказском пленнике, повести соч. А. Пушкина", напечатанной в 1822 году в "Сыне отечества".

Литературно-критическую деятельность своего друга поэт ценил очень высоко: "Проза князя Вяземского чрезвычайно жива. Она обладает редкой способностью оригинально выражать мысли - к счастью, он мыслит, что довольно редко между нами". Высоко ценил он и поэзию Вяземского, хотя и не скупился на критические замечания, впрочем, неизменно доброжелательные. "...Присылай нам своих стихов, - писал Пушкин в апреле 1820 года, - они пленительны и оживительны - "Первый снег" прелесть; "Уныние" - прелестнее". Впоследствии он вспоминал: ""Первый снег" я читал еще в в 20 году и знаю наизусть".

Из стихотворения "Первый снег" Пушкин взял эпиграф к первой главе "Евгения Онегина":

И жить торопится, и чувствовать спешит

В письмах поэта разбросано множество отзывов о стихах Вяземского. "Мой милый, поэзия твой родной язык", - восклицает он в августе 1825 года.

 Сатирик и поэт любовный,
 Наш Аристип* и Асмодей,
 Ты не племянник Анны Львовны,
 Покойной тетушки моей.
 Писатель нежный, тонкий, острый,
 Мой дядюшка - не дядя твой,
 Но, милый, - музы наши сестры,
 Итак, ты всё же братец мой.

^*(Аристип - древнегреческий философ, родившийся в 430 г. до н. э.)

Вяземский - поэт сложной и своеобразной литературной биографии. Остроумный памфлетист и сатирик, мастер излюбленного "арзамасцами" жанра дружеских посланий, он в 20-х годах печатался в "Полярной звезде" Рылеева и Бестужева. Вершиной этого жанра можно назвать стихотворение "Негодование", которое не увидело света и распространялось в списках. По резкой критике, гражданскому пафосу его можно поставить рядом с произведениями Рылеева:

 Мой Аполлон - негодованье!
 При пламени его с свободных уст моих
 Падет бесчестное молчанье,
 И загорится смелый стих.
 Негодование! огонь животворящий!

В стихотворениях "Давным-давно" и "Русский бог" дается смелая и злая сатирическая картина нравов крепостнической России. При жизни поэта стихи "Русский бог" распространялись в списках, и только в 1854 году были напечатаны в Вольной русской типографии в Лондоне.

События 14 декабря 1825 года потрясли Петра Андреевича. "Сей бедственный для России день и эпоха кровавая, за ним следующая, были страшным судом для дел, мнений и помышлений настоящих и давно прошедших. Мое имя не вписалось в его роковые скрижали", - писал он впоследствии в "Записке о кн. Вяземском, им самим составленной". Но современники назвали его - "декабрист без декабря". Недостойная процедура "судилища" над декабристами и лицемерная роль верховного судьи - царя вызвали его глубокое негодование. С щемящей скорбью встретил он жесточайший приговор, приведенный в исполнение 13 июля 1826 года.

"Для меня этот день (13 июля) ужаснее 14-го,- читаем в "Записной книжке". - По совести нахожу, что казни и наказания несоразмерны преступлениям, в коих большая часть состояла в одном умысле. Вижу в некоторых из приговоренных помышление о возможном цареубийстве, но истинно не нахожу ни в одном твердого убеждения в решимости на совершение оного.

Как нелеп и жесток доклад суда! ...казней по-настоящему три: смертная, каторжная работа и ссылка на поселение".

"Не наше дело судить, а все-таки сто двадцать братьев на каторге",- писал он А. И. Тургеневу и Жуковскому 29 сентября 1826 года, повторяя слова Пушкина, сказанные в письме к нему в августе этого же года: "Но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна!"

Воспоминания о них нахлынули на Вяземского и Пушкина, когда они весной 1828 года отправились на прогулку по Петропавловской крепости в праздник преполовения. Этот праздник проходил в столице очень парадно, при большом стечении народа перед Петропавловской крепостью - на суше и на воде. Крестный ход шествовал по крепостным стенам.

В письме к жене Вяземский писал: "Мы садились с Пушкиным в лодочку... пошли бродить по крепости и бродили часа два... много странного и мрачного и грознопоэтического в этой прогулке по крепостным валам и по головам сидящих внизу в казематах". Здесь когда-то томились декабристы, на кронверке крепости были повешены пять руководителей восстания...?

В память об этом дне друзья подняли здесь с земли и унесли с собой пять сосновых щепок. Бережно сохранил их Вяземский в ящичке под своей печатью, прикрепив к крышке записку: "Праздник Преполовения за Невою. Прогулка с Пушкиным. 1828 год".

До этого Вяземский встретился с Пушкиным после долгих лет разлуки в Москве в сентябре 1826 года. Постоянно общаться они стали уже в Петербурге, куда Вяземский переехал с семьей зимой 1832 года на постоянное жительство.

Поданная царю записка Вяземского под названием "Моя исповедь" - замечательный памятник русской общественной мысли. Она еще раз дает возможность судить о независимой позиции этого незаурядного человека, который открыто давал понять, что, по его мнению, правительство перед ним, гражданином, виновато. Разве он не имеет права выступать с критикой верховной власти? И Пушкин, и его друзья тогда еще надеялись, что правительство в своих действиях прислушается к мнению просвещенных передовых людей и будет им руководствоваться.

К этому времени Пушкин и Вяземский не имели своего журнала. Пушкин охладел к "Московскому вестнику", Петр Андреевич порвал с "Московским телеграфом". Поэтому для них было так важно полученное А. А. Дельвигом в 1830 году разрешение на издание "Литературной газеты". Наступило время тесного и плодотворного сотрудничества Вяземского с Пушкиным и Дельвигом. Писатели пушкинского круга выступали теперь как единая общественная сила, против засилья рептильной (продажной) журналистики. "Надобно же оживлять "Газету", чтобы морить Пчелу-пьявку, чтобы поддержать хотя бы один честный журнал в России", - писал Вяземский А. И. Тургеневу 25 апреля 1830 года. Общественное значение его журналистской деятельности подчеркивает Пушкин: "Ты много оживил ее ("Литературную газету".- Авт.). Поддерживай ее, покамест у нас нет другой. Стыдно будет уступить поле Булгарину". Несмотря на трудности, "Литературная газета", по мнению современников, была газетой замечательной, а статьи в ней - оригинальными, которые можно "прочесть и перечесть".

С необыкновенной яростью набросился на "Литературную газету" издатель газеты "Северная пчела" Булгарин со своей братией. Они обращались к самым недостойным приемам, вплоть до личных выпадов в печати и доносов на своих противников.

В 1830 году Вяземский снова начал хлопоты о службе и по приезде в Петербург был назначен чиновником по особым поручениям при министре финансов Е. Ф. Канкрине. Но дело затягивалось. Наконец в 1831 году он получил звание камергера, а затем должность вице-директора Департамента внешней торговли. Пушкин, поздравляя его со званием камергера, писал шутливо:

 Любезный Вяземский, поэт и камергер...
 (Василья Львовича узнал ли ты манер? 
 Так некогда письмо он начал к камергеру,
 Украшенну ключом за Верность и за Веру) 
 Так солнце и на нас взглянуло из-за туч!
 На заднице твоей сияет тот же ключ.
 Ура! хвала и честь поэту-камергеру.
 Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.

Усиление цензурного гнета, вызванное июльской революцией 1830 года во Франции и событиями 1831 года в Польше, тяжело отозвалось на участи передовых писателей. "Литературная газета" была закрыта, а Пушкин и его друзья опять остались без печатного органа. Такая же участь постигла и московский журнал "Европеец", издававшийся И. В. Киреевским. По поводу запрещения "Европейца" Вяземский обратился с письмом к Бенкендорфу, смело защищая не только Киреевского, но и круг всех передовых писателей. Осуждая действия цензуры, он обвинял и цензоров, которые "чрезвычайно трусливы и мелочны и, следовательно, всякая мера, принятая правительством и усугубляющая строгость цензуры, носит характер пристрастия". Тем самым Вяземский обвинял и действия власти. По мнению Пушкина, письмо это - "смелое, умное и убедительное". Но правительство не меняло своих решений.

Только в 1836 году Пушкин получил разрешение издавать журнал "Современник", вокруг которого сразу же сплотились его литературные друзья и единомышленники.

Смерть Пушкина была для Вяземского не только личной трагедией - он понимал, что гибель поэта - огромная потеря для всей России, для всего мира:

 Вам затвердит одно рыдающий мой стих:
 Что яркая звезда с родного небосклона
 Внезапно сорвана средь бури роковой,
 Что песни лучшие поэзии родной
 Внезапно замерли на лире онемелой,
 Что пел во всей поры красы и славы зрелой
 Наш лавр, наш вещий лавр, услада наших дней,
 Который трепетом и сладкозвучным шумом
 От сна воспрянувших пророческих ветвей
 Вещал глагол богов на севере угрюмом,
 Что навсегда умолк любимый наш поэт,
 Что скорбь постигла нас, что Пушкина уж нет.