"Пасичник Рудый Нанько" (Мостовская Н.Н.)

Ужели нельзя хоть помечтать о будущем? Этим богатством я всегда буду наделен. Оно не оставит меня во все дление жизни", - писал Гоголь своему приятелю из Нежина накануне отъезда в Петербург. Юношеские мечты о своем предназначении, о жизненном поприще, "истинно полезном для человечества", ассоциировались у Гоголя с Петербургом.

В конце декабря 1828 года он приехал в Петербург с рекомендательными письмами, с рукописью юношеской поэмы "Ганц Кюхельгартен", с надеждой прекрасным делом "означить свое существование", "сделать жизнь свою нужною для блага государства". В Петербург Гоголь привез и восхищение Пушкиным, своим любимым поэтом, стихотворения и поэмы которого он хорошо знал еще в гимназии. По свидетельству П. В. Анненкова, вскоре по приезде Гоголь предпринял попытку познакомиться с поэтом. Она оказалась неудачной, но характерной для молодого Гоголя и его восторженного отношения к Пушкину. "Чем ближе подходил он к квартире Пушкина (на набережной Мойки, у Полицейского моста, в гостинице Демута.- Авт.), тем более овладевала им робость и наконец у самых дверей квартиры развилась до того, что он убежал в кондитерскую и потребовал рюмку ликера... Подкрепленный им, он снова возвратился на приступ, смело позвонил и на вопрос свой: "дома ли хозяин", услыхал ответ слуги: "почивают!" Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: "верно всю ночь работал?" - "Как же, работал, - отвечал слуга, - в картишки играл". Гоголь признавался, - пишет Анненков, - что это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его. Он иначе представлял себе Пушкина до тех пор, как окруженного постоянным облаком вдохновения".

Но преклонение перед гением Пушкина Гоголь сохранил на всю жизнь. Высоким чувством благоговения проникнуты его петербургские встречи с Пушкиным и поздние воспоминания о них, дружеские и литературные контакты с поэтом.

Первые годы Гоголя в Петербурге связаны с поисками службы, с попытками заняться литературным трудом, с первыми публикациями в "Сыне отечества", "Отечественных записках", в "Литературной газете", "Северных цветах на 1831 год". Одновременно Гоголь интенсивно работал над первым томом "Вечеров на хуторе близ Диканьки". В начале 1830 года в "Отечественных записках" была опубликована его повесть "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала", в альманахе "Северные цветы на 1831 год" - глава из исторического романа "Гетьман", в "Литературной газете" - глава из малороссийской повести "Страшный кабан" (подписанная псевдонимом П. Глечик), статья "Несколько слов о преподавании детям географии" (под псевдонимом Г. Янов), статья "Женщина" (за подписью: "Гоголь"), отрывок из повести "Страшный кабан" (без подписи).

Ко времени знакомства с Пушкиным Гоголь был еще начинающим литератором, полным разнообразных творческих замыслов и планов. Но его уже заметили в критике. О. Сомов, автор рецензий на "Ганца Кюхельгартена", увидел в Гоголе "талант, обещающий в нем будущего поэта". На Гоголя обратили внимание известные писатели.

С 1831 года Гоголь постоянно посещал литературные "среды" П. А. Плетнева и "субботы" В. А. Жуковского.

В письме от 22 февраля 1831 года Плетнев усиленно рекомендовал Гоголя Пушкину, охарактеризовав его благожелательно как человека и как начинающего литератора. "Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее, - писал он. - Ты, может быть, заметил в "Северных цветах" отрывок из исторического романа, с подписью 0000, также в "Литературной газете" - "Мысли о преподавании географии", статью "Женщина" и главу из малороссийской повести "Учитель". Их писал Гоголь-Яновский... Сперва он пошел было по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамена: он перешел также в учители. Жуковский от него в восторге. Я нетерпеливо желаю подвести его к тебе под благословение. Он любит науки только для них самих и, как художник, готов для них подвергать себя всем лишениям. Это меня трогает и восхищает". В это время Пушкин, занятый хлопотами, связанными с предстоящей женитьбой, жил в Москве и о Гоголе еще ничего не знал. "О Гоголе не скажу тебе ничего, потому что доселе его не читал за недосугом. Отлагаю чтение до Царского Села", - отвечал он Плетневу в апреле 1831 года.

Гоголь же следил с пристальным вниманием за каждым литературным выступлением Пушкина. В двадцатых числах декабря 1830 года, вскоре после выхода в свет "Бориса Годунова", он начал писать статью о трагедии Пушкина, в которой назвал "Бориса Годунова" "великим", "вечным творением". Написанная в форме диалога, статья Гоголя предвосхитила журнальную полемику, развернувшуюся вокруг трагедии. Первый критический опыт молодого писателя (не опубликованный при его жизни) проникнут благоговейным восторгом перед творением Пушкина. Та же высокая оценка, данная творчеству Пушкина ("необъятный"), заключалась в другой неопубликованной статье - "О поэзии Козлова", над которой Гоголь начал работать, очевидно, до знакомства с Пушкиным. Нравственно Гоголь был подготовлен к встрече с поэтом и с нетерпением ждал ее.

В Петербург Пушкин приехал 18 мая 1831 года и до своего отъезда в Царское Село (25 мая) был на вечере у Плетнева, где, по свидетельству Анненкова, 20 мая ему был представлен Гоголь, Летом этого же года Пушкин жил в Царском Селе, Гоголь - в Павловске, на даче у Васильчиковой, занимаясь с ее сыном. Встречи Гоголя с Пушкиным и Жуковским участились. Польщенный знакомством и сближением с Пушкиным, Гоголь не без юношеской гордости в летних корреспонденциях к матери просит адресовать письма к нему "на имя Пушкина, в Царское Село".

"Все лето я прожил в Павловске и Царском Селе, - с восторгом писал он позднее своему другу А. С. Данилевскому.- Почти каждый вечер собирались мы: Жуковский, Пушкин и я. О, если б ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей. У Пушкина повесть октавами писанная "Кухарка", в которой вся Коломна и петербургская природа живая. - Кроме того, сказки русские народные - не то, что "Руслан и Людмила", но совершенно русские. Одна писана даже без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая". Из письма видно, что в период общения с Пушкиным в Царском Селе Гоголю стали известны поэма "Домик в Коломне", первоначально называвшаяся "Кухарка", сказки "О попе и о работнике его Балде", "О царе Салтане" и статья "Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов", направленная против Булгарина.

В письме к Пушкину от 21 августа 1831 года Гоголь набрасывает начало своей статьи, близкой по тону к пушкинской, в которой иронически сопоставляются Ф. Булгарин и А. Орлов.

Возможно, этим же летом Гоголь был посвящен и в историю создания "Повестей Белкина", рукопись которых ("посылка") Пушкин переслал с ним в Петербург для передачи Плетневу. По-видимому, в Царском Селе Пушкин познакомился с первыми литературными опытами молодого Гоголя, о них ему писал накануне Плетнев. Очевидно, во время летних встреч Гоголь читал Пушкину в рукописи повести первого тома "Вечеров на хуторе близ Диканьки", которые он готовил к печати под псевдонимом Пасичника Рудого Панька. В письме к Пушкину Гоголь сообщал о своем посещении типографии и о впечатлении наборщиков от "Вечеров" как о предмете, хорошо известном Пушкину: "У Плетнева я был, отдал ему в исправности вашу посылку и письмо. Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только что я просунулся в дверь, наборщики, завидя меня, давай каждый фиркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору (распорядителю работ.-Авт.) и он после некоторых ловких уклонений наконец сказал, что: штучки, которые изволили, прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни".

В ответном письме Пушкин поздравил Гоголя с безусловным успехом "Вечеров": "Поздравляю Вас с первым Вашим торжеством, с фырканьем наборщиков и изъяснениями факторов". Эпизод же с "прыскающими" и "фыркающими" наборщиками Пушкин полностью включил в свой одобрительный отзыв о первой книжке "Вечеров", предвосхитивший другие журнальные отклики (напечатан как "Письмо к издателю "Литературных прибавлений к "Русскому инвалиду"" (1831, № 79). "Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Все это так необыкновенно в нашей литературе, что я доселе не образумился", - писал Пушкин в краткой рецензии на "Вечера", одним из первых отмечая новаторство Гоголя-прозаика, его подлинный юмор и поэзию - черты дарования, которые дали возможность даже в кратком отзыве сравнить имя Гоголя с именами Мольера и Филдинга. Пушкин не только поддержал и высоко оценил незаурядное дарование молодого писателя, но и увидел в нем своего литературного соратника. Говоря о возможных нападках журналистов ("смешных жеманниц") на "неприличие выражений", "дурной тон", Пушкин имел в виду и нападки критики на него самого, в частности в связи с поэмой "Граф Нулин".

Общение Пушкина с Гоголем продолжалось и по их возвращении в Петербург. Они встречались на литературных раутах у общих знакомых - Плетнева, Жуковского, П. А. Вяземского, возможно, и у А. О. Смирновой. Гоголь мог быть и среди посетителей квартиры Пушкина. Чаще всего он бывал вместе с Пушкиным у Плетнева. Некоторые из этих встреч запечатлены в дневниковых записях А. В. Никитенко, П. А. Вяземского и в других мемуарных источниках. Автор "Вечеров" виделся с Пушкиным 10 февраля 1832 года на литературном обеде у А. Ф. Смирдина по случаю новоселья его книжной лавки.

На протяжении 1831-1834 годов имя Пушкина неоднократно упоминается в письмах Гоголя к М. П. Погодину, А. С. Данилевскому, В. А. Жуковскому. Все, связанное с Пушкиным, представляло для Гоголя особый интерес и важность, поэтому он делился со своими корреспондентами содержанием бесед с поэтом, упоминал о встречах с ним, проявлял живую заинтересованность в его литературных планах.

10 сентября 1831 года Гоголь сообщал Жуковскому об августовском свидании с поэтом в Петербурге ("Это была радостная минута") и об окончании им "Сказки о царе Салтане". В этом же месяце Гоголь отправил Пушкину экземпляр "Вечеров". В январе 1832 года он посылал А. С. Данилевскому альманах "Северные цветы на 1832 год" с рекомендацией прочитать "Пушкина чудную пиесу "Моцарт и Сальери"". А в марте Гоголь отправил ему "вторую книгу "Вечеров" и наудачу "Онегина"": "Может быть у вас в глуши его еще не читали. В таком случае ты обомлеешь от радости..."

30 ноября 1832 года Гоголь сообщает И. И. Дмитриеву о недавней встрече с поэтом и о полученном им отказе на издание газеты "Дневник". В письме к М. П. Погодину от 20 февраля 1833 года упоминается о свидании с Пушкиным и разговоре с ним по поводу работы над историей Петра I. А в мае Гоголь пишет Погодину: "Пушкин уже почти кончил историю Пугачева. Это будет единственное у нас в этом роде сочинение. Замечательна очень вся жизнь Пугачева. Интересу пропасть! Совершенный роман!"

Одновременно и Гоголь делился с Пушкиным своими творческими планами, встречая неизменную благожелательную поддержку поэта. К осени 1833 года относится попытка литературного сотрудничества в задуманном В. Ф. Одоевским альманахе, который должен был объединить трех участников: Пушкина (автора "Повестей Белкина"), самого организатора (создателя "Пестрых сказок"), Гоголя (Рудого Панька). Альманах предполагалось построить по типу бытовавших во французской литературе физиологических сборников, представляющих "разрез дома в 3 этажа". Судя по письму В. Ф. Одоевского к Пушкину, название альманаха "Тройчатка, или Альманах в три этажа" принадлежало Гоголю.

28 сентября 1833 года В. Ф. Одоевский писал по этому поводу Пушкину в Болдино: "Что делает наш почтеннейший г. Белкин? Его сотрудники Гомозейко (Одоевский.- Авт.) и Рудый Панько по странному стечению обстоятельств описали: первый - гостиную, второй - чердак; нельзя ли г. Белкину взять на себя ответственность - погреб, тогда бы вышел весь дом в три этажа и можно было бы к тройчатке сделать картинку, представляющую разрез дома в 3 этажа с различными в каждом сценами; Рудый Панько даже предлагал самый альманах назвать таким образом: Тройчатка или Альманах в три этажа, соч<инение> и проч. - что на это скажет г. Белкин?"

Одоевский В.Ф. Акварель Покровского А. 1844 г.

В ответном письме, написанном в шутливо-ироническом тоне, Пушкин отклонил эту затею, сославшись на "лень" и "хозяйственные хлопоты". В действительности же в это время поэт активно работал над "Медным всадником", подготавливал "Историю Пугачева", и замысел альманаха, по-видимому, утратил для него новизну и актуальность. Отказ Пушкина определил судьбу альманаха - он не состоялся. Безуспешной оказалась и попытка Одоевского организовать вместе с Гоголем альманах "Двойчатку". Тем не менее этот эпизод показателен для истории литературных отношений Пушкина и Гоголя, возможных сотрудников и соратников, так как альманах замышлялся в противовес булгаринской нравописательной литературе, проникнутой верноподданническими настроениями.

Пушкин высоко ценил талант Гоголя и был заинтересованным читателем многих его произведений до их публикаций. В письме к Одоевскому по поводу альманаха "Тройчатка" он интересовался комедией "Владимир III степени" как сюжетом, хорошо ему известным: "Что его комедия? В ней же есть закорючка". В дневнике поэта от 3 декабря 1833 года содержится запись: "Вчера Гоголь читал мне сказку "Как Ив. Ив. поссорился с Ив. Тимоф.". Очень оригинально и очень смешно". 3 мая 1834 года Пушкин присутствовал на чтении Гоголем у Д. В. Дашкова комедии "Женихи".

В 1833-м - начале 1834 года Гоголь усиленно изучал всеобщую историю. Занятый преподаванием в женском Патриотическом институте, он задумал написать историю Украины, всеобщую историю и всеобщую географию под названием "Земля и люди". Мечтал получить кафедру истории в Киевском университете. По его просьбе Пушкин взялся помочь ему в этом деле. Судя по письмам Гоголя этого периода, он часто встречался с Пушкиным, выполнявшим роль посредника между ним и министром просвещения С. С. Уваровым. Несмотря на хлопоты друзей, кафедру истории в Киевском университете Гоголь не получил, но был утвержден в должности адъюнкт-профессора Петербургского университета по кафедре всеобщей истории и с сентября 1834 года начал читать лекции по истории средних веков и древней истории для студентов второго курса. На одной из них, состоявшейся в октябре 1834 года, по приглашению Гоголя присутствовали Пушкин и Жуковский. Гоголь читал лекцию об арабском калифе Ал-Мамуне. Тема государственного реформатора была, очевидно, предметом разговоров Пушкина с Гоголем и имела прямое отношение к историческим интересам Пушкина, увлеченно работавшего в то время над историей Петра Великого.

По воспоминаниям студента Петербургского университета Н. Иваницкого, "лекция была блестящая" и вызвала одобрение поэта. "После лекции Пушкин заговорил о чем-то с Гоголем, - вспоминает Н. Иваницкий, - но я слышал одно только слово: увлекательно..."

Одновременно с занятиями историей Гоголь по совету Пушкина "начал историю русской критики". Запись, сделанная в дневнике Пушкина от 7 апреля 1834 года, отражает, по-видимому, разговоры Пушкина во время встреч с Гоголем о современной литературной критике и журналистике.

Исторические "штудии" Гоголя, так же как и его литературно-критические опыты, вошли в сборник "Арабески". Пушкин принимал активное участие в подготовке его к печати (конец 1834 года) и, возможно, в связи с этим не раз виделся с Гоголем. Между 15 октября и 9 ноября 1834 года Пушкин "перечел с большим удовольствием" рукопись "Невского проспекта". Незадолго до выхода в свет "Арабесок", в начале января 1835 года, Гоголь послал ему для просмотра предисловие с просьбой внести коррективы и сообщал о цензурных затруднениях в связи с "Записками сумасшедшего".

Сразу же по выходе в свет "Арабесок" Гоголь отправил Пушкину (около 22 января 1835 года) два экземпляра, один из них разрезанный, с просьбой "вычитать... ошибки". "Мне это очень нужно", - писал он. В этом же письме Гоголь приглашал Пушкина к себе: "Я до сих пор сижу болен, мне бы очень хотелось видеться с вами. Заезжайте часу во втором". Настойчивость, с которой Гоголь просил Пушкина прочитать "Арабески" с карандашом в руках, была не случайной. В состав сборника входила небольшая статья - "Несколько слов о Пушкине". В ней развивались оценки поэта и отдельных его произведений, высказанные Гоголем ранее, в начале 1830-х годов, в неопубликованных статьях "Борис Годунов", "О поэзии Козлова", в некоторых его письмах. Здесь впервые в русской критике утверждалась мысль о Пушкине как о великом русском национальном поэте. Пушкину были известны и некоторые повести, входившие в состав "Арабесок", поэтому его мнение было для Гоголя не только небезынтересным, но важным и "очень нужным".

Осенью 1835 года дружеские и литературные контакты Гоголя и Пушкина становятся особенно тесными Об огромном нравственном авторитете Пушкина в период напряженной работы над "Мертвыми душами" и "Ревизором" Гоголь писал позднее в "Авторской исповеди": "Пушкин заставил меня взглянуть на дело сурьезно. Он уже давно склонял меня приняться за большое сочинение... и в заключение всего отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет "Мертвых душ". (Мысль "Ревизора" принадлежит также ему.)".

Конкретные обстоятельства "передачи сюжетов" Гоголь не объясняет. В письме от 7 октября 1835 года он сообщает Пушкину о начале работы над "Мертвыми душами" как о предмете известном и близком адресату. Здесь же Гоголь обращается с просьбой дать "какой-нибудь сюжет" для комедии, "смешной или не смешной, но русский чисто анекдот": "Рука дрожит написать тем временем комедию".

Очевидно, в начале сентября, до своего отъезда из Петербурга, Пушкин виделся с Гоголем. Разговор шел о "Мертвых душах", возможно, тогда и произошла "передача сюжета". По окончании первых глав "Мертвых душ" Гоголь вновь встретился с поэтом и прочел ему написанное.

18 января 1836 года Пушкин на вечере у Жуковского услышал, как Гоголь читал "Ревизора". По свидетельству П. В. Нащокина, присутствовавшего во время чтения, Пушкин высоко оценил комедию: "..во все время чтения катался от смеха". Спустя несколько месяцев, в мае 1836 года, поэт выполнил поручение М. С. Щепкина, связанное с московской постановкой "Ревизора". В письме к жене (от 6 мая) Пушкин просил "послать за Гоголем", с тем чтобы он приехал в Москву и прочитал бы актерам "Ревизора": "Без него актерам не спеться".

Общение Пушкина с Гоголем продолжилось в журнале "Современник" (1836), активным сотрудником которого был Гоголь. В первом же томе "Современника" Гоголь по приглашению Пушкина поместил "Коляску", "Утро делового человека", несколько рецензий, статью "О движении журнальной литературы 1834 и 1835 гг.", в работе над которой писатель пользовался советами Пушкина. Не все в статье Гоголя совпадало с мнением Пушкина, и он выступил с поправками к ней в "Письме к издателю", опубликованном в третьем томе "Современника" за подписью: "А. Б.".

В первом же томе "Современника" была напечатана рецензия Пушкина на второе издание "Вечеров", в которой подводились итоги развития и совершенствования таланта Гоголя от его литературного дебюта до предстоявшей первой постановки "Ревизора" в Петербурге. В третьем томе "Современника" Пушкин поместил повесть Гоголя "Нос", отклоненную "Московским наблюдателем", снадбив ее редакционным примечанием, которым предполагал оградить Гоголя от нападок критики. "Мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, веселого, оригинального..." - писал он в примечании от редакции.

В марте 1836 года Гоголь послал Пушкину для представления в цензуру "Утро чиновника".

А через месяц состоялось первое представление "Ревизора" на сцене Александринского театра в Петербурге, вызвавшее много толков и критических откликов. На защиту Гоголя выступил пушкинский "Современник". Здесь во втором томе была напечатана статья П. А. Вяземского о "Ревизоре", в которой комедия Гоголя ставилась в один ряд с классическими произведениями Фонвизина, Капниста, Грибоедова. П. А. Вяземский защищал автора "Ревизора" от обвинений "Северной пчелы" и "Библиотеки для чтения" в "грязности" и "безнравственности" пьесы.

Потрясенный всеобщей бурной реакцией на появление "Ревизора" на сцене и в печати ("...грустно мне это всеобщее невежество, движущее столицу... Грустно, когда видишь в каком еще жалком положении находится у нас писатель"), Гоголь поспешно собрался за границу. 6 июня 1836 года он уехал вместе с А. С. Данилевским из Петербурга. В письме к Жуковскому 16 июня из Гамбурга он писал: "Даже с Пушкиным я не успел и не мог проститься". Не простился он и с Жуковским. Однако Гоголь не оставил намерения сотрудничать в "Современнике" и предполагал прислать для пушкинского журнала "кое-что... из немецкой жизни".

Больше Гоголь с Пушкиным не виделся. Известие о гибели поэта застало его за границей. Писатель воспринял ее как личную катастрофу и невосполнимую национальную утрату. "Боже, как странно. Россия без Пушкина..." - писал он, потрясенный, Плетневу. Во многих письмах из-за границы в "Авторской исповеди" и "Переписке" Гоголь сказал о значении Пушкина-мастера в своей литературной судьбе емко и выразительно: "Все наслаждение моей жизни, все мое высшее наслаждение исчезло вместе с ним. Ничего я не предпринимал без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его пред собою. Что он скажет, что заметит он, чему посмеется, чему изречет неразрушимое и вечное одобрение свое, вот что меня только занимало и одушевляло мои силы". "Когда я творил, я видел перед собою только Пушкина... мне дорого было его вечное и непреложное слово. Ничего не предпринимал, ничего не писал я без его совета. Все, что есть у меня хорошего, всем этим я обязан ему... Я тешил себя мыслью, как будет доволен он, угадывал, что будет нравиться ему, и это было моею высшею и первою наградою".