В первой главе "Евгения Онегина" Пушкин писал: "Заглядывал я встарь в Академический словарь..." Эта строфа, в первой публикации, имела примечание: "Нельзя не пожалеть, что наши писатели слишком редко справляются со словарем Российской Академии. Он останется вечным памятником попечительной воли Екатерины и просвещенного труда наследников Ломоносова, строгих и верных опекунов языка отечественного". Далее Пушкин привел слова Н. М. Карамзина: "Словарь принадлежит к числу тех феноменов, коими Россия удивляет внимательных иноземцев; наша, без сомнения, счастливая судьба, во всех отношениях, есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем не веками, а десятилетиями".
Российская Академия была основана в 1783 году. Главная задача этого "полезного для отечества учреждения" состояла, как говорилось в Уставе, в "вычищении и обогащении российского языка, общем установлении употребления слов оного, свойственного оному витийство и стихотворение". Академии удалось объединить вокруг этого имевшего национальное значение дела весь цвет русского образованного общества - писателей, ученых, государственных деятелей. Членам Академии надлежало заботиться об издании книг по языкознанию, грамматике русской и славянской и т. п.
Первым президентом была назначена Е. Р. Дашкова. Членами Академии стали писатели Д. И. Фонвизин, Г. Р. Державин, Я. Б. Княжнин, В. В. Капнист и многие другие. Их трудами создавался в 1789-1794 годах "Словарь Академии Российской, производным порядком расположенный". Потребность в подобном труде назрела давно.
В 1806-1822 годах вышло в свет второе, существенно дополненное издание - "Словарь по азбучному порядку расположенный", в шести частях.
Многие члены Академии участвовали и в издании "Собеседника любителей российского слова". Здесь особенно примечательна статья Д. И. Фонвизина "Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание". "Вопросы" были столь остры, что императрица Екатерина II, вступив в полемику с автором, написала свои "ответы". В статье, посвященной Российской Академии, Пушкин цитировал некоторые из них.
Прошлую деятельность Академии он оценивал высоко. Когда в 1830-е годы готовилось третье издание "Словаря", поэт приветствовал это начинание, полагая, что распространение подобного труда "час от часу становится необходимее. Прекрасный наш язык, под пером писателей неученых и неискусных, быстро клонится к падению".
В то время президентом Академии был адмирал А. С. Шишков, занимавший эту почетную должность с 1813 года. Шишков один из основателей "Беседы любителей русского слова". Когда-то Пушкин вместе с членами "Арзамаса" со свойственной ему страстью принимал участие в борьбе с "Беседой" и высмеял Шишкова в эпиграмме "Угрюмых тройка есть певцов...". Со временем с ослаблением литературной борьбы отношение поэта к А. С. Шишкову - "старцу почтенному по своим душевным качествам и заслугам", как говорили современники, менялось. Узнав о назначении в 1824 году Шишкова министром народного просвещения, Пушкин выражал надежду на ослабление цензурного гнета и во "Втором послании цензору", написанном в 1824 году, посвятил ему строки:
Шишков наук уже правленье восприял.
Сей старец дорог нам: друг чести, друг народа,
Он славен славою двенадцатого года;
Один в толпе вельмож он русских муз любил,
Их, незамеченных, созвал, соединил...
Членами Академии были И. А. Крылов и В. А. Жуковский. По воспоминаниям современников, Шишкову "Пушкин нравился больше Жуковского за особенную чистоту языка и всегдашнюю ясность", он ценил "истинный талант" поэта.
3 декабря 1832 года президент Академии выступил в собрании с предложением: "...Избрать в действительные члены Академии нижеследующих особ:
Титулярного советника Александра Сергеевича Пушкина.
Отставного гвардии полковника Павла Александровича Катенина.
Камергера в должности директора московского театра Михайлу Ивановича Загоскина.
Священника и магистра Алексея Ивановича Малова.
Действительного статского советника Дмитрия Ивановича Яковлева.
Известные в словесности дарования и сочинения их увольняют меня от подробного исчисления.
Александр Шишков".
Избрание Пушкина прошло почти единогласно, только митрополит Серафим воздержался при голосовании, сославшись на то, что "избираемый ему неизвестен".
Были избраны и остальные кандидатуры.
К этому времени, и чем далее - тем больше, Академия заполнялась второстепенными литераторами и, как насмешливо замечал Пушкин, "попами".
В своей деятельности она отошла от общественно- литературной и научной жизни и влачила жалкое существование.
Но П. А. Катенин на первых порах заинтересовался делами Академии и даже собирался участвовать в праздновании ее пятидесятилетнего юбилея, о чем хотел посоветоваться с Пушкиным. Пушкин высоко ценил ум и эрудицию Катенина, его творчество.
По словам современника, Катенин произвел в Академии "большую тревогу", "загорланил" на заседании, "оживляя сим сонных толмачей и моряков. Во второй раз уже дошло до того, что ему прочли параграф устава, которым велено выводить из заседания членов, непристойно себя ведущих. Старики видят свою ошибку, но делать уже нечего: зло посреди их; вековое спокойствие нарушено навсегда, или по крайней мере надолго".
Но ничто уже не могло сломать обветшавшие традиции Академии и влить в ее работу новую свежую струю. Деятельность Академии Пушкин и его друзья оценивали весьма скептически. П. А. Вяземский вспоминал, что после первого заседания Пушкин рассказывал ему "уморительные вещи". Не принимавший всерьез нудных и чинных заседаний, поэт, по его словам, был "более всего недоволен завтраком, состоящим из дурного винегрета и разных водок. Он хочет первым предложением своим подать голос, чтобы наняли хорошего повара и покупали хорошее вино французское".
Сначала Пушкин довольно усердно посещал академические собрания, но вскоре бесконечные толки о словаре ему наскучили, и в Академии его видели только в дни выборов.
В письме Наталье Николаевне 30 июня 1834 года он сообщал, что приходил к Шишкову для "жетонов": со времени основания Академии ее членам раздавали серебряные жетоны за присутствие на заседаниях. Жетоны оплачивались.
Шишков И.С. Рисунок Кипренского О.А. 1825 г.
Пушкин на заседаниях не выступал и с иронией наблюдал за происходившим. Так, его насмешку вызвала борьба за освободившееся место непременного секретаря Академии, которую вели между собою писателя М. Е. Лобанов и Б. М. Федоров, и он сравнивал ее с мелочным спором Улисса (Одиссея) с Аяксом из-за доспехов Ахиллеса. (Место секретаря получил Д. И. Языков.)
Критически оценивал поэт сочинения Б. М. Федорова, которого за его стихи числили "наследником графа Хвостова", а переводы М. Е. Лобанова трагедий Расина называл "гадостью". Примечательно, что в 1835 году Лобанов напечатал драму под названием "Борис Годунов". Художественная незначительность ее была очевидна. Автор беззастенчиво заимствовал сюжет, сцены и даже реплики из трагедии Пушкина, но события освещал в строго верноподданническом, монархическом духе: народ у него простодушен, ненавидит смуты и верен законному царю. В письме Пушкину в мае 1835 года П. А. Катенин писал с насмешкой, что критики разбранили пьесу Лобанова "из чистой злобы: чего им стоило похвалить? Пьеса осталась бы та же, а Михаил Евстафьевич не хворал бы огорченным самолюбием".
Но за это бездарное произведение автора удостоили академической премии. Гениальная же трагедия Пушкина словно не была и замечена Академией.
Среди бездарных литераторов, которыми "Шишков набил Академию", Пушкину было душно и тяжело. Он понимал полную невозможность сломать прочно утвердившиеся традиции и изменить что-либо в деятельности Академии. (Российская Академия в 1841 году была преобразована во второе отделение Академии наук, а затем в отделение русского языка и литературы.)
На заседании 18 января 1836 года М. Е. Лобанов выступил с официозной речью "О духе и словесности, как иностранной, так и отечественной", в которой нападал на французскую литературу "за разрушительные мысли", связанные с "ужасами революции". "Есть в нашей словесности некоторый отголосок бесправия и нелепостей, порожденных иностранными писателями", - сообщал он и в итоге требовал усиления цензурно-охранительных мер. Пушкин со свойственной ему полемической остротой дал суровый отпор в статье, появившейся в третьем томе "Современника" за 1836 год, - "Мнение М. Е. Лобанова о духе и словесности, как иностранной, так и отечественной". Защищая французскую литературу, ее замечательных писателей и поэтов, он подчеркивал самостоятельность русской литературы. По его убеждению, она никогда не являлась рассадником произведений, которые вели к совершенному упадку и нравственность и словесность. Но где же у нас это множество безнравственных книг? - спрашивал Пушкин. - И можно ли укорять у нас ценсуру в неосмотрительности и послаблении? Мы знаем противное".
Статья заканчивалась пожеланиями, чтобы "...Российская Академия, уже принесшая истинную пользу нашему прекрасному языку и совершившая столь много знаменитых подвигов, ободрила, оживила отечественную словесность, награждая достойных писателей деятельным своим покровительством, а недостойных - наказывая одним ей приличным оружием: невниманием".
Но невнимания Академии "удостоился" сам великий Пушкин.