Незавершенное, отрывки, наброски

1823

Из письма к В. П. Горчакову

Зима мне рыхлою стеною 
К воротам заградила путь; 
Пока тропинки пред собою 
Не протопчу я как-нибудь, 
Сижу я дома, как бездельник; 
Но ты, душа души моей, 
Узнай, что будет в понедельник, 
Что скажет наш Варфоломей.

Л. Пушкину

Брат милый, отроком расстался ты со мной - 
В разлуке протекли медлительные годы; 
Теперь ты юноша - и полною душой 
Цветешь для радостен, для света, для свободы. 
Какое поприще открыто пред тобой, 
Как много для тебя восторгов, наслаждений, 
И сладостных забот, и милых заблуждений! 
Как часто новый жар твою волнует кровь! 
Ты сердце пробуешь, в надежде торопливой, 
Зовешь, вверяясь им, и дружбу и любовь.

Чиновник и поэт

"Куда вы? за город конечно, 
Зефиром утренним дышать 
И с вашей музою мечтать 
Уединенно и беспечно?"
- Нет, я сбираюсь на базар, 
Люблю базарное волневье, 
Скуфьи жидов, усы болгар,
И спор и крик, и торга жар, 
Нарядов пестрое стесненье. 
Люблю толпу, лохмотья, шум - 
И жадной черни лай свободный. 
"Так - наблюдаете - ваш ум
И здесь вникает в дух народный. 
Сопровождать вас рад бы я, 
Чтоб слышать ваши замечанья; 
Но службы долг зовет меня, 
Простите, нам не до гулянья".
- Куда ж? -
          "В острог - сегодня мы 
Выпровождаем из тюрьмы 
За молдаванскую границу
                     Кирджали".

* * *

"Внемли, о Гелиос, серебряным луком звенящий, 
Внемли, боже кларосский, молению старца, погибнет 
Ныне, ежели ты не предыдешь слепому вожатым". 
Рек и сел на камне слепец утомленный. - Но следом 
Три пастуха за ним, дети страны той пустынной, 
Скоро сбежались на лай собак, их стада стерегущих. 
Ярость уняв их, они защитили бессилие старца; 
Издали внемля ему, приближались и думали: "Кто же 
Сей белоглавый старик, одинокий, слепой - уж не бог ли? 
Горд и высок; висит на поясе бедном простая 
Лира, и голос его возмущает волны и небо". 
Вот шаги он услышал, ухо клонит, смутясь, уж 
Руки простер для моленья странник несчастный.
                                      "Не бойся, 
Ежели только не скрыт в земном и дряхлеющем тело 
Бог, покровитель Греции - столь величавая прелесть
Старость твою украшает, - вещали они незнакомцу; - 
Если ж ты смертный - то знай, что волны тебя принесли 
К людям                           дружелюбным".

М. Е. Эйхфельдт

Ни блеск ума, ни стройность платья 
Не могут вас обворожить; 
Одни двоюродные братья 
Узнали тайну вас пленить! 
Лишили вы меня покоя, 
Но вы не любите меня. 
Одна моя надежда - Зоя: 
Женюсь, и буду вам родня.

* * *

Сегодня я поутру дома 
И жду тебя, любезный мой, 
Приди ко мне на рюмку рома, 
Приди - тряхнем мы стариной. 
Наш друг Тардиф, любимец Кома, 
Поварни полный генерал, 
Достойный дружбы и похвал 
Ханжи, поэта, балагура, - 
Тардиф, который Коленкура 
И откормил, и обокрал, - 
Тардиф, полицией гонимый 
За неуплатные долги, - 
Тардиф, умом неистощимый 
На entre-mets*, на пироги...

^* (горячие закуски (франц.).)

Из письма к Вигелю

Проклятый город Кишинев! 
Тебя бранить язык устанет. 
Когда-нибудь на грешный кров 
Твоих запачканных домов 
Небесный гром конечно грянет, 
И - не найду твоих следов! 
Падут, погибнут, пламенея, 
И пестрый дом Варфоломея, 
И лавки грязные жидов: 
Так, если верить Моисею, 
Погиб несчастливый Содом. 
Но с этим милым городком 
Я Кишинев равнять не смею, 
Я слишком с библией знаком 
И к лести вовсе не привычен. 
Содом, ты знаешь, был отличен 
Не только вежливым грехом, 
Но просвещением, пирами, 
Гостеприимными домами 
И красотой нестрогих дев! 
Как жаль, что ранними громами 
Его сразил Еговы гнев! 
В блистательном разврате света, 
Хранимый богом человек 
И член верховного совета, 
Провел бы я смиренно век
В Париже ветхого завета! 
Но в Кишиневе, знаешь сам, 
Нельзя найти ни милых дам, 
Ни сводни, ни книгопродавца. - 
Жалею о твоей судьбе! 
Не знаю, придут ли к тебе 
Под вечер милых три красавца; 
Однако ж кое-как, мой друг, 
Лишь только будет мне досуг, 
Явлюся я перед тобою; 
Тебе служить я буду рад - 
Стихами, прозой, всей душою, 
Но, Вигель - пощади мой зад!

* * *

Мое беспечное незнанье
Лукавый демон возмутил,
И он мое существованье
С своим навек соединил.
Я стал взирать его глазами,
Мне жизни дался бедный клад,
С его неясными словами
Моя душа звучала в лад.
Взглянул на мир я взором ясным
И изумился в тишине;
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?
Чего, мечтатель молодой,
Ты в нем искал, к чему стремился,
Кого восторженной душой
Боготворить не устыдился?
И взор я бросил на людей,
Увидел их надменных, низких,
Жестоких ветреных судей,
Глупцов, всегда злодейству близких.
Пред боязливой их толпой,
Жестокой, суетной, холодной,
Смешон глас правды благородный,
Напрасен опыт вековой.
Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы вольный клич!
Стадам не нужен дар свободы, 
Их должно резать или стричь, 
Наследство их из рода в роды 
Ярмо с гремушками да бич.

* * *

Бывало, в сладком ослепленье 
Я верил избранным душам, 
Я мнил - их тайное рожденье 
Угодно властным небесам, 
На них указывало мненье - 
Едва приближился я к ним...

* * *

Придет ужасный час... твои небесны очи 
Покроются, мой друг, туманом вечной ночи, 
Молчанье вечное твои сомкнет уста, 
Ты навсегда сойдешь в те мрачные места, 
Где прадедов твоих почиют мощи хладны. 
Но я, дотоле твой поклонник безотрадный, 
В обитель скорбную сойду я за тобой 
И сяду близ тебя, печальный и немой, 
У милых ног твоих - себе их на колена 
Сложу - и буду ждать печально... но чего? 
Чтоб силою               мечтанья моего...

* * *

Как наше сердце своенравно!
            томимый вновь, 
Я умолял тебя недавно 
Обманывать мою любовь, 
Участьем, нежностью притворной 
Одушевлять свой дивный взгляд, 
Играть душой моей покорной, 
В нее вливать огонь и яд. 
Ты согласилась, негой влажной 
Наполнился твой томный взор; 
Твой вид задумчивый и важный, 
Твой сладострастный разговор 
И то, что дозволяешь нежно, 
И то, что запрещаешь мне, 
Все впечатлелось неизбежно 
В моей сердечной глубине.

* * *

Туманский, Фебу и Фемиде 
Полезно посвящая дни, 
Дозором ездит по Тавриде 
И проповедует Парни.

* * *

Мой пленник вовсе не любезен - 
Он хладен, скучен, бесполезен - 
Всё так - но пленник мой не я.

Напрасно              славил,
Дидло плясать его заставил, 
Мой пленник следственно не я.

* * *

Скажи - не я ль тебя заметил 
В толпе застенчивых подруг, 
Твой первый взор не я ли встретил, 
Не я ли был твой первый друг?