Трудясь над "Борисом Годуновым"

Михайловское. Ранний осенний день 1824 года. Пушкин работает над "Борисом Годуновым". Как всегда, внимательно изучает источники, вновь перелистывает забытые страницы русской истории, мысленно проникает в глубь времен, приближает к себе события Смутного времени.

На полках его библиотеки стоят только что вышедшие X и XI тома "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина. Из них Пушкин почерпнул данные для исторической канвы действия своей трагедии, на их основе составил план.

"Драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина" Пушкин "с благоговением и благодарностью" посвятил "Бориса Годунова" - "сей труд, гением его вдохновенный".

Пушкин написал пять сцен трагедии и прервал работу. Занялся четвертой главой "Евгения Онегина" и отделкой "Цыган".

В мае 1825 года поэт вернулся к "Борису Годунову" и 13 июля писал П. А. Вяземскому:

"Покаместь, душа моя, я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию! - смотри, молчи же: об этом знают весьма немногие...

Передо мной моя трагедия. Не могу вытерпеть, чтоб не выписать ее заглавия. Комедия о настоящей беде Московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве писал раб божий Александр сын Сергеев Пушкин в лето 7333, на городище Воронине. Каково?"

Эти восторженные строки письма поэта дают представление о том, как страстно увлечен был Пушкин своей трагедией, с каким творческим вдохновением он работал. Но мысли о неожиданно вторгшейся тогда в его жизнь Анне Керн не покидали поэта. Анна Керн стояла перед ним рядом с Дмитрием Самозванцем... Иногда на рукописи появлялся ее профиль. Втроем они бродили по аллеям Михайловского парка. И здесь же перед поэтом вставала Екатерина Раевская в образе Марины Мнишек...

Первые сцены "Бориса Годунова" Пушкин тогда же читал своему лицейскому товарищу А. М. Горчакову, приезжавшему в имение Лямоново, неподалеку от Михайловского. Вскоре приступил к последним сценам трагедии.

Пушкин рисует одну историческую картину за другой: князь Курбский и Самозванец, верхами, у границы Литовской 16 октября 1604 года; царская Дума - патриарх и бояре... Битва на равнине близ Новгорода-Северского 21 декабря 1604 года...

Пушкин берет с книжной полки старинное, 1669 года, издание записок капитана Жака Маржерета - "Современное состояние Российского государства и великого княжества Московского, с тем, что произошло наиболее достопамятного и трагического с 1590 года до сентября 1606".

Поэт внимательно знакомится с записками капитана Маржерета, служившего в войсках Генриха IV, затем во Франции, Германии, Польше и, наконец, в России. Маржерет лично участвовал во многих событиях того времени, его записки, видимо, кажутся Пушкину убедительными, и он вводит капитана Маржерета в семнадцатую сцену "Бориса Годунова" (битва на равнине близ Новгорода-Северского)...

Петербургские друзья с большим интересом ждут "Бориса Годунова". Жуковский надеется, что после окончания трагедии можно будет снова ходатайствовать перед царем о возвращении Пушкина из ссылки. Он рекомендует Пушкину вести себя благоразумно: "Перестань быть эпиграммой, будь поэмой"...

Седьмого ноября 1825 года Пушкин заканчивает трагедию и пишет Вяземскому: "Поздравляю тебя, моя радость, с романтической трагедиею, в ней же первая персона Борис Годунов! Трагедия моя кончена: я прочел ее вслух, Один, и бил в ладоши и кричал: ай-да Пушкин, айда сукин сын! Юродивый мой малый презабавный... Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию - навряд, мой милый. Хоть она и в хорошем духе писана, да никак не мог упрятать всех моих ушей под колпак юродивого. Торчат!"

"Не мог упрятать всех моих ушей под колпак юродивого"... Это был намек на Александра I, который явился таким же узурпатором царской власти, как и Борис Годунов. Александр I вступил на престол после убийства своего отца Павла I в результате дворцового заговора, о котором он был осведомлен.

Прошел почти год. 8 сентября 1826 года Пушкин в сопровождении фельдъегеря приезжает в Москву по вызову Николая I. В кармане у него "Борис Годунов".

В Москве, впервые после 15-летнего отсутствия, Пушкин встретился со своими друзьями. Почти все они служили в архиве Коллегии иностранных дел, увлекались литературой и философией. Это были те "архивны юноши", которых поэт упоминает в "Евгении Онегине". Они образовали кружок "любомудров", готовились издавать свой журнал - "Московский вестник".

В их кругу Пушкин семь раз читал "Бориса Годунова": у С. А. Соболевского - на Собачей площадке, 12; у Е. А. Баратынского - в Столешниковом переулке, 14; у П. А. Вяземского - в Большом Чернышевском переулке, 9 (сейчас улица Станкевича).

Большое впечатление произвело на собравшихся писателей и поэтов чтение Пушкиным "Бориса Годунова" 12 октября у поэта Д. В. Веневитинова в Кривоколенном переулке, 4. Мемориальная доска на фасаде этого сохранившегося до наших дней дома напоминает сегодня об этом.

Историк и публицист М. П. Погодин, незадолго перед тем встретившийся с Пушкиным, отмечал, что поэт произвел на него неблагоприятное впечатление. Но о чтении Пушкиным "Бориса Годунова" впоследствии, через сорок лет, восторженно писал: "До сих пор еще кровь приходит в движение при одном воспоминании... Надо припомнить и образ чтения стихов, господствовавший в то время. Это был распев, завещанный французской декламацией. Наконец, надо представить себе самую фигуру Пушкина. Ожиданный нами величавый жрец высокого искусства - это был среднего роста, почти низенький человечек, вертлявый, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми, быстрыми глазами, с тихим приятным голосом, в черном сюртуке, в черном жилете, застегнутом наглухо, небрежно повязанном галстухе. Вместо высокопарного языка богов мы услышали простую, ясную, обыкновенную и между тем,- поэтическую, увлекательную речь!

Первые явления выслушаны тихо и спокойно, или, лучше сказать, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались. Сцена летописателя с Григорием всех ошеломила. А когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков,- "да ниспошлет господь покой его душе, страдающей и бурной",- мы просто как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться, кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет. То молчание, то взрыв восклицаний, например, при стихах Самозванца:

 Тень Грозного меня усыновила,
 Димитрием из гроба нарекла,
 Вокруг меня народы возмутила
 И в жертву мне Бориса обрекла.

Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слезы, поздравления. Эван, эвое, дайте чаши!.. Явилось шампанское, и Пушкин одушевился, видя такое свое действие на избранную молодежь. Ему приятно было наше волнение...

Он начал нам, поддавая жару, читать песни о Стеньке Разине, как он выплывал ночью на востроносой своей лодке, предисловие к "Руслану и Людмиле" - "У лукоморья дуб зеленый"... Потом Пушкин начал рассказывать о плане Димитрия Самозванца, о палаче, который шутит с чернью, стоя у плахи на Красной площади, в ожидании Шуйского, о Марине Мнишек с Самозванцем - сцене, которую написал он, гуляя верхом, и потом позабыл вполовину, о чем глубоко сожалел.

О, какое удивительное было то утро, оставившее след на всю жизнь. Не помню, как мы разошлись, как закончили день, как улеглись спать. Да, едва ли кто спал из нас в эту ночь. Так был потрясен весь наш организм".

Слухи об этих чтениях дошли до шефа жандармов Бенкендорфа. Он поставил это Пушкину на вид, подчеркнув, что "Борис Годунов" еще не прошел царской цензуры.

Рукопись была представлена Николаю I, и тот 14 декабря 1826 года положил резолюцию: "Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в исторический роман, наподобие Вальтера Скотта".

На это Пушкин ответил Бенкендорфу: "Согласен, что она более сбивается на исторический роман, нежели на трагедию, как государь император изволил заметить. Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное".

В течение четырех лет Пушкин и его друзья тщетно добивались разрешения напечатать трагедию. "Борис Годунов" вышел в свет лишь в начале 1831 года.

Известно, что Пушкин имел в виду продолжать свою хронику и после "Бориса Годунова" написать "Лжедимитрия" и "Василия Шуйского".

Одновременно он раздумывал над вопросами теории драмы и писал: "Твердо уверенный, что устарелые формы нашего театра требуют преобразования, я расположил свою трагедию по системе отца нашего - Шекспира..."

Пушкин рассчитывал изложить свои мысли по этому интересовавшему его вопросу в предисловии к намеченному второму изданию "Бориса Годунова".

В то время Пушкин получил от Е. Ф. Розена, поэта, драматурга и литературного критика, его вышедшую в 1833 году историческую драму "Россия и Баторий", которую мы видим сегодня на полках пушкинской библиотеки.

К Розену Пушкин относился дружески-покровительственно, поддерживал своим участием издававшиеся им альманахи. Между прочим, Розен был автором либретто "Ивана Сусанина", впервые поставленного в 1836 году в Петербурге.

Драма Розена заинтересовала Пушкина, и он отчеркнул в ней, на полях, речь Ивана Грозного, обращенную к Борису Годунову:

 Борис! не верь мгновенному порыву
 Похвальных чувств! восторг, как огнь потешный,
 Прекрасно вспыхнет, с шумом отгорит -
 А менее в нем пользы, чем в лампаде,
 Что в келий убогой тускло светит...

Иван Грозный вспоминает, как в тяжкие для родины дни он направил в Ливонию воеводой Курбского и как тот изменил России:

 И верил я! Казалось мне, я прямо
 Ему смотрел в растроганное сердце,
 Где не было ни тени зла... я верил 
 Тому, кто верно столько лет служил,
 И дружески его притиснув к груди,
 Я говорил: "Ты царства столп и сила,
 Ты жезл царя - будь врагов бичом!
 И что ж мой жезл! как Моисеев посох,
 Он обернулся змеем и пополз
 К Баторию... Король его приял -
 И лютый змей в его руках опять
 Стал жезл - и бич на царство и меня!

Пушкину не дано было снова вернуться к эпохе Смутного времени, но этот отрывок в написанной Розеном драме ему, очевидно, понравился, и он отметил его для памяти...

В том самом доме, где Пушкин читал 12 октября 1826 года "Бориса Годунова" у поэта Д. В. Веневитинова, через сто лет, уже в наше время - 12 октября 1926 года, "Бориса Годунова" исполнили В. И. Качалов, И. М. Москвин, А. Л. Вишневский и другие артисты первого поколения Московского Художественного театра. Через сто лет голос великого поэта снова зазвучал в этих стенах.